| Однако же заметно стал он пасмурен и печален. Три тяжелые морщины насунулись на лоб его и уже больше никогда не сходили с него. Оглянулся он теперь вокруг себя: все новое на Сечи, все перемерли старые товарищи. Ни одного из тех, которые стояли за правое дело, за веру и братство. И те, которые отправились с кошевым в угон за татарами, и тех уже не было давно: все положили головы, все сгибли – кто положив на самом бою честную голову, кто от безводья и бесхлебья среди крымских солончаков, кто в плену пропал, не вынесши позора; и самого прежнего кошевого уже давно не было на свете, и никого из старых товарищей; и уже давно поросла травою когда-то кипевшая козацкая сила. Слышал он только, что был пир, сильный, шумный пир: вся перебита вдребезги посуда; нигде не осталось вина ни капли, расхитили гости и слуги все дорогие кубки и сосуды, – и смутный стоит хозяин дома, думая: «Лучше б и не было того пира». Напрасно старались занять и развеселить Тараса; напрасно бородатые, седые бандуристы, проходя по два и по три, расславляли его козацкие подвиги. Сурово и равнодушно глядел он на все, и на неподвижном лице его выступала неугасимая горесть, и, тихо понурив голову, говорил он: «Сын мой! Остап мой!» Запорожцы собирались на морскую экспедицию. Двести челнов спущены были в Днепр, и Малая Азия видела их, с бритыми головами и длинными чубами, предававшими мечу и огню цветущие берега ее; видела чалмы своих магометанских обитателей раскиданными, подобно ее бесчисленным цветам, на смоченных кровию полях и плававшими у берегов. Она видела немало запачканных дегтем запорожских шаровар, мускулистых рук с черными нагайками. Запорожцы переели и переломали весь виноград; в мечетях оставили целые кучи навозу; персидские дорогие шали употребляли вместо очкуров и опоясывали ими запачканные свитки. Долго еще после находили в тех местах запорожские коротенькие люльки. Они весело плыли назад; за ними гнался десятипушечный турецкий корабль и залпом из всех орудий своих разогнал, как птиц, утлые их челны. |
| Жилец — уездный дворянин, временно живущий при государе и состоящий на воинской службе. Житые люди — в древнем Новгороде особое сословие горожан, занимавших промежуточное положение между местными боярами и простолюдинами — «черными людьми». Жуковский Василий Андреевич (1783–1852) — русский поэт и переводчик. Один из создателей русского романтизма. Автор баллад «Людмила» и «Светлана», повести «Вадим Новгородский», стихотворного переложения «Слова о полку Игореве», переводов произведений Гомера, Ф. Шиллера, Дж. Байрона. Забойник (правильно: прибойник) — артиллерийское приспособление в виде цилиндрического утолщения на конце длинной рукояти. Забойник использовался при зарядке гладкоствольных орудий с дула. Забряцать (др. — рус.) — зазвенеть, загреметь чем-либо. Заговенье — последний день перед постом, когда можно употреблять в пищу мясо, молоко, молочные продукты. Заиконоспасская академия — см. Славяно-греко-латинская академия. Запорожская Сечь — военное объединение днепровских казаков, которое существовало в XVI–XVIII веках за Днепровскими порогами. Название происходит от наименования главного казачьего укрепления — «Сечи», основанного на острове Томаковка, и перенесенного сначала на остров Хортицу, а затем на остров Базавлук. До 1654 года Запорожская Сечь представляла собой своеобразную казачью «республику» с выборным главой — кошевым атаманом и выборным советом — сечевой радой. Сечь делилась на курени. После вхождения Украины и Запорожской Сечи в состав России днепровские казаки принимали участие в русско-турецких войнах, выставляя от 20 до 30 тысяч воинов. Так называемая «Старая Сечь» была ликвидирована в 1709 году после перехода запорожцев и гетмана Мазепы на сторону шведского короля Карла XII. Часть казаков, переселившись на территорию Крымского ханства, основали Алешкинскую Сечь. Лишь в 1734 году русское правительство разрешило алешкинским казакам вернуться в Россию и поселиться в районе устья рек Базавлук и Подпольная. Там была создана «Новая сечь», окончательно ликвидированная Екатериной II в 1775 году после подавления крестьянского восстания под предводительством Емельяна Пугачева. Часть запорожцев ушли в Турцию. Из оставшихся было сформировано Черноморское казачье войско, переведенное впоследствии на Кубань. |
| Турок и крымцев, бежавших из-под Чигирина, мы не громили потому, что войска в Сечи было мало: все, надеясь на мир с ханом, разошлись по промыслам, и теперь войска в Сечи мало: все по промыслам. Пожаловал бы государь, велел прислать к нам своих ратных людей, а гетману приказал прислать полтавский полк, и мы по весне, как скоро войска и запасы будут к нам присланы, перемирье с ханом нарушим и пойдем в Крым войною». Гетманскому посланцу Серко говорил наедине, что он царскому величеству не изменил и если помирился с турками и татарами, то для того только, чтоб приманить к себе Хмельницкого и, схватив его, отослать в Москву. Для уверения Серко вынул из-за пазухи крест и целовал. Это не заставило Самойловича смотреть доброжелательнее на запорожского кошевого, и скоро последний усилил еще это недоброжелательство, начав советовать государю разрушить и покинуть Чигирин. «Для чего это он советует? – писал Самойлович. – Чтоб вместе с Хмельниченком привести в исполнение свой злобный замысел. Пусть только Чигирин достанется им в руки, хотя бы и разоренный; они снова его укрепят, Хмельниченко сделает в нем столицу своего княжества. Серко – главный город своего гетманского регимента, потому что уже и теперь Серко величает Хмельниченка князем Малой России, а Хмельниченко Серка – кошевым гетманом Войска низового Запорожского». Из турецких владений в Киев дошел и список условий, заключенных Серком с Хмельницким: 1) чтоб вере православной гонения не было; 2) податей никаких и ясырю не давать; 3) вольности Войска Запорожского не нарушать; 4) чтоб старшин и войска турецкого и татар ни в каких малороссийских городах не было. Из самого Царяграда давали знать, что Серко присылает султану все государевы грамоты и гетманские листы. Надобно было приготовляться к тяжелой войне с разных сторон; зиму и весну 1678 года приходили постоянно вести, что турки с огромными силами нагрянут под Чигирин, с тем чтоб непременно взять этот город. В Цареграде в это время находился стольник Поросуков, присланный к султану с царскою грамотою для попытки, нельзя ли прекратить тяжелую и опасную войну и по крайней мере разведать обстоятельнее о турецких замыслах. |
| Таким людям ставили памятники, их чтили в веках! Вспомните, например, подвиги самопожертвования первых христиан! Эгоист, воспитанный либералами, никогда не пойдёт на самопожертвование. Он легко откажется от принципов, приспособится. Вам, уважаемый читатель, известны подвиги в армиях США или Англии во времена Второй мировой войны, подобные совершённым Александром Матросовым, Зоей Космодемьянской, Олегом Кошевым? Их не было и не могло быть! А вот «подвиг», подобный подвигу Иуды Искариота - обычное явление на Западе и в современной России! Либералы не восхищаются подвигами самопожертвования. Им более по душе «подвиг» Иуды, к которому в традиционном обществе всегда была самая высокая нетерпимость! Они оправдывают его. Их «учёные» даже подводят под это теоретическую базу! Соглашаясь, что в капиталистической обществе человек не готов жертвовать собой во благо ближнего, либералы говорят: «зато он-де платит за социальную помощь». Деньги для либерала превыше всего. Ими оценивается честь, достоинство и даже человеческая жизнь! Не кажется ли вам, что мир руками либералов ставится с ног на голову! Получается, что Иуда - герой, которому надлежит подражать, а горьковский Данко - просто идиот, не понимающий смысла жизни и потому жертвующий собой! Либералы считают это не падением нравов, а просто коренным изменением морали в капиталистическом обществе. В угоду денежным мешкам, они отказываются от тысячелетнего опыта человечества. Деньги, деньги, деньги! «Ах, если бы от них отказаться вовсе!» - говорил ещё древний мудрец. Хочется добавить, что человечество сделало две главные ошибки - изобрело деньги и выборную власть! И теперь за это рассчитывается! Поражает, что многие отечественные теоретики либерализма получили воспитание и образование в советском государстве. Даже, если согласиться с либералами в том, что со становлением капитализма насилия стало в обществе меньше, то возникает вопрос: стали ли люди от этого счастливее? Свободы, эгоизм, потребительство раскололи общество. Возросли алчность, с одной стороны, и зависть - с другой, в целом - нестабильность и криминал. |
| 15 апреля я выгнал его из церкви от присяги, а он пуще стал грозить полковникам смертью; те бросились ко мне с просьбами, и я, видя их слезное прошение, чтоб не погубить их, как-нибудь из Козельца вывесть, и особенно жалея верного твоего слуги, Василья Золотаренка, позволил Самку делать что хочет». В заключение письма Мефодий просил, чтоб государь поскорее прислал боярина для гетманских выборов, чтоб эти выборы были в поле, а не в городе и чтоб на них были запорожцы с своим кошевым Брюховецким. Мефодий жалел больше всего верного слугу царского Золотаренка и, однако, просил, чтоб на раде был Брюховецкий, который, прокладывая себе путь к гетманству, не щадил ни Самка, ни Золотаренка. Он писал к Мефодию: «Пан Васюта не имеет права перехватывать и драть моих грамот, я не его служка, я царский войсковой холоп; пусть он прежде расплатится за пшеницу, которую с братом покрали в Корсуни, а теперь запрещает не мне, а всему войску. Завидуют нашей бедной саламате; коли хотят, поменяемся: пусть сюда идут, а мы на их место пойдем, в то время узнают, кто кого обманет. Васюта не надейся, чтоб его здесь слушали, потому что войско в откупах не ходит, как они, хотят выманить булаву и указывать тем, кто их не хочет слушать; научились до году откупа откупать и табак, а войско привыкло умирать только за свои вольности. Этим особым гетманством они до конца землю сгубят. Царское величество обещал не делать насилия войску, признавать гетманом только того, кого чернь, по воле Божией излюбив, выберет, а не силою; никогда не бывало, чтоб гетманы были накупные, без заслуг войсковых, а теперь прежде невода рыбу начали ловить; теперь прежде всего надобно землю успокоить. Все войско скучает, говорит: долго ль нам еще такую неволю терпеть, что в городах гетманов ставят на нашу пагубу, а теперь и подавно кричат, что никого не было при князе Ромодановском. Васюта только о богатстве хлопочет, которое в земле погниет, а ничего доброго родине этим не насоветует или к ляхам свезет, чтоб заплатить за шляхетство: ведь он там должен в конституцию, как Гуляницкий и другие; боюсь, чтоб он не задумал чего-нибудь недоброго. |
| Запорожцы были побиты в схватке с отрядом полковника Болтина; также запорожский отряд потерпел сильное поражение вместе с шведами у местечка Сокольна от генерала Ренне; за отсутствием Гордеенки в Сечи выбрали в кошевые Сорочинского, и Петр писал Меншикову: «Мы зело порадовались, что господь Бог в начале сей кампании таким счастием благословил, наипаче тому я рад, что проклятые воры (запорожцы) сами видели, что шведов разбили, от чего принуждены будут оные разбежаться, а что кошевым выбрали Сорочинского, он добрый человек, я его сам знаю». Но Петр ошибся в доброте Сорочинского; перемена кошевого не повела ни к какой перемене в Запорожье относительно царя, и царь послал Меншикову указ взять и разорить Сечь. Назначенные к Запорожью полки сели на суда в Киеве под начальством полковника Яковлева. У Переволочны Яковлев встретил несколько тысяч запорожцев и послал к ним с требованием, чтоб вины свои великому государю принесли, но козаки, соединясь с переволочинскими жителями, вышли на бой, и Яковлев принужден был доставать их штурмом, с уроном своих войск. У обоих кодаков встречено было также сопротивление. 11 мая Яковлев подошел к Сечи; сначала искал он всяким добрым способом, чрез письма и пересылки склонить воров к стороне государевой. Запорожцы как будто обнаруживали склонность, но это была только хитрость: они хотели продлить время. Потеряв терпение и зная, что Сорочинский поехал за ордою, Яковлев решился добыть Сечь оружием. С сухого пути приступа не было; вода со всех сторон облила крепость; 14 мая солдаты подплыли на лодках, но при нападении на крепость встретили отчаянное сопротивление и должны были отступить, потерявши до 300 человек убитыми, в том числе полковника Урна, много офицеров было переранено; пленники, взятые запорожцами, были «срамно и тирански» умерщвлены. Но в тот же день показалось вдали какое-то войско: запорожцы подумали, что это к ним идет Крымская орда на помощь, и вышли было на вылазку, но жестоко обманулись: пришли на помощь к Яковлеву драгуны от генерала князя Волконского с полковником Галаганом. |
| Петр Иванович Калнышевский родился в 1691 году. Относительно его происхождения исследователи расходятся во мнениях: высказываются предположения, что его отец Иван Калныш (Калнышевский) был из казаков; по другим версиям, он принадлежал к духовному сословию или был подольским шляхтичем. Не позднее 1740-х годов он прибыл в Запорожскую Сечь, где был записан в Кущевский курень. Первое указание на деятельность П. Калнышевского в Запорожье относится к 1750—1752 гг., когда он, в звании войскового есаула, был помощником тогдашнего кошевого, престарелого Григория Федорова, в борьбе с гайдамаками — отрядами повстанцев, действовавшими на землях Правобережной Украины в XVIII веке. В 1755 г. он участвовал в депутации, посланной в Петербург для «некоторых войсковых нужд» — главным образом для того, чтобы хлопотать о возвращении Запорожью земель, захватываемых его соседями. Возвратившись в Запорожье в 1756 г., Калнышевский вскоре был избран войсковым судьей, но пробыл в этом звании недолго, около года, и в 1758 г. снова участвовал в депутации, отправленной в Петербург с тою же целью, что и предшествующая. Но обе они не привели к благоприятным результатам. По возвращении в 1760 г. Петр Калнышевский снова ненадолго был избран войсковым судьей и оставался в этом звании до 1762 года, до своего избрания кошевым атаманом. После этого он вновь отправился в Москву в составе делегации Запорожской Сечи для присутствия на коронации императрицы Екатерины II. В 1763 г. Калнышевский под влиянием запорожской «голоты» был смещен с атаманства; неудачными для него оказались и выборы в следующем году. В 1763 г. он отправился на богомолье в Киев, где получил от киевского митрополита Арсения Могилянского в благословение икону со св. мощами. Во второй раз Петр Калнышевский был избран кошевым атаманом 1 января 1765 г. и оставался в этом звании на протяжении 10 лет до уничтожения Запорожской Сечи в 1775 году. Это был единственный пример такого продолжительного правления за всю историю Сечи. О духовной жизни Петра Калнышевского свидетельствует его исключительная роль в явлении чудотворной «Новокайдакской» (Самарской) иконы Богородицы. |
| БЕЛЫЙ СПАС, муж. бывший в 7 верстах от Киева, в древнем Вышгороде. Основан в 1164 году князем Андреем Боголюбским, который построил здесь церковь Преображения Господня. В 1240 году, при нашествии татар, обитель эта совершенно разрушена. Тут есть древние пещеры, частью уже обвалившиеся. БОГОРОДИЦКИЙ, женский, существовавший в глубокой древности в 7 верстах от Киева, в Вышгороде. Время основания его, кажется, можно отнести к первым векам Христианства в России: ибо тут поставлен был привезенный тогда из Царя-Града в Киев, вместе с иконою Пирогощею, образ Пресвятой Богородицы, писанный Лукою Евангелистом, и взятый потом кн. Андреем Боголюбским во Владимир на Клязьме, а оттуда перенесенный в Москву. Монастырь этот разорен Батыем в 1240 году, и теперь не осталось следов его. МЕЖЕГОРСКИЙ, муж. бывший Ставропигиальным, близ Киева и недалеко от древнего Вышгорода, в глубоком ущелье, между горами, на Днепре. Он основан в начале XV века греческими иноками. Здесь церкви: 1) Преображения Господня, построенная, вместо прежней, по грамоте Патриарха Иоакима, от которого, в 1687, дана и Ставропигия. Этот Патриарх принял здесь иночество; его портрет хранится в церкви. 2) Петра и Павла, сооружена в 1744 г. Кошевым Атаманом Запорожской Сечи Кальношевским, особенно покровительствовавшим монастырю, во время владычества поляков. – Архимандрия здесь учреждена была в 1709 году. Потом, в 1786, когда обе церкви сгорели, обитель упразднена и отдана в ведомство Приказа Общественного Призрения, для устроения Инвалидного Дома; иноки же переведены в Спасониколаевский мон. (Херсонской губ). Теперь здесь помещается казенная фаянсовая фабрика. ГЛИНЕЦКИЙ, муж. бывший некогда на урочище, известном и ныне в народе под именем Глинещины, или Гнилещины, к югу от Киева, между селениями Пироговым и Лесниками. Теперь на этом месте нет никаких признаков обители, кроме развалин какого-то здания. В густом лесу, вблизи этих развалин, в горе, находятся замечательные пещеры, с кельями, имеющие близкое сходство с Киевопечерскими; они, как известно по преданию, ископаны первоначально Препод. Феодосием, а распространены Печерскими иноками, бежавшими из Лавры в 1240 году, т. е. во время разорения оной Батыем. |
| — Недавно в СМИ появилась информация об одном афонском монастыре, основанном запорожскими казаками. Так ли это на самом деле? — Действительно, запорожские казаки поддерживали регулярные связи с Афоном. В 1747 г. они основали скит Черный Выр, насельниками которого становились выходцы из Запорожья. Судя по сохранившимся описаниям, храм этого скита в честь Рождества Богородицы был расписан в стиле так называемого казацкого барокко. Черный Выр действовал до первой половины ХХ в. Последнее известное упоминание о нем относится к 1930 г. Тогда в этом скиту жил всего один монах. Вскоре скит пришел в запустение. Сегодня там по-прежнему нет монашеской жизни. Из помещений скита сохранилась лишь церковь Рождества Богородицы, но, увы, там не совершается богослужение. Также хотелось бы напомнить, что преподобный Паисий Величковский, который был уроженцем Полтавы, поддерживал тесные связи с Запорожской Сечью. Он переписывался с Петром Калнышевским — последним кошевым атаманом Запорожской Сечи. В архивах сохранилась часть их переписки. В 2014 г. Священный Синод Украинской Православной Церкви принял решение о причислении Петра Калнышевского к лику святых: торжественное прославление состоялось в Запорожье 13 ноября 2015 г. Так что его переписка с преподобным Паисием — это переписка двух святых людей, которая представляет большой интерес. — Насколько достоверна информация о том, что на Афоне русское монашество появилось еще при равноапостольном князе Владимире? — Можно, конечно, предположить, что выходцы из Киевской Руси появились на Святой Горе еще на рубеже X-XI вв. Но столь ранний период истории нам малоизвестен. Первые упоминания о русских монахах на Афоне мы встречаем в документах начала XI в. Так, в акте афонского Протата, датированном февралем 1016 г., есть подпись Герасима, игумена русского монастыря. То есть, к тому времени на полуострове были не просто отдельные выходцы из Руси, но уже существовал и русский монастырь. Что это был за монастырь, в самом документе, к сожалению, ничего не сказано. По мнению исследователей, речь идет о монастыре Ксилургу в честь Успения Божией Матери. Более поздние документы ясно говорят о том, что именно здесь жили русские монахи. В 1169 г. монастырю Ксилургу передали опустевший монастырь Солунцев, который был посвящен великомученику Пантелеимону. Именно с этого времени Пантелеимоновский монастырь становится центром русского монашества на Афоне. Этот статус он сохраняет и поныне. |
| Из Гадяча Леонтьев отправился в Киев, и здесь боярин Шереметев говорил ему: «Теперь во всех малороссийских городах козаки на мещан злятся за то, что мещане по окладам всякие подати в государеву казну хотят давать с радостию, а козацких старшин и козаков ни в чем не слушают и податей давать им не хотят, говорят им: «Теперь нас Бог от вас освободил, вперед вы не будете грабить и домов наших разорять«». Об отношениях епископа Мефодия к гетману Шереметев говорил прежнее: «У епископа с гетманом совет худой, не знаю, кто их ссорит. Верен государю епископ черниговский Лазарь Баранович; как великому государю угодно, а мне кажется, что лучше всего быть ему в Киеве на епископстве; московскому же митрополиту быть в Киеве никаким образом нельзя; печерский архимандрит говорит: «Если услышим, что едет в Киев из Москвы митрополит, то я, собрав старцев, запрусь в монастыре, и вы нас доставайте»». Шереметев извещал, что мещане радуются новому порядку, радуются освобождению своему от козаков; и из слов Брюховецкого можно было заключить, что положение мещан улучшилось, ибо козаки начали записываться в мещане. «Многие козаки, – говорил гетман царскому посланцу в ноябре, – пишутся в мещане, а я тому и рад, думаю, что в несколько лет сделаю всех козаков мещанами: так и шатости не будет». Но понятно, что козаки не могли хладнокровно смотреть на приближение такого порядка вещей, особенно не могли хладнокровно смотреть на это в гнезде козачества, в Запорожье. Еще 5 февраля 1666 года Касогов доносил, что с ним в Запорожье осталось войска только человек с 500, и у тех нет запасов. «Запорожцы, – писал воевода, – царских ратных людей не любят и говорят, будто по их милости не стало Войску добычи, хотят мириться с татарами и Дорошенком; а всему заводчик Кирилла Кодацкий и другие его товарищи, козаки той стороны Днепра. Кошевой Леско Шкура, видя это, хотел сложить с себя атаманство; козаки упросили его остаться, но замыслов своих не покинули». Шкура недолго пробыл кошевым: враждебные Москве козаки взяли верх, свергли его за то, что знался с московскими воеводами, Хитрово и Касоговым, да не дал козакам громить калмыков. |
|
|
