| С. 190.1. И предлоги, и союзы относятся к служебным частям (частицам) речи, они устанавливают отношения между знаменательными частями речи: предлоги показывают подчинение одного слова другому, союзы же связывают равноправные члены предложения или сами предложения. 2. Нужно различать целевой союз чтобы и союзное слово что с частицей бы, союзы также и тоже, пишущиеся слитно, от сочетаний наречия и местоимения с частицей же. Литература Буланин Л.Л. Трудные вопросы морфологии. М., 1976. Виноградов В.В. Русский язык. М.; Л., 1972. Граудина Л.К., Ицкович В.А., Катлинская Л.П. Грамматическая правильность русской речи. М., 1971. Ломоносов М.В. Российская грамматика. — Полное собрание сочинений: Труды по филологии. т. 7. М.; Л., 1952. Мучник И.П. Грамматические категории глагола и имени в современном русском литературном языке. М., 1971. Панов М.В. Изучение состава слова в национальной школе. Махачкала, 1979. Паустовский К.Г. Золотая роза. Кишинев, 1987. Пешковский А.М. Русский синтаксис в научном освещении. М., 1938. Подгаецкая И.М. Воспитание у учащихся интереса к изучению русского языка. М., 1985. Потебня А.А. Из записок по русской грамматике. т. 3. Харьков, 1899. Реформатский А.А. Очерки по фонологии, морфонологии и морфологии. М., 1979. Родари Д. Грамматика фантазии. Алма-Ата, 1982. Русская грамматика. т. 1. М., 1980. Русские писатели о языке. Л., 1954. Русский язык: Энциклопедия. М., 1979. Чернышев В.И. Правильность и чистота русской речи. — В кн.: Чернышев В.И. Избранные труды. т. 1. М., 1970. Шанский Н.М. В мире слов. М., 1985. Словари Быстрова Е.А., Окунева А.П., Шанский Н.М. Учебный фразеологический словарь русского языка. Л., 1984. Горбачевич К.С., Хабло Е.П. Словарь эпитетов русского литературного языка. Л., 1979. Жуков В.П., Жуков А.В. Школьный фразеологический словарь русского языка. М., 1989. Клюева В.Н. Краткий словарь синонимов русского языка. М., 1961. Лапатухин М.С., Скорлуповская Е.В., Снетова Г.П. Школьный толковый словарь русского языка. М., 1981. Львов М.Р. Школьный словарь антонимов русского языка. М., 1981. |
| В Архангельске им пришлось проходить медицинскую комиссию. Врач, обследовавший отца Никона, заметил, что по состоянию здоровья он мог бы быть направлен в лучшие климатические условия. «Отец Никон, привыкший отсекать свою волю, спросил совета у отца Агапита, который не посоветовал ему предпринимать что-либо в этом направлении, и отец Никон сказал: „Воля Божия да совершается!“ По прибытии в Архангельск отец Никон и отец Агапит некоторое время жили вместе. Вскоре отца Никона отправили в Пинегу, а отец Агапит остался один вблизи Архангельска», в селе Заостровье. Монаху Агапиту в то время не присылали посылок, и монахиня Амвросия (Оберучева) спросила его как-то в письме, не нужно ли чего послать. Он ответил, что нуждается в сапогах, так как его отправляют на работу в лес, на болото. Монахиня Амвросия заказала сшить сапоги монаху-сапожнику, который раньше шил для отца Агапита и знал его мерку, и затем отправилась в деревню за несколько километров от Архангельска передать их ему вместе с продуктами. «В этой же деревне, – вспоминала она впоследствии, – поселился и присланный сюда с Соловков владыка Тихон [h] Гомельский. Он радушно встретил нас. Помещение у него было хорошее, он снимал две комнаты. В одной была марлевой занавеской отделена часть для алтаря». Монах Агапит нашел квартиру для монахини Амвросии и посетил ее на следующий день. Он рассказал ей об отце Никоне, с большой любовью и теплотой вспоминая их совместную жизнь и грустное расставание, и попросил, чтобы мать Амвросия обязательно писала отцу Никону, так как ее письма всегда были для того большим утешением. Получив добротные сапоги, он отдал в починку валенки; через день он был арестован вместе с епископом Тихоном. В архангельской ссылке монах Агапит познакомился с архиепископом Архангельским Антонием (Быстровым) и некоторыми ссыльными епископами и священниками, а с владыкой Тихоном (Шараповым) он оказался в самом ближайшем соседстве. 23 января 1931 года архиепископ Антоний был арестован, по тому же делу были арестованы двадцать один человек и среди них монах Агапит. На допросе следователь спросил его, знает ли он о совершавшихся епископом Тихоном тайных богослужениях. Заявив, что он никогда не видел, чтобы его сосед-епископ совершал дома богослужения, и что никаких бесед между ними не было, монах Агапит сказал: «Виновным в антисоветской агитации себя не признаю, так как никогда и нигде на политическую тему антисоветских разговоров не вел». |
| Татьяна Николаевна Гримблит. Москва. Тюрьма НКВД. 1937 год. Фото с сайта drevo-info.ru Вот, совсем не боялась «Я знала, надев крест…: опять пойду (помогать заключенным и сама в тюрьму — ред.). За Бога не только в тюрьму, хоть в могилу пойду с радостью», — писала подруге мученица Татиана Гримблит в 1937 г. За спиной стояли сотрудники НКВД. Ее должны были увезти и дали возможность предупредить мать через подругу. Она начала помогать тем, кто попал в тюрьмы за веру еще во время т.н. Красного террора в Гражданскую войну, а сама была расстреляна на Бутовском полигоне во время Большого террора 1937 г. Многие опасались принимать у себя дома «врагов народа». Известен случай, когда арестованного священника ОГПУ-шники по дороге в город провезли на подводе через два села, и никто не решился взять его на ночлег. А мученица Татьяна, наоборот, при встрече с отсидевшим по политической 58-й статье зеком могла уступить освободившемуся свою комнату. А уж о вещах и деньгах говорить нечего: шестнадцать лет одинокая женщина тратила практически всю свою зарплату воспитательницы детского приюта на продукты и вещи для заключенных. И политических, и уголовных. Из протокола допроса Татьяны Николаевны Гримблит после второго ареста 6 мая 1925 г.: «С 1920 года я оказывала материальную помощь ссыльному духовенству и вообще ссыльным, находящимся в Александровском централе, Иркутской тюрьме и Томской и в Нарымском крае. Средства мной собирались по церквям и городу, как в денежной форме, так и вещами и продуктами. Деньги и вещи посылались мной по почте и с попутчиками, то есть с оказией. С попутчиком отправляла в Нарымскую ссылку посылку весом около двух пудов на имя епископа Варсонофия (Вихвелина). Фамилию попутчика я не знаю. Перед Рождеством мною еще была послана посылка на то же имя, фамилию попутчика тоже не знаю. В Александровском централе я оказывала помощь священникам, в Иркутской тюрьме епископу Виктору (Богоявленскому), в Нарымской ссылке священникам Попову и Копылову, епископам Евфимию (Лапину), Антонию (Быстрову), Иоанникию (Сперанскому), Агафангелу (Преображенскому) и заключенному духовенству, находящемуся в Томских домах заключения, и мирянам; вообще заключенным, не зная причин их заключения». |
| Вероучения религиозного они не насаждали, но захватывали молодежь под свое оккультное влияние, отрывая ее от подлинного церковного архипастырского и пастырского руководства. В Сербии, где пребывали митрополит Антоний и другие ученые и стойкие иерархи, в Болгарии, где на страже Православия стояли архиеп. Феофан (Быстров) и епископ, потом архиепископ, Серафим (Соболев) , молодежь, в большинстве, имковской обработке не поддавалась. Зеньковскому там делать было нечего. Митрополит Евлогий это и подтверждает: «В Сербии «Христианское Движение» в русской среде большого развития не получило, и Зеньковский перебрался в Париж. Во Франции, еще до его переезда, возникло несколько религиозных кружков молодежи. Девушки и юноши, человек по десять, собирались в бедных комнатках по углам Парижа, читали вместе Евангелие и беседовали на волнующие их религиозные темы. Случалось, они приглашали меня благословить их собрания. Размеры «Движения» в то время были еще весьма скромные. Расцвет его связан с приездом В. В. Зеньковского » (535–6). «В особняке, на бульваре Монпарнасс предоставленном нам «Имка», организовался центр «Движения», и русская молодежь с воодушевлением туда устремилась. Загорелась творческая работа, преследовавшая высокую цель – христианизацию молодежи, а через ее посредничество, и русского общества. «Движение» не только Церкви не чуждалось, но было крепко с нею связано. «Мы не епархиальное учреждение и не клирики, мы служим Церкви в звании мирян, посильно содействуя приближению к Церкви неверующих»... – так определяли «движенцы» свое отношение к Церкви. Задачу «Движения» я понимал. Для молодежи, если от Церкви она отстоит далеко, сразу войти в нее трудно, надо сначала дать ей постоять во дворе, как некогда стояли оглашенные, и потом уже постепенно и осторожно вводить ее в религиозную стихию Церкви; иначе можно молодые души спугнуть, и они разлетятся в разные стороны: в теософию, антропософию и другие лжеучения» (стр. 536). Трудно себе представить, что иерарх с достаточным жизненным опытом, не понимал, как вольность мысли, пусть и не носящая характер «лжеучения», но приправленная особым ядовитым соусом Имки, отравляла души молодежи. Мы, монархисты, сразу разобрались в той работе, которая велась в доме на бульваре Монпарнасс и, сообщая на страницах «Двуглавого Орла» обличительные факты, били тревогу. |
| 6 мая 1925 года начальник секретного отделения ОГПУ допросил Татьяну Николаевну о том, помогала ли она сосланному духовенству и кому именно, а также через кого она пересылала посылки в другие города. Татьяна Николаевна ответила: – С 1920 года я оказывала материальную помощь ссыльному духовенству и вообще ссыльным, находящимся в Александровском централе, Иркутской тюрьме и Томской и в Нарымском крае. Средства мной собирались по церквям и городу, как в денежной форме, так и вещами и продуктами. Деньги и вещи посылались мной по почте и с попутчиками, то есть с оказией. С попутчиком отправляла в Нарымскую ссылку посылку весом около двух пудов на имя епископа Варсонофия (Вихвелина). Фамилию попутчика я не знаю. Перед Рождеством мною еще была послана посылка на то же имя, фамилию попутчика тоже не знаю. В Александровском централе я оказывала помощь священникам, в Иркутской тюрьме епископу Виктору (Богоявленскому), в Нарымской ссылке священникам Попову и Копылову, епископам Евфимию (Лапину), Антонию (Быстрову), Иоанникию (Сперанскому), Агафангелу (Преображенскому) и заключенному духовенству, находящемуся в Томских домах заключения, и мирянам; вообще заключенным, не зная причин их заключения. – Обращались ли вы к духовенству с просьбой оказать содействие по сбору средств на заключенных и ссыльных, – спросил следователь. – Да, обращалась, но получала с их стороны отказ, – ответила Татьяна, не желая впутывать в это дело никого из знакомого ей духовенства. – Кого вы знаете из лиц, производивших помимо вас сборы на заключенных и ссыльных? – Лиц, производивших помимо меня сборы, не знаю. На следующий день ОГПУ выписало ордер на ее арест, и она была заключена в Томское ОГПУ. 18 мая следствие было закончено и ОГПУ постановило: «Принимая во внимание, что дознанием не представляется возможность добыть необходимые материалы для гласного суда, но виновность... все же установлена, а посему дознание считать законченным и, согласно приказу ОГПУ за 172, таковое направить в Особое Совещание при Коллегии ОГПУ для применения... внесудебного наказания – административной ссылки». Татьяна Николаевна вместе с некоторыми другими арестованными священниками рассматривалась как «вдохновительница тихоновского движения в губернии. С удалением их из губернии значительно поколеблются устои тихоновской организации». Документы дела были препровождены в ОГПУ в Москве, а после того, как здесь было принято решение о репрессиях против арестованных, 26 марта 1926 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ постановило выслать Татьяну Николаевну в Зырянский край на три года. 1 июля 1926 года Татьяна Николаевна по этапу была доставлена в Усть-Сысольск. |
| Таким образом, получение ученой степени, имевшее значение некоего «духовного подвига», обесценивалось, и это настроение, по мнению Глубоковского, «быстро и глубоко проникло в духовные правящие слои» 722 . «Академические аскеты благоденственного безделия ехидно муссировали, что профессора погибают над Египетскими казнями и по родственности возятся с Валаамовой ослицей, а потом догматически провозглашали с кафедры, что наука ничтожна, а важны только молитва и пост – точно они противны между собою, почему в своих лекциях по библейской истории едва добирались до переселения евреев в Египет и по Священному Писанию Ветхого Завета перечитывали старую семинарскую герменевтику П. И. Савваитова или рассказывали только о Буксторфе старшем и Буксторфе младшем...» 723 . Прямым следствием подобного «монашеского настроения» и отношения к науке Глубоковский считал проникновение в академическую ограду «благочестивого юродства» и, наконец, появление в инспекторской зале архимандрита Феофана (Быстрова) самого Григория Распутина, все это вкупе назвав «ассенизационным потоком» 724 . По словам Глубоковского, епископ Сергий (Страгородский) «не принимал живого участия в этих движениях, не патронировал им прямо, но он знал о них и иногда как будто соизволял активно» 725 . Время позволило увидеть фигуру будущего патриарха всея Руси в иной перспективе, но для Глубоковского и в 1936 г. оставалось непостижимым, «как при огромном уме, нравственной чистоте и жизненной безукоризненности» тот терпел и попустительствовал подобным безобразным аномалиям, которые при нем «укреплялись и постоянно становились наследственными...» 726 . По отзыву митрополита Антония (Храповицкого) , преосвященный Сергий (Страгородский) был «весьма талантливый, но несколько слабохарактерный человек и почти непротивленец» 727 . Пытаясь противостоять подобным разрушительным процессам, при обсуждении нового академического Устава в 1906 г. Глубоковский категорически настаивал, чтобы не только ректор, но и инспектор академии имели степень не ниже докторской, обосновывая это необходимостью научного авторитета и нравственного влияния на воспитанников, «а в сумме слагаемых этого влияния имеет наибольшее значение докторская степень, как несомненное удостоверение учено-профессорской авторитетности» 728 . |
| Последовал краткий ответ: «Не приеду. Простите ради Христа» . Потом о.Илиодор объяснит свой отказ «болезнью и желанием провести праздник Благовещения не в дороге, а в храме с духовными детьми», прибавив, что намеревался уехать вечером в Благовещение, то есть якобы просто отложил отъезд . Все это выглядит правдоподобно: о.Илиодор действительно был переутомлен разъездами и не любил пропускать праздничные богослужения. Но не является ли его телеграмма на самом деле началом бунта? Больному и усталому человеку было так легко сдаться на уговоры преданных друзей, горевших желанием «отстоять» его... Полученный из Царицына ответ неприятно поразил еп.Гермогена. Чувствуя, что теряет контроль над своим подопечным, он обратился за помощью к его духовному отцу еп.Феофану (Быстрову) и попросил митр.Антония сделать то же самое, отметив, что духовника о.Илиодор «слушает» . Всего еп.Гермоген послал четыре телеграммы в Петербург, каждому адресату по две. «...конечно я сам молился о нем, в особенности же в эти критические моменты я надеялся на молитвы и влияние Владыки Митрополита и Преосвященного Феофана» . 24.III преосв.Гермоген и сам попытался воздействовать на о.Илиодора. Извещая его, что неделей ранее Синод подтвердил свое определение о запрете ему священнослужения, владыка приказал подчиниться и повторил такой же запрет от себя, Именем Христовым . «Пораженный таким оборотом дела перед таким великим праздником, я прямо-таки растерялся, начал бессознательно упорствовать», - оправдывался о.Илиодор впоследствии . А сейчас в ответной телеграмме он «грубо воспротивился, похулив Святейший Синод» , причем назвал его постановление «жестоким и несвободным от постороннего давления» . В тот же день приверженцы о.Илиодора отправили несколько телеграфных ходатайств за него Императрице и обер-прокурору. Между прочим, одна из телеграмм была подписана уполномоченными от матерей православных русских детей г.Царицына. Женщины просили оставить о.Илиодора в их городе «для окончания начатого строительства душ» . |
| Освободившись, она по-прежнему продолжала помогать узникам. К этому времени она познакомилась со многими выдающимися архиереями и священниками Русской Православной Церкви, томившимися в тюрьмах Сибири. 6 мая 1925 года начальник секретного отделения ОГПУ допросил девушку о том, помогала ли она сосланному духовенству и кому именно, а также через кого она пересылала посылки в другие города, на что та ответила: “С 1920 года я оказывала материальную помощь ссыльному духовенству и вообще ссыльным, находящимся в Александровском централе, иркутской тюрьме и томской и в Нарымском крае. Средства мной собирались по церквям и городу как в денежной форме, так и вещами и продуктами. Деньги и вещи посылались мной по почте и с попутчиками, то есть с оказией. С попутчиком отправляла в Нарымскую ссылку посылку весом около двух пудов на имя епископа Варсонофия (Вихвелина). Фамилию попутчика я не знаю. Перед Рождеством мною ещё была послана посылка на то же имя, фамилию попутчика тоже не знаю. В Александровском централе я оказывала помощь священникам, в иркутской тюрьме епископу Виктору (Богоявленскому), в Нарымской ссылке священникам Попову и Копылову, епископам Евфимию (Лапину), Антонию (Быстрову), Иоанникию (Сперанскому), Агафангелу (Преображенскому) и заключённому духовенству, находящемуся в томских домах заключения, и мирянам”. — “Кого вы знаете из лиц, производивших помимо вас сборы на заключённых и ссыльных?” — “Лиц, производивших помимо меня сборы, не знаю”. 26 марта 1926 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ постановило выслать Татьяну в Зырянский край на три года, 1 июля 1926 года она этапом была доставлена в Усть-Сысольск. 15 июля 1927 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ постановило выслать Татьяну этапом через всю страну в Казахстан на оставшийся срок. 15 декабря она прибыла в Туркестан. 19 декабря 1927 года Особое Совещание постановило освободить её. О том, что она освобождена, сотрудники ОГПУ в Туркестане сообщили ей только 10 марта 1928 года, и 16 марта Татьяна выехала в Москву. |
| Желая получить сведения об участниках постригов в монашество, следователь спросил монаха Агапита: " Скажите, когда Вас постриг в монахи Никон Беляев, где именно это происходило и кто при этом еще был? " О.Агапит хорошо понимал, как именно следователь будет интерпретировать каждый его ответ, и, зная, что тот по существу незаконно спрашивает его об этом, так как статьи, предполагающей уголовную ответственность за постриг в монашество, не существует, кроме того, есть вопросы сугубо личные, интерес к которым следователя как представителя власти ничем не может быть обоснован, сказал: - На этот вопрос я отказываюсь давать ответ. - Почему? - Поскольку касается личной моей жизни. Это был исчерпывающий и с точки зрения закона, и по христианской совести ответ, и на этом допросы были прекращены. 19 декабря 1927 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило монаха Агапита к трем годам заключения в концлагере на Соловках без права на амнистию. Этап на Соловки был отправлен 27 января 1928 года. В марте 1928 года осужденные прибыли в Кемский пересыльный пункт. Первое время о.Агапит и о. Никон жили в лагере вместе, в одном бараке, но затем монаха Агапита отправили в одну из лагерных командировок в лес, на побережье Белого моря, а отец Никон был оставлен в Кеми. На Соловках о.Никон и о.Агапит пробыли немногим более двух лет. По окончании срока заключения Постановлением Особого Совещания при Коллегии ОГПУ СССР от 23 мая 1930 года из лагеря они были освобождены и приговорены к трем годам высылки в Северный край. Им было разрешено поселиться в вольной ссылке в Архангельске . В Архангельск о. Агапит прибыл в одном этапе с отцом Никоном в июне 1930 года. Они стали жить недалеко от города в деревне Нижнее Ладино . Вскоре о.Никона отправили в Пинегу, а о. Агапит остался жить вблизи Архангельска. В ссылке о. Агапит был прихожанином Воскресенской церкви г. Архангельска . В Архангельске он познакомился с архиепископом Архангельским Антонием (Быстровым) и некоторыми ссыльными епископами и священниками. |
| Обучение в духовной школе, как правило, связано с определением каждым студентом своего будущего жизненного пути. И владыке Феофану, как ректору, приходилось рассматривать и налагать резолюции на многие прошения о пострижении в монашество. Он всегда лично встречался с подателем такого прошения и подолгу беседовал, испытывая искренность его намерения. Но порой он отказывал в пострижении даже тем, кто был искренно настроен, но не до конца понимал сущность монашества. Сохранилось воспоминание о том, что владыка ректор «тем, которые на его вопрос, с какой целью желают они принять иночество, отвечали, что они желают «послужить Церкви Христовой», он обыкновенно говорил, что для этого совсем не обязательно принимать иноческое звание, что можно послужить Церкви и не давая иноческих обетов. Единственным основательным доводом для принятия монашества владыка Феофан считал искреннее и глубокое желание «спасти свою душу» 90 . В этом состоит еще одно различие воззрении епископа Феофана и митрополита Антония (Храповицкого) , который, как известно, будучи ректором сначала С.-Петербургской, а затем Московской Духовной Академии, совершил очень большое число постригов, без особой строгости относясь к каждому индивидуальному случаю. Отношение епископа Феофана к монашеским настроениям студентов находит оправдание в его личном аскетическом образе жизни. Истинный инок, он никогда не оставлял келейного правила. «В исполнении этих правил, – вспоминает митрополит Вениамин, -он был так тверд, что если почему-либо не мог вычитать их стоя, то становился на колени. А иногда и лежа перед иконами читал» 91 , обычно во время болезни. Дополняя это свидетельство, архиепископ Аверкий писал; «Видно было по нему, что он никогда не оставлял завещанной святыми отцами-подвижниками умно-сердечной молитвы… Молитва непрестанная была подлинно насущной потребностью его духа, жившего в горних высотах» 92 . Молитвенный подвиг епископа-аскета нашел осмысление и в его богословских воззрениях. Кроме доступных нам сочинений архиепископа Феофана, посвященных этой тематике, которые будут нами рассмотрены ниже, известен и еще один его труд – «Сотница глав о молитве». |
|
|
