| XI. Киевская губерния в новом составе образована почти вновь и оказалась вся по правую сторону Днепра, где стоял г. Киев. Пространство её заняло части территорий упраздненных губерний Брацлавской и Вознесенской (в области бывшей Екатеринославской губернии) и преобразованной Волынской. Оно в 1796 г. было разделено на 12 уездов в составе следующих городов: губ. г. Киев (единственный город, который всегда оставался в Киевской губернии), Волынской губ. – Родомысль, быв. Брацлавской – Сквира, Пятигорск (Тараща), Липовец, Махновка (Бердичев), быв. Вознесенской губ. – Черкасы, Чигорин, Екатеринополь (Звенигород с 1797 г.) и Умань, а также вновь образованные в 1796 г. города с уездами из Брацлавской губернии – Васильков, из Волынской – Богуслав (Канев). 1141 Нужно заметить, что уезды Богуславский и Васильковский при образовании Киевской губернии при Павле Петровиче уже принадлежали к ней вместе с уездами – Корсунским и Димитровским. XII. Подольскую губернию образовали города: оставшиеся в ней от прежнего её состава г.г. Каменец-Подольск, уездные – Ушица, Проскуров, Летичев и Ольгополь (раньше был в Вознесенской губ.), зашт. города: Вербовец, 1142 Зиньков, Грудек; из б. Брацлавской губ. уез. города – Брацлав, Винницы, Литин, Могилев, Ямполь и Гайсин, зашт. гор. Тульчин, Хмельник и Бершадь. В Подольской губернии остались части уездов Еленского (Балтского), Богопольского и Тираспольского. XIII. В Волынской губернии остались в большинстве прежние города – с уездами: Новгород-Волынский, Заславль, Острог, Ровно, Овруч, Житомир, Луцк, Владимир и Ковель, зашт. гор. Лобунь, Домбровица и Чуднов; из Подольской губ. должны были поступить в Волынскую губ. уездные города – Кременец, Дубно, и Старо-Константинов, зашт. – Ямполь и Базилия. В ней же осталась часть Дубянского повета. Часть Волынской и Минской губерний с уездным городом Речицей, отделенная некогда к Черниговской губернии, теперь, по географическому удобству, снова присоединена к Минской губернии. XIV. Полоцкая и Могилевская губернии соединены в одну губернию с именем Белорусской. Губернским городом сделан – Витебск. |
| — Для чего в серьезной научной монографии делаются такие вещи? — Это достаточно странные моменты, и для чего это было сделано, я не знаю. Если бы брали с момента расселения славян, какая-то логика была бы в исторической государственности и ее объяснении, хотя и некорректная, т.к. белорусов все равно тогда не существовало. Но после неандертальцев 40 тысяч лет назад на территорию современной Белоруссии пришли кроманьонцы, которые основали два или три поселения. Но, опять же, они не были носителями белорусского этноса и даже протоэтноса. Это были люди, которые имели какое-то доэтническое самосознание. Потом начали приходить какие-то другие неизвестные племена, которые известны только по осколкам керамики. Потом в конце концов стало известно, что там появились балты, но никак не белорусы. Только потом пришли славяне, то есть это наша эра. Тоже непонятно, когда в некоторые регионы они пришли — может быть, в IX или в X веке. Какое отношение догосударственный период белорусской государственности имеет к белорусской государственности, непонятно. Потому что если этнос — носитель государственности, в то время не было белорусского этноса, и протоэтноса не было. Даже если мы говорим про Полоцке княжество как балтское или литвинское, и поэтому белорусское (есть такие попытки), балты — не белорусы, как ни крути. Тут и литвинская концепция не подходит, потому что тогда нужно будет литвинскую, а не белорусскую государственность ставить. Тем не менее сейчас пошла информация, что еще два тома будут изданы буквально в конце июня — начале июля этого года. Окончательный, 5 том будет издан, видимо, в конце этого года либо в начале следующего. Когда соберется весь многотомник, тогда можно будет судить, что белорусские историки считают белорусской государственностью и государством в целом. Пока можно говорить только об этих фрагментах, как раз наиболее интересных. — Насколько я понимаю, суть первого тома «Истории белорусской государственности» состоит в том, чтобы не подать Полоцкое княжество как часть целого, а опровергнуть общепринятую точку зрения о том, что Полоцкое княжество наряду с Черниговским, Владимиро-Суздальским и другими входило в какое-то единое культурно-историческое явление под названием Киевская или Древняя Русь. Я правильно понимаю цель белорусских историков? |
| 960-992). Как то бывало и раньше (напр., после гибели кн. Игоря), династические неурядицы в Киеве сопровождались ослаблением или даже полным прекращением даннической зависимости от него ряда восточнослав. племен. Первые годы киевского княжения Владимира Святославича летопись рисует как цепь военных предприятий, направленных на восстановление такой зависимости: в 981/2 и следующем году - против вятичей на Ср. Оке, в 984/5 г.- против радимичей на р. Сож (лев. приток Днепра). С восстановлением пресекшейся после смерти кн. Игоря власти Киева над племенами зап. окраин Древнерусского гос-ва - восточнослав. хорватами (в верховьях Днестра) и западнослав. лендзянами (видимо, к западу от верховьев Зап. Буга) был связан поход, который в ПВЛ отнесен к 981/82 г. и охарактеризован как поход «к ляхом». Это дает основания заключить, что Владимир Святославич в качестве киевского князя, вероятно, унаследовал союз с Германией и войну против Чехии и Польши, начатую его предшественником кн. Ярополком. Непосредственным продолжением этого похода стала победа Владимира Святославича над балтским племенем ятвягов (между Зап. Бугом и средним Неманом), которая закрепила позиции Древнерусского гос-ва в будущей Берестейской вол. (совр. Брест) (по летописи, в 983/84). К противоположной, сев.-вост., окраине Руси был направлен поход против волжских булгар, завершившийся заключением долгосрочного русско-булгарского мира (985/86, по летописной хронологии). Аналогичный, но не вполне совпадающий перечень походов Владимира Святославича язычника имеется и в летописчике Иакова Мниха, в котором отсутствует поход «к ляхом», но зато добавлен поход против хазар (видимо, продолживший дело кн. Святослава по разгрому Хазарского каганата ок. 965) и, кроме того, ятвяжский поход помещен не до, а после радимичского. Вне сомнения, хронологическое приурочение походов Владимира Святославича в ПВЛ страдает той же условностью, что и хронология усобицы Святославичей. Так, по данным зарубежных источников, поход «к ляхом» скорее всего следовало бы датировать не 981/82, а 979 г. |
| Владимир. Эмаль. Сер. XIX в. (ЦМиАР) Как то бывало и раньше (напр., после гибели кн. Игоря), династические неурядицы в Киеве сопровождались ослаблением или даже полным прекращением даннической зависимости от него ряда восточнослав. племен. Первые годы киевского княжения В. С. летопись рисует как цепь военных предприятий, направленных на восстановление такой зависимости: в 981/2 и следующем году - против вятичей на средней Оке, в 984/5 г.- против радимичей на р. Сож (левый приток Днепра). С восстановлением пресекшейся после смерти кн. Игоря власти Киева над племенами зап. окраин Древнерусского гос-ва - восточнослав. хорватами (в верховьях Днестра) и западнослав. лендзянами (видимо, к западу от верховьев Зап. Буга) был связан поход, к-рый в ПВЛ отнесен к 981/82 г. и охарактеризован как поход «к ляхом». Это дает основания заключить, что В. С. в качестве киевского князя, вероятно, унаследовал союз с Германией и войну против Чехии и Польши, начатую его предшественником кн. Ярополком. Непосредственным продолжением этого похода стала победа В. С. над балтским племенем ятвягов (между Зап. Бугом и средним Неманом), к-рая закрепила позиции Древнерусского гос-ва в будущей Берестейской вол. (по летописи, в 983/84). К противоположной, сев.-вост., окраине Руси был направлен поход против волжских булгар, завершившийся заключением долгосрочного русско-булгарского мира (985/86, по летописной хронологии). Аналогичный, но не вполне совпадающий перечень походов В. С. язычника имеется и в летописчике Иакова Мниха, в к-ром отсутствует поход «к ляхом», но зато добавлен поход против хазар (видимо, продолживший дело кн. Святослава по разгрому Хазарского каганата ок. 965) и, кроме того, ятвяжский поход помещен не до, а после радимичского. Вне сомнения, хронологическое приурочение походов В. С. в ПВЛ страдает той же условностью, что и хронология усобицы Святославичей. Так, по данным зарубежных источников, поход «к ляхом» скорее всего следовало бы датировать не 981/82, а 979 г. Равноап. кн. Владимир. |
| Народом же этим могли быть только славяне» 1213 . Отождествление славян с сарматами не только запечатлено в исторических памятниках, у немцев эта традиция просуществовала фактически до наших дней. В немецкой литературе еще недавно поляки или все вообще славяне именовались сарматами, подобно тому как греко-римляне называли готов, а потом и гуннов скифами. Нашествие гуннов, явившееся толчком к великому переселению народов, вызвало радикальные изменения в этнической карте юго-восточной и центральной Европы. «Остатки Черняховского населения сохраняются в V веке только в верховьях Днестра и Южного Буга, отчасти в Прутско-Днестровском междуречье и, возможно, в Среднем Поднепровье, где отмечено сближение черняховцев с балтской (или балто-славянской?) киевской культурой» 1214 . Государство Германариха рухнуло под ударом гуннов, вестготы бежали от агрессивных пришельцев в пределы империи, за Дунай. Остготы, герулы, а также едва ли не большая часть аланов, а вместе с ними и анты были захвачены движением гуннов на запад и вместе с ними переместились в центральную Европу, в том числе в Паннонию, где расположилась ставка Аттилы. Г. В. Вернадский отождествлял покоренных гуннами славян в основном с антами 1215 . В действительности однако не все анты ушли с Аттилой в центральную Европу, а с другой стороны, там, в Подунавье, гунны застали более многочисленную ветвь славянства – ту самую, которая, очевидно, и усвоила себе славянское имя, в отличие от их сородичей антов и венедов. Присутствие многочисленного славянского элемента в гуннской державе убедительным образом зафиксировано Приском Панийским, который рассказывает о том, как посольство к Аттиле, в котором он участвовал, оказавшись после переправы через Дунай в пределах его державы, пользовалось гостеприимством местных жителей, очевидно, не кочевников, а оседлых, которые к тому же «отпускали» им «в пищу вместо пшеницы просо, вместо вина – так называемый у туземцев «медос»» 1216 , иными словами, если отбросить греческое окончание слова – мед. Принадлежность этого слова к славянской лексике очевидна. Но помимо лингвистической важности этого свидетельства не лишено значения и то обстоятельство, что мед – традиционный напиток славян, а бортничество – их старинный промысел. Интерес представляет с той же этнической точки зрения и сообщение Приска: «Следующие за нами служители получали просо и добываемое из ячменя питье, которое варвары называют «камос»». Комментируя это место, немецкий историк XIX века Нейман писал: «Не ослышался ли Приск? Известно, что монголы и калмыки кумысом называют кобылье молоко. Издатель первого русского перевода Приска Г. С. Дестунис со своей стороны добавляет к процитированному им комментарию Неймана ироническое замечание: «Кобылье молоко из ячменя! Г. Вельтман уверен, вместе с Венелиным, что камос – квас» 1217 . На квас, вероятно, оказалось перенесенным употреблявшееся гуннами название другого напитка – кумыса. |
| Но в последующие века ареал балтоязычных народов радикально убавился, главным образом из-за экспансии славян, которая однако в основном носила мирный характер, хотя, конечно, не могла проходить совсем без военных столкновений, но никаких археологических следов резни и депортаций автохтонов пришельцами не существует. Дело в том, что балтоязычные племена, подобно угро-финским, занимая обширную территорию, имели низкую плотность населения. В прошлом, как и другие арийцы, они были почти исключительно скотоводами, остро нуждавшимися в пастбищах. Освоив со временем земледелие, ставшее главным видом их хозяйственной деятельности, балты при своей малочисленности, довольствовались лишь отдельными участками занятой ими земли, так что между их поселениями, в основном по берегам рек и озер, лежали девственные лиственные и смешанные леса. Еще большие расстояния разделяли территории племен. Между тем их более многочисленные соседи славяне, занимавшие земли, лежавшие тогда в основном к югу и западу от балтов, подверглись удару со стороны вторгшихся в Европу гуннов; и хотя одни славяне приспособились к зависимости от завоевателей, другие не пожелали терять свободу и целыми родами или даже племенами уходили из зоны широколиственных лесов и лесостепи центральной Европы на лесистый север. Главным объектом славянской колонизации стали бассейн Припяти, Полесье, Белоруссия, западные области современной Российской Федерации, изменившие в течение нескольких веков свое этническое лицо и из преимущественно балтских ставших в основном славянскими. Балтские поселения, окруженные славянскими весями, со временем подвергались языковой славянизации. Есть основания предполагать, что целый племенной союз кривичей изначально был балтоязычным – прямым свидетельством этого обстоятельства является культ бога Крива, а косвенным – латвийский этноним русских – кривы, но со временем подвергся славянизации, что и стало важнейшим событием в процессе славянизации Белоруссии, Смоленской и Псковской областей, западных районов Московской и Тверской области. Но на этнической карте Восточной Европы при этом долго еще сохранялась чресполосица: по соседству со славянами продолжали жить еще не ассимилированные балты. Последним из таких островков балтского мира, оказавшимся оторванным от родственного материка и просуществовавшим до XII века в окружении руси, были поселения голяди на территории вокруг Можайска и Гагарина – на границе Московской и Смоленской областей. Эта «голядь» русских летописей в этническом отношении тождественна или близка обитавшим на юге Пруссии голиндам, вошедшим в прусский племенной союз. |
| ведийск. Сурья, греч. Гелиос, древнегерм. Sauil, старослав. Солнце – все эти термины обозначают солнце)» (Элиаде, цит. изд., с. 235–236). Ж. Дюмезиль, опираясь, главным образом, на текст «Ригведы», но, используя также мифологический материал других индоевропейских народов, выдвинул концепцию триады уровней вселенной и функциональной триады Богов, лежащей в основе праиндоевропейской мифологии: «Интересующий нас список Богов, основан на трех функциях – отправление сакральных действий, военная деятельность и экономика, – иерархизированная гармония которых необходима для жизни общества; именно, эти три функции в разных точках индоиранского ареала (см., в частности, широко известную индийскую классификацию брахманы – кшатрии – вайшьи) привели к реальному или идеальному разделению членов общества на жрецов, воинов и производителей материальных благ» (Дюмезиль, цит. изд., с. 25). В пример можно привести также разделение кельтского общества на жрецов друидов, военную аристократию и свободных людей, или «владельцев коров» (bo airig). Ту же трехчастность иллюстрирует капитолийская триада Богов: Юпитер, Марс и Квирин, а также скандинавская, или древнегерманская, религия с почитанием Одина, героического бога Тора и покровителя плодородия Фрейра. Дезинтеграция единого индоевропейского праязыка на диалекты, обособившиеся затем в отдельные языки, могла начаться на прародине индоевропейцев, но затем происходила в несомненной связи с их расселением и метисацией с носителями инородных языков, проживавшими на тех территориях, куда переселялись отдельные группы индоевропейцев. Первичное расщепление произошло, весьма вероятно, в конце 4 тысячелетия до Р. X. И продолжалось в следующем тысячелетии, в результате чего, на рубеже 3 и 2 тысячелетий, выбранном нами в качестве хронологической точки отсчета, уже существовали, в качестве самостоятельных, праязыки известных ныне индоевропейских языковых семей – кельтской, иллирийской, фракийской, на этом историческом рубеже, очевидно, еще не произошло разделения индоиранской и балтославянской языковых семей на, соответственно, индоарийскую, и иранскую, и балтийскую, и славянскую семьи, хотя существует в индоевропеистике и иная точка зрения, не представляющаяся, впрочем, убедительной, о том, что близкое родство балтских и славянских языков не имеет генеалогической природы, а явилось следствием позднейших тесных контактов. |
| На территории, занятой гепидами, везиготами и бастарнами, и в ближайшем соседстве с германскими пришельцами издревле обитали оседлые народы фракийской группы – карпы на южном склоне Северных Карпат, а южнее их геты и даки. Наконец, в покоренных готами городах Северного Причерноморья господствовала эллинская речь, в то время как Дакия в этот период после переселения туда многочисленных колонистов из разных провинций Римской имерии подвергалась ускоренной романизации. Таким образом, территории расположения иранских, германских, славянских, сарматских и фракийских племен, а также поселений грекоязычных и латиноязычных колонистов представляли собой причудливую мозаику, в которой к тому же, как в калейдоскопе, происходили смещения, хотя народы Причерноморья, даже сарматы, в прошлом кочевники, постепенно привыкали к оседлому образу жизни. Переселение готов на юг России оставило археологический след в виде артефактов Черняховской культуры. Ее название связано с могильником, раскопанным В. В. Хвайко у села Черняхова Киевской губернии в 1900–1901 гг. Археолог вскрыл там 247 могил. Впоследствии артефакты, подобные найденным под Черняховом, были извлечены из недр при раскопках на обширной территории, охватывающей Украину, Молдавию и Восточную Румынию. Черняховская культура просуществовала в течение полутора столетий, до начала великого переселения на исходе IV века. Эта культура не была гомогенной, она отчетливо обнаруживает присутствие в ней разных компонентов, которые могут быть отождествлены с проживавшими в ее ареале разными этносами: сарматским, фракийским, славянским, а также – в Среднем Поднепровье, на территории исчезнувшей к тому времени зарубинецкой культуры, – балтским. Но эти народы и племена были объединены политически господствующим элементом – германским, готско-гепидским. Разные этносы опознаются по типам захоронения: для славян характерны поля погребальных урн, в которые помещали пепел кремированных останков, причем урны клали в неглубоких ямах; сарматские племена ингумировали покойников и вырывали для них глубокие могилы; готы сжигали останки умерших и помещали пепел в каменных ящиках, на которые сверху ставили новые ящики или плиты, без какой бы то ни было наземной насыпи. Подобные захоронения обнаружены также в устье Вислы, в Скандинавии и Дании. |
| Главным источником знаний о балтах 6 в. служит материал археологических раскопок. Оружие, конская сбруя, орудия труда, керамические изделия, ювелирные украшения этого столетия сохраняли стилистику аналогичных артефактов предшествующей эпохи. По характеристике М. Гимбутас, особой изысканностью отличались изделия из серебра. «Неизвестно, – пишет она, – откуда поступало серебро для их изготовления. Слитки могли привозить по Днепру, по янтарному пути через Центральную Европу или через Балтийское море и Швецию. Выделяются массивные круглые серебряные браслеты, утончавшиеся к концам, и ожерелья, изготовленные из серебряной проволоки, с совмещающимися концами» 1093 . При этом импортировалось в Балтику серебро в виде слитков, но, за немногими исключениями, не самые изделия. На их местное происхождение «указывает их декор: полоски, круги, полукруги, спирали, точки, крошечные треугольники и ромб. Серебряные чехлы для рогов изготавливали из серебряных пластин с горизонтальными лентами с выгравированным орнаментом, иногда состоявшим из ряда схематично изображенных человеческих фигурок или оленей» 1094 . Одни только материалы раскопок при отсутствии вербальных документов не дают отчетливого представления о политической и социальной структуре балтского общества 6 в. Однако допустимо провести аналогию с другими народами этой эпохи, о которых у нас больше сведений – скандинавами или славянами, а также с народами иных исторических эпох, уровень развития которых имеет параллели с той стадией социальной и культурной эволюции, на которой находились балты, например, германцами, как они охарактеризованы у Тацита. Это позволяет сделать вывод, что пруссы, опередившие других балтов в своем развитии, в 6 столетии стояли на предгосударственной ступени, которую некоторые историки обозначают как военную демократию. Но и у других балтских народов имела место социальная дифференциация. В 6 столетии балтское общество было далеко не однородным в социальном отношении. Не только отсутствие хорошего вкуса, но и богатство позволяло владеть женскими серебряными украшениями непомерной тяжести. Так, некоторые из найденных серебряных «ожерелий отличались особой величиной – одно из них из западной Латвии весило около 1 кг, другое было сделано из переплетенной проволоки длиной 130 см» 1095 . Очевидно, что при всеобщей бедности и скудости средств демонстрировать роскошь столь наглядным образом могли лишь лица, выделявшиеся из среды не только частным богатством, но и статусом, более определенно судить о котором нет данных, но у балтов существовала родовая, военная, возможно, также жреческая аристократия. |
| Южными, заморскими соседями скандинавских германцев были народы балтской языковой семьи, обитавшие на восточном и юго-восточном берегу Балтийского моря, а также на примыкающей к нему территории Польши, Белоруссии и западных областей Российской Федерации, хотя ареал их расселения в 6 столетии продолжал сжиматься вследствие славянской экспансии и ассимилиции их славянскими племенами, однако многочисленные островки поселений балтов сохранялись в значительном удалении от компактного ареала их обитания – в верховьях Днепра, Оки и Волги, по берегам Припяти и Десны, в славяноязычном окружении, которое составляли как занявшие эту территорию славяне, так и славянизированные балты. В Белоруссии и на западе Российской Федерации выявляются топонимические, археологические и даже, что особенно важно, как признак ассимиляции, этнографические следы присутствия здесь балтских племен. Важнейшим элементом славянизации балтов явилось усвоение изначально балтоязычным племенным союзом кривичей славянского языка. Поэтому процесс сужения балтского ареала носил характер фрагментаризации на его южной и восточной периферии, которая в конце концов привела к тому, что языковые островки балтов окончательно исчезли, затопленные славянским морем. Последний из таких островков в окружении руси – поселения голяди, или голиндов, на границе современных Московской и Смоленской областей, к западу от Можайска, – просуществовал до 12 в. Впрочем, балтский мир, потесненный славянами, до известной степени компенсировал утраты приобретениями на севере и западе. На территории Латвии, которая, за исключением Курляндии и Латгалии, населена была ранее финскими народами, в основном ливами, этноним которых сохранился в названии Лифляндия, балтские племена земиголов и латгальцев оттесняли своих северных соседей, ассимилируя оставшихся на своей земле ливов, подобно тому как в другом регионе своего ареала сами балты подвергались славянизации. Но есть основания полагать, что этот процесс представлял собой своего рода реванш, поскольку этноним «эсты», встречающийся у Тацита и других классических писателей, принадлежал не угро-финнам, но балтам; его усвоение финноязычными эстонцами было связано с их поселением на земле исконных балтоязычных эстов, подвергнутых финнизации, так что на лингвистической и этнической карте в пограничных зонах в исторической перспективе наблюдаются своего рода приливы и отливы. На уровне генетическом между балтами и финноязычными народами обнаруживается близкое родство: около 40% современных литовцев и латышей относятся к гаплогруппе П1с1, преобладающей у финно-угорских этносов. |
|
|
