| 2) Относительно самобеднейших церквей благочинные имеют распорядиться, чтобы таковые церкви ограничились выпискою из редакции Православного Собеседника одних только епархиальных Известий без Собеседника. 3) Сверх этого вменяется благочинным в обязанность наблюсти строго, дабы по окончании года все изданные епархиальных Известий были непременно тщательно священниками собраны, переплетены в книги и внесены в церковные библиотеки для необходимых справок и руководства причтам на будущее время». Но так как Редакция Известий по Казанской епархии, между прочим, заявила печатно в этих же самых Известиях, что к удивлению ни посторонние лица, ни особенно духовенство Казанской епархии, не отозвались сочувствием к этому изданию, не присылали никаких статей и даже малейших заметок, подходящих по предметам и содержанию к опубликованной программе (напр. по части описания церковных древностей, чтимых св. икон, крестных ходов, местных обычаев и пр. пр. ...), – то преосв. Антоний, в видах побуждения и вызова духовенства к сочувствию и приготовлению материалов, сделал особое распоряжение, чтобы при всех церквах были непременно заведены летописи, в коих, прежде всего, изложены были бы историческо-статистические описания церквей и приходов и затем вносились бы постепенно повременные, чем-либо замечательные события и случаи, и даже какие-либо явления в природе, выходящие из обыкновенного порядка... В этом отношении преосв. Антоний воспользовался тоже готовыми распоряжениями, сделанными им ещё в Смоленской епархии. По поводу этого он, между прочим, говорил: «удивляюсь, что в здешнем многоучёном городе не нашлось доселе желающих принять на себя труд составить исторически-статистическое описание всей епархии; в Смоленске же это дело при мне же было и начато и выполнено самым удовлетворительным образом» 72 . Точно также преосв. Антоний выражал не только удивление, но и сожаление, что в Казанской епархии до него не были учреждены церковно-приходские попечительства. Потому в первых же месяцах своего управления (от 29 Апреля 1867 года), он в особом предложении духовенству Казанской епархии писал так: «Крайне сожалею о такой отсталости, в сём отношении, Казанской епархии от других многих, и имея в виду, что учреждение церковно-приходских попечительств, по самой идее об их значении несомненно весьма полезно и благотворно и для благоустройства церквей, и для открытия приходских школ, и для призрения бедных и, наконец, для улучшения быта самого духовенства, считаю нужным теперь же предписать духовенству приходскому, в особенности сельскому, дабы они непременно и всемерно озаботились открытием попечительств, так как это дело, более всего, зависит от его влияния на прихожан и ему должно принадлежать начинание сего дела. |
| Архимандрит Никанор был ему уже известен по особенной рекомендации высокопреосв. Макария, при котором он воспитывался в Петербургской Академии, принял там же пострижение и был Бакалавром при том же Макарии пользуясь его особенным вниманием, равно как и самого, бывшего тогда, Митрополита С.Петербургского Никанора, назначившего ему при пострижении в монашество и своё имя. Относительно же о. Ректора Протоиерея А.П.В., во-первых, известен тот факт, что преосв. Антоний, – при первой же встрече с ним, бывшим тогда Профессором Богословия в Университете, и прослужившим уже, начиная с бакалаврства в Академии, двадцать слишком лет, – когда услышал из уст его, что он священник, то решительно изумился... 175 Потому, при первом же случае, произвёл его в Протоиереи, как заслуженно достойнейшего этого сана по всем правам. Это самое обстоятельство, по лично нам известному рассказу преосв. Антония, произвело на него тогда же какое-то особенное впечатление в пользу о. Протоиерея и зародило чувство особенного благорасположения к нему. С этой именно первой поры преосв. Антоний, когда встречался, при ежегодных посещениях экзаменов в Университете и других случаях, с о. Протоиереем и более и более убеждался в личных и служебных его достоинствах, то заранее ещё приходил к мысли иметь, в случае вакансии, в лице его первого кандидата на ректорство в Академии. С такими личными желаниями и ходатайствами преосв. Антония соединялись у него особые виды, вполне благопотребные для Академии. С одной стороны, в лице этого последнего о. Ректора Академии преосв. Антоний имел в виду осуществить то, в отсутствии чего укорял прежде Академию, т. е., что она в течение целого двадцатипятилетия своего существования не вывела, по любимому, (унаследованному, между прочим, от своего дяди Филарета, Митроп. Киевского), выражению преосв. Антония, – подобно пчелиному улью, своей родной матки. Если же, рассуждал он, пришла теперь пора к этому созрению и плодотворению пчелиного улья, то что может быть желательнее, достойнее и благонадежнее, как вывести родную матку из самого первого выводка, – из воспитанников первого курса Казанской духовной Академии. |
| При таком, явно благоспешествуемом во всём, начальном положении и ходе дел преосв. Антоний, со своей стороны, все более и более лелеял, так сказать, ту задушевную свою мысль, что так или иначе, ближе и теснее, со временем, соединятся элементы двух учебных ведомств в интересе одних и тех задач и целей. В самых указанных лицах-специалистах призванниках – преосв. Антоний видел осязательное доказательство этого, так как г.г. Ильминский и Золотницкий состояли в ведомстве Министерства Народного Просвещения, а г. Малов в среде академической, к которой причислялся и Василий Тимофеевич и по месту своего первоначального работничества, а затем, по званию quasi практиканта. Наконец, эти же самые лица во главе с г. Попечителем Округа, были в числе началоположников учреждения самого Братства св. Гурия и настолько проявили достойно свою деятельность, что при ежегодном общем избирании членов Совета Братства, они всегда получали честь быть в числе не только временно избираемых, но в значении как бы непременных Членов, – что продолжается и доднесь. Со временем – вскоре в состав Совета Братства вступили и другие достойнейшие лица из ведомства Министерства Народного Просвещения, как напр. г.г. Директор и Инспектор народных школ. Таким-то чередом и пошло и шло было всё дело согласно самым первоначальным взглядам и желаниям преосв. Антония, для осуществления которых в будущем представлялись ему же первому ширь и гладь и достойно сказать, Божия благодать... Но вдруг самый вопрос о народном образовании получил видоизменение в общем его значении; самые народно-сельские школы оказались разделёнными, и именно по части главного заведования, их устройства и самого характера обучения и пр. Какие были положительные основания, причины и побуждения к такой новой постановке дела по части народного образования, само собою, это не может входить в настоящее изложение. Довольно только сказать, что всё это воспоследовало из Министерства Народного Просвещения и, следовательно, в одном этом стало уже ясно Преосвященному же Антонию, что питаемые им желания и надежды должны были получить вместо действительности значение только так называемых «pia desideria». Потому с самых же первых пор преосв. Антоний, по обычной своей манере, начал высказывать многие разнообразные свои суждения, проводя их широко и далеко, – начиная с этого ближайшего вопроса о начальных народных школах до университетского образования и даже до самых представителей высшей учёности, двигателей и жрецов современной науки. Как всё это выходило, развивалось и укладывалось у него в своего рода, системе и логически и фактически, читатели увидят в сейчас следующем изложении, составленном исключительно из данных, взятых с натуры. |
| Преосв. Венедикт, как известно, скончался в следующем же 1850 году, – а донесение мною представлено было незадолго до окончания срока моей чреды». Таким образом, из одного этого, хотя и краткого, рассказа понятно, почему отнекивался А. Антоний от предназначаемой ему командировки, насколько он мог знать наперёд о самой личности преосв. Венедикта от высокопр. Иннокентия. Но при этом были и другие причины, ещё в Мае месяце (1849 г.), следовательно незадолго перед временем определения Св. Синода о командировке, А. Антоний получил два письма с совершенно неожиданным для него содержанием. Неожиданность эта была тем больше, что ему, хотя сообщалось со стороны, но от лица высокопр. Филарета, то, о чём сам последний ещё и не намекал ему в своих письмах. Содержание этих писем, между прочим, следующее: «После Св. Пасхи (1849 г.) высокопр. Филарет, наш общий отец и благодетель, писал мне, что он ожидает, хотя и не скоро, вашего возвращения, но имеет уже в виду занять вас составлением или Нравственного или Пастырского Богословия». Так писал А. Антонию Гавриил архиеп. Рязанский. Анатолий же архиеп. Могилевский писал так: «Ликую духом, радуясь, что Ваше В-бие, презирая толки и предрассудки, коими наши талантливые учёные удерживаются от составления и издания своих трудов, собираетесь писать Пастырское и Нравственное Богословие. Благодать Св. Духа да укрепит Вас и поможет Вам совершить такое благое намерение. Во всяком случае, не отставайте от своего предположения, и за молитвами и воздыханиями семинаристов, постоянно пишущих и пишущих, не ведомо, какие листики, Бог да поможет Вам совершить с успехом Ваше предприятие». Если и не допускать, что А. Антоний, прежде получения этих писем, был чужд всякой мысли, хотя бы и гадательной, об указанных в письмах трудах, во всяком случае, по его словам, это было неожиданно. Между тем, – говорил он же, – это оказалось весьма кстати. Во первых это послужило для меня ещё большим побуждением объясниться и с о. Кириллом, чтобы расположить его к разработке своих предметов – Нравственного и Пастырского Богословия; для сего я ему прочитал далее буквальные слова из письма Архиепископа Гавриила, где говорилось, что «из-за толков и предрассудков некоторые талантливые наши учёные напрасно удерживаются от составления и издании своих достойных трудов». |
| Всегда радовался он и за их учёные труды, видя в последних то именно направление, в котором наперёд всегда был уверен, видя это в них ещё и во время их студенчества и в начальные годы их службы. Говаривал однако и так: «ну что это за докторство в светском звании? То ли бы дело, когда бы они (разумея двоих) приняли священный сан. Это были бы те же Иваны Михайловичи Скворцовы и для города и для Академии, особенно в виду оскудения кандидатов на ректорство. Да и для Церкви они были бы отличные пастыри и проповедники». Нам не безызвестно, что он проводил эту мысль и в письмах, по крайней мере, к одному из этих лиц, и нам самим был случай выражать тоже в своих письмах от лица влад. Антония. Вместе с такими чувствованиями к самим лицам в Киевской Академии, покойный влад. Антоний с постоянным сочувствием следил также за всеми явлениями литературы в тамошней Академии. Немало сожалел он, когда впоследствии времени Академия выпустила из своих рук Редакцию журнала «Воскресного Чтения» и тем самым понизила его значение. Как же высоко ценил Воскресное Чтение А. Антоний в своё время, видно уже из того, что он сам, будучи Ректором и, не имея надобности ни в каких материальных выгодах, состоял главным Редактором и, по его словам, принимал даже на себя последнюю корректуру. Соредакторами же его были тоже лица особенно авторитетные – Ив. Мих. Скворцов и орд. проф. Ив. Петр. Максимович. Журнал этот действительно был в своё время таков, что по всему праву назывался церковно-популярным, удовлетворяя вообще интересам христианского назидания и доставляя самое разнообразное обилие для религиозно-нравственных размышлений и служа, с тем вместе, органом литературного, в то время ещё редкого и малого, общения Академии с духовными писателями. Во всё время ректорства и редакторства А. Антония этот журнал держался на своей достойной высоте и А. Антоний заботился об этом до ревности. Это особенно видно из его писем, неоднократных по этому предмету, к преосв. Иннокентию. Как только стал быть Редактором Воскресного Чтения сам А. |
| Филарету Киевскому. «Оставляя напр. меня, – рассказывал преосв. Антоний, – нередко обедать, преосв. Иннокентий прямо говорил, что «он с особенною приятностью платит этим за хлеб-соль влад. Филарету, которую разделять с ним и впредь утешается и надеждою и желанием как истинной манны». А как я сам преаккуратно писал каждый месяц два и даже три раза владыке Филарету, и от него часто получал, то преосв. Иннокентий при каждом, бывало, свидании непременно интересовался знать, что получено оттуда; а равно более интересное в делах синодальных и вообще в столице он передавал мне при обыкновенных разговорах с тем, чтобы написать о том или другом, так или иначе, тому же владыке Филарету. «Иначе мы будем подчас угощать или точнее, выразился он, отягощать архистарца дуплетами, – разумея свои и мои письма одновременные». Кроме посредственной передачи подобные сведения, впрочем, были весьма интересны и для меня лично, а иногда прямо нужны были к сведению в кругу моей тогдашней служебной деятельности», говорил преосв. Антоний. При бывалых случаях к разговору о том, как чувствовал и сознавал себя в сказанных отношениях и условиях преосв. Антоний, оказывалось, что А. Аполлоний был далеко неровня первому и, в частности, держал себя оригинально настолько, что это, – по выражению преосв. Антония, – слишком резало глаза и нередко заставляло конфузиться за него же. «Ума он был, по всему видно, крепкого, познаний основательных и сердца положительно доброго; но как хохол, хотя и не истый (родом из екатеринославской губернии), он проявлял свою натуру до неуместности, и даже до искусственности, видимо неумелой. В одиночной ли, бывало, беседе, в кругу ли других, иногда очень сторонних и серьёзных лиц, о. Аполлоний не изменял своих манер, начиная со своего малороссийского говора, которым он, видимо, пользовался для большей занимательности своих анекдотов, острот и т. п., запас которых у него был неистощим и которыми он перемешивал почти всякий разговор о каких бы то ни было предметах. На некоторые минуты он был преприятный собеседнику, но не более. |
| Московский к преосв. Антонию со своими указаниями. В своём месте увидим, что между ними была переписка полемическая, в полном смысле, – именно по вопросу о назначении Благочинных по выбору. Сводя представленные данные, если и нельзя с одной стороны не видеть, что они наводят своего рода тень на некоторые действия преосв. Антония, – зато, с другой стороны, в них же видится и чувствуется то, что значительно искупает эти видимые тени. Последнее свидетельствуется ясно в самых даже отзывах Первосвятителей, – Киевского и Московского. Оба они, очевидно, не упрекали и, тем более, не осуждали действий преосв. Антония, а только благожелательно предупреждали и в тоже время направляли его энергию и ревность, отдавая ему самым этим должную честь, как выступившему современному деятелю. Так разумел и принимал это и сам преосв. Антоний. Он сколько глубоко чувствовал и ценил благовнимание Первосвятителей, – в особенности Московского, – выражавшееся в практических указаниях, столько же не преклонялся перед ними, как только лично авторитетными, ни в чём, касательно чего имел свои личные мнения и убеждения особые. В дальнейшем подробном обозрении разных сторон его епархиальной деятельности, мы увидим целый ряд самостоятельных и оригинальных мероприятий по многим вопросам епархиальной жизни, которые по праву и достоинству выдвинули его вперёд и поставили на степень едва ли не самых передовых, в тогдашнее время, деятелей епархиально-административной области, или даже, – как выразился автор статьи, – преосв. Антоний во многих отношениях опередил других епархиальных начальников. Такая архипастырская деятельность и заслуги преосвящ. Антония в Смоленской епархии были тогда же известны высшему духовному Правительству и удостоены были Высочайшего внимания и благоволения, особливо по поводу вполне успешных мер к улучшению духовно-учебных заведений, послуживших примером и для некоторых других епархий 321 . Правда, такая деятельность и самая известность имени преосв. Антония в Смоленской епархии, давали повод некоторым думать о нём, как об архиерее прогрессисте, и даже либерале 322 и отсюда делать свои наведения на неблагоприятные для него последствия в дальнейшей службе в Казани. Но преосв. Антоний, – говоря словами автора одной позднейшей статьи, относящейся к его биографии, – «оставался верен себе, не сидел сложа руки, а энергически действовал, боролся, насколько только представлялось для него это возможным» 323 . |
| Плодом всех этих личных действий преосв. Антония и было то, что в епархиальных Ведомостях, за последнее время его епископства в Смоленской епархии, во всяком номере, следовательно, через каждые две недели, встречаются десятки известий о новооткрываемых попечительствах с подробными списками многих членов всех сословий не только из местных жителей, но и сторонних в звании почётных. Наряду с известиями об учреждавшихся попечительствах, столь же часто встречаются в епарх. Ведомостях как постановления попечительств, так и приговоры самых прихожан об открываемых церковно-приходских школах. В последних преосв. Антоний находил ещё более отрадное явление, видя в нём, более верное и надёжное, скрепление взаимного сочувствия к общественно-церковным интересам в видах будущего развития деятельности попечительств и, в особенности, влияния духовенства на подрастающее поколение. Нужно, впрочем, сказать при этом, что преосв. Антоний руководился здесь тем главнейшим убеждением, что эти школы должны неуклонно соответствовать самому наименованию своему – «церковно-приходские» и потому иметь характер церковно-религиозный. Об учреждении этих церковно-приходских школ имеет быть речь в сейчас следующей главе. Глава XIV Делу первоначального учреждения народных школ церковно-приходскими Попечительствами в Смоленской епархии много помогло то, что по личной же инициативе преосв. Антония были уже открыты в некоторых приходах школы, заведённые исключительно трудами священников и, по местам, на одни собственные их средства. Эти-то школы сразу произвели такое действие на местных прихожан, что последние и тогда уже относились к этому делу с полнейшим сочувствием и благодарностью, и именно потому, что оно идет «по-церковному». Об этом были даже адресы от прихожан к преосв. Антонию. Этими-то примерами и воспользовался преосв. Антоний и, держась неуклонно вышеуказанного взгляда на заводимые школы в границах самого строгого понятия о них, как церковно-приходских, он ввёл в них и программу обучения такую, где всё направлено преимущественно на церковный лад, начиная с церковно-народного букваря на славянском языке и продолжая чтением по церковно-служебному Часослову и Псалтири. |
| II) Затем, перейдя к преобразованиям, сделанным в 1840 г. в семинариях, и в 1852 г. в училищах, преосв. Антоний прямо указал, что составители этих преобразований поступили именно вопреки, сделанному им выше, выводу о неприкосновенности первоначального устава в его началах и главных положениях. «Если они, – писал преосв. Антоний, – и не изменили его радикально и не сбили совершенно с его основ, то чрезвычайно расшатали и сдвинули его с главного направления и таким образом лишили наше духовно-учебное образование прежнего классического характера и достоинства. Нельзя отрицать, что этими преобразованиями хотели, как видно, сделать нечто полезное, но при этом полезном, оказалось гораздо более не только неполезного, но прямо вредного. Здесь вышло, вопреки мудрому правилу составителей первоначального устава, – вышло: «multa, sed non multum». Во 1-х, введено было несколько наук новых, не имеющих никакой связи и цели в общем курсе семинарского образования; во 2-х, науки вообще распределены были по отделениям, по новому уставу, без соображения их однородности и последовательности». «Грустное, тяжелое впечатление, помню я (писал преосв. Антоний), производило часто во мне, в бытность мою Ректором Семинарии (Киевской), посещение высшего класса (богословского), когда, бывало, – после уроков в оном о Пресвятой Троице, или Таинстве воплощения Господа Спасителя или о другом подобном предмете, – приходилось в том же классе слышать вдруг урок (по сельскому хозяйству), о различных материалах и способах для удобрения земли, или (по медицине) о разных отправлениях человеческого организма, или об ином чем, ещё более не гармонирующем с первыми уроками, до крайности развлекающем внимание учеников и лишающем их душевного сосредоточения, в особенности требующегося для воспринятия истин спасительного вероучения и христианского нравоучения. Между тем, ради этих новых, совершенно не идущих ни к месту, ни к делу, наук 350 , составители рассматриваемого преобразования неосновательно исключили большую часть философских наук. Далее – языки: Еврейский, Французский и Немецкий сделаны необязательными, чем совершенно ослаблено занятие ими, а языки Латинский и Греческий, знание которых так процветало в прежние годы, решительно пали; и в самых училищах (преобразованных в 1852 году), эти последние языки окончательно подорваны, и потому самоё занятие ими, не более, как жалкое и первоначально приобретаемое здесь знание их и продолжаемое как бы только для вида, в семинариях и потому к концу семинарского курса почти вовсе забываемое и теряемое, очевидно, не имеет никакой цены и цели. Одним словом, результаты в таком виде совершённых (в 1840 г. и 1852 г.) преобразований, естественно не могли быть иные, как весьма неблагоприятные 351 . |
| В таких же чувствах, по долгу и званию своего архипастырства, столь же усердно и частовременно благовествовал преосв. Антоний глаголы вечного живота и в среде здешней паствы Казанской. Порядок издания в печати здешних Казанских проповедей преосв. Антоний соблюдал тот же, что и в Смоленске с тою лишь разностью, что здесь, при существовании ещё сыздавна при Академии Редакции журнала – Православного Собеседника, проповеди его могли печататься с самого первого же времени 367 . Отдельные брошюры проповедей преосв. Антония доставлялись ему из Редакции в очень значительном количестве и тоже раздавались им, как и в Смоленске, на благословение. Было у покойного Владыки прямое желание издать все свои проповеди Казанские подобно Смоленским. Это желание открылось у него особенно в самые последние дни его жизни. Приказавши собрать все, бывшие в брошюрах и в рукописях, его проповеди, он, лежа уже на постели сам подбирал их в порядок, сколько хронологический, столько же и по содержанию. И, действительно, в кратких записях его карандашом были перечислены заглавия всех проповедей и расставлена была соответствующая нумерация их на двух полулистах. Всех проповедей предназначено было к изданию – 79; и он высказывался, что для удобства при чтении непременно нужно издать их в 2-х томах. Полулисты эти были отданы им же самим своему домашнему Секретарю для переписки, а мне поручено было рассмотреть переписанное, – но эти полулисты так и остались в руках Секретаря, не успевшего даже и переписать их... да и представлять переписанное уже было некогда... И вот тут-то, при сказанном составлении перечня тех проповедей, предназначавшихся к изданию, преосв. Антоний сделал, между прочим, распоряжение, чтобы одну проповедь – бывшую в рукописи, говоренную им ещё в 1875 г. в день св. Великомученицы Екатерины, препроводить немедленно в Редакцию Православного Собеседника для напечатания, как заключающую в себе, указанное нами уже прежде, особенное знаменательное содержание по отношению к предсмертному состоянию его как Архипастыря... |
|
|
