| Когда же враг увидел немощь свою против Антониева намерения, паче же увидел, что сам поборается твердостию Антония, то, как-бы изъявляя покорность, не нападает уже помыслами, но говорит человеческим голосом: «многих обольстил я, и еще большее число низложил, но, в числе многих напав теперь на тебя и на труды твои, изнемог. Многократно смущал я и тебя, но всякий раз был низложен тобою». Антоний, возблагодарив Господа, небоязненно сказал врагу: «поэтому и достоин ты великаго презрения. Ибо черен ты умом и безсилен. У меня нет уже и заботы о тебе. Господь мне помощник, и аз воззрю на враги моя» (Псал. CXYII, 7). Но Антоний не пришел в нерадение и небрежение о себе потому, что демон уже побежден. И враг не перестал разставлять ему сети, как побежденный, но снова ходил как лев, ища удобнаго случая напасть на подвижника. Антоний же, зная из Писания, что много козней у врага (Ефес. VI:11), неослабно упражнялся в подвигах, разсуждая, что, если враг и не мог обольстить сердце его плотским удовольствием, то, без сомнения, покусится уловить иным способом, потомучто демон грехолюбив. Посему-то Антоний паче и паче умерщвлял и порабощал тело, чтобы, победив в одном, не уступить над собою победы в другом. Поэтому, приемлет он намерение приобучить себя к более суровому житию; и многие приходили в удивление, видя труд его, а он переносил оный легко. Душевная его ревность своею долговременностию производила в нем добрый навык, и потому, к чему хотя малый повод подавали ему другие, в том оказывал он великую тщательность. Столько неутомим был во бдении, что часто целую ночь проводил без сна, и, повторяя это не раз, но многократно, возбуждал тем удивление. Пищу вкушал однажды в день по захождении солнца, иногда принимал ее и через два дня, а нередко и через четыре. Пищею же служили ему хлеб и соль, и питием одна вода. О мясах и вине не нужно и говорить, потомучто и у других рачительных подвижников едва ли встретишь что-либо подобное. Во время сна Антоний довольствовался рогожею, а большею частию возлегал на голой земле. |
| Так поначалу проводя там дни свои, Антоний строго следил за своими помыслами, чтобы не всплывали воспоминания ни о родительском имуществе, ни о родственниках: все желания и силы направлял он на осуществление трудов подвижнических. Работал не покладая рук, ибо слышал: «Праздный да не ест» 9 . Одну часть тратил на хлеб себе, а другую – на нуждающихся. Часто молился, зная, что наедине с самим собой следует молиться непрестанно 10 . И столь был внимателен при чтении, что ни одного слова писания не проходило мимо ушей его, а все он удерживал в себе, и потому, наконец, память заменила ему книги. 4 . Такой образ жизни вел Антоний, и все любили его… 5 . Но ненавистник всего доброго, завистливый дьявол , видя такое усердие в юном Антонии, не стерпел этого. Он начинает применять против Антония обычные свои действия; прежде всего пытался отвратить его от подвижничества, заставляя вспоминать об имуществе, беспокоиться о сестре, думать о родственниках, о сребролюбии, славолюбии, о вкусной разнообразной пище, а также о других удовольствиях жизни и, наконец, о суровом и чрезвычайно трудном пути добродетели; напоминал и о слабости телесной, и о продолжительности времени – вообще возбудил в уме Антония страшную бурю помыслов, желая отвратить его от правильного решения. Когда же враг увидел свою немощь против Антония и особенно то, что сам он, дьявол , сражен его непреклонностью, низложен великой верою и повержен в прах непрестанными молитвами Антония, – тогда применил он то оружие, которое лежит «на пупе чрева» его 11 (таковы первые козни дьявола против юных); похваляясь этим оружием, подступает он к юноше, смущая ночью, а днем так тревожа его, что их взаимная борьба стала заметной для посторонних… 12 11 . На следующий день, покинув гробницу и преисполнившись еще большего усердия к богочестию, пришел Антоний к тому древнему старцу и стал просить его поселиться вместе с ним в пустыне. Но старец отказался и по причине своего возраста, и по непривычке к пустынной жизни. Тогда Антоний не медля устремился к горе. А враг, и на этот раз заметив его усердие и желая воспрепятствовать ему, подкинул на дороге большое призрачное серебряное блюдо. Антоний же, поняв хитрость ненавистника добра, остановился и, посмотрев на блюдо, изобличил скрывавшегося там дьявола такими словами: «Откуда в пустыне блюдо? Дорога эта неторная; нет даже следа проходивших здесь людей. Если блюдо упало, этого не могли не заметить, потому что оно очень большое; потерявший вернулся бы и, поискав, нашел, ибо место здесь пустынное. Дьявольская это хитрость. Но ею не воспрепятствуешь моему намерению, дьявол! Да погибнет это блюдо вместе с тобою» 13 . |
| Итак св. Афанасий отправился в отдаленную Галлию, а Арий, по грамоте собора иерусалимского, возвращается в Александрию. Так мудрено бывает иногда решить, которым путем идет правый, которым – неправый! – Но Господь изведет яко свет правду праведного, и судьбу его яко полудне. – В Александрии Ария не приняли. Его появление здесь произвело одни смуты и волнения 178 . Здесь хорошо понимали цель всех предшествующих насильственных действий, которых свидетелями была большая часть епископов египетских. Здесь видели, как депутаты собора тирского производили исследование по делу Исхира; и хорошо понимали, какие оскорбления нанесены были ими православным в самой Александрии. Хотя пастыря с ними и не было: но любовь к нему хранила чистоту их веры. «Изгнание Афанасия, – пишут епископы египетские, – было нашим изгнанием; с ним мы все почитали себя самих изгнанными» 179 . В собраниях молитвенных возглашались молитвы о возвращении Афанасия 180 . Дух Афанасия жил здесь; наставления его – блюсти веру, утвержденную св. Отцами Собора Вселенского, сохранились в живой памяти. Не задолго до удаления Афанасьева из Александрии, по приглашению епископов, приходил сюда из своей пустыни пр. Антоний, чтобы рассеять клевету, распространяемую арианами, будто он в единомыслии с ними. Явившись среди многолюдного города, восьмидесятилетний пустынножитель, пред которым благоговели не только христиане, но и язычники, дал торжественное исповедание своей веры, называя ересь арианскую предтечей антихриста. «Сын Божий, – говорил Антоний, – не есть тварь, и не из сущих, но присущное Слово и Мудрость Существа Отчего. Не имейте общения с нечестивыми арианами. Если соблюдаете благочестие, то вы – христиане: а те, именующие Сына Божия и Слово, сущее от Отца, тварью, ни чем не различаются от язычников, потому что служат твари паче создавшего Бога». И когда потом Антоний намерен был возвратиться в свою пустыню, оставив сильное впечатление в жителях Александрии своим словом, чудесами и даже видом своим, – сам Афанасий провожал его торжественно из города 181 . – И теперь Антоний, из глубины пустыни своей, обращался к Константину в письмах с просьбою о возвращении Александрии Святителя Божия, Афанасия, хотя и не имел успеха; потому что Император, ничего так не желая, как мира, не хотел переменить своего решения, – так же как не уважил и прошения клира александрийского, ходатайствовавшего за своего Архипастыря 182 . |
| Тогда охватывает его отчаяние, что он снова поддался искушению. Он, проклятый, хотел бы убить себя. И услужливо подвёртывается на глаза кинжал. Антоний в третий раз поддаётся, бросается на кинжал и застывает в каталепсии. —143— Помыслы его принимают окончательную объективность и, взамен иллюзий, смешанных с обычными восприятиями, сознание наполняется одним сплошным наваждением. Антоний видит себя в Александрии. Он попадает в толпу монахов, избивающих ариан, опьянённых кровью и жестоким мучительством, фанатичных до одержимости. – Это, вероятно, объективировались воспоминания о его собственных столкновениях с арианами; так – с психологической стороны. Как материалом историческим Флобер воспользовался известным случаем происшедшим в 399 г., когда египетские монахи-анфропоморфисты, раздражённые склонностью александрийского архиепископа Феофила к оригенистически-абстрактному пониманию Божества, целою гурьбою ворвались в Александрию, производили здесь беспорядки и только благодаря находчивости Феофила успокоились и ушли из города. – Антоний опьяняется кровью, – кровавожадные инстинкты прорвались наружу. И, удовлетворив их, победив своих врагов, Антоний видит себя первым советником императора, видит в унижении никейских отцов 213 . Но честолюбие рисует новые образы, и помыслы создают ему картину Навуходоносорова пира, кощунств и горделивости земного полубога. Антоний сам становится Навуходоносором; ему хочется наглумиться над своими приближенными; он становится на-четвереньки и мычит по-бычьи. Но, раненный в руку камнем, он приходит в себя и пробуждается. Чтобы успокоиться, он бичует себя, но, по ассоциации, вспоминает о бичевании Аммонарии, которое он видел когда-то в Александрии. И тогда помысл честолюбия заменяется похотливым само-мучительством, а сладострастное услаждение болью влечёт естественно новое искушение, – чувственности. Разгоревшийся помысел создаёт новую галлюцинацию. Царица савская, богатая и прекрасная, могущественная и много-ведающая в тайнах вселенной, полная роскоши и неги старается соблазнить его. «Фразы её звучат странной музыкой, звуком кимвалов, скрытых за пурпурными дра- |
| Однажды пришли к нему два языческие философа, думая, что могут искусить Антония. Был же он на внешней горе и, догадавшись по лицу шедших, какие это люди, вышел к ним и сказал через переводчика: «почему столько безпокоитесь вы, философы, для человека несмысленнаго?» Когда же ответили они, что Антоний человек вовсе не несмысленный, а напротив того, весьма умный, тогда продолжал он: «если шли вы к человеку несмысленному, то напрасен труд ваш. А если почитаете меня разумным, то будьте такими, же, каков я, потомучто хорошему должно подражать. Если бы и я пришел к вам, то вам стал бы подражать. Если же вы ко мне пришли, то будьте такими же, каков я, а я-христианин». Философы удалились с удивлением. Они видели, что и демоны боятся Антония. Когда еще встретились с ним на внешней горе иные подобные сим философам и думали осмеять его в том, что не учился он грамоте,-тогда Антоний спрашивает их: «как скажете: чтò первоначальнее-ум, или письмена? И чтò чему причиною: ум ли письменам, или письмена уму?» Поелику же ответили они: ум первоначальнее, и он изобретатель письмен,-то Антоний сказал: «поэтому, в ком здравый ум, тому ненужны письмена». Ответ сей поразил и философов и всех бывших при сем, и они ушли, дивясь, что в неученом нашли такую проницательность. Ибо Антоний не грубый имел нрав, как возросший и состаревшийся на горе, а напротив того, был приятен и обходителен. Слово его растворено было Божественною солию, а потому никто не имел к нему ненависти, все же приходившие к нему паче о нем радовались. И действительно, когда после сего пришло к нему еще несколько человек язычников, почитавшихся мудрецами, и потребовали у него слова о вере нашей во Христа, имели же намерение войти в разсуждение о проповеди Божественнаго креста, чтобы посмеяться,-тогда Антоний, помолчав немного и сперва пожалев о их невежестве, сказал им чрез переводчика, верно передававшаго слова его: «чтò лучше, исповедывать ли крест, или так называемым у вас богам приписывать блудодеяния и деторастление? А если говорить о кресте, чтò признаете лучшим: претерпеть ли крест по злоумышлению людей лукавых и не ужасаться какого бы то ни было рода смерти, или слагать басни о странствиях Озириса и Изиды, о кознях Тифона, о бегстве Крона, о поглощении детей и об отцеубийствах? Ибо это-ваши мудрования. |
| «Демоны, говорит он, производят мечтания для устрашения боязливых. Посему, запечатлейте себя крестным знамением и идите назад смело, демонам же предоставьте делать из себя посмешище». И пришедшие, оградившись знамением креста, удаляются; а Антоний остается, и не терпит ни малаго вреда от демонов, даже не утомляется в подвиге, потомучто учащение бывших ему горних видений и немощь врагов доставляют ему великое облегчение в трудах и возбуждают усердие к большим трудам. Знакомые часто заходили к нему, думая найдти его уже мертвым, но заставали поющим: да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица, Его вси ненавидящии Его. Яко изчезает дым, да изчезнут: яко тает воск от лица огня, тако да погибнут грешницы от лица Божия (Псал. LXVII:2—3); и еще: вси языцы обыдоша мя, и именем Господним противляхся им (Псал. CXVII, 10). Около двадцати лет провел так Антоний, подвизаясь в уединении, никуда не выходя, и во все сие время никем невидимый. После сего, поелику многие домогались и желали подражать его подвижнической жизни, некоторые же из знакомых пришли и силою разломали и отворили дверь, исходит Антоний, как таинник и богоносец из некоего святилища, и приходящим к нему в первый раз показывается из своей ограды. И они, увидев Антония, исполняются удивления, что тело его сохранило прежний вид, не утучнело от недостатка движения, не изсохло от постов и борьбы с демонами. Антоний был таков же, каким знали его до отшельничества. В душе его таже была опять чистота нрава; ни скорбию не был он подавлен, ни пришел в восхищение от удовольствия, не предался ни смеху, ни грусти, не смутился, увидев толпу людей, не обрадовался, когда все стали его приветствовать, но пребыл равнодушным, потомучто управлял им разум, и ничто не могло вывести его из обыкновеннаго естественнаго состояния. Господь исцелил чрез него многих бывших тут страждущих телесными болезнями, иных освободил от бесов, даровал Антонию и благодать слова; утешил он многих скорбящих, примирил бывших в ссоре, внушая всем,-ничего в мире не предпочитать любви ко Христу, и увещавая содержать в памяти будущия блага и человеколюбие к нам Бога, Иже Своего Сына не пощаде, но за нас всех предал есть Его (Римл. |
| В это же путешествие он имел радость увидать свою сестру, которая находилась во главе женской монашеской общины. Вскоре Антоний вернулся на свою гору, где его продолжали посещать некоторые отшельники, а также и люди, постигнутые различными бедствиями. Иноков он поучал, а для несчастных он, всегда сострадательный к бедствиям, вымаливал от Бога чудесную помощь. Он исцелил Фронтона, одного царского родственника, от необыкновенной болезни, во время которой больной откусывал себе зубами язык. Потом Антоний возвратил здоровье одной девице, разбитой параличом. При этом святой был настолько смиренен, что, когда Бог по своим неисповедимым путям не исполнял его молитв, он без ропота подчинялся Его святой воле и советовал это и другим или посылал их к другим пустынникам, чтобы с их помощью получить от Бога то, чего не достигали они через него. Он считал себя гораздо ниже своих собратий и удивлялся, что люди приходят к нему, тогда как могли обращаться к этим ученикам. Его убежище было не только местом чудес, оно было горой видений. И часто Бог давал ему там таинственные откровения. Таким сверхчувственным образом он узнал однажды, что из двух отшельников, шедших посетить его, один умер по дороге от жажды, а другой умрет, если он не поторопится послать учеников на помощь. Св. Антоний видел также душу Аммона Нитрийского возносящеюся на небо. И узнал через то минуту его смерти. Это было подтверждено месяц спустя двумя отшельниками, пришедшими из Нитрии, где жил этот святой. Евлогий Александрийский, пришедший к Антонию посоветоваться с ним о больном, за которым он ходил, удостоверился, что Бог открыл Антонию цель его прихода. В другие времена Бог давал ему наставления о разных духовных предметах путем видений, которыми он и делился на пользу своих ближних. Однажды во время молитвы он был восхищен духом. Ему казалось, что ангелы возносят его к Небу, а демоны мешают его проходу. Ангелы защищали его и спрашивали у демонов, имеют ли они какие-нибудь права на него. Они указывали на грехи, которые он сделал от своего рождения. Но ангелы отвечали, что Бог простил ему их и что нужно указать, чем можно упрекнуть его с того времени, как он начал монашескую жизнь. Они ничего не могли ответить, и путь на Небо оказался перед ним свободным. Придя в себя после этого видения, Антоний не подумал сесть за обычную трапезу. Он провел остальную часть дня и ночи в молитвах и стонах, размышляя о том, как люты враги, противящиеся нашему спасению. |
| Чувственное, отвлекающее человека от Бога, начинается уже в условиях жизни человеческого общества, приковывающих каждого из своих членов к земле, с большей силой оно действует в самом теле человека и, наконец, самую крепкую твердыню находит в его собственных страстях. В «Жизни Антония» описывается непрестанная борьба подвижника с чувственным вне его, в его теле и в его душе. Постепенность возрастания Антония, изображенная в его жизнеописании, давно замечена исследователями 365 . Прежде всего Антоний отрешается от имущества, налагающего на владельца земные обязательства. Большую часть своей земли он отдает сельскому обществу, к которому принадлежал, и этим освобождает себя от обязанности нести государственные повинности, остальное обращает в деньги и отчасти раздает бедным, отчасти оставляет для обеспечения сестры, но немного спустя он отдает бедным и долю своей сестры, помещая ее в общежитие девственниц. Выделившись из общества, Антоний подвизается сначала около своего селения. Достигнув некоторой зрелости здесь, он отправляется в находящиеся близ селения гробницы. Отсюда он уходит дальше в глубину пустыни и живет там в развалинах какой-то крепости в совершенном уединении двадцать долгих лет. Слава о подвигах Антония собирает сюда многочисленных учеников и посетителей из мирян. Чтобы избежать беспокойств, Антоний ищет уединения и находит его по указанию свыше во внутренней пустыне на расстоянии трех суток пути от места его прежних подвигов. Удаляясь все дальше и дальше от людей, ища более и более полного уединения, Антоний старается освободить себя от всего, что могло бы отвлекать его мысль от размышлений о Боге. Он неохотно покидал свою келью для бесед с посетителями и одному из них сказал: «Как рыбы, оставаясь долгое время на сухой земле, умирают, так и монахи, замедляя с вами и проводя время в вашем обществе, расслабевают. Поэтому как рыбе должно спешить в море, так нам в гору, чтобы, промедлив у вас, не забыть того, что внутри» 366 . Наряду с удалением от человеческого общества и уединением стоит усиленный пост и строгое воздержание от всего, выходящего из сферы необходимого для поддержания жизни. |
| Впервые за пять лет! И это повлияло на его взгляды. Ему захотелось почитать что-нибудь о моей вере. Первой книгой, которую я ему отправил, было « Житие Антония Великого », написанное святителем Афанасием Александрийским. Он прочитал, и, не вдаваясь в подробности этой истории, скажу, что я имел радость крестить этого человека с именем Антоний. Вскоре после принятия Православия Антоний, к моему изумлению, сказал: «Отче, мне кажется, я мог бы попробовать писать иконы . Как вы на это смотрите?» В то время ему разрешали писать только огрызком карандаша на листке белой бумаги, потому что «он из всего умеет мастерить оружие и бомбы». Я ответил ему: «Давай!» И так он написал икону . Я взглянул и сказал: «Ничего себе! Это что-то невероятное! Напиши еще!» И он стал создавать простым карандашом эти невероятные иконы . И, наконец, Антоний добился благосклонности тюремного начальства. В один прекрасный день начальник тюремной охраны подошел ко мне и воскликнул: «Что вы сделали с этим парнем? Из животного он превратился в ангела!» Я ответил: «Ничего не сделал. Его преобразил Господь!» Он засмеялся и сказал: «Хорошо. Что бы вы с ним ни сделали, сделайте то же самое с остальными арестантами!» После этого они доверили Антонию не только карандаш, но еще и мел. Антоний измельчил мел, добавил зубной пасты, каплю чесночного масла и создал свои собственные краски. Выдернул некоторое количество своих волос, чтобы сделать кисточки, и стал писать. Спустя еще какое-то время Антонию стали еще больше доверять: ему разрешили пользоваться красками, и он продолжил создавать иконы . Главарь банды: «Я испытывал вас два года» Это был первый обращенный в истинную веру заключенный этой тюрьмы. У меня не хватит времени, чтобы рассказать все истории обращения в Православие бывших преступников, но все же поделюсь еще несколькими – настолько они поразительные. Один заключенный в тюрьме был главарем печально известной местной банды. У большинства банд были такие правила: если хотите присоединиться к одной из них, то сначала должны кого-нибудь убить, а если желаете покинуть, то убьют уже вас. На протяжении двух лет я регулярно проходил мимо камеры этого главаря и видел лишь острый, огненный взгляд. Бывало, я подходил к нему, оставлял приветственные карточки и выпуски церковного листка. Спрашивал: «Как вы поживаете?» Но никакого ответа не было – только пронизывающий взгляд. Прошло два года, и вдруг однажды ни с того ни с сего вожак заговорил со мной: «Капеллан, могу ли я почитать что-нибудь о вашей вере?» Я подумал: «Ох, ты заговорил!» А вслух произнес: «Да!» И отправил ему «Путь паломника». |
| Душевные силы, полагал Антоний, укрепляются, когда угасают телесные удовольствия. «Поэтому-то Антоний, – пишет Афанасий, – все сильнее и сильнее умерщвлял и порабощал тело» (7). Он часто не спал ночами, ел один раз в сутки после захода солнца, а нередко и один раз в два, а то и в четыре дня. Пищей ему служили хлеб, соль и вода. Спал он на рогоже, а чаще всего на голой земле. Одежда его состояла из власяницы и кожаного хитона, он никогда не мылся и без крайней необходимости даже ног не погружал в воду (7; 47). Уже под старость подвизаясь в организованном им монастыре, он стыдился есть с другими монахами, стыдился того, что вообще испытывает иногда потребность в пище и другие элементарные человеческие потребности (45). Образ жизни и склад мыслей св. Антония являет собой удивительный феномен одной из предельных крайностей осознания человеком своей духовности, выразившейся в стремлении абсолютизировать эту духовность, практически полностью отделить ее от материальной (телесной) основы не только в идее, но даже в реальном живом человеке. «Все попечение, – говорил Антоний, – необходимо направлять более на душу, а не на тело, и [лишь] по необходимости отводить малое время телу; все же остальное [время] заботиться больше всего о душе и искать ее пользы, чтобы не увлекалась она телесными удовольствиями, но чтобы ей все больше подчинялось тело» (45). Крайне аскетический образ жизни, который вел сам Антоний, привел его, по свидетельству Афанасия Великого , в состояние полного душевного равновесия и покоя, к сохранению физического здоровья и возникновению даже особой красоты тела. Лицо его, отмечает Афанасий, всегда сохраняло «великую и необычайную приятность» (67). После почти двадцати летнего затворничества его друзья и знакомые, самовольно нарушившие его уединение, с удивлением увидели, «что тело его сохранило прежний вид, не потучнело от недостатка движения и не иссохло от постов и борьбы с демонами. Он был таким же, каким знали его до отшельничества» (14). Эстетика аскетизма, таким образом, проповедуя аскетический образ жизни, направленный на абсолютизацию духовного начала в человеке, отнюдь не всеми ее теоретиками соединялась с непременным осуждением и умалением телесности. Последнее часто является следствием аскезы, но, как показал Афанасий Александрийский на примере св. Антония, иногда обращается в свою противоположность. У Антония сохранность тела в его юношеском виде и «приятность» лица выступают явным знаком его духовного совершенства, духовной красоты. |
|
|
