| Генерал Алексеев, знавший, какую роль сыграл в те дни Император Николай II-oй, просил Его Величество возложить на себя за Вильно-Молодечненскую операцию орден Св. Георгия 4-ой степени. Государь горячо поблагодарил Алексеева, но отказал ему в его просьбе. Это мало кто знает, но это исторический факт. Генерального Штаба полковник Носков, заведовавший в то время в Ставке отделом прессы, сообщает о том в своей брошюре: «Nicolas II inconue». Носков, с которым я не раз беседовал, лично знал о том от генерала Алексеева. 22-го сентября в 4 часа дня Государь отбыл из Ставки в Царское Село, куда и прибыл 23-го утром. Сбылось предсказание Распутина, сделанное месяц тому назад о том, что Государь пробудет в Ставке не десять дней, а месяц. Об этом много говорили тогда во дворце. Кто верил в необыкновенные качества Старца, имели тому новое доказательство. Заметили ошибку? Выделите фрагмент и нажмите " Ctrl+Enter " . Поделиться РНЛ работает благодаря вашим пожертвованиям. Комментарии Закрыть Закрыть Сообщение для редакции Закрыть Закрыть Организации, запрещенные на территории РФ: «Исламское государство» («ИГИЛ»); Джебхат ан-Нусра (Фронт победы); «Аль-Каида» («База»); «Братья-мусульмане» («Аль-Ихван аль-Муслимун»); «Движение Талибан»; «Священная война» («Аль-Джихад» или «Египетский исламский джихад»); «Исламская группа» («Аль-Гамаа аль-Исламия»); «Асбат аль-Ансар»; «Партия исламского освобождения» («Хизбут-Тахрир аль-Ислами»); «Имарат Кавказ» («Кавказский Эмират»); «Конгресс народов Ичкерии и Дагестана»; «Исламская партия Туркестана» (бывшее «Исламское движение Узбекистана»); «Меджлис крымско-татарского народа»; Международное религиозное объединение «ТаблигиДжамаат»; «Украинская повстанческая армия» (УПА); «Украинская национальная ассамблея – Украинская народная самооборона» (УНА - УНСО); «Тризуб им. Степана Бандеры»; Украинская организация «Братство»; Украинская организация «Правый сектор»; Международное религиозное объединение «АУМ Синрике»; Свидетели Иеговы; «АУМСинрике» (AumShinrikyo, AUM, Aleph); «Национал-большевистская партия»; Движение «Славянский союз»; Движения «Русское национальное единство»; «Движение против нелегальной иммиграции»; Комитет «Нация и Свобода»; Международное общественное движение «Арестантское уголовное единство»; Движение «Колумбайн»; Батальон «Азов»; Meta |
| «Моя мама оперировала раненых». Фтизиатр Владимир Либенсон — о военном детстве и победах врача Он лечил тех, кого другие считали безнадежными 9 мая, 2021 Он лечил тех, кого другие считали безнадежными Во время войны 11-летний Владимир Либенсон покинул родной Чернигов — в город входили немцы. С мамой и братом он оказался в Оренбурге — в летней одежде в 40-градусный мороз. Его мама, врач-фтизиатр, оперировала раненых солдат, а Володя присматривал за маленьким братом. Сам он тоже станет врачом, напишет более 100 научных работ и спасет тысячи пациентов с туберкулезом. В том числе и тех, кому другие доктора не давали шансов. «На улице сорокаградусный мороз, а у меня ноги обернуты газетой» Летом 1941 года семья Либенсон покидала родной Чернигов. Владимиру тогда было 11 лет. — Незадолго до того, как немцы вошли в наш город, мы с мамой и братом эвакуировались. В товарном вагоне нас вывезли в Оренбург. Папа перед войной работал инструктором обкома партии, его мобилизовали на фронт. С собой взяли только летнюю одежду и легкую обувь, на мне были парусиновые туфельки (Парусина — ткань из натуральной пряжи: лен, конопля, джут или так называемая полульняная. — Примеч. ред.). Мама спросила организатора эвакуации: «Нужна ли теплая одежда?» — и получила бодрый ответ, что «через пару месяцев немцев выгоним, зачем собой что-то брать? А в год, когда мы приехали, в Оренбурге стояла жуткая зима — минус сорок два градуса. Маму Владимира Семеновича мобилизовали в военный госпиталь, хотя она была врачом-фтизиатром. — В 1941–1942 годах был период, когда в Оренбург ежедневно приходил эшелон с ранеными, и мама круглосуточно стояла у операционного стола. А мы вдвоем с братом, которому в то время было три года, как-то самостоятельно жили. К тому моменту мы поселились в крохотной однокомнатной квартирке. Володя Либенсон с мамой и младшим братом Доктор Либенсон вспоминает жуткие морозы, которые запомнил на всю жизнь. Даже во взрослой жизни московские зимы ему давались непросто. — Я в детстве сильно обморозился. Холодное время года чувствую страшным образом. Вынужден надевать очень теплую обувь, несколько пар носков и толстые варежки. А когда в Оренбурге — на ноги наматывал газету, носков не было, — вспоминает Владимир Семенович. |
| Вместо того, чтобы просто отправить носки почтой, Джон придумал кое-что еще. Именно эта идея приведет компанию к успеху. — Я решил, что носки надо отвезти прямо домой. И кое-что добавил в посылку, — рассказывает он. Фото: John’s Crazy Socks/Facebook Каждый заказ Джон аккуратно завернул в папиросную бумагу и упаковал в красную коробку с благодарственной запиской и конфетой. Затем он лично доставил их своим первым клиентам в Лонг-Айленде. — Я поднимаюсь на крыльцо, стучу в дверь, и меня встречает вся семья, — вспоминает Джон. — Они так радовались мне. Мы даже фотографировались вместе. Что было дальше? О John’s Crazy Socks заговорили все. Энтузиазм Джона и его необыкновенный подход к обслуживанию не остались незамеченными. Компания John’s Crazy Socks предлагала носки в 31 различных вариантах, от 5 до 12 долларов за пару. В социальных сетях набирали популярность видеоролики и фотографии с посылками от Джона, и продажи росли. В первый месяц были отправлены 452 заказа на сумму около 13 000 долларов. — В первые выходные мы продали так много носков, что у нас их почти не осталось. Я проехал по магазинам и скупил все рождественские носки, чтобы у нас было хотя бы что-то на продажу, — вспоминает Марк. Сегодня John’s Crazy Socks продает более 2000 моделей носков от 20 различных поставщиков. По словам Марка, носки, которые создает сам Джон, продаются лучше всего. Два доллара с каждой их продажи идут в благотворительные фонды. Компания жертвует 5% своего дохода Специальной Олимпиаде. Фото: John’s Crazy Socks/Facebook Работа для особенных людей John’s Crazy Socks — это социальное предприятие. Здесь работают люди с аутизмом, синдромом Дауна и другими особенностями. Марк Кронин говорит, что образование и медицина стали доступны для людей с ограниченными возможностями здоровья. Но с работой по-прежнему ситуация сложная. Сегодня только 40% взрослых людей с инвалидностью в возрасте от 24 до 54 лет трудоустроены. И это вызывает опасения. Дело не только в финансовых трудностях. Исследования показали, что профессиональная занятость повышает самооценку и помогает сохранить чувство собственного достоинства. |
| Директор мне сказала: «Не переживай, все у тебя будет хорошо». Но говорила она это не очень уверенным голосом. В итоге в этом году я никуда не поступаю. Устроилась официанткой, буду год работать и готовиться к ЕГЭ, пойду на курсы. Как буду совмещать работу с подготовкой, понятия не имею, но знаю, что у меня будет точно два занятия в неделю и домашка. Придется либо брать выходные, либо пропускать занятия, читать теорию и готовиться самой. ЕГЭ уничтожило мою веру в себя. Самое печальное, что в инструкции к ЕГЭ говорится: «ЕГЭ могут сдать все, кто учился в школе». Нет, не все. «Шпоры лежали везде — от носков с трусами до ремня» Никита, выпускник 2022 года, Московская область: — Я учился в гуманитарном классе, с обществознанием определился, наверное, во второй половине 10-го класса. Сдавать биологию надумал за неделю до первого пробника в октябре и тут же пришел к мысли, что психология — единственная дисциплина, которая мне интересна. Учитель, узнав об этом, спросил, как же я все-таки буду сдавать, ведь биология — «САМЫЙ сложный предмет». В какой-то степени это правда так: по статистике с каждым годом средний балл по биологии все меньше и меньше. Мне сказали, что надо было определяться раньше, что биологию не сдам и что выбрал я ее только для того, чтобы испортить рейтинг нашей учительницы. С горем пополам она согласилась принять меня, и я наравне с ребятами из химико-биологического профиля ходил на дополнительные занятия. Ну как ходил… Через раз. Вуз, который был у меня на примете, — Московский государственный областной университет (МГОУ). В идеале, конечно, бюджет, но ближе к февралю начались разговоры о том, что хотя бы контракт. Перед экзаменами я особо не волновался: знал, на что я иду, и понимал свои силы. За русский и базовую математику переживал больше всего — как мне казалось, у меня были все шансы не написать на порог, но в итоге за русский — 60 баллов (я был счастлив), за базу — 4. В день, когда писал общество, было очень жарко, но сидел я в худи, где было много внутренних карманов. Шпоры у меня лежали везде — от носков с трусами до ремня. Обществознание я написал ровно на минимальный проходной балл для поступления — 45. |
| Притащили друзья крикуна в окоп. Передохнули и дальше в штаб. Однако дорогой сбежали к Волге. Схватили фашиста за руки, за шею, в Волгу его макнули. — Буль-буль, буль-буль! — кричит озорно Турянчик. — Буль-буль, — пускает фашист пузыри. Трясётся, как лист осиновый. — Не бойся, не бойся, — сказал Носков. — Русский не бьёт лежачего. Сдали солдаты пленного в штаб. Махнул на прощанье фашисту Носков рукой. — Буль-буль, — прощаясь, сказал Турянчик. Мамаев курган Лейтенант Чернышов красавец. Брови дугой, как месяц. Кудри черны, как смоль. 14 сентября 1942 года. С новой силой фашисты идут в атаку. Семь дивизий штурмуют город. Три тысячи орудий ведут огонь. Пятьсот фашистских танков железной ползут лавиной. Особенно кровопролитные бои идут за Мамаев курган. Мамаев курган самая высокая точка в городе. Видно отсюда далеко-далеко. Видно и Волгу, и степи, и левый заволжский берег. Уже несколько раз вершина кургана переходила из рук в руки. То теснят фашисты наших бойцов, то прорвутся к вершине наши. То держат вершину наши. То вновь у фашистов она в руках. Пять раз водил солдат в атаку лейтенант Чернышов. Брови дугой, как месяц. Кудри черны, как смоль. Начинает Чернышов шестую атаку, а сам вспоминает первую. Добежали тогда бойцы почти до вершины. Шли перебежками. Залегали. Пережидали страшный огонь противника. Поднимались и снова бежали вперёд. — Вперёд! Вперёд! — до хрипоты, обезумев, очумев от боя, кричал лейтенант Черныщов. Вновь залегли солдаты. Переждал лейтенант Чернышов и опять: — Вперёд! Лежат солдаты, не поднимаются. — Вперёд! — кричит Чернышов. Схватил автомат, тронул дулом одного, второго. — Вперёд! Лежат солдаты. Подкатила здесь к сердцу злость. Перекосилось лицо от крика. Саблей сломались брови. Скулы корёжат рот. — Вперёд! — кричит лейтенант Чернышов. Лежат солдаты. Вдруг объявился рядом с лейтенантом сержант Куценко. — Они же мёртвые, товарищ лейтенант, — тихо сказал Куценко. Вздрогнул лейтенант Чернышов, глянул кругом, на курган, на солдат. Понял — солдаты мёртвые. Живы только они вдвоём — он, Чернышов, и сержант Куценко. Отошли назад с высоты к своим. |
| — В приказе сказано собраться к десяти. Теперь без трех минут десять. Я не считаю себя вправе морить людей зря. — Не разговарива-а-ать! — завопил Лех, махая руками и задерживая лошадь. — Прошу, гето, молчать, когда вам делают замечания по службе-е!.. Но он все-таки понял, что был неправ, и потому сейчас же отъехал и с ожесточением набросился на восьмую роту, в которой офицеры проверяли выкладку ранцев: — Гет-то, что за безобразие! Гето, базар устроили? Мелочную лавочку? Гето, на охоту ехать — собак кормить? О чем раньше думали! Одеваться-а! В четверть одиннадцатого стали выравнивать роты. Это было долгое, кропотливое и мучительное занятие. От желонера до желонера туго натянули на колышки длинные веревки. Каждый солдат первой шеренги должен был непременно с математической точностью коснуться веревки самыми кончиками носков — в этом заключался особенный строевой шик. Но этого было еще мало: требовалось, чтобы в створе развернутых носков помещался ружейный приклад и чтобы наклон всех солдатских тел оказался одинаковым. И ротные командиры выходили из себя, крича: «Иванов, подай корпус вперед! Бурченко, правое плечо доверни в поле! Левый носок назад! Еще!..» В половине одиннадцатого приехал полковой командир. Под ним был огромный, видный гнедой мерин, весь в темных яблоках, все четыре ноги белые до колен. Полковник Шульгович имел на лошади внушительный, почти величественный вид и сидел прочно, хотя чересчур по-пехотному, на слишком коротких стременах. Приветствуя полк, он крикнул молодцевато, с наигранным веселым задором: — Здорово, красавцы-ы-ы!.. Ромашов вспомнил свой четвертый взвод и в особенности хилую, младенческую фигуру Хлебникова и не мог удержаться от улыбки: «Нечего сказать, хороши красавцы!» При звуках полковой музыки, игравшей встречу, вынесли знамена. Началось томительное ожидание. Далеко вперед, до самого вокзала, откуда ждали корпусного командира, тянулась цепь махальных, которые должны были сигналами предупредить о прибытии начальства. Несколько раз поднималась ложная тревога. Поспешно выдергивались колышки с веревками, полк выравнивался, подтягивался, замирал в ожидании, — по проходило несколько тяжелых минут, и людям опять позволяли стоять вольно, только не изменять положение ступней. Впереди, шагах в трехстах от строя, яркими разноцветными пятнами пестрели дамские платья, зонтики и шляпки: там стояли полковые дамы, собравшиеся поглядеть на парад. Ромашов знал отлично, что Шурочки нет в этой светлой, точно праздничной группе, но когда он глядел туда, — всякий раз что-то сладко ныло у него около сердца, и хотелось часто дышать от странного, беспричинного волнения. |
| Вскоре в Сырую низину прибыли первые подводы. Отец Александр вместе с Торопцевым распоряжались разгрузкой. И вдруг появившийся, как черт из табакерки, комендант лагеря приказал дрова разгружать, а вещи и продовольствие не трогать. Немцы отогнали русских от подвод, а сами сели на козлы и отправились в сторону Пскова. В эту минуту отец Александр согрешил — впал в отчаянье. Но зная, что никто за него не исполнит его долг, быстро и страстно взмолился к Богу и кинулся к коменданту добиваться правды, волоча за собой перепуганную личную свою переводчицу Алевтину Андреевну. Комендант сурово выслушал стенания священника и, подойдя к батюшке, похлопал его по плечу. Матушка переводила: — Он говорит, что доблестная немецкая армия испытывает нехватку в тёплых вещах и продовольствии. Что под Москвой битва не кончилась. Что немецкий народ весьма признателен тебе, отец Александр, и окрестным жителям за оказанную помощь. И что дрова будут использованы для обогревания бараков. — А продовольствие? А вещи? Там одних только шерстяных носков — на каждого узника хватило бы! — воскликнул батюшка. — Отец Александр, ну как ты не понял, — тяжко вздохнула Алевтина Андреевна. — Это они забрали для себя. Повезут во Псков, а оттуда переправят в армию, воюющую под Москвой. — Как в армию? В немецкую армию? — Ну не в Красную же! Домой отец Александр возвращался в полном унынии. Лишь то, что дрова всё-таки достанутся баракам, согревало его. А когда показались первые закатовские избы, другая утешительная мысль разгорелась в печке батюшкиной души. — Послушай-ка, матушка! — произнёс он оживлённо. Я вот что думаю… Раз в немецкой армии носков да жратвы не хватает, стало быть, у них там дело швах. Напрасно они бренчат на своих тимпанах и гуслях! Под Москвой им нету победы. Не получилось блицкрика! Давай, дедушка Мороз, поднажми, сердечный! — Ты, Саша, воистину как ребёнок. Только что сидел умирал от печали, а вот уже и готов спрыгнуть с саней и скакать от радости! — И ничего плохого в том не вижу, — улыбаясь, отмахнулся батюшка. — Ибо и Христос говорил: «Будьте как дети!» 36 |
| Опустился боец на пол. Покидают солдата последние силы. Всё сильнее сочится кровь. Лежит на полу солдат, друзей боевых вспоминает. Всё громче и громче слышна стрельба. Нелегко там сейчас товарищам. Чем же отвлечь фашистов? Глянул боец на раны. На рубаху. И вдруг мысль осенила солдата. Собрал он последние силы. Рванул гимнастерку. Скинул рубаху. Оторвал от рубахи солдат полотнище. Провёл им по ранам. Цветёт кумачом полотнище. Покрылось солдатской кровью. Подобрался солдат к окну. К винтовке, к штыку прикрепил материю. Высунул штык в окно. Рубином зажглось полотнище. Затрепетало оно по ветру. Заиграло, забилось в небе. Не ошибся солдат. Увидев красное знамя, вновь повернули сюда фашисты. Забили опять снаряды. Зацокали снова пули. Не утих, продолжается бой у дома. Реет над домом красное знамя. Рубином фашистов бьёт. Где-то за домом гремит «Ура!». Это в атаку идут товарищи. Но не видел, не слышал того солдат. Закончил свой путь боевой солдат. До конца исполнил свой долг солдатский. Лежал на полу солдат. А рядом знамя, как часовой, стояло. Буль-буль Не стихают бои в Сталинграде. Рвутся фашисты к Волге. Обозлил сержанта Носкова какой-то фашист. Траншеи наши и гитлеровцев тут проходили рядом. Слышна из окопа к окопу речь. Сидит фашист в своём укрытии, выкрикивает: — Рус, завтра буль-буль! То есть хочет сказать, что завтра прорвутся фашисты к Волге, сбросят в Волгу защитников Сталинграда. Сидит фашист, не высовывается. Лишь голос из окопа доносится: — Рус, завтра буль-буль. — И уточняет: — Буль-буль у Вольга. Действует это «буль-буль» на нервы сержанту Носкову. Другие спокойны. Кое-кто из солдат даже посмеивается. А Носков: — Эка ж, проклятый фриц! Да покажись ты. Дай хоть взглянуть на тебя. Гитлеровец как раз и высунулся. Глянул Носков, глянули другие солдаты. Рыжеват. Осповат. Уши торчком. Пилотка на темени чудом держится. Высунулся фашист и снова: — Буль-буль! Кто-то из наших солдат схватил винтовку. Вскинул, прицелился. — Не трожь! — строго сказал Носков. Посмотрел на Носкова солдат удивлённо. Пожал плечами. Отвёл винтовку. |
| — Таких разговоров я с Кащеевым не имел, хотя Кащеева знаю хорошо. Жить мне было не так–то плохо, и обижаться мне на жизнь не приходилось. — Вы жили в селе Старо–Тырышкино Смоленского района? — В селе Старо–Тырышкино я жил с 1 августа 1935 года по 15 июня 1936 года. С 1 августа до 12 декабря 1935 года я там служил священником. В декабре месяце после закрытия церкви я в этом селе жил без работы. — Жителя села Старо–Тырышкина Митрофана Белгородцева вы знаете? — Знаю, так как он был сторожем церкви и был церковным старостой. Белгородцев колхозник. — Имели вы с Белгородцевым разговоры о том, что скоро будет война и колхозников за то, что они не хотели жить единолично, будут убивать? — Таких разговоров у меня с Белгородцевым никогда не было. — Вы говорите неправду, так как Митрофан Белгородцев нами допрошен, по этому вопросу он показал, что в один из воскресных дней в марте 1936 года в церковную сторожку пришли он, Кащеев, Летягин и ряд женщин. В разговорах с ними вы стали говорить, что при советской власти жить стало плохо и особенно плохо живется колхозникам. Потом сказали, скоро житье переменится, так как власть свергнут, колхозов не будет. — Таких разговоров я ни с Кащеевым, ни с Белгородцевым не вел. — Вы напрасно встаете на путь отрицания этого, так как Белгородцев и Кащеев в своих показаниях, которые вам были зачитаны, подтверждают разговоры в сторожке. От вас я также требую правдивых показаний. — Я еще раз подтверждаю свои показания, что таких разговоров с ними не вел. — Кроме всего этого Захарьин подтверждает, что в то время, как вы были у Носкова вместе с Пальмовым, то и там высказывали такие же взгляды, что власть будет свергнута и настанут новые лучшие времена. Почему вы все же пытаетесь отрицать то, что вы антисоветски настроены? — Если я с Пальмовым и был у Носкова, то Захарьина там не видел. Говорить что–либо против советской власти я не говорил. 2 октября 1936 года следователи произвели очную ставку между священником Иоанном Можириным и Степаном Кащеевым, которого следователь спросил: |
| — В организации я ни в какой не состоял и о ее участниках не знаю. — Вам предъявляются показания руководителя вашей контрреволюционной повстанческой организации Даниила Носкова, где он говорит:«Они, то есть Можирин, Пальмов и другие участники организации, приходя ко мне, излагали свои антисоветские взгляды, зная, что и я не советский человек». Будете ли вы продолжать говорить неправду? — Показания Носкова я отрицаю. К нему я приходил как к благочинному за советом по церковным делам. Никогда антисоветских взглядов я не высказывал. Через некоторое время следователи снова вызвали на допрос отца Иоанна. — Дайте показания, кем вы были завербованы в контрреволюционную организацию и когда. — Меня никто в организацию не вербовал, и дать показания по этому вопросу я не могу. — Вы говорите неправду. Следствие располагает данными о вашем активном участии в организации. — Я участия ни в какой организации не принимал и дать показания не могу. — Для уличения вас в неправде вам предъявляются показания обвиняемого Даниила Носкова:«Участниками организации были: я, Носков, Захарьин, Пальмов и Можирин». Будете вы продолжать говорить неправду следствию? — Показания Носкова я отрицаю. — Но ведь Носков прямо указал, что он является руководителем организации, давал вам как участнику организации задания выявлять недовольных, привлекать в организацию. — Никаких заданий по выявлению недовольных советской властью я от Носкова не получал. — Вы говорите неправду. Для уличения вас в этой неправде вам предъявляются показания Носкова, где он говорит:«Захарьин, Пальмов, Можирин говорили мне о тех недовольствах среди крестьян, которые они выявляли». Как видите, ваше запирательство ни к чему хорошему не приводит, вы уличаетесь показаниями ваших же соучастников. Не запирайтесь, дайте показания о вашем участии в организации. — Я уже говорил, что участником организации не был и давать показания в дальнейшем отказываюсь. — Чем вызван ваш отказ от дачи следствию показаний о контрреволюционной деятельности участников организации? |
|
|
