| Как бог разума и знания, Таут, по-видимому в некоторых отношениях должен приближаться к греческому Аполлону, но именем финикийского Аполлона обыкновенно называют Резефа, Решефа или Решеф Микаля; бога по своим свойствам имеющего очень мало общего с Таутом. По-видимому, он был солнечным богом и богом войны (как бог войны, он почитался в Египте, см. его египетское изображение у Perrot, Т. III р. 71). Культ его был распространен на Кипре (в надписи найденной на Кипре, в новолуние месяца Этанима назначается для стражей святилища и для смотрителей храма Резефа 20 … чего? неизвестно: текст в данном месте испорчен, но дело идет о жертвах и пожертвованиях). Был у финикиян бог Эл. Практически культ его не был развит, но теоретически его наделяли чертами верховного божества. Слово Эл есть семитический корень для понятия божества, естественно поэтому, что Эл представляется возвышающимся над Элион-божествами (у пророка Ис.14:13 говорится о нем буквально с еврейского так: «взойду на небо, над звездами Эла вознесу престол мой, сделаю себя равным Элион»). Финикийской и особенно карфагенской богиней (δαμων καρχηδονων) была Дидона, которая из божества была превращена в историческую личность и с таким характером была увековечена Виргилием в его Энеиде. Иначе Дидона называлась Элиссой, она подобна Семирамиде (тоже игравшей роль в финикийских сказаниях) и вавилонской Астарте. Ее отец Бел, ее сестра Анна имеет черты Венеры, ее возлюбленный —300— Ярбас или Милих, ее брат Пигмалион является тоже, как и вся ее родня, могущественным божеством. Его имя значить убийца Элион ( , Дидона значит планета, Анна – прекрасная), он был чем-то в роде бога ада. Имелись у финикиян и еще боги и богини (наприм., богини: Астроноия, Наама), все это маленькие копии с великих Ваала и Астарты, около этих второ- и третьестепенных божеств сплетались мифы, порою поднимавшие их до Элион, но больше низводившие их до участия в самых обыденных интригах самых дюжинных людей. Но с самой глубокой древности были в Финикии боги иного рода – боги иноземного происхождения. |
| Вероятно и здесь пред нами смешанная семья – мать Сотира называлась Пи-Мут – уже египетским именем; как и во многих случаях, национальность и культура обусловливается матерью. На погребальных расписных холстах римского времени, а также на знаменитых поздних портретах римского времени, приделывавшихся к изголовьям покойных вместо прежних позолоченных или выкрашенных масок (в Фаюме), и на гипсовых головах саркофагов с портретными чертами также можно распознать совершенно не египетские типы – новое доказательство силы египетской религии, втягивавшей пришельцев. Но последние все-таки действовали со своей стороны на внешнюю форму: саркофаги принимают иной вид, часто с несомненным греческим влиянием, причем покойники с чисто египетскими именами оказываются погребенными в гробах антропоидной формы, весьма удалившейся от древнеегипетских схем (напр., Тете-хар-си-исе в Берлине). Греческое влияние сказалось также на появляющихся теперь носилках для мумий. Они представляют странное смешение греческого и египетского стиля, но в религиозном отношении всецело египетские; между прочим, в Берлинском музее есть принадлежавшие Аполлонию и Сисою, детям Хоруджа – итак, опять в семье различные имена. Фасад ипостильного зала храма Хнума в Эсне Таким образом делает успехи смешение национальных и религиозных элементов с перевесом египетских идей. Конечно, последние безраздельно господствуют, по крайней мере, с внешней стороны, в храмах этого времени. Великие святилища, создавшиеся при Птолемеях: Филы, Эдфу (строился с237 по 57 г.), Эсне (с 165 до ими. Декия), Дендера (с 117 до 98 н. э.) и даже при римлянах (напр., храм Эль-Кала в Копте при Клавдии), обнаруживают весьма мало греческого влияния, даже знаменитые птолемеевские колонны могут быть объяснены из саисского искусства. Надписи, начертанные на стенах, уверяют, что храмы сооружались по планам, утвержденным еще богами Тотом и Имхотепом, что все храмовые принадлежности и статуи во всех своих подробностях приготовлены по точным предписаниям древних книг, что они помещены в сокровенное место, которого не может найти никто, кроме жрецов. |
| Болтают о Марсии-фригийце, как у него произошло состязание с Аполлоном из-за флейт и искусства игры на флейте, что Марсий был совершенно побежден, и вполне справедливо, что тот, кто осмелился, чтобы не сказать слишком глупо, состязаться с собственным богом в игре на флейте, потерпел от победителя такое наказание за свое безрассудство: с него была содрана вся кожа, и он был повешен на дереве. Но все это россказни, сказки и забавы поэтов, не имеющие в себе ничего истинного и правдоподобного. Если, как говорят, Аполлон сделался игроком на флейте и, состязаясь в искусстве, дошел до такого гнева после победы, что придумал бесчеловечное и безумное наказание побежденному, то каким образом ему могло служить утешением висящее на дереве свидетельство его жестокости! Об этом поют старые поэты и новые подпевают, заимствовав от них. Среди них и Нонн, уроженец египетского Пана, в одной из своих поэм, которые называются Дионисиевы, сказав немного об Аполлоне (не припомню предшествующих слов), затем продолжает: «[Он] повесил на дерево раздутую ветром кожу побежденного Марсия, желающего состязаться с богами». Итак, с того времени позорное преступление это никогда не было известно человеческому роду. Об этом свидетельствуют очевидные доказательства, достаточные для тех, кто привык правильно наблюдать и изучать древнейшие события, а не увлекаться поэтическими сказками и вымыслами. Сапор же был весьма несправедлив и кровожаден и скор на гнев и жестокость. Было ли им совершено по отношению к другим такое жестокое деяние не могу утверждать, что же касается того, что он подверг этой каре Валериана, римского императора, в то время воевавшего против него и затем побежденного и взятого в плен, это удостоверяют многие исторические сочинения 63 И действительно, первые из тех, кто по уничтожении парфян получили персидское царство, Артаксар, как я говорю, и Сапор были оба преступнейшими и неправосуднейшими; первый из них, убивший своего господина, завладел царством силой и тиранией, второй же явился изобретателем такого жестокого наказания и нечестивого преступления. |
| Если жертвы оказывались напрасными, ахеец просто констатировал, что бог был не удовлетворен или оказался не в духе. Простые пастухи выражали негодование довольно непосредственно. Об этом свидетельствуют такие слова, обращенные к Пану: «Если ты сделаешь это для меня, милый Пан, то да не секут тебе аркадские мальчишки бока и плечи морским луком». Видимо, неисполнительным божествам нередко доставалось от недовольных просителей [ 356 ]. Усложняется система заклинаний, появляются магические формулы: Я всесожженьям смертных научил И знаменьям глубоким, сокровенным, Являемым в пылающем огне, — говорит эсхиловский Прометей [ 357 ]. Начинает развиваться институт жречества. Правда, в Греции жрецы никогда не составляли могущественной корпорации, как, например, в Египте. Но значение их постепенно возрастало. Наиболее характерной чертой эллинских жрецов было то, что они почти всегда оставались «служителями культа» в самом узком смысле этого слова. Если египетское духовенство было средой, в которой культивировалась богословская мысль, медицина, математика, если израильское духовенство боролось за нравственное воспитание народа, то греческие жрецы были по преимуществу совершителями ритуалов, произносителями заклятий, устроителями жертвоприношений. Показательно, что, когда жрец Аполлона Хрис говорит о своих заслугах перед богом, он называет только украшение святилища и приношение «тучных бедер коз и тельцов». В микенском обществе некоторое время, как на Крите, у алтаря мы видим, главным образом, женщин. Под их воздействием возгревалась любовь к кудесничеству, прорицаниям, чувственно-мистическому разгулу. Когда же микенские цари стали богатейшими и могущественнейшими властителями Эгеиды, все чаще появляются жрецы-мужчины. Их основная обязанность, судя по пилосским надписям, чисто административная. Они должны были следить за раздачей и распределением жертвенной пищи во время огромных культовых пиршеств. Неудивительно поэтому, что на изображениях того времени они похожи на надменных сановников или на старорежимных дьячков с козлиными бородками [ 358 ]. |
| Этот художественно-исторический релятивизм наталкивается прежде всего на одно основное возражение, непреодолимое для всякого релятивизма. Возражение это, до банальности элементарное и на первой взгляд безжизненно-педантичное, все же убийственно для всякого релятивизма, и потому его приходится неустанно повторять. Оно сводится к обнаружению противоречия между содержанием релятивизма и формальным смыслом его как определенного утверждения. Если все на свете, без исключения, относительно, то относительно и это утверждение относительности и, следовательно, «абсолютизм» вовсе не побежден «релятивизмом». «Относительное» имеет смысл только в связи с «абсолютным», и вне этой связи теряет свой смысл. Это возражение делает Рудин в одноименном романе Тургенева цинику Пигасову, легко показывая бессмысленность «убеждения», отрицающего всякие убеждения 152 ; и это возражение, несмотря на всю его «старомодность» и «банальность», всякая истинная философия, сознающая сама себя, будет не переставать противопоставлять всякому релятивизму и скептицизму, в какой бы утонченной и талантливой форме он ни возрождался. В отношении Шпенглера это основное возражение должно прежде всего приводить к уяснению противоречия, заключающегося между содержанием теории Шпенглера и самим фактом возможности такого синтезирующего обзора разных культур, который дан в его книге. Теория Шпенглера, последовательно проведенная – теория замкнутости и отрешенности «душ» отдельных культур, их совершенной несравнимости, непроницаемости и непонятности друг для друга – опровергается лучше всего духовной личностью самого Шпенглера. Есть, значит, в глубине всех отдельных культур какая-то общая точка, что-то общечеловеческое и вечное, в чем они все сходятся – именно та сфера духовного творчества или культурного духа вообще, в которой живет мысль самого Шпенглера. Как бы различны, несходны, своеобразны ни были эти культуры, их последнее духовное единство доказывается, вернее сказать, реально обнаруживается, вопреки всем рассуждениям и иллюстрациям Шпенглера, в самом факте, что европеец ХХ-го века с любовью и чутким пониманием проникает в своеобразный дух индусской и египетской, античной и арабской культур. Пусть сам Шпенглер пытается объяснить этот факт тем, что западная, «фаустовская», культура искони проникнута «историзмом» (в отличие, например, от античной «аполлоновской» культуры, живущей мигом настоящего), и что в особенности переживаемая нами эпоха упадка этой культуры есть наиболее благоприятный момент для возникновения таких ретроспективных обзоров культур, – эти психологические доводы недостаточны, ибо не объясняют возможности подлинного осуществления таких замыслов. |
| Имея в виду все эти трудности, мы и перейдем к рассмотрению перехода от первобытной религии к высшим понятиям, помня, однако, что рассуждения о «переходе» и «развитии» имеют здесь, как и в следующих главах скорее логический, философский смысл, чем реальный фактический. Иначе сказать – мы не знаем, как на самом деле шло развитие религии, но при наших философских и логических навыках мы можем представлять себе движение религиозной идеи нижеследующим образом. Имея постоянное дело с духами, молясь им, принося жертвы и чувствуя себя от них зависимым, дикарь естественно хотел знать, какие из них сильнее, чтобы обращаться к ним предпочтительно, и какими можно иной раз пренебречь. Факты его жизни показывали, что молитвы такому-то богу пользуются большим успехом, а ум рационализировал, обобщал эти факты и выделял одних духов, как более сильных. С другой стороны, представляя себе богов по образу человеческому, дикарь по-человечески мыслил себе и отношение между богами, и если среди людей есть начальствующие и подчиненные, короли и подданные, то как же не быть им и в мире духов. Конечно, у данного племени имел тенденции выдвинуться тот бог, который, по роду занятий племени, был ему наиболее важен. У племени, живущего у моря и морем, выдвигался бог моря, у других – бог леса, солнца и п. д. Иные племена имеют тенденции, разделяя духов на добрых и злых, выделять и из тех и из других главного Добраго Духа и Злого (у манаосов в Ю. Америке). Таким образом, дифференцируясь по старшинству, боги начинают разделяться и по своим функциям. У австралийцев существует дух вод, у полинезийцев есть боги войны и мира; боги Грома, Неба, Солнца, Земли, Огня и Моря пользуются всюду особенным почитанием и культом, являясь прототипами божеств великих религий – Зевса, Аполлона, Геи, Посейдона, имеющих себе параллели в индусской, египетской и др. религиях. Наконец, у многих дикарей есть представление о несотворенном творце Неба и Земли. Таков бог Тапа у даяков. Великая общая прародительница Мезуккумик Окви у алгонхинов. Но здесь мы выходим уже из области первобытной религии и вступаем в область языческих религий. |
| На Альбанской горе в древности позволялось приносить в жертву 374 быков только белоснежного цвета; разве вы не изменили этот религиозный обычай и разве не было определено постановлением сената, что можно приносить рыжих? Хотя в царствование Ромула и Помпилия 375 для богов сжигались внутренности [животных], вполне сваренные и размягченные, но при царе Тулле 376 разве не начали приносить их полусырыми и слегка разогретыми (animata), пренебрегши старинным обычаем? Хотя до прибытия Геркулеса в Италию отцу Диту 377 и Сатурну приносились в жертву, по внушению Аполлона, человеческие головы, но разве вы не изменили также и этот обычай посредством лукавой хитрости и благодаря неопределенности слов 378 ? Таким образом, так как и вы сами то одним обычаям следовали, то другим законам, и многое отвергли и оставили, узнав о заблуждениях или найдя лучшее, то что противного здравому смыслу и суждению мы сделали, если избрали более важное и более верное и не дозволили себе держаться ложных религий? «Но наше имя,– [говорят], – ново, и та религия, которой мы следуем, появилась несколько дней тому назад». Допустим пока, что то, что ставится нам в упрек, не несправедливо. Но среди занятий человеческих, совершающихся через работу тела и рук или выполняемых только духовной силой, посредством изучения и знания, разве есть такое, которое не с какого-либо времени началось, вошло в употребление и нашло применение? Разве медицина, философия, музыка и все прочие искусства, служащие к украшению и улучшению обыденной жизни, появились на свет вместе с людьми, а не наоборот, – недавно или незадолго до настоящего времени начали заниматься ими, понимать их и распространять? Прежде, чем этруск Тагет 379 увидел свет, кто из людей знал или старался знать и изучить, имеют ли какое-либо значение удары молнии 380 или жилки внутренностей 381 ? Когда получило начало знание движения светил и вычисление относительно судьбы по положению звезд при рождении? Не после ли Тевта египетского 382 или, как некоторые говорят, после Атланта, носителя, поддерживателя столба и опоры неба 383 ? |
| Пытаются дать историю развития египетской религии. В древнейшую эпоху, многие божества, которые были потом объединены в семьи и соподчинены между собою, по-видимому, почитались в различных номах отдельно. Началось политическое объединение номов Египта, и, вместе с тем, развивавшаяся философская мысль жрецов, стремилась привести к объединению и согласию разноречивые мифы и верования египтян. Египетское Богословие было разработано, и положение жрецов было блестящим. Загадочным и неясным моментом в истории религии является реформа Аменхотепа IV. Его отец, Аменхотеп III, женился на нахаринской (из Азии) принцессе Ти, которая принесла с собою культ солнечного диска – Атен, отказалась поклоняться Амону-Ра и воспитала своего сына в своей вере. Аменхотеп IV оставил Фивы с их Амоном и основал на восточном берегу Нила город, современная деревушка на месте которого называется Тель-эль-Амарна. Атен был провозглашен творцом и промыслителем мира. Аменхотеп переменил свое имя и назвал себя Хунатеп (сияние Атена – солнечного диска). Все правительственные учреждения были перенесены в новую резиденцию. В интересах жрецов Амона было противодействовать новому культу, и они добились того, что преемник Аменхотепа примирился с ними. Вскоре, затем, основавший девятнадцатую династию Горемгеб, официально восстановил культ Амона. Затем идет долгий период неофициального и официального господства фиванских жрецов. Временно возникает фиванская теократия, и весь Египет становится, так сказать, духовным леном Фив. Затем, Египет опять волнуют внутренние смуты и внешние враги. Наконец, Камбиз после завоевания Египта (525 г. до P. X.) принял имя Месут-Ра (сын Ра) и жрецом Учагором был посвящен в мистерии Нейт. Что это не было торжеством египетской религии, об этом свидетельствует все дальнейшее поведение Камбиза. Он убил Аписа и многократно проявлял крайнее неуважение к египетской религии. Камбиз явился и последователем, и преследователем египетской религии. Он знаменует собою начало новой религиозной эпохи в Египте, в котором арийцы открыто вступают в сношения и связи с хамитами и семитами. Происходит смешение и слияние египетской религии с греческими, а затем и римскими верованиями. Сераписа (слияние Озириса с Аписом) стали представлять в виде Зевса, Тота сблизили с Гермесом, Гора – с Аполлоном. Позднее явился Юпитер-Амон. Эта синкретическая религия уступила свое место христианству. Религия хеттеев и финикиян |
| Многие стези его открыли варвары; но Греки далеко отстояли от него. Первым открыл Бог этот путь Египтянам, Финикиянам, Халдеям, Лидянам и Евреям». Если, таким образом, враждебный нам Порфирий открытие истины приписывает Евреям, Финикиянам, Египтянам и Халдеям, устраняя от того Греков, как причастных заблуждению, и подтверждает это свидетельством Аполлона, то почему же вы не верите своему философу, не принимаете прорицания Дельфийского оракула и не внемлете Еврейским Пророкам и Апостолам? Ибо они-то суть те самые, коих Аполлон называет изобретателями истины. Если же он и присоединяет к ним Египтян, Финикиян и Халдеев, то надобно знать, что Халдеи были близки и сопредельны с Финикиянами, а потому, если они и научились истине, то научились оной от Евреев. Да и сами Египтяне многое такое получили также от обращения с ними, потому что Евреи долгое время жили в Египте. Равным образом и Халдеи получили от них большую пользу. Ибо Халдейские цари, покорив Евреев, отвели их в Вавилон, и потом, вследствие чудес, совершенных в пещи огненной и во рве львином, признали их своими учителями истины. Также и Кир, сын Камбизов, находясь в дружественных сношениях с Даниилом, научился от него благочестию. Он же, победив Лидян и сделав их своими данниками, без сомнения, сообщил им то, чему сам научился от Даниила. Все это, теперь мною сказанное, как кажется, достаточно объясняет то, почему оракул Дельфийский приписывает истину Евреям, и почему упоминает об этом оракуле Порфирий. Но, что тот же Порфирий обвиняет Греков в величайшем невежестве, об этом услышите вы, между прочим, из письма его к Боэту о душе. Какого философа речь, говорит он, не обоюдна? Также и к Анебону Египетскому он пишет: «Я начну беседовать с тобою о дружбе, какую имеют с тобою боги и добрые духи, и о свойственных им рассуждениях. Об этом много говорено было и Греческими философами, но говорено было большею частию по догадке, которая имеет свое начало в одной вере». И вскоре потом: «Между нами происходит большое словопрение, потому что до понятия о добре мы доходим человеческими умозаключениями, и чем более кто старается сблизиться с сим понятием, тем в большия он должен пускаться исследования». |
| 20 Издатели предполагают лакуну (ср. с арм.) – по нашему мнению, напрасно: во-первых, начальным пунктом своего рассуждения Аполлоний считает § 16b (ср. с. 386–7) – место, не понятое армянским переводчиком, а потому, во-вторых, перенесенное им в виде изложения § 16а перед § 21 для восполнения недостающего, по его мнению, первого пункта и более ясной композиции. Заметить, что второе и третье опровержения Аполлония (§ 21 а – b) А объединяет во втором пункте (§ 21). 21а Здесь и в § 21b, 22 стоит νω (наверх, вверху). Издатели предлагают разные исправления: α (затем), νωθε (опять-таки), или считают это слово перешедшим в текст с полей. Не следовало бы как-то связывать его с «небесами»? Перевод условный. богу: богам В, G, Mus (ср. арм.). 21b египтяне: В и G опускают, считая глоссой, Мах связывает только с первыми двумя словами; В, К и Н – и с последующими. Скорее всего, весь параграф относится к египетской религии. Такой перевод вытекает из контекста, ср. также Аристид , Апол . 12, 7 (греч.); Ориг . ПЦ 3, 17 (Ранович, с. 285), хотя «кинокефалом» назывался и бог Анубис, ср. Мин . Фел . 21; Терт . Кязыч . 2, 8. 22 рук. чт. (τος) ατος (тех же самых): следуем конъект. К и изд. ντς: ντως Ρ. рассказывают К, Н, G, Kn; Мах в переводе. Мы удержали, вслед за Mus, рукописное чтение φησιν, которое болландисты (Acta S. Apollonii, р. 290, п. 2) отнесли к Аполлонию (насколько мы понимаем мысль латинского примечания) и, тем самым, в сопоставлении с А сочли интерполяцией: Quae sequuntur usque ad fiuem paragraphi desunt in textu armenio, et propter vocem φησιν existimo esse a librario insertum commentariolum. Однако А опускает текст совсем по другой причине – трудности перевода сложной фразы. Следуем рук. чт. λμενον.. Мах переводит «похищенном»; К, В, G, Kn исправляют на γμενον,, «ведомом»; H и Mon αθμενον, «сжигаемом». Трудная тавтологическая фраза переведена по смыслу параграфа; – конъект. Р, которой следуют и издатели, νματα: γεννματα не удачная конъект. К (ей следует и Mus: Of a piece with this is the discussion of the God» offspring in the myths, whose names are well known). Любопытно и довольно убедительно выглядит предположение Paul (с. 123–4 и примеч. 31), что под νματα надо понимать «каталоги имен» (как параллели – Афинаг . Прош . 28; Феоф . Авт . 2, 2. 7. 34, особенно 2, 8) и переводить так: «In Entsprechung zu diesen (scil, zu den eben genannten Göttern) werden auch die Namenskataloge in Frage (συζητεν с контекстуально полемической нагрузкой) gestellt um der Mythen willen, durch die sie auch bekannt wurden» («В соответствии с которыми (т.е. названными только что божками) ставятся под вопрос перечни имен из-за мифов, по которым они также известны»). |
|
|
