| Демосфена, Фукидида и других древних греческих писателей: противники просвещения, под знаменем раскола, подняли фанатический крик против внесения в Россию таких книг, как против книг еретических. Расколоначальник Феодор – дьякон писал «к некоему другу своему Максиму»: «латинцы печатают книги в трех градех своих в Риме, в Париже и Венеции, и те прокаженные книги греко-латинские печатные Никон посылал покупать тамо, и купил их на многие тысящи сребра. Арсений Грек, враг Божий, научил его, Никона, покупать те книги еретические: он преводил их на наш язык словенский, и тем они разврат сотворили во всей русской земле, и пагубы навели противными книгами и чужими догматы нововводными». 176 Тоже самое, как мы видели, говорил Аввакум, что «ныне раскол творят книги еретические от римлян, от парижан, от венетов и других стран». Таким образом, в умственном отношении, в отношении к просвещению, раскол был не что иное, как отрицание просвещения, как следствие крайне ограниченного, одностороннего образа мыслей невежественных поборников русской народности XVII века. Потому-то раскольники, восставая против патр. Никона, сильно, злобно восставали и против просвещенных сотрудников его – Арсения Грека и ученых иноков киевских – Епифания Славеницкого, Арсения Сатановского и других, деятельно занимавшихся при Никоне переводом и исправлением книг. Они подавали даже челобитные царю, чтобы он не давал книг этим, по их выражению, иностранным инокам, ересей вводителям и прогнал бы их из Москвы 177 . А упорство раскола в своих очевидно ложных мнениях есть ни что иное, как следствие того мрачного умственного недостатка русской народности XVI и XVII века, о котором говорят Ульфельд и Кошихин, то есть, – грубого упрямства в своих мнениях, нетерпения противоречий, презрения к словам других, «говорения от ненаучения многих речей к противности». На раскол, как на следствие крайне ограниченного и узкого взгляда русских людей XVII века на книжное учение и просвещение смотрели и просвещенные современники его происхождения и первоначального распространения. |
| 157 . Через два месяца, 9 февраля 1651 г., новым московским собором издано было строгое постановление ввести повсюду в церковном чтении и пении единогласие, а нарушителей его подвергать смирению и ссылке. Правда, соборное постановление встретило сильный протест в московском приходском духовенстве; многие из духовных лиц отказывались дать свои поручные записи в исполнении соборного постановления; единогласие названо было новой ересью; сторонники его, во главе с царским духовником Вонифатьевым, обозваны ханжами и многим из них грозили патриаршим неблагословением и смирением 158 . Но важно то, что с приездом иерусалимского патриарха Паисия в Москву греческое влияние здесь было поднято и сознание необходимости восстановить единение с Востоком и в исправлении местных церковных порядков искать совета и наставления у греческих патриархов было засвидетельствовано в Москве самою высшею церковною властью на соборах. С этих пор греческое влияние заметно усиливается и сказывается и на московском дворе печатного, хотя и здесь оно встретило разные препятствия. Прежде всего оно сказалось в заботах правительства о подборе лиц, знающих греческий язык, для перевода греческих книг на русский и для справки издаваемых книг с греческими подлинниками, образцами. Для этой цели, еще во время пребывания п. Паисия в Москве, 14 мая 1649 г. царь Алексей Михайлович, в особой грамоте на имя киевского митрополита Сильвестра Коссова, снова просил прислать в Москву ученых старцев Арсения Сатановского и Дамаскина Птицкого, так как они «еллинскому языку навычны и с еллинского языка на словенскую речь перевести умеют и латинскую речь достаточно знают»; они вызывались для задуманного тогда великого дела, перевода с греческого языка самой первой священной книги, Библии 159 . По этой просьбе, 12 июля 1649 года присланы в Москву «для перевода греческих книг и для риторического учения» Арсений Сатановский и Епифаний Славеницкий, а в конце ноября 1650 г. и Дамаскин Птицкий. Но первый из них в переводе с греческого языка оказался несостоятельным, вскоре впал в опалу и выслан из Москвы 160 . |
| 227 Богданов А. П. Перо и крест. Русские писатели под церковным судом. М., 1990. Гл. 3 (важнейшая историография – С. 458–461). 229 Буганов В. И., Богданов А. П. Бунтари и правдоискатели в Русской православной церкви. М., 1991. Гл. 6 (важнейшая историография – С. 521–522). 232 Трапезой Полоцкий постоянно именовал процесс познания, подчеркивая его жизненную необходимость. См., например, его сборник «Обед душевный» (1675), изданный в Верхней типографии Сильвестром Медведевым (М., 1681). 233 См.: Богданов А. П. София–Премудрость Божия и царевна Софья Алексеевна. Из истории русской духовной литературы и искусства XVII века//Герменевтика древнерусской литературы. М., 1994. Сб. 7. 235 Последнее упоминание о преподавании in Alexiano Musaeo –чудовской школе «гречанина Арсения» (Сатановского), действовавшей с 1653 г., относится к 1663 г. 236 Детально см.: Богданов А. П. К полемике конца 60 – начала 80–х годов XVII в. об организации высшего учебного заведения в России. Источниковедческие заметки//Исследования по источниковедению истории СССР XIII–XVIII вв. М., 1986. С. 177–209. 237 Грамота опубл.: Попов М. Г. Материалы для истории патриарха Московскаго Питирима//Христианское чтение, издаваемое при Санкт–Петербургской духовной академии. 1890. Ч. 2. 7–12. С. 489–492 (далее – Материалы 1). 240 Попов М. Г. Материалы для истории патриарха Московскаго Питирима. М., 1895 (далее – Материалы 2). С. 3–4 и др. 241 Подробнее см.: Макарий митрополит. История Русской церкви. Спб., 1883. Т. XII, С. 376–378; о местоблюстителе Киевского престола епископе Мстиславском Мефодии см. там же. С. 559–591. 246 О них наиболее подробно: Каптерев Н. Ф. Характер отношений России к Православному Востоку в XVI и XVII столетиях. Изд. 2–е. Сергиев Посад, 1914. Более доступен материал в кн.: Богданов А. П. Перо и крест. Русские писатели под церковным судом. М., 1990. Гл. 3. С. 125–230. 248 Плеть в XVII в. была много страшнее палок–батогов и как орудие казни шла сразу за раскаленными клещами и топором, а в качестве пыточного инструмента считалась незаменимой: несколько ударов, как правило, вырывали у пытуемого любой оговор. |
| Иная биография Арсения изложена в Пространном житии епископа. Еще В. О. Ключевский указал на существование двух списков Пространного жития Арсения Тверского: Унд., 286 – с двумя посмертными чудесами (помеченными 1566 и 1594 г.) и Унд., 1224 – с приложением дополнительных 26 чудес XVII в., из которых последнее датировано 1664 г. 429 Классификацию редакций Пространного жития Арсения с привлечением уже 42 списков провела Э. И. Валлич 430 . Первая, самая ранняя редакция Пространного жития Арсения представлена списками с двумя посмертными чудесами. Вторую редакцию составляют списки, в которых добавлены рассказы еще о 26 чудесах, последнее из которых относится к 1664 г. К Житию присоединяются Слово на переложение мощей Арсения в 1655 г., а также Похвальное слово Арсению и Молитва к святому, которые, как показывает анализ текста, в основе своей ориентируются на Похвальное слово и Молитву к преподобному Сергию Радонежскому и заимствованы, очевидно, из издания 1646 г., подготовленного Симоном Азарьиным. Списки Жития Арсения с сильно сокращенной статьей о переложении мощей в 1655 г. образуют третью редакцию. Известен один список четвертой редакции, в котором рассказы о чудесах Арсения были пополнены тремя новыми, последнее из которых датировано 1690 г. (ГИМ, Музейское собр., 986 – начала 90-х годов XVII в.). Наконец, выделяется еще пятая редакция Жития Арсения, составленная в 1764 г. ректором Тверской духовной семинарии Макарием и представленная группой списков. Следует, однако, заметить, что изучение и классификация списков XVII-XVIII вв. Жития Арсения не могут считаться завершенными (в равной степени это относится и к Житию Михаила Ярославича Тверского). Наше внимание занимает первая редакция Жития Арсения, образованная в конце XVI века. Древнейшим ее списком является рукопись РГБ, ф. 310 (Собр. В. М. Ундольского), 286. Сборник в 4 , на 27 листах, датируется концом XVI – началом XVII в. Филигрань: Кувшин с двумя ручками под крышкой и розеткой, на тулове обозначен год «1598», под ним литеры GG – Лихачев, 3323, 3324. Сборник составляют Житие великомученицы Евдокии, память которой отмечается 1 марта (л. 1–8 об.), и Житие Арсения Тверского, память – 2 марта (л. 9–27 об.). Указанные 27 листов образовывали ранее часть некоторой рукописи: на л. 10 виден знак 27-й тетради, на л. 18 – знак 28-й тетради, на л. 26 – знак 29-й тетради. По нижнему полю л. 1–14 запись почерком начала XVII в.: «Домовая церковная соборнаго храму Благовещения Пречистой владычице нашей Богородицы и приснодевы Марии и пределов ея у Соли Вычегодской на посаде, положение Никиты Григорьева сына Строганова для своего поминанья заздравнаго и для своих родителей за упокой» 431 . |
| В Николо-Корельском монастыре богомольцы, после увоза Арсения, стали посещать его подвальную келью и там молиться, как в святом месте. Создалось вскоре тут же и сказание, будто Арсений увезен отсюда в Сибирь «в Камчадалы». А там около Верхнеудинска, на горе «у Троицы в Забайкалье» могила Арсения, над которой 8 мая народ сходится совершать панихиду. Местные историки установили, что почитаемый тут Арсений скончался годом позднее (в 1773 г.). Но и непрерывное местное почитание его и сказания о чудесах, соединенных с его памятью, не могли перевесить яркости памяти и почитания Арсения Мациевича. Имя последнего перенесено сюда в Забайкалье и покрыло имя Арсения местного, сибирского. А именно, на обратной стороне иконы, повешенной над могилой Арсения в Забайкалье, значится: «На месте сем погребен в 1771 году (!?) смиренный иеромонах Арсений, бывший митрополит Ростовский и Ярославский и сего достоинства лишен». Такова сила всероссийской народной памяти о борце всероссийского значения. «Дело» об Арсении зачислено в разряд «секретнейших». Им интересовались люди не с государственной, а с чисто духовной точки зрения. Влеклись к лику незабытого еще в живой памяти старого поколения «духовному» (а никак не экономическому) исповеднику люди русского мистицизма начала XIX в. В 1827 г. дело об Арсении найдено в кабинете императора Александра I. Художникам заказывались портреты Арсения уже тюремного периода в мужицком треухе и полушубке. Мистик-масон И. В. Лопухин в своем имении устроил Арсению в мистическом стиле сложный памятник. На высоком берегу над озером построена маленькая келейка размеров Ревельского каземата Арсения, названная «пустынька»: «в памятник несчастиям некоторого Андрея, знаменитого твердостью духа и страданием своим». На стене написан крест с архиерейскими митрами на его трех концах. В четырех углах креста: 1) кандалы, 2) надломленный архиер. жезл, 3) закрытая книга, и 4) горящий трикирий. В аллее у келейки камень с надписью: «Священной памяти Арсения-страдальца, 1813 года апреля 14 дня». Это день осуждения Арсения. У одного из заливов озера, в беседке тоже написано: «уголок этой воды может горячему воображению напомнить о том морском заливе, на берегу коего, в заклепах мрачного затвора Арсений-страдалец провожал последние дни свои». Вся местность слыла под именем: «Арсениева Орлиная Пустынь». Павел (Канючкевич) митрополит Тобольский и Сибирский |
| Автор тщательно собрал печатные и рукописные данные для этого периода жизни и деятельности Арсения Могилянского и значительно восполнил, а инде исправил обращающиеся в литературе об этом сведения. Наибольшую ценность имеют сведения, относящиеся ко времени настоятельства Арсения в Троице-Сергиевой лавре. Но историческое освещение некоторых фактов (событий) из жизни Арсения Могилянского может быть иное, чем какое дается о. Шпачинским. Остановимся на самом главном в жизни Арсения за указанное время. Это главное – необычно быстрая его карьера. Отец Шпачинский объясняет возвышение Арсения вниманием к нему императрицы Елизаветы Петровны, как к „весьма красноречивому проповеднику“, каковых проповедников „императрица весьма любила и отличала“. Но Арсения Могилянского нельзя назвать выдающимся проповедником, как это можно видеть даже из тех образцов его витийствования, которые приводятся нашим автором (стр. 22–28). Это первое. А затем, как бы не преувеличивать „проповеднические дарования и ораторские приемы“ Арсения Могилянского, едва ли они могут быть поставлены в какой-либо уровень с теми милостями, какими осыпаем был императрицею проповедник. Для наглядности сгруппируем во едино некоторые из этих милостей, сведения о которых рассеяны отцом Шпачинским по разным местам его сочинения. 10 октября 1742 года Елизавета Петровна приказала иеродиакона Арсения Могилянского «произвести 17 октября в придворной церкви в иеромонахи; около этого времени он назначен был и придворным проповедником. 11 января 1744 года Арсений назначен был ректором Троицкой семинарии и архимандритом Троице-Сергиеваго монастыря, в каковой сан он и был посвящен 29 числа того же месяца. 8 февраля того же года императрица назначила Арсения членом Св. Синода. 8 июня того же 1744 года она приказала посвятить его в сан архиепископа Переславля Залесского, для чего восстановлена была эта считавшаяся уже упраздненною епархия. При этом Троицкий Сергиев монастырь оставлен был в ведении Арсения и тогда же переименован в Троице-Сергиеву лавру. |
| Пространное житие Арсения состоит из Предисловия и пяти статей, повествующих о юности святого, пострижении в Киево-Печерском монастыре, поставлении Арсения в епископы Тверские, об основании Желтикова монастыря и о смерти Арсения. После этого описывались два чуда, совершившиеся у гроба Арсения в 1566 и 1594 г. В рассказе о первом чуде автор называет свое имя: «Мне же смиренному иноку Феодосию». Судя по обмолвке автора, назвавшего Пермского епископа Стефана «архиепископом», произведение составлялось после 1589 г., когда была учреждена Московская патриархия, а Пермская епископия получила статус архиепископии. Второе чудо названо «новейшим», и это обстоятельство позволяет более уверенно датировать Пространное житие Арсения временем около 1594 г. (в любом случае – до 1598 г., так как при упоминании в рассказе о чуде 1566 г. царевича Федора Ивановича приведен его настоящий титул: «царь государь всея Руси самодержец»). О чуде 1566 г. автору рассказали «тое же святые обители мниси», что позволяет считать, что Феодосий не был монахом Желтикова монастыря (вспомним также его пристрастное отношение к Пермским владыкам). Об этом же свидетельствуют неточности в изложении биографии Арсения: о пострижении Арсения от Печерского «игумена» Киприана и что этот Киприан поставлен «на Москве» митрополитом, о смерти Арсения при великом князе «Михаиле Александровиче» (на самом деле – при Иване Михайловиче). Изложение Пространного жития епископа Арсения построено в значительной мере на литературных источниках. Так, в Предисловии фрагмент текста от слов «яко же рече божественыи пророк: память праведнаго с похвалами бываетъ» и до слов «чисте нескверному да явимся и общего вси предивънаго чюдеси насладимся» (Унд., 286. л. 9–10) заимствован из Похвального слова Варлааму Хутынскому, составленного Пахомием Логофетом (ср.: РГБ, ф. 299, 705, л. 313–314 об., 325). Далее из Похвального слова Варлааму выписаны слова «благоуханныи кринъ» (Унд., 286, л. 17 об.; ср. Тихонр., 705, л. 326), а также фраза «со псалмы и пеньми и песньми духовными молебная поюще» (Унд., 286, л. 24; ср. Тихонр., 705, л. 326). |
| Так с благословения игумении мать Арсения стала ходить в келлию схимницы. Эти посещения вследствие разных духовных потребностей скоро стали почти ежедневными. Убедившись, как благотворно действует на душу учение схимницы, Арсения отдалась ей вполне, как своей духовной наставнице. Немало пришлось ей при этом потерпеть разных оскорблений со стороны сестер и даже самой игумении. Думаю, причиной их была зависть. Как ни смиряла себя мать Арсения, как ни желала она быть никем незамеченной, она все же занимала исключительное положение в монастыре, и среди сестер, вероятно, немало было таких, которые сами искали сближения с нею. Разумеется, им не нравилось, что она не только обратила внимание на схимонахиню Ардалиону, но даже прибегала к ней за советом, как к духовной матери. Не понимая безусловной преданности, которую мать Арсения стала выказывать схимнице, они осуждали последнюю за ту власть, какую она возымела над нею. Некоторым не нравилось еще и то, что мать Арсения, не жалевшая ничего для схимницы, не зная, чем выказать ей свое расположение, взяла всю родную семью Ардалионы на свое попечение, воспитывала ее сирот-племянниц и помогала всем им своими средствами. Сама игумения была тоже недовольна таким сближением матери Арсении со схимницей, часто укоряла последнюю и не раз выговаривала самой Арсении. Мать Арсения, ценя больше и выше всего спасение души и видя для себя несомненную пользу от слов схимонахини, терпеливо переносила все эти неприятности, не изменяя своих отношений к ней. Видя это, игумения сказала ей однажды: " Так как ты часто ходишь к схимнице, то уж лучше возьми ее к себе в келлию " . С радостью приняла мать Арсения это слово, и на другой же день после обедни прямо из церкви с палочкой в руке старица Ардалиона перешла на жительство в ее келлию. Монашеское нестяжание Ардалионы было так велико, что кроме двух-трех духовных книг она ничего не взяла с собою. С этого дня мать Арсения, не уповая больше на свои собственные подвиги, отдала вполне себя, свою жизнь, свою келлию, как и все, что имела, на волю своей наставницы. " Если я буду плохой послушницей, - говорила она, - то вы можете выгнать меня из келлии " . И это были не одни слова. Мать Арсения, действительно, до самой смерти схимонахини сохраняла к ней глубокую веру и послушание, почти беспримерное в наше время, а между тем жизнь со схимонахиней была нелегка. " Нас не по легкой дорожке вели, и слово, полное духовной любви, не имело никогда покрова деликатности " , - говорила впоследствии матушка. |
| 7 апреля св. Синодом подан был императрице доклад, в котором выразилось все усердие членов св. Синода, как можно больше обвинить Арсения. В этом докладе св. Синод не только исчислил все вины Арсения настоящие и прошедшие, но еще взвел, на него обвинение в ложности его показаний при допросе и неискренности его раскаяния. Говоря о том, что Арсений, «всепокорнейше и всеподданнейше припадая к ногам ее величества, просит прощения и помилования», если его донесения понимают, как оскорбление величества, члены св. Синода внесли в доклад следующие слова: «оное его, митрополита, показание не истинное, ибо по показанию находившегося при нем для письма канцеляриста Жукова копии с обоих донесений в синод были отправлены в Москву к двум знатным персонам». 109 Таким образом, св. Синод поставил дело так, что то что могло служить к смягчению вины Арсения, ставилось ему новым обвинением и увеличивало тяжесть наказания. За все вины, исчисленные в докладе, св. Синод решил «лишить Арсения архиерейства и клобука и послать в отдаленный монастырь под крепкое смотрение и бумаги и чернил ему не давать». 110 Арсений сначала был сослан в Никольский Корельский монастырь, а после второго суда над ним, переведен в Ревельскую крепость. Но общественное мнение и главным образом симпатии духовенства и монашества были на стороне Арсения, как святителя, гонимого за правду. Об этом свидетельствует множество сказаний о нем, в которых он обыкновенно окружается ореолом святости и величия; об этом же свидетельствует и старание правительства всеми мерами скрыть место ссылки Арсения и как-бы уничтожить его имя из числа живых. Интересно читать, какие строгие инструкция давались конвоировавшим Арсения офицерам при переводе его из Никольского монастыря в Ревель. «Не вступать ни в какие разговоры с арестантом», не спрашивать его о имени, не допускать до разговоров с другими, ни под каким видом не ездить через Москву» 111 и пр., и все это под страхом строжайшего наказания. Это показывает, что Екатерина очень хорошо понимала, что протест Арсения Мацеевича заключает в себе мысли и желания не его одного, а почти всего духовенства, и сознавала, что если не примет всех предосторожностей относительно Арсения, то протест духовенства может быть общим и вызовет немало затруднений для нее. |
| Момент был слишком важен, дело шло о нарушении одного из основных прав церкви, и, повторяем, мы не видим ничего законопреступного в том, что один из более видных представителей иерархии, может быть правильно, как думало большинство, а может быть неправильно отстраненный от непосредственного участия в высшем церковном управлении, пишет Св. Синоду доношение, в котором напоминает своим сослужителям, во имя священнейших интересов церкви и их непременнейших обязанностей, о долге их знания. 5. Суждение о способе выражения и образе речи в доношениях Арсения Наконец, может быть, будучи правильно по существу и легально по форме, доношение Арсения не было законно по изложению и слововыражению? Правда, речь Арсения несколько наркотически действует на слух современного читателя и ничего подобного, по изложению и языку, не может явиться в области современной официальной письменности. Но, нам кажется, странно было бы судить в этом случае о деле по современным понятиям и воззрениям с точки зрения современных литературно-деловых нравов и обычаев. – Язык, которым написаны оба донесения Арсения – язык всех прочих сочинений Арсения, не имеющих ничего общего с вопросом о церковных и монастырских имуществах: его двух полемических трактатов – против раскола и против протестантства, язык его докладов императрице Елисавете Петровне, принятых и одобренных последней, язык его доношений Св. Синоду по делу об архимандрите Владимире Каллиграфе 166 , принятых без всяких замечаний Св. Синодом к рассмотрению и соответственному распоряжению. Мало того: это язык проповедей Стефана Яворского , Феофана Прокоповича и самого св. Димитрия Ростовского . 6. Солидарность Арсения со св. Димитрием Ростовским Г. Соловьев, говоря о раздражительном тоне доношений Арсения, с особенной силой указывает на противоположность, какая, по его мнению, существует в этом отношении между ним и св. Димитрием. Трудно представить себе что-нибудь более ошибочное, чем это суждение почтенного историка. Приснопамятный ростовский святитель, предшественник Арсения по кафедре, был не только одного духа со своим преемником, но и одного образа мыслей по тем вопросам, о которых трактуется в доношениях Арсения. |
|
|
