| - Бегу, мама! — понёсся прочь, успев на прощание только предупредить Фипа: — Ищи своих, а то совсем пропадёшь! III Фип встал на ноги и осмотрелся. Какой огромный, яркий, шумный мир окружал его! Зелёный-зелёный луг, синее-синее небо, а там, в небе, что-то ослепительно золотое — Фип было глянул и поскорей снова зажмурился… А как тепло, какие чудесные запахи, какой ласковый ветерок! От ветерка чуть колышется зелёная трава — такая высокая, что не только Фипу можно спрятаться в ней с головой, — и важно покачивают хорошенькими головками цветы. Их так много, они такие разные! Жёлтые, красные, белые, лиловые… И повсюду, куда ни глянь, — птицы. Они то перелетают с цветка на цветок, с травинки на травинку, то подолгу вьются в воздухе на одном месте, то стремительно, с жужжанием проносятся у Фипа над самой головой. “Ну, тут я не пропаду, — радостно подумал Фип. — Сколько своих!” Но странное дело, к кому бы из них Фип ни кидался, все птицы шарахались от него в сторону и поскорей уносили ноги. Никто из крылатых не только не желал вступить с Фипом в разговор, — никто не отвечал ему даже на самые вежливые вопросы. На Фипово счастье, неподалёку от него на синий с жёлтым цветок плавно опустилась очень-очень большая птица, пожалуй, больше самого Фипа. У неё были пушистые усики, шесть тоненьких ножек, широкие разноцветные крылья, и при каждом её движении крылья эти отливали всеми цветами радуги. Наученный горьким опытом, Фип подошёл к ней, медленно, осторожно, и первым делом вежливо поздоровался. - Здравствуйте, тётя! — пискнул Фип. — Можно мне спросить у вас одну вещь? Бабочка (ты, конечно, догадался, что это была она) была такая большая, что не испугалась Фипа. - Спрашивай, вежливый малыш, — сказала она. - Тётя, вы — птица? — спросил Фип и тут же понял, что сказал что-то неподходящее. Бабочка взмахнула крылышками, словно собиралась улететь. - Не улетайте, тётя! Пожалуйста! Пожалуйста! — отчаянно пискнул Фип. Бабочка осталась на месте и принялась только усиленно обмахиваться крылышками. |
| В этой яркой, напоминающей летнюю клумбу школе жили две подружки: красавица Вита, роскошная заморская бабочка, и скромная желтенькая капустница Мила. Они крепко сдружились, хотя были и непохожи. Трудолюбивая Мила лучше всех вышивала и внимательно слушала объяснения наставницы. Вите же было скучно сидеть в классе. Бабочка с тоской смотрела в окно и мечтала: как было бы прекрасно, если бы ее выпустили полетать! Тогда она заблистала бы в лучах заходящего солнца или украсила собой вон то облачко. — Во дворец… Во дворец… Мы летим во дворец! Хотите с нами?! — пели и звали с собой пролетавшие мимо веселые компании бабочек. Насмотревшись на эти резвящиеся стайки, Вита начинала шумно биться о стекло, капризничать и плакать — ей хотелось на волю. И вот настал долгожданный день. Вчерашние ученицы получили выпускное задание по дороге во дворец набрать пряжи из паутинок, листьев, цветочной пыльцы и выткать ковер. Вита, наскоро простившись с наставницами, подружками по школе, поспешно вылетела в окно и закружилась от радости. Мила устремилась за ней, и они исчезли в голубой дали. Вскоре выяснилось, что Вита не знает дороги. Она слушалась во всем подругу. Но быстро заскучала — вокруг столько интересного, удивительного, а ничего не рассмотришь! Нужно следовать строгим указаниям, да еще собирать по дороге какие-то нитки. Это надоело легкомысленной бабочке. — Мила, — сказала она подруге, — полетим в лес, там что-то так загадочно поблескивает. — Что ты! По лесу летать не велено. А блестят там гнилушки на болоте. — Знаешь, — возмутилась Вита, — замучила ты меня своими указаниями! Почему я должна тебя слушаться? Я сама знаю дорогу! Полечу, куда захочу! Встретимся у опушки леса. — И Вита, весело играя крылышками, полетела в неведомом направлении, а Мила, вздохнув, отправилась дальше. Вдруг она увидела, как загорается муравейник, стоящий на краю тропинки. Вокруг него отчаянно суетились муравьишки. Маленькая бабочка бросилась на помощь: стала задувать огонь, принесла в лепесточке воды из ручья, и пожар потух. Муравьи думали, как ее отблагодарить. Узнав, что она вышивальщица, подарили ей для работы свое любимое сокровище — бисер из росинок. Он переливался всеми цветами радуги, и в каждой бусинке отражалось солнце. |
| Это небольшая бабочка с прозрачными крыльями, в размахе около 2,5 см. По краям их выделяется оранжевая кайма. Внешне бабочка напоминает осу. У гусеницы головка коричневая, туловище белое. Стеклянница повреждает смородину и крыжовник преимущественно в нечерноземной полосе. Через две недели после цветения крыжовника бабочки начинают лёт, откладывая яйца. Из них появляются многочисленные гусеницы, проникающие в сердцевину ветвей, где по мере продвижения к основанию куста вредители проделывают ходы, нарушая физиологические процессы внутри ветвей, которые после этого засыхают. Гусеницы в течение двух лет повреждают ветви. Засыхание цветков и ягод, так и не успевших созреть, – явный симптом разрушительной работы стеклянницы внутри ветвей. Через два года гусеницы окукливаются, из них выходят бабочки и начинается новый цикл развития стеклянницы. Рекомендуется брать здоровые черенки для посадки (признаки повреждения: черное отверстие в центре среза, погибшая почка). В фазе спящих почек необходимо обрезать кусты. Сразу после сбора урожая рекомендуется опрыскивание кустов 10 %-ным карбофосом (75 г на 10 л воды, не более двух раз). Крыжовниковая пяденица Эта пёстрокрылая бабочка вылетает для откладывания яиц в период созревания ягод смородины, а если ее нет, то на крыжовник, где и появляются прожорливые гусеницы, которые выгрызают сквозные отверстия в листовых пластинках. Когда начинается листопад, гусеницы прячутся под листьями в коконах. Четырёхсантиметровые гусеницы серого цвета особенно опасны в период распускания почек. Они пожирают их, заползая на кусты. Съедают они и листья. Кусты лишаются листового аппарата. Закончив поедание листьев, гусеницы остаются на кустах для дальнейшего окукливания. Когда наблюдается массовый выход гусениц в летний период, необходимо расстелить под кустами пленку или другой плотный материал, на который стряхивают гусениц и уничтожают. В период листопада все листья необходимо сгрести и сжечь или закопать глубоко в землю. Весной для уничтожения гусениц кусты обрабатывают карбофосом и битоксибициллином (100 г на 10 л воды). Крыжовниковая огнёвка |
| И вот, одни бабочки обладают такою силою, что разрывают ее, другие же выпускают при этом из себя сок, который растворяет клей оболочки и таким образом облегчает ее прорыв. Но бабочка «ночного павлиньего глаза» не обладает достаточною силою, чтобы прорвать свою оболочку и не выделяет того сока, который может растворить ее клей; поэтому ей пришлось бы погибнуть в своем коконе, если бы гусеница ее, обматываясь коконом, не устроила бы особого выхода, свода, сооруженного с таким мудрым расчетом, что снаружи нельзя открыть его, а изнутри бабочка легко открывает его и выходит. О необходимости строить кокон с таким предохранительным сводом гусеница не могла узнать от своих родителей, ибо в то время, когда она приступила к устройству его, их уже не было в живых; она не могла узнать об этом путем упражнения или опыта, потому что устраивает себе кокон раз в жизни; наконец, она не могла научиться этому от других гусениц, потому что живет одиноко. Если же она, по объяснению Дарвина, совершает такие вполне целесообразные действия потому, что ее предки додумались до необходимости совершать их и эту способность передали своему потомству, то, значит, предки ее обладали даром предвидения и такими вообще способностями, какие недоступны даже человеку? Но тогда невольно возникает вопрос: что же сталось с этими способностями предков? Почему же они не только не развивались преемственно в последующих поколениях, но, наоборот, совершенно утратились, как бы атрофировались? Почему же бабочка из такого умнейшего насекомого, которому ведомо было и будущее, превратилась в бессознательное существо? Причем же тогда вся теория эволюции, саморазвития? Эти примеры наглядно доказывают шаткость всей теории эволюции и убеждают нас в том, что способности животных не развиваются, не эволюционируют, а остаются и доныне в том самом виде, в каком даны им. Дарвин, конечно, сознавал, что между человеком и так называемой человекоподобной обезьяной слишком громадная разница во всех отношениях, чтобы можно было допустить происхождение человека непосредственно от такой обезьяны. |
| Правильно рассудила природа: она дала способность слышать мысли беззащитным существам… Наступила тишина. Особенная тишина, которая бывает лишь внутри облака и которую людям не дано испытать. Алиса медленно опустилась к земле и вместе с облаком неслась куда-то, словно завернутая в серую непроницаемую вату. Потом облако кончилось. Под Алисой, далеко внизу, виднелись холмы, покрытые лесом, а впереди, совсем недалеко, показался обрыв — цель ее путешествия. Где же Пашка? Даже если он и идет по лесу, вряд ли его увидишь и узнаешь. Надо будет подлететь поближе, чтобы можно было его распознать среди других чудовищ. Мимо Алисы летела желтая бабочка. Алиса расправила крылья и метнулась за ней. Мгновение — и бабочка исчезла… Куда она делась? Алиса хотела остановить себя, но опоздала. Ее рот втянул бабочку, а глотка проглотила ее. Бабочка оказалась вкусной. Алиса очень расстроилась. «Еще не хватало, чтобы я стала хищницей! Ято думала… а что я думала? Мне некогда было подумать. Мы забыли обсудить простую, но важную проблему: чем питаются существа, в которых мы превратились. А вдруг Пашка — кровожадное чудовище? В будущем надо следить за собой, и если захочется схватить стрекозу или бабочку, надо будет думать о бананах или яблоках». С этими мыслями Алиса помчалась к обрыву, надеясь, что отыщет Пашку, который, конечно же, топает в том же направлении. Алиса подлетела к гигантскому обрыву. Верх его скрывался порой в облаках, а порой они расступались, и тогда на его краю были видны игрушечные на вид ящеры, драконы, чудо-жабы и иные обитатели этой планеты. Чуть в стороне от обрыва Алиса заметила большое озеро, в которое впадала река. Алиса проследила реку взглядом и увидела, что она берет начало наверху и срывается с обрыва водопадом — такого водопада Алисе в жизни видеть не приходилось. Наверное, он падал с километровой высоты. Возле озера бродили разные группы животных. Алиса рассудила, что именно там она сможет что-то узнать и отыщет своего Пашку. Стараясь не обращать внимания на вкусных бабочек и жуков и думая о бананах, Алиса снизилась к озеру. |
| Этот результат, кстати, хорошо согласуется с результатом другого исследования (Sargent, 1995), где близкие бабочки-белянки – репницы (Pieris rapae) были съедены птицами в 46.5% случаев (из 43 предложенных экземпляров репниц). В результате чего автор исследования отнес репниц к 6 категории съедобности («слегка неприемлемая»). В целом же бабочек, относящихся к семейству белянок, в исследовании (Sargent, 1995) было задействовано 3 вида – репница и еще две желтушки (Colias philodice и Colias eurytheme). Colias philodice была съедена птицами в 56.5% случаев (из 62 предложенных экземпляров) и автор тоже отнёс её к 6 категории съедобности (слегка неприемлемая). А Colias eurytheme была съедена в 74% случаев (из 19 предложенных экземпляров). И автор отнес эту бабочку к 5 категории съедобности (незначительно приемлемая). Кроме того не следует забывать, что и в других исследованиях тоже были получены результаты, указывающие на серьезное хищническое давление птиц на бабочек белянок в дикой природе. Например, в работе (Wourms & Wasserman, 1985a) авторы исследовали нападения голубых соек (Cyanocitta cristata) на бабочек репниц (Pieris rapae) в лабораторных условиях. И выяснили, что нападения соек на этих бабочек приводят к тому, что примерно 4% бабочек получают «отметины» от ударов птичьих клювов на крыльях. Причем можно отличить, напала ли сойка на репницу в полёте, или же тогда, когда бабочка сидела на субстрате. Потому что когда бабочка отдыхает на субстрате, она часто складывает крылья. В результате, след от удара клювом получается симметричным на обоих крыльях, и поэтому легко узнаётся. И вот исследователи выяснили, что если сойка нападает на репницу в полете, то в итоге след от клюва на крыле получается примерно в 4% случаев. При этом только в 12% случаев всё заканчивается трагически – сойка съедает бабочку. А в 88% случаев бабочка успешно избегает птичьей атаки. Однако положение серьезно меняется, если сойка нападает на отдыхающую бабочку. В этом случае 68% атак голубой сойки закончились смертью бабочки. То есть, нападение птицы на отдыхающую бабочку – крайне опасно для этой бабочки. При этом только у 1% бабочек, избежавших смерти при нападении во время отдыха, остался след от удара клювом на крыльях. |
| Однако такой сценарий предполагает, что съедобные бабочки с яркой окраской должны быть очень редким явлением в природе. Неким биологическим нонсенсом, редчайшим исключением из правил. Но никак не массовым явлением . Если же такое явление имеет массовый характер, то это уже никак нельзя списать на «случайное стечение невероятных обстоятельств». Это значит лишь то, что теория естественного отбора – не работает . Эта теория просто не в состоянии объяснить целый ряд явлений, наблюдаемых в живой природе. Чтобы аргумент «белых бабочек» не «затёрся» вследствие привыкания к этому аргументу, давайте еще раз вернемся к тому, с чего мы, собственно, начали, и полюбуемся на соответствующий рисунок (Рис. 65): Рисунок 65. Слева центрально-американская лесная бабочка из рода Consul, нижняя сторона крыльев которой весьма эффективно подражает сухому листу. В центре – центрально-американская лесная бабочка Morpho polyphemus. Справа южно-американская лесная бабочка из рода Coenophlebia, снова имитирующая сухие листья. Итак, на рисунке 65 мы опять видим двух бабочек (по краям рисунка), нижняя сторона крыльев которых поразительно имитирует сухие листья. Обе бабочки – родом из неотропической области (тропических районов Центральной и Южной Америки). С точки зрения теории естественного отбора, эти бабочки появились таким образом – благодаря случайным мутациям, на крыльях этих бабочек возникали разные случайные варианты узоров. И те случайно возникшие пятнышки, линии, изменения цвета (или формы) крыла бабочки, которые усиливали сходство этих бабочек с листьями – автоматически повышали выживаемость этих бабочек, снижая риск хищничества. Поэтому такие признаки постепенно завоевывали популяции предков этих бабочек. А потом возникали новые случайные мутации, некоторые из которых тоже оказывались полезными, усиливая сходство с листьями еще больше… И таким образом, в результате эволюции, под соответствующим давлением естественного отбора, в конце концов, получились подобные шедевры природы. Где даже мелкие детали крыльев скрупулезно имитируют соответствующие детали гниющего листа (Рис. 66): |
| Итак, мы, похоже, всё-таки дошли до таких примеров, объяснить которые наш любимый дарвинизм не может не то что фактически, но даже теоретически . А ведь таких бабочек в природе очень много . Среди ярких и красивых бабочек (с обеих сторон крыльев) имеются красные, оранжевые, желтые, голубые, синие и фиолетовые бабочки. То есть, в природе существуют яркие бабочки практически всех цветов спектра, за исключением зеленого. Не потому что в природе нет зеленых бабочек, а просто потому, что этот цвет можно интепретировать, как защитный. Хотя даже зеленый цвет на крыльях целого ряда бабочек тоже бывает весьма заметным, потому что у некоторых видов бабочек (особенно у тропических) зеленые цвета металлически переливаются (под разными углами света), и этот перелив вряд ли можно назвать «защитной окраской». Более того, в нескольких исследованиях было установлено, что многие бабочки окрашены еще и в ультрафиолетовом свете. Например, в исследовании (Lyytinen et al., 2004а) оказалось, что из 883 исследованных видов местных (финских) бабочек, ультрафиолетовые участки окраски имеют 24% (41 вид) самок дневных видов, 28% (46 видов) самцов дневных видов, 78% (557 видов) самок ночных видов и 78% (557 видов) самцов ночных видов. Эту ультрафиолетовую окраску мы, люди, просто не видим. Но зато эту часть спектра хорошо различают птицы . Естественно, возникает вопрос, а для чего же тогда бабочки имеют ультрафиолетовую окраску? Ведь известно, что листва растений и древесная кора – поглощают ультрафиолетовое излучение. То есть, основной природный фон поглощает ультрафиолет. Следовательно, если какая-нибудь бабочка пытается спрятаться от птиц на древесной коре или среди листвы, то она, по крайней мере, не должна отражать ультрафиолет. А должна поглощать его (как кора и листья). Иначе, если бабочка будет отражать ультрафиолет, то на фоне коры или листьев она будет «подсвечиваться» в ультрафиолетовом спектре! И птицы, чувствительные к этой части спектра, смогут заметить такую бабочку, даже если в видимой части спектра эта бабочка будет полностью сливаться с древесной корой. |
| Такую красивую бабочку я ещё никогда не видел, даже на картинках в книжке. Не может же быть, что Малинину Косте удалось превратиться в такое красивое насекомое. Нет, эта бабочка безусловно настоящая — сразу видно. А если это настоящая бабочка, то где же тогда мой друг Малинин?.. Уж не свалился ли он от страха с крыши на мостовую. Я посмотрел вниз. А может быть, Костю в суматохе незаметно для меня всё-таки успела сцапать кошка? Я посмотрел в чердачное окно. А может быть, он испугался кошек и перелетел на соседнее дерево? Я повернулся и стал разглядывать растущий рядом с домом тополь. — Чего ты крутишься, как на уроке? — спросила меня вдруг красивая бабочка голосом Кости Малинина. Я уставился на бабочку и спросил не своим голосом: — А ты кто такая? — Не кто такая, а кто такой! — А кто ты такой? — Да ты что, Баранкин, ты нарочно не узнаешь меня, что ли? — Малинин, это ты? — А то кто же! Не узнал? — Да, попробуй тебя узнай! Вот это превратился так превратился! А я уж испугался, думал, с тобой что случилось. — Как же! Держи карман шире! — сказал Малинин, разводя крыльями. Я даже не мог отвести от Кости глаз, такой он был необычный. — Костя, — сказал я, — а как же ты называешься? — Как я называюсь? Очень просто!.. Сейчас вспомню. Крылья у меня сверху чёрно-зелёные? — Чёрно-зелёные. — А с обратной стороны? — Коричневато-чёрные. — С золотыми точками? — С точками… И ещё на каждом крыле по половине луны и по целой радуге. — Всё ясно! Я превратился в махаона из семейства парусников. — А я? — А ты превратился в этого… Ну-ка, повернись! Я повернулся. Малинин критически осмотрел меня с ног до головы. — Так… — сказал он. — Крылья у тебя маленькие, жёлтенькие с чёрными пятнышками. Понятно. Ты превратился в этого… во вредителя. — В какого вредителя? — В огородного. Известного населению под названием капустник из семейства белянок… — Вот тебе раз! А почему я превратился в капустника, а ты — в махаона? — «Почему, почему»! Откуда я знаю! Наверное, потому что махаоны водятся на Дальнем Востоке, а я жил три года в Хабаровске. А ты водишься в средней полосе России. |
| «Всё пропало! — мелькнуло у меня в голове. — Кого-то из нас заметили! Но кого? Меня или Костю?.. Только бы не Костю, только бы не Костю!..» Наступила тишина. Я стоял как дурак возле клочка газеты, утирая лапой пот со лба, и глядел на девчонок. Мне казалось, что они все смотрели на Костю Малинина, а я стоял как дурак и смотрел на них (а что я ещё мог делать?). — Так, — сказала Фокина, поправляя очки и глядя куда-то в мою сторону, — капустница из семейства белянок. Не обращайте внимания, девочки! Такая бабочка у нас в коллекции есть!.. — Она снова уткнула свой нос в книгу, а я от радости даже разозлился. «У них в коллекции есть такая бабочка, как я!.. Как же!.. Держите карман шире! Юннатики-лунатики!» Я сделал лапой «нос» девчонкам, которые после слов Фокиной сразу же потеряли ко мне всякий интерес. Впрочем, теперь мне это было на руку, теперь я мог, не привлекая к себе внимания, в два счёта загородить Костю клочком газеты от глаз девчонок. На счёт «раз» я подтащил бумажный клочок к Косте, на счёт «два» я стал поднимать клочок на ребро. Но взявшийся неизвестно откуда ветер вырвал бумагу из моих лап и понёс над травой. — Ой, Зиночка! — снова заверещала одна из юннаток, как будто её змея ужалила. — Вы только посмотрите, какая бабочка! По-моему, у нас такой в коллекции нет! — Девочки! Вы перестанете отвлекаться? — сказала Фокина недовольным голосом. Она отвела свой взгляд от книги и так и застыла с вытаращенными глазами. — Что такое?.. — зашептала она испуганно. — Не может быть! Ой, девочки! Я, наверное, сплю! Ущипните меня!.. Ой, девочки! Да ведь это же ма-ха-он! Самый настоящий Мааков махаон из уссурийского края… Как же он здесь очутился? Махаон в нашем городе? Вот чудеса! Поразительное явление! Целое открытие! Тема для научного доклада! Бормоча эти слова, Фокина успела тихонечко взять у одной из девчонок сачок, подняться, сделать шаг вперёд и застыть на одной ноге. Итак, случилось то, чего я боялся больше всего на свете: кружок юннатов во главе с Зинкой Фокиной обнаружил спящего махаона, то есть не махаона, а спящего Костю Малинина, и сейчас моему лучшему другу грозила, быть может, самая смертельная опасность из всех опасностей, каким мы подвергались с ним все эт-о вре-мя… |
|
|
