| Антиохийская школа была той материнской почвой, на которой возрос Златоуст (р. около 347 г., † 407 г.), как экзегет. В лице этого удивительного по своим дарованиям ученика Диодора Тарсийского, школа эта приобрела для себя самую блестящую жемчужину. Говоря о Златоусте, как представителе Антиохийской школы, не должно, однако, забывать тесной её связи с Оригеном . Для современной эпохи этот великий александриец был как бы сборным пунктом различных направлений, первоисточником новых развитий богословской мысли. Из богатейшей сокровищницы его разносторонне образованного духа, из сокровищницы его творений, плодов колоссальной его учёности, постоянно и с успехом черпали для себя вдохновение многочисленные представители различных школ вообще и антиохийской в частности. В виду громадного наследства, оставленного Оригеном , почти не представляется возможным разграничить, разделить те направления, которые в Оригене были ещё неразрывно соединены, стояли одно возле другого. Ещё мало определившиеся, внутренне ещё примирённые, направления эти объединялись в могучем духе Оригена ... Внутренне связанная с Оригеном , школа антиохийская с течением времени стала развиваться как естественная и ярко выраженная реакция александрийскому аллегоризму. Школа александрийская, как известно, исследовала и объясняла Слово Божие путём спекулятивным. Простое историческое исследование, буквальное понимание св. Писания не удовлетворяли александрийцев. Всё чувственное, плотское, буквальное представлялось им только покрывалом высшего, идейного, в глубине Писания лежащего содержания. Отсюда проистекало и учение о многоразличии смысла в Библии , полное познание которого доступно только истинному гностику. Не без основания пытаются найти здесь, хотя и косвенное влияние на александрийцев учения о Боге платонизма и неоплатонизма, почти совершенно удалявших из жизни мира отделённое в метафизическое величие Божество, – влияние такого учения, с точки зрения которого не могло быть и речи об истинном объединении чувственного, материального с идеальным, божественным... |
| Святой Лукиан Антиохийский и его ученики Опубликовано в альманахе “Альфа и Омега”, 48, 49; 2007 29 декабря, 2012 Опубликовано в альманахе “Альфа и Омега”, 48, 49; 2007 (К предыстории Антиохийской школы) I. Жизнь святого Лукиана Свидетельств о его жизни очень мало и они далеко не всегда согласуются друг с другом. По словам А. Спасского, “в исторических воспоминаниях IV века личность Лукиана занимает совершенно особое место: большинство говорит о нем не иначе как с уважением к его нравственному характеру и высокой учености, но в то же время избегает передавать какие-либо конкретные факты из его жизни” 1 . Согласно некоторым источникам (“Жизни Константина”, Свиде и Симеону Метафрасту), он родился в Самосате, однако “Константинопольский Синаксарий” и “Менологий” Василия (PG 117, 109) предполагают антиохийское происхождение Лукиана; последним двум свидетельствам следует доверять больше. Дату его рождения определить трудно, но скорее всего она приходится приблизительно на середину III века (Г. Барди предполагает 240 г.) 2 . Вероятно, родился Лукиан в христианской среде, но о том, кто были его родители и к какому социальному слою они принадлежали, не сохранилось от древности точных известий. В “Житии” его, восходящем к Симеону Метафрасту 3 , но отражающему в ряде частей своих древние пласты житийной традиции, говорится, что “святой Лукиан происходил от благочестивых родителей из города Самосат”. Можно предполагать, что семья будущего мученика не была бедной и могла дать ему неплохое образование. Существует предание, что Лукиан обучался в Эдессе у некоего Макария 4 , но насколько можно верить этому преданию, сказать трудно, так как об Эдесской школе и ее учителях в III в. у нас нет никаких твердых указаний источников 5 . Все, что нам известно о Лукиане, говорит в пользу совершенно эллинского типа культуры, являющейся “средой обитания” его личности. Впрочем, пребывание его в двуязычной Эдессе, где греческий язык имел достаточно твердые позиции, нельзя полностью исключать из гипотетических возможностей. |
| Возрождение православия: Сегодня все больше американцев принимают православие В последнее время православному христианству посвящено больше количество публикаций в западной прессе. Предлагаем Вашему вниманию одну из них — статью, опубликованную информационным агентством Associated Press. Учитель воскресной школы, католик Грег Менкотти переживал, что никогда не обретет своего духовного пристанища. Уйдя из лона католической церкви, он сначала стал атеистом, а впоследствии … 16 января, 2007 В последнее время православному христианству посвящено больше количество публикаций в западной прессе. Предлагаем Вашему вниманию одну из них — статью, опубликованную информационным агентством Associated Press. Учитель воскресной школы, католик Грег Менкотти переживал, что никогда не обретет своего духовного пристанища. Уйдя из лона католической церкви, он сначала стал атеистом, а впоследствии … В последнее время православному христианству посвящено больше количество публикаций в западной прессе. Предлагаем вашему вниманию одну из них — статью, опубликованную информационным агентством Associated Press. Учитель воскресной школы, католик Грег Менкотти переживал, что никогда не обретет своего духовного пристанища. Уйдя из лона католической церкви, он сначала стал атеистом, а впоследствии вернулся к вере и провел несколько лет в методистской церкви. Однако он по-прежнему чувствовал, что поиск не завершен. Этот поиск привел его в храм Святого Духа Антиохийской Православной Церкви в Хантингтоне. Сегодня Менкотти – один из 250 миллионов православных верующих, и еще большего числа тех, кто только еще на пути к принятию православия. Столь быстрое распространение православия особенно примечательно и потому, что о нем в США знают очень мало. «Я был таким, как и большинство американцев» – говорит Менкотти. Его путь к православию начался с просьб жены обратить внимание на практику православной молитвы. «Я ничего не понимал в Православии». В США сегодня насчитывается около 1,2 миллионов православных христиан. Раньше православные приходы создавались в основном эмигрантами, формировались на этнической основе, некоторые принимали православие, заключая брак с православными. |
| История появления Томоса В качестве столичного архиерея он принял участие в спорах относительно Диодора Тарсского и Феодора Мопсуестийского, которые вспыхнули после Третьего Вселенского Собора. Жаркая дискуссия относительно богословского наследия этих двух представителей Антиохийской школы сначала вспыхнула в Эдессе. В период 412—435 годов епископом здесь был Раввула — человек, несомненно, яркий и неординарный, строгий и ревностный подвижник, остававшийся таковым до самой кончины. Как богослов Раввула во многом следовал традициям св. Ефрема Сирина, полемизируя против многих ересей, которых тогда много было в сирийском ареале (вардесаниты, манихеи и т. д.). Одновременно он разделял многие богословские взгляды Александрийской школы и, в частности, горячо защищал слово «Богородица» как наиболее емко выражающее таинство Домостроительства спасения. И не случайно, что христологические воззрения Раввулы тесно сближались с христологией св. Кирилла Александрийского, а поэтому в спорах относительно Нестория Эдесский епископ, нисколько не колеблясь, встал на сторону Александрийского святителя. Именно в качестве Эдесского предстоятеля Раввула оказывал всяческое покровительство и поддержку возникшей здесь еще в IV веке знаменитой школе. Однако большинство преподавателей и учеников этой школы ориентировалось на традицию Антиохийской школы, высоко ставя авторитет Диодора и Феодора. Во главе их стоял Ива, являвшийся как бы «руководителем проекта» по переводу произведений указанных антиохийских богословов на сирийский язык; после смерти Раввулы в 435 году Ива занял Эдесскую кафедру. Между этими двумя разнородными, а часто и противоположными богословскими тенденциями в Эдессе возник конфликт, который вскоре перекинулся в Армению. В римской части ее горячим сторонником св. Кирилла Александрий ского и непримиримым оппонентом Нестория и Феодора Мопсуестийского был Акакий Мелитенский, который в своих посланиях убеждал армянского католикоса Саака и армянскую знать осудить несторианство. католикос занял уклончивую позицию в спорном во просе, но в персидской части Армении нашлось немало христиан, поддержавших Раввулу и Акакия. Представителями их стали ученики Месропа Маштоца пресвитеры Леонтий и Авель, которые привезли в Константинополь к Проклу послание армянских христиан, просивших столичного предстоятеля разрешить спорный вопрос о православности взглядов Мопсуестийского епископа. Отвечая им, св. Прокл и написал свой знаменитый «Томос к армянам», датирующийся 435 годом, который во многом представляет собою шедевр древнецерковного учения о Лице Господа Иисуса Христа. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла Содержание БОГОСЛОВСКИЕ ШКОЛЫ ДРЕВНЕЙ ЦЕРКВИ Понятие «богословская школа» предполагает 2 значения: образовательное учреждение и богословское направление,- не всегда одновременно присущие к.-л. школе. Сведения относительно становления церковного образования весьма скудны, и можно только предполагать, что процесс этот проходил достаточно долго и медленно, причем далеко не всегда однородно в различных географических областях, определяясь своеобразием духовного и культурного «климата» того или иного региона. Новозаветная фраза «не многие делайтесь учителями» (Иак 3. 1) позволяет утверждать, что возникновение церковного учительства восходит к апостольским временам. Судя по «Дидахе» (9. 1-2), к кон. I в. по Р. Х. существовало уже своеобразное служение учительства, причем часть (а может быть, и большинство) учителей-дидаскалов (греч. διδσκαλοι) странствовали, переходя из одной христ. общины в др.; впрочем, в крупных общинах дидаскалы, вероятно, могли обрести постоянное место жительства. Служение дидаскалов порой тесно переплеталось со служением пророков и апостолов, но, по всей видимости, дидаскалы занимались преимущественно оглашением и наставлением в основах христ. веры. Во II в. учительство в Церкви принимает неск. иной характер в связи с распространением христианства в образованных слоях обществаРимской империи. Среди христиан появляются обращенные философы, такие как апологеты Аристид , мч. Иустин Философ , Афинагор . Пользуясь возможностями своей профессии, дававшей право преподавать философию, они под личиной этой науки учили христ. любомудрию. Одну из таких частных школ открыл в Риме мч. Иустин, а также, возможно, Афинагор в Александрии. Но эти школы, вероятно, существовали непродолжительный период, и в какой мере они могут считаться церковными заведениями, сказать трудно. В первые 2 века земного бытия Церкви вряд ли можно говорить о достаточно четко оформившихся богословских течениях. Появление Александрийской и Антиохийской школ изменяет ситуацию. Александрийскую школу |
| Феодор, епископ Мопсуестский (†429 г.) был воспитанником и представителем Антиохийской школы в конце и начале V-ro века. Рационалистическое и историко-грамматическое направление этой школы резко обнаружилось в учении Феодора и дошло у него до крайностей; только крайности эти прикрывались у него нередко такими выражениями, которые говорили как будто о полнейшем православии Феодора. Отсюда возникают горячие и продолжительные споры относительно образа его мыслей, кончающиеся тем, что Феодор признается еретиком. Споры из-за Феодора начинаются уже по смерти Феодора, именно с того времени, как несториане, не имея возможности в силу Феодосиева указа «читать или списывать святотатственные книги Нестория», стали переводить на разные языки (сирский, армянский, персидский) сочинения Диодора Тарсийского, Феодора Мопсуестского и других епископов, у которых или действительно были несторианские мысли, или не несторианские в сущности выражения легко могли толковаться в несторианском смысле, и при помощи этих сочинений стали склонять на свою сторону легковерных, доказывая, что Несторий не вводил нового, а следовал учению древних отцов и потому напрасно осужден. Спор из-за Феодора два раза принимает острый характер бурных волнений, именно при Феодосии Младшем – с начала споров до издания императором указа против анафематствования Феодора 1 , и при Юстиниане Великом (в половине VI-ro века). В первый раз волнение утихает благодаря исключительно желанию благоразумных противников Феодора и императора дать покой церквям; а во второй раз волнение вызывает Юстинианов эдикт «Против 3-х глав» (между 543 и 546-м годами) созвание V-ro Вселенского собора и кончается не из-за практических расчетов, как прежде, а из-за сознания неправоты Феодора, – и кончается потому не воздержанием от осуждения его, как было в первом случае, а осуждением. Главнейшими противниками Феодора, как и следовало ожидать, были люди с совершенно противоположным складом богословских мыслей, – носители начал школы Александрийской; к этим противникам присоединились и такие, которые занимали умеренную середину между тем и другим, Антиохийским и Александрийским, школьным направлением – напр., Прокл епископ Константинопольский, Раввула Едесский и другие. |
| В.М. Тюленев Глава III. Универсальная священная история Сульпиция Севера Почти одновременно с появлением на свет «Церковной истории» Руфина Аквилейского свой исторический труд завершает Сульпиций Север, чья «Хроника» оказалась по-настоящему оригинальным произведением в раннесредневековой историографии. Во-первых, сочинение Сульпиция формально не повторяет ни того, что уже было создано историками на Востоке христианского мира, ни того, что оставляла в наследство античная историографическая культура. Сульпиций не пишет ни монографию, как Лактанций , ни «Церковную историю» в понимании, предложенном Евсевием, ни всемирную хронику, призванную решать традиционные задачи по синхронизации библейского и языческого прошлого. Поэтому именно с определения феномена «Хроники» Сульпиция Севера мы и начнем ее изучение. Во-вторых, труд Сульпиция – по-настоящему западноевропейское историческое сочинение раннего Средневековья. Если Лактанций равно сообщал о событиях, имевших место в западной и восточной частях Империи, чувствуя целостность государства и его истории, если Руфин Аквилейский почти вытеснил из «Церковной истории» события, связанные с Западной церковью, ориентируясь на традиционно сильные религиозные центры Востока Римской империи, то Сульпиций находит продолжение ветхозаветного прошлого именно в истории Западной церкви. В-третьих, очевидно, что создавая необычное историческое сочинение, Сульпиций Север должен был предложить определенную концепцию, способную выразить его понимание всей священной истории. § 1. «Хроника» Сульпиция Севера: к вопросу о жанре Предмет своего внимания Сульпиций Север определяет, как того и требовали законы античной исторической прозы, в начале сочинения: «Я попытался кратко изложить события от сотворения мира, переданные в Священных Писаниях, и, разделив времена, рассказать о них по порядку, доведя до наших дней, поскольку об этом настойчиво просили меня те многие, кто хотел бы познакомиться с кратким изложением Священного Писания» (I.1.1). Попытки привлечь материал Ветхого Завета для реконструкции далекого прошлого предпринимались в христианской литературе и ранее, вспомним хотя бы рассуждения Феофила Антиохийского о появлении технологий и элементов цивилизации в допотопный период, 208 однако все эти попытки не выходили за рамки экзегезы и апологии. В случае с Сульпицием Севером мы впервые встречаемся с желанием христианского интеллектуала изложить событийную историю на основе библейских книг. Подобная попытка была, безусловно, ответом на поиски Антиохийской школы богословия, 209 которая в отличие от Александрийской, искавшей аллегорический смысл на страницах Библии , традиционно сосредоточивалась на буквально-историческом прочтении книг Ветхого Завета. 210 Ничего подобного историческим опытам Сульпиция Севера ни по масштабу, ни по качеству мы не встретим ни в греческой, ни в латинской христианской исторической прозе |
| Глава шестая. Клавдий Аполлинарий, епископ иерапольский С доевсевианскими сведениями о Аполлинарии мы можем познакомиться только из „Церковной Истории» Евсевия 260 . В 19-й главе V-й книги ее приводится следующее антимонтанистическое письмо Антиохийского епископа Серапиона к Карику и Понтию: „Чтобы вы знали, что деяния той лживой школы, которая называется новым пророчеством, осуждаются всем братством на земле, я посылаю вам сочинения блаженнейшего Аполлинария, который был епископом Иерапольским в Азии». В своей „Хронике» Евсевий, против своего обыкновения, не упоминает ни о времени подачи апологии Аполлинария, ни о государе, которому она подана. Под 2186 г. (172 г. по P. X.) историк пишет только: „Прославился Аполлинарий, епископ Иерапольский в Азии, и Мелитон Сардийский , епископ Лидии, который и подал апологию за христиан Антонину» (т. е. Марку Аврелию) 261 . Имена Аполлинария и Мелитона стоят рядом и в „Церковной Истории» Евсевия, – там где историк причисляет обоих апологетов к писателям, которых православие ясно видно из их сочинений 262 . В 27 гл. кн. „Церковной Истории» историк поместил обзор сочинений Аполлинария. „Многия сочинения Аполлинария, говорит он, находятся в руках многих 263 . Мне известны следующие: сочинение к вышеупомянутому императору (Марку Аврелию), пять книг „Против Эллинов” первая и вторая книги „Об истине», первая и вторая книги „Против Иудеев”; позднее составленный им сочинения „Против ереси фригян”, которая скоро затем выступила с своими новшествами, а тогда только начиналась, и Монтан в то же время с своими пророчицами полагал только фундамент своим ложным учениям”. Евсевий называет Аполлинария сильным и непобедимым борцом против монтанизма („πλον σκυρν κα καταγνιστον») 264 . В 5-й главе V-й кн. „Церковной Истории» Евсевий ссылается на Аполлинария для подтверждения рассказа о громоносном легионе. „Внешние историки, говорит он, не знакомые с истинной верой, хотя и упоминают об этом чуде, однакож не сознаются, что оно произошло по молитвам христиан; напротив, единоверные, как любители истины, рассказывают о нем просто и без хитрости. |
| Для антиохийского ума аполлинаризм был самой несносной ересью. Он шел до оскорбительности наперекор всем самым дорогим заветам Антиохийской школы. Она выносила в вековой борьбе с разными ересями специфическую ревность ο защите и отстаивании полной, реальной человеческой природы во Христе. Борьба с заразой гностического докетизма, крепко угнездившегося в антиохийском районе с первых веков, взбодренного затем к новой жизни манихейскими веяниями иранского дуализма, побуждала антиохийских защитников кафолической истины развивать и литературно уяснять реальную человечность во Христе. Против дуалистического пренебрежения к материи и плоти и против фатализма, отнимавшего y человека свободу воли, антиохийцы защищали свободу и человека как борца со злом и мужественного подвижника-аскета. Антиохийскому благочестию, в противность дуалистической манихейской отраве, дорога была полная человеческая природа во Христе, нам единосущная и нас в Нем спасающая . Всякое умаление ее под лукавым предлогом благочестия, всякое лишь абстрактное ее утверждение во Христе без конкретной полноты живой человеческой личности «пророка из Назарета Галилейского,» воспринятого от зачатия в таинственное единение с Предвечным Сыном Божиим, заставляло по-антиохийски верующего богослова настораживаться умом и сердцем против исконного исказителя кафолической веры — манихейского докетизма. Самая этнографическая и топографическая близость антиохийцев к почве библейской и евангельской истории, к языку и нравам семитов, удерживали их сознание в атмосфере своего рода наивного реализма, не позволявшего превращать образ Иисуса Христа ни в какую абстракцию. Эта библейско-историческая «почвенность» антиохийцев делала их первоклассными экзегетами Священного Писания и являлась крепким якорем, державшим за букву Писания самые смелые порывы христианского умозрения и мистики. Это был один из подлинных столпов и утверждений церковной истины. Ни в каком рационализме и позитивизме, как правильно утверждает профессор Н. Н. Глубоковский, антиохийцы неповинны. Они служители апостольского залога веры. Св. Писание для них не филологический документ, a откровение ο тайне спасения через Мессию — Богочеловека. Они толкуют все Писание как служители веры, типологически, прообразовательно, т.е. антирационалистически, однако не аллегорически. Аллегория не есть обязательный метод для верующей мысли. Скорее наоборот. Она рискованный произвол художественной фантазии, часто ничего общего не имеющий с действительным смыслом написанного. Она скользкий путь к незаметному стиранию определенных очертаний, открытых нам догматов и претворение их в некоторые туманные абстракции. Между тем подлинный религиозный реализм — враг абстракции. Другое дело — типология, или, по-современному, символизм, узаконенный Новым Заветом. Антиохийцы — типологисты. |
| Ещё в школе Тертуллиан изучил греческий язык, которым владел свободно; он хорошо знал труды некоторых античных философов, юристов, медиков, в совершенстве владел ораторским искусством (не случайно его сравнивали с Демосфеном). Свои знания и дарования, полученные от Господа, Тертуллиан посвятил служению христианству. Будучи уже в сане пресвитера, он занялся активной писательской деятельностью. Язык его сочинений изобилует юридическими терминами: знание юриспруденции он умело использует, изобличая судей-язычников в нарушении элементарной законности. Защищая христианство , Тертуллиан порой употребляет аргументы, которые приводили греческие апологеты, такие, как его старшие современники – Татиан или епископ Антиохийский Феофил. Но то, что у них было довольно хаотично и сбивчиво, под пером Тертуллиана сложилось в стройную систему, логичную и вдохновенно-убедительную. Вряд ли императору Северу (193–211) были известны сочинения греческих апологетов. Но мы почти не сомневаемся, что сочинения Тертуллиана были ему известны. Ревностный защитник христианства, он становился защитником подлинных достижений римского общества, отстаивал принципы справедливости, равенства граждан перед законом, свободы совести, уважения к взглядам другого. Он любил поучать и наставлять, но ещё больше, пожалуй, любил спорить и обличать. Проконсул и его совет, языческое общество, ревнители ветхозаветной законности, еретики, недостойные клирики – на всех обрушил он и силу своих обличений, и всю горечь насмешек. Его слог, взволнованный, неровный, обжигающий, хорошо отразил парадоксальность его смелой мысли и его неистовой натуры. Он вычеканил краткие формулы незабываемой красоты и силы, и он же растекался в повторении довольно монотонных, едва ли не бесцветных фраз; мог писать просто и убедительно, но оставил некоторые тексты, которые надо разгадывать, как загадки, а порой унижался до судебных изворотов и крючкотворства. Человек большого и ясного ума, он иногда забывал обращаться к нему за советом; прекрасно описал жизнь христианской общины, мирную и упорядоченную, но жил, не зная покоя сам, чуждый всякого житейского благоразумия. Неприятие Тертуллианом современной ему римской (языческой) цивилизации было более глубоко, чем у греко-язычных апологетов – Татиана (род. ок. 120 г.) или епископа Антиохийского Феофила (конец II в.): «Он не только осуждает её философские школы... но и близок к тому взгляду, что цивилизация вообще испортила и извратила человека, подавила его естественные положительные наклонности, надстроив над ними целый мир искусственных и неистинных ценностей... Выход из этого положения Тертуллиан видит в киническом опрощении и возвращении к естественному состоянию. Однако, по его мнению, достичь этого состояния простоты и естественности можно только через христианскую веру, самопознание и аскетизм» (Г.Г. Майоров. Формирование средневековой философии. Латинская патристика. М., 1979, с. 111–112). |
|
|
