| М. Голициной, поручил всецело «мирликийский вопрос». Общество должно было позаботиться не только о восстановлении разрушенного храма в Мирах, но и утвердиться в правах на земельный участок, на котором находится этот храм и который был приобретен еще в 50-х годах прошлого столетия известным паломником-писателем А. Н. Муравьевым на деньги, собранные в России путем пожертвований и записан на имя княгини А. М. Голициной, тещи графа Н. П. Игнатьева. В виду того, что мирликийский храм покинут был русскими афонскими иноками, по случаю войны: России с Турциею, и поступил в долговременное заведывание духовенства Писидийской митрополии (в духовном подчинении коей мирликийский храм находится), турецкое правительство стало оспаривать права России на этот участок, по праву давности, а потом и прямо объявило этот участок земли неотчуждаемым, в виду якобы военных соображений. «Вопрос мирликийский» оставался в таком неопределенном положении до 1910 года, когда, по предсмертному желанно графа Н. П. Игнатьева, выраженному в письме его на имя М. П. Степанова, он снова был возбужден в Константинополе через посла нашего Н. В. Чарыкова. Последний, указав на бесплодность наших усилий достигнуть благоприятного решения «мирликийского вопроса» турецким правительством, со своей стороны признал вполне целесообразным и возможным в настоящее время превратить этот вопрос в «бар-градский», как имеющий насущное жизненное значение для нашего паломничества, с построением в Бари храма в честь св. Николая и странноприимницы при нем. Мысль эта, уже давно преподносившаяся деятелям Императорского Православного Палестинского Общества, нашла полное сочувствие и живое одобрение и со стороны августейшего Председателя Ее Императорского Высочества Великой Княгини ЕЛИЗАВЕТЫ ФЕДОРОВНЫ. Для того, чтобы обеспечить содержание наших русских учреждений в Бари и предположенного к построению храма, решено было и доходы Александро-Николаевской часовни обратить на эти учреждения. Совет Императорского Православного Палестинского Общества возбудил пред Святейшим Синодом ходатайство о передаче названной часовни, к этому времени превращенной в храм, в его ведение. |
| 207 Дмитриевский А.А. Новые данные по исправлению богослужебных книг в Москве в XVII и XVIII вв.//Palaeoslavica XII/2 (2004). P 71–197. В прил. к ст.: Страхова О.Б. «Русский Гоар» А.А. Дмитриевский и его статья об исправлении Служебника в Москве в XVII и XVIII вв.; Исправление книг при патриархе Никоне и последующих патриархах/подг. текста и публ. А.Г. Кравецкого. М., 2004. 160 с. 208 [О диакониссах: доклад Святейшему Синоду Русской Православной Церкви. 1911 г.]//Мир русской византинистики/под ред. И.П. Медведева. СПб., 2004. С. 251–255. В ст.: Лобовикова К.И. А.А. Дмитриевский и великая княгиня Елизавета Федоровна: несколько штрихов к биографии ученого. Это не первое издание данного сочинения А.А. Дмитриевского . Впервые оно было издано еще в 1996 г. в популярном сборнике: Вдали от мирской суеты (сб. мат-лов, посвященных прмц. св. вел. кн. Елисавете Феодоровне и основанной ей Марфо-Мариинской обители). Нижний Новгород, 1996. С. 125–143. Это издание следует признать неудовлетворительным. 209 Речь, произнесенная А.А. Дмитриевским от имени попечительства Николо-Александровской Барградской церкви (при отъезде из Петрограда иеромонаха Неофита)//Родное и вселенское: к 60-летию Н.Н. Лисового : [сб. ст.]. М., 2006. С. 113–119. В ст.: Герд Л.А. А.А. Дмитриевский как староста Николо-Александровской Барградской церкви в Петербурге; «Слово в Неделю крестопоклонную». //Вспомогательные исторические дисциплины. Вып. 30. СПб., 2007. С. 451–455. В прил. к ст.: Рогозный П.Г. «Пред нашими взорами совершился суд над историей»: [Проповедь профессора А.А. Дмитриевского 5 марта 1917 г.]. 210 [Письмо А.А. Дмитриевского В.К. Ернштедту от 29.03.1899 г.]//Славяне и их соседи. Греческий и славянский мир в Средние века и раннее Новое время/Тез. XIII конф. М., 1994. С. 75–76 (публ. И.П. Медведева); [Письмо А.А. Дмитриевского Н.М. Аничкову от 15 мая 1906 г.]//Россия в Святой Земле: Документы и материалы. Т. 2. С. 384–391; То же//Дмитриевский А.А. Императорское православное палестинское общество и его деятельность за истекшую четверть века: 1882–1907 гг. СПб.: Издательство Олега Абышко, 2008. С. 23–35. В ст.: Лисовой Н.Н. А.А. Дмитриевский и его труды по истории Русской Палестины; Письмо А.А. Дмитриевского великой княгине Елисавете Феодоровне [январь 1911 г.]//Мир русской византинистики/под ред. И.П. Медведева. СПб., 2004. С. 249–250. В ст.: Лобовикова К.И. А.А. Дмитриевский и великая княгиня Елизавета Федоровна: несколько штрихов к биографии ученого. |
| Тотчас же после закладки была послана телеграмма Председателю Высочайше учрежденного Барградского Комитета князю А.А. Ширинскому-Шихматову следующего содержания: «Собравшись сегодня 9/22 мая, при участии местных властей и многочисленном стечении народа на торжество закладки храма святителю Николаю, возносим к святому угоднику и покровителю горячие молитвы о драгоценном здравии нашего августейшего Монарха и просим Ваше Сиятельство, от лица всех присутствующих, повергнуть к стопам ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА чувства нашей беспредельной любви и преданности)». В тот же день вечером городской голова Сабино Фиорезе телеграфировал Председателю Барградского Комитета: «Закладка храма, который Императорское Православное Палестинское Общество посвящает св. Николаю Чудотворцу, скрепляет узы, соединяющие наш город с благородным русским народом, воины которого в минуты пережитого Италией бедствия оказали ей самоотверженную помощь. В качестве истолкователя этих чувств выражаю горячее пожелание счастья вашему ГОСУДАРЮ и величия славянским народностям». Эти телеграммы князь А.А. Ширинский-Шихматов имел счастье при особом Всеподданнейшем докладе повергнуть на Всемилостивейшее благовоззрение ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА Покровителя Комитета, тотчас по возвращении ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА с юбилейных празднеств имевших место в Москве и городах Поволжья. ЕГО ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО, ознакомившись с содержанием телеграмм, благоизволил собственноручно начертать на докладе: «Искренно благодарю. Желаю успешного окончания постройки храма». Столь милостивые слова ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА были немедленно сообщены Председателю Строительной Комиссии прот. Х.А. Флерову для передачи всем лицам, подписавшим телеграмму, а городскому голове Сабино Фиорезе Председатель Комитета отправил следующую телеграмму: «По возвращении ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА из поездки по случаю празднеств трехсотлетия, я имел честь доложить ЕГО ВЕЛИЧЕСТВУ телеграмму, которую Вы мне послали о состоявшейся закладке храма и дома для паломников. Я счастлив известить Вас, что ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР благоизволил поручить мне выразить Вам ЕГО искреннюю благодарность за приветствие и пожелания благоденствия России и ее ГОСУДАРЮ. Прошу Вас принять и передать всем уважаемым членам муниципалитета выражение глубокой признательности за любезные услуги и сочувствие русскому делу, создающему новую взаимную связь симпатии, доверия и уважения между двумя дружескими нациями». |
| По мнению Председателя Комитета князя А.А. Ширинского-Шихматова, выполнение этой национально-русской задачи весьма удачно – начатое построение в Бари русских зданий по образцу новгородско-псковских сооружений XV в., с подобающей этому времени внутренней отделкой и обстановкой, должно получить дальнейшее развитие через создание при Барийском Русском доме собрания отечественной художественной старины и книгохранилища с тем, чтобы это последнее, кроме книг богословского религиозно-нравственного и исторического содержания, предназначенных для паломников, заключало бы в себе и наиболее ценные научные издания, отражающие русское художественное прошлое и посвященные научным изысканиям и исследованиям в области христианской археологии, иконографии и древней письменности. Созданные по этому плану названные учреждения, представляя собою богатый по разнообразию источник для ознакомления иностранцев с бытом русского народа как в допетровское, так и в более позднейшее время его развития, явятся также и для приезжающих в Италию, интересующихся вопросами археологии наших соотечественников, крайне полезным справочным пособием и научным подспорьем. Скорое и возможно полное осуществление этой счастливой мысли могло бы принести в недалеком будущем неоценимую услугу России и Италии на почве серьезного вдумчивого изучения и взаимного понимания исторических основ бытия братских отныне народов, а потому Барградский Комитет призывает всех сочувствующих этому национальному русскому делу прийти ему на по мощь. Начало образованию подобного рода собрания древностей и книгохранилища уже положено как со стороны Комитета – отводом весьма обширного и наиболее подходящего для этой цели помещения под храмом в нижнем этаже, так и со стороны некоторых научных учреждений, занимающихся изучением отечественной старины и христианских древностей – присылкою своих научных изданий в соответствии с намеченной выше задачей. Барградский Комитет получил уже такие издания от Императорского Общества Любителей Древней Письменности, Императорского Русского Археологического Общества, Высочайше учрежденного Комитета Попечительства о русской иконописи и Императорского Петроградского Археологического Института. В настоящее время Комитет располагает более чем скромным запасом предметов древне-церковной старины, но надеется, что дальнейшему пополнению как книгохранилища, так, особенно, собрания древностей будут содействовать русские научные общества и комитеты, частные издатели и любители русских древностей. |
| Следя по донесениям Строительной Комиссии, а также по присылаемым фотографическим снимкам за состоянием производящихся в Бари построек, и предвидя в скором времени их окончание, Барградский Комитет признал крайне необходимым произвести летом 1914 г. подробный осмотр построек и на месте при участии членов Строительной Комиссии выяснить неотложные вопросы относительно внутренней отделки помещении, распределения их в соответствии с потребностями паломнического дела и по снабжению храма и, особенно, странноприимного дома предметами обстановки. Столь сложное и ответственное поручение, вследствие предложения Председателя Комитета, изволил принять на себя с Высочайшего соизволения пожизненный действительный член Императорского Православного Палестинского Общества, Его Высочество князь Олег Константинович, отбывавший в Италию после перенесенной зимой тяжелой болезни для поправления своего здоровья. Во время недельного пребывания в Бари Его Высочество проявил исключительное внимание к делу Комитета и лично разобрался в весьма многих строительных вопросах. Прибыв в Бари 3 июля 1914 г., Его Высочество, невзирая на усталость после продолжительного и утомительного путешествия и крайне жаркое время года, ежедневно подробно осматривал произведенные строительные работы, не отказываясь всходить даже на самый верх здания по колеблющимся подмосткам, выслушивал доклады архитектора и подрядчиков, давал свои весьма ценные в хозяйственном отношении указания, а в ранние утренние часы и поздно вечером назначал заседания Строительной Комиссии, на которых подвергались всестороннему обсуждению наиболее существенные вопросы строительства и предстоящего оборудования заканчивающихся постройкой зданий храма и странноприимницы. Между прочим, во время нахождения в Бари князя Олега Константиновича, был заключен с подрядчиком Камышовым договор на устройство черепичной крыши над зданием странноприимницы, что было особенно важно, ввиду необходимости прикрыть возведенную постройку от обильных в Италии осенних дождей, и окончательно решен вопрос о применении во всех помещениях странноприимницы, а также и в церкви, пароводяного отопления. |
| Беглери продолжал предпринимать шаги и при следующем Патриархе Анфиме VII, но успеха не добился, равно как и при Константине V, который, ознакомившись с запиской по делу, ограничился кратким ответом, перефразируя Энеиду Вергилия: «Бойся русских, даже если они приносят дары». 373 В 1897 г. Нелидов покинул свой пост посла в Константинополе, а в 1898 г. Беглери получил новое назначение агентом (Русского общества пароходства и торговли) в Яффе и более мирликийским вопросом не занимался. Н. П. Игнатьев не переставал интересоваться судьбой Мирликийского дела до самой своей кончины. За 11 дней до смерти, 9 июля 1908 г., он адресует письмо М. П. Степанову с просьбой сообщить ему о судьбе дела и собранного мирликийского капитала. Капитал этот в размере 223 000 рублей в 1888 г. был передан из хозяйственного управления Св. Синода в Палестинское общество. 374 В своем очерке памяти Игнатьева, написанном в 1909 г., А. А. Дмитриевский пишет: «О мирликийском русском участке ныне можно было бы уже и не говорить, так как наши права на него бесспорно утрачены, если бы печальные события самого последнего времени не напомнили нам о нем». 375 Далее Дмитриевский сообщает о двух полученных им письмах Г. П. Беглери от 6 ноября и 22 декабря 1908 г., в которых сообщается об осквернении турками Мирликийского храма. 376 Это известие, по мнению Дмитриевского, интересно тем, что настоятель этого храма прибег к помощи российского вице-консула на Родосе, и позволяет снова поднять вопрос о русском владении в Мирах. Совет ИППО, однако, не видел перспективы в продолжении Мирликийского дела и принял решение о передаче капитала Барградскому комитету. В таком же духе отвечал на поставленный вопрос о Мирликийском деле посол в Константинополе Н. В. Чарыков. Несмотря на то, писал он, что в настоящее время военно-политические соображения, которые прежде имело российское правительство по отношению к Мирам, теперь уже утратили свое значение, строительство величественного храма в Мирах не могло принести такому крупному национально-российскому делу ту нравственную пользу, которую следует желать. |
| 10 лет совместного с вами служения, несмотря на исключительные условия и обстановку, несмотря на неразрывные дружеские связи, здесь приобретенные, не могли все же, убить во мне влечения к деревне, к прежнему делу, не могли заглушить во мне того сознания, которое так живо чувствуется в деревне и которое только и может быть охарактеризовано как тоска по идеалу, как бессознательное влечение души к Богу. Чем ближе человек к природе, тем ближе он и к Богу, и это общее нам чувство одиночества, горечь сознания некоторой неудовлетворенности собою, не поглощается никакой работой, никакими знаниями, как бы сложны и многочисленны они ни были… Душа всегда найдет время для того, чтобы остаться наедине с собою и услышать свой собственный голос… И эти 10 лет моей службы в Государственной Канцелярии были почти непрерывною борьбою с самим собой и, с одной стороны, вы давали мне все и даже более всего; я духовно сроднился почти с каждым из вас; с другой стороны, дело мое не удовлетворяло меня, не давало пищи моим духовным запросам. Напротив, чем больше вы мне давали, чем беззаботнее протекала моя внешняя жизнь в блестящих стенах Мариинского Дворца, тем громче укоряла меня моя совесть, настойчиво напоминавшая о “едином на потребу”; тем острее были переживания внутренние, тем сильнее были мои нравственные страдания. Не будучи в силах бороться с ними, пробыв на службе только год, я бежал из Петербурга и занялся собиранием материалов для жития Св. Иоасафа, делом, которое хотя и не разрешало в полной мере моих душевных тревог и сомнений, но все же примиряло меня с самим собою и восстанавливало мое душевное равновесие. Это было в конце 1906 года… Год спустя, это же дело снова привело меня в Петербург, и вы опять приняли меня в свою среду, где во внеслужебное время я продолжал начатое мною дело, руководя изданием своих книг, печатавшихся в типографии Киево-Печерской Лавры. Прошло пять лет; дело Святителя Иоасафа, кончившееся прославлением великого Угодника Божия, было завершено… Я снова остался без духовной опоры, снова с новою силой воскресли предо мною прежние запросы, обесценивавшие в моих глазах значение моей жизни и службы в Петербурге; снова я не знал, что делать с собою… И в поисках ответа на мучившие меня сомнения, я встретился с делом, в котором увидел указание Божие и которое привело меня в Бари, к Святителю Николаю. В том, что это указание Божие, у меня не было никаких сомнений, и в результате… мое новое бегство из Петербурга. Но вы и на этот раз удержали меня, вы снова не приняли моей отставки, предоставив мне возможность делать мое новое дело, не покидая службы; вы не стесняли меня ни в поездках за границу, когда того требовали интересы этого дела, ни в участии в делах Барградского Комитета. |
| На эту сердечную речь, покрытую громом рукоплесканий и восторженными кликами «Да здравствует Россия, да здравствует Царь!» – член Барградского Комитета князь Н.Д. Жевахов сказал ответную речь на итальянском языке: «С глубоким волнением, – говорил князь, – положил я первый камень для храма св. Николаю тому святому, которого так горячо любит моя родина и который уже давно соединил нас русских с вами итальянцами узами сердечной дружбы и взаимной симпатии. Это он, святитель Николай, покровитель плавающих на водах, привел наших моряков к вам в Мессину, во дни ниспосланных вам тяжких испытаний, и дал нашей дружбе, первым признаком которой является участие в горе и страдании, такое прекрасное выражение. Это он, святитель Николай, привел нас сюда в Бари, чтобы еще теснее соединить нас в общем служении Богу и ближнему, прославляя Того, Кто благословляет все народы без различия веры и национальности. Вся Россия взирает теперь на наше торжество, которое я с чувством глубокого удовлетворения могу назвать и вашим, на нашу радость, которую вы так искренно и сердечно разделяете с нами, свидетельствуя о том, как близки идеалы наших наций, и как прочны основы нашей дружбы. Пусть же ничто не омрачает этой дружбы, залогом коей да послужит на вечные времена наша общая любовь к святителю Николаю, и пусть этот день всегда будет напоминать о том единении между нами, какое нашло сегодня такое счастливое выражение и преисполнило наши сердца чувством трогательной к вам признательности». Эти прекрасные вдохновенные слова были встречены итальянскими гостями восторженными и бурными одобрениями, особенно усилившимися после того, как князь Жевахов заключил свою речь здравицей в честь короля Италии Виктора-Эммануила, поддержанная членами Строительной Комиссии и всеми присутствовавшими на приеме нашими соотечественниками дружными возгласами «Да здравствует король Италии!» – эта здравица внесла еще большее оживление и послужила поводом для выражения России и ее Державному Монарху теплых сердечных чувств со стороны представителей дружественного нам итальянского народа. |
| И, когда кончилось «дело Св. Иоасафа», я не знал, что делать дальше и куда идти, и искал новых выходов… На службе мне не везло и не могло быть удачи… Частые отлучки из Петербурга и смерть прежнего начальника, за неделю до своей смерти обещавшего представить меня к должности Старшего делопроизводителя Государственной Канцелярии, затормозили мое движение, а отказ от «кодификации» и переход в редакцию Полного Собрания Законов и совсем закрыл мне выходы из тупика… Опять затосковала душа и, забыв прежние уроки, стала искать новых компромиссов между миром и монастырем… Так возникло «братство Св. Иоасафа», завязались знакомства с людьми одинакового настроения, с разными обществами и кружками; здесь получила свое начало и та книжка, какую я посвятил памяти незабвенной княжны Марии Михайловны Дондуковой-Корсаковой… Мог ли я когда-либо думать, что эта книжка познакомит меня с гофмейстериной Е.А.Нарышкиной и окажет услугу в тот именно момент, когда помощь гофмейстерины была особенно нужной, и никто, кроме нее, не мог бы оказать ее! Но и эта жизнь не удовлетворяла меня: атмосфера столичного общества давила. Ненужного было больше, чем нужного. Момент… и снова бегство из Петербурга, снова разрыв со службою… Так возникло «Барградское дело»… Подальше от мира, подальше от людей, думал я по пути к Угоднику Николаю… Горячо принялся я за работу, а, когда наладил ее, то… получил придворное звание, привязавшее меня не только к миру, но и к Царю. И я, в третий раз, вернулся в Государственную Канцелярию и… на этот раз уже окончательно смирился, отдав и себя, и жизнь свою водительству Промысла Божия… Я стоял в стороне от себя и сделался только зрителем своей собственной жизни, какая стала протекать вне моих желаний и требований моей воли… Удачи и неудачи не задевали меня, и я рассматривал их как нечто от меня независимое; мне казалось странным относиться к ним иначе, как с полным равнодушием… И, чем больше я всматривался в свою жизнь, тем яснее и отчетливее замечал заботы чьей-то Невидимой Руки, какая слагала мою жизнь точно по заранее намеченному Ею плану… Все раньше непонятное и необъяснимое, все эти отдельные, не связанные между собою факты, такие ненужные и болезненные, все, что причиняло мне так много горя и страданий, все это, рассматриваемое в общей цепи звеньев, приобретало не только глубокий смысл, но и получало свое объяснение и приводило к благу. |
| И я сознательно сторонился как от партий, так и от Думы, под сводами которой они укрывались, ибо сознательно не желал быть соучастником их преступлений… При этих условиях, выступление на арену деятельности, где я должен был бы встретиться лицом к лицу с Думой, казалось мне невероятным, и я был убежден, что моя беседа с Императрицей не может дать никаких практических результатов. Я ехал к А.Н.Волжину с единственной целью доложить ему об исполненном мною поручении, какое я получил от него перед своим отъездом в Белгород, и имел в виду дать ему свою докладную записку о ведомственных реформах лишь в том случае, если бы он завел об этом разговор и вспомнил бы свою просьбу о помощи, с какой он обратился ко мне в предыдущий раз… Мне тяжело передавать содержание этой беседы… Скажу лишь, что предсказание моего сослуживца по Государственной Канцелярии, приведенное в 16й главе, исполнилось буквально, и я лишний раз упрекнул себя за свою доверчивость к людям… Беседа была продолжительной: А.Н.Волжин интересовался характеристикой своих подчиненных, жаловался на В.К.Саблера, но ни одним словом не обмолвился о ведомственных реформах, и я не нашел нужным делиться с ним своими предположениями. Я видел, что он чувствует себя точно в лесу, что он сбился с дороги и не находит выхода, что его предположения привлечь на службу чиновников других ведомств не разрешило бы задачи; но я видел, в то же время, такие уверенность и самодовольство, что недоумение мое было безгранично… Заронившееся сомнение в искренности А.Н.Волжина стало окрашивать другим цветом и ту вкрадчивость и приветливость, на фоне которых А.Н.Волжин вышивал разнообразные узоры… Мне было неловко чувствовать себя в положении сыскного агента, от которого желают раздобыть нужные агентурные сведения, и, улучив момент, я откланялся и уехал, увозя, на этот раз, неприятное впечатление от своей беседы. Жизнь вошла в свою обычную колею… Ежедневно хождение на службу, в Государственную Канцелярию, а вечерами то корректуры, то заседания братства Святителя Иоасафа, Барградского комитета и пр… Я начинал уже забывать о поездке в Ставку и об аудиенции у Императрицы… Думал, что и Государыня забыла обо мне… Однако печать меня не забывала… Нет, нет, и выскочит в газетах какое-нибудь сообщение “из достоверных источников” о моем назначении Товарищем Обер-Прокурора Св. |
|
|
