| К.Скворцев Афинагор принадлежит к отличнейшим писателям 2-го века. Это был не только смелый апологет и красноречивый оратор, но и самый строгий и добродетельный философ. Его сочинения отличаются глубокой ученостью, а главное, стройным и отчетливым наложением мысли, – так что в этом отношении он стоит гораздо выше своих предшественников – Иустина и Татиана. Филипп Сидет сообщает нам несколько сведений о жизни этого афинского философа, которые можно читать у Никифора Каллиста; но – к сожалению – эти сведения не во всех отношениях справедливы. «Афинагор», – говорит Сидет, – «был начальником александрийской школы. Он жил во времена Адриана и Антонина и представил им свою апологию в защиту христиан. Он исповедовал христианскую веру еще в то время, когда ходил в тоге философа и был начальником в школе академиков. Намереваясь писать против христианства, для вернейшего достижения своей цели, приступил к чтению священных книг, и плененный благодатию Св. Духа, подобно великому Павлу, сделался проповедником того самого учения, против которого восставал. Учеником его был Климент александрийский , у которого учился Пантен». Так как Сидет сделал здесь грубую историческую ошибку, назвав Пантена учеником Климента; то мы имеем право заподозрить и свидетельство его о том, что Афинагор был начальником александрийского училища, – тем более, что Евсевий, излагая историю этого училища, не упоминает об Афинагоре. Невероятно и то, чтобы Афинагор подавал свою апологию Адриану и Антонину. Хотя он в этом сочинении обращается к двум правителям, называя одного отцом, а другого сыном, и желая, «чтобы сын, как требует справедливость, наследовал от отца царство» 1 ; но, как показывают все древние манускрипты этой апологии, она была подана в 177 году, когда царствовал не Адриан с Антонином, а Марк Аврелий с сыном своим Коммодом. В пользу этого мнения говорят и те похвалы, с которыми он обращается к царственным лицам: «позвольте мне», пишет Афинагор, «как защищающему дело пред царями-философами, возвысить голос и смело сказать во всеуслышание истину… 2 Я не намерен подробно излагать учение философов о Боге; ибо знаю, что насколько вы превосходите всех мудростию и силою власти, настолько возвышаетесь над всеми и основательным изучением всякого знания, усвоивши каждую отрасль учености так, как не усвоили себе другие, занимающиеся только одною отраслию». 3 – Эти похвалы могут относиться только к Марку Аврелию, который был известен как отличный ученый, и занимал самое почетное место в ряду языческих философов. – При таком предположении становится понятным и то, почему, как замечает и Ватро 4 в апологии Афинагора преобладает стоицизм, – потому что Марк Аврелий был стоик. |
| Афинагор Афинагор принадлежит к отличным писателям 2-го века. Это был не только смелый апологет и красноречивый оратор, но и самый строгий и добродетельный философ. Его сочинения отличаются глубокой ученостью, а главное, стройным и отчетливым изложением мыслей, так что в этом отношении он стоит гораздо выше своих предшественников – Иустина и Татиана. Филипп Сидет сообщает нам несколько сведений о жизни этого афинского философа, которые можно читать у Никифора Каллиста, но – к сожалению – эти сведения не во всех отношениях справедливы. «Афинагор», говорит Сидет, «был начальником александрийской школы. Он жил во времена Адриана и Антонина, и представил им свою апологию в защиту христиан. Он исповедывал христианскую веру еще в то время, когда ходил в тоге философа и был начальником в школе академиков. Намереваясь писать против христианства, для вернейшего достижения своей цели, приступил к чтению священных книг, и плененный благодатию Св. Духа, подобно великому Павлу, сделался проповедником того самого учения, против которого восставал. Учеником его был Климент Александрийский , у которого обучался Пантен». Так как Сидет сделал здесь грубую историческую ошибку, назвав Пантена учеником Климента; то мы имеем право заподозрить и свидетельство его о том, что Афинагор был начальником александрийского училища, тем более, что Евсевий, излагая историю этого училища, не упоминает об Афинагоре. Невероятно и то, чтобы Афинагор подавал свою апологию Адриану и Антонину. Хотя он в этом сочинении обращается к двум правителям, называя одного отцом, а другого сыном, и желая, «чтобы сын, как требует справедливость, наследовал от отца царство» 106 ; но, как показывают все древние манускрипты этой апологии, она была подана в 177 году, когда царствовал не Адриан с Антонином, а Марк Аврелий с сыном своим Коммодом. В пользу этого мнения говорят и те похвалы, с которыми он обращается к царственным лицам: «позвольте мне как защищающему дело пред царями-философами, возвысит голос и смело сказать во всеуслышание истину... 107 . Я не намерен подробно излагать учение философов о Боге; ибо знаю, что насколько вы превосходите всех мудростью и силою власти, настолько возвышаетесь над всеми и основательным изучением всякого знания, усвоивши каждую отрасль учености так, как не усвоили себе другие, занимающиеся только одною отраслью» 108 . Эти похвалы могут относиться только к Марку Аврелию, который был известен как отличный ученый, и занимал самое почетное место в ряду языческих философов. При таком предположении становится понятным то, почему, как замечает и Вашро 109 , в апологии Афинагора преобладает стоицизм, Марк Аврелий был стоик. |
| О том, что Афинагор был первым начальником и катехетом александрийской школы, упоминает один только Ф. Сидет. Евсевий и Иероним не знают об этом, как не знают, по-видимому, и вообще об Афинагоре. Таким образом Филипп как бы дополняет сведения Евсевия и Иеронима об александрийском училище. Dodwell не видит в этом ничего странного и утверждает, что Филипп Сидет мог располагать более полными и точными сведениями об александрийской школе, чем какими пользовался Евсевий, ибо был учеником бывшего александрийского катехета Родона, который управлял александрийской школой после Дидима и потом перенес ее в отечественный город Сиду, где у него и учился Филипп. Свидетельство последнего об александрийской школе, как полученное из первого источника, т. е. от Родона, которому весьма хорошо должна была быть известна история школы, – это свидетельство Филиппа, по мнению Dodwell " а, даже должно быть предпочтено свидетельству Евсевия 16 ). Правда, в этом свидетельстве, как мы видели, есть явные ошибки, непростительные для историка. Но Dodwell слагает с Филиппа вину в этих ошибках. Так, относительно хронологического смешения в преемстве катехетов Пантена и Климента он говорит, что оно могло быть делом переписчиков или самого составителя отрывка, Никифора Каллиста. А для устранения еще более грубой ошибки Филиппа, что Афинагор подал свою апологию императорам Адриану и Антонину, Dodwell придумывает следующее хитроумное соображение. „Я полагаю, говорит он, у Филиппа было сказано, что Афинагор подвизался при Антонине Пие (а сказать это он имел полное право). Пий же назывался „Titus Aelius Hadrianus Antoninus». Последние два имени, – Hadrianus Antoninus, – переписчик или анонимный автор отрывка принял за имена двух государей, а потому и написал далее не προσεφνησε, а ος προσεφνησε, ибо он мог знать, что Афинагор подал свое „Прошение» двоим государям. Под именем Hadrianus – сам переписчик разумел Антонина Пия, а под именем Antoninus – Марка Аврелия, который был, как известно, соправителем Пия» 17 ). |
| Замечательно далее, что древнейший список апологии Афинагора оказался в библиотеке Арефы, который был архиепископом Кессарии Каппадокийской, т. е. в М. Азии. Итак, весьма вероятно, что Ф. Сидет почерпнул свои сведения об Афинагоре из предания церквей малоазийских, с которым был знаком в молодости. Что касается Родона, то, может быть, этот последний из александрийских катехетов сообщил Ф. Сидету список всех катехетов, составленный относительно лиц, не упомянутых у Евсевия и других церковных писателей, на основании предания, догадок, слухов и т. п. Вследствие этого в число катехетов попал и Афинагор. Филипп Сидет отнесся к этому списку без всякой критики и в слове 44 своей Истории, где он специально, по-видимому, задался целью представить полный перечень александрийских катехетов, он начинает этот перечень с Афинагора. И так как об этом апологете он не находил никаких известий у других писателей, то и счел нужным по поводу его имени сообщить некоторые подробности из его биографии, известной ему из предания малоазийских церквей. Но остается все-таки нерешенным вопрос: каким образом могло случиться, что Афинагор, не будучи катехетом, был помещен в число катехетов, – по догадкам ли Родона, или по ошибке Филиппа Сидета? Чем могли быть вызваны эти догадки, или эта ошибка? В ответ на этот вопрос мы укажем здесь на любопытное предположение об отношениях Афинагора к Александрии, высказанное впервые, если не ошибаемся, французским ученым Lalanne, и повторенное у нас о. архим. Борисом (Плотниковым) 25 ) ). Этот последний говорит даже, что предположение Lalanne ,,общепринято в науке». Сущность этого предположения состоит в следующем. „Афинагор предпринял в Александрии тоже, что Аристид сделал в Афинах, а св. Иустин в Риме», т. е. открыл частную философскую школу на христианских началах, но эта школа не имела ничего общего с тем учебным заведением Александрии, которое называлось διδασαλεον ερν λγων, училищем святых словес. В этом предположении мало произвольного. Из свидетельства Филиппа Сидета с несомненностью можно заключить, что Афинагор был христианским философом, т. е., будучи христианином, он сохранил за собою все атрибуты звания философа и в том числе философскую тогу (ν ατ χριστιανσας τρβωνι). Надписание „Прошения» прямо называет Афинагора „христианином-философом«. Но философа того времени трудно было вообразить себе без слушателей, – а потому философы или заводили постоянные школы в местах своего жительства, или путешествовали по разным городам Римской империи, где они занимались преподаванием философских и вообще научных истин только временно, пока они жили в том или другом городе. |
| Наконец, приняв в соображение, что до сих пор никто 23 ) не пытался основательно доказать, что отрывок из „Христианской Истории» есть подлог позднейшего времени, мы не можем оправдать тех выше нами упомянутых ученых, которые совершенно игнорируют свидетельство этого отрывка, не признавая за ним никакого значения. Примеру этих ученых мы не последуем, а напротив, постараемся извлечь из свидетельства Ф. Сидета все, что в нем есть наиболее достоверного. Мы должны лишь предварительно оговориться, что характер этого свидетельства дает нам право лишь на догадки и предположения. Вся наша задача поэтому должна состоять в том, чтоб основать на правдоподобных данных те догадки, которые можно сделать на основании свидетельства Ф. Сидета. Первый вопрос, который заинтересовывает нас при изучении этого свидетельства, есть вопрос об источниках, из которых сам Филипп Сидет почерпнул свои сведения об Афинагоре. Несомненно прежде всего, что источником этих сведений служило устное предание, а не какой нибудь письменный исторический документ, потому что таковой попал бы, без сомнения, в руки Евсевия, или сохранился бы в сочинениях другого какого нибудь церковного писателя. Но, как мы видели, христианская древность не сохранила нам биографических данных об Афинагоре. Вопрос, следовательно, в том, преданию какой церкви обязаны мы сохранением тех сведений, какие сообщает нам Ф. Сидет? Мы выше заметили, что автор „Христианской Истории» родился и получил образование в г. Сиде, в Памфилии; учителем его был, по его свидетельству, Родон, бывший катехет александрийской школы. На первый раз всего естественнее предположить, что именно Родон и передал Филиппу биографические сведения об Афинагоре, а сам он, Родон, почерпнул их из александрийского церковного предания. Но естественное на первый взгляд, при ближайшем рассмотрении предположение это не выдерживает критики. В свидетельстве Ф. Сидета сообщаются об Афинагоре довольно подробные сведения, именно: а) о времени его деятельности, б) о его апологетическом сочинении, в) о том, что он не покидал философской тоги, сделавшись христианином, г) о том, что он был учителем платонической философии, д) о том, что он хотел писать сочинение против христиан прежде Цельса, но вместо гонителя сделался последователем новой религии. Если бы все эти подробности были известны александрийскому преданию, то не могло быть, чтобы церковные писатели александрийской церкви не сохранили, если не этих подробностей, то хоть имени Афинагора, столь интересовавшего церковное предание. Например, интересное сообщение о том, что Афинагор намерен был написать что-то вроде „Истинного Слова» Цельса, едва ли бы не обратило на себя внимание Оригена . Не могло далее быть, чтобы предание не было передано Евсевию, который изучал историю александрийской церкви на месте и с особенною любовью. |
| В сравнении с ним свидетельство Филиппа Сидета имеет все преимущества исторического источника. Филипп, – пусть он даже не точен в хронологии, – в своем перечне катехетов не называет ни одного (умолчим пока об Афинагоре), о котором бы прямо могли сказать, что он не был катехетом. Следовательно, здесь он прав. Почему же считают ложным его сообщение о том, что и Афинагор был в числе этих катехетов и притом первым из них? Оно было бы ложным лишь тогда, когда прямо противоречило бы Евсевию или Иерониму. Но ни тот, ни другой из этих историков нигде не сказал, что Афинагор не был начальником школы прежде Пантена. С другой стороны, они и Пантена нигде не называют первым начальником школы. Евсевий (Η. Е. V, 10) просто говорит: „в то время (в царствование имп. Коммода) в Александрии обучением верующих заведывал (γετο) весьма знаменитый ученостию муж, по имени Пантен». Слово γετο отнюдь нельзя переводить словами „первый заведывал», потому что тоже самое слово Фотий употребляет, например, о Пиерии, который был далеко не первым начальником; и Филипп Сидет, говоря об Афинагоре, употребляет не просто γετο, но πρτος γετο. Если, таким образом, Ф. Сидет не противоречит ни Евсевию, ни Иерониму, то непонятно, говорит Герике, зачем нам стараться всеми силами отвергать его свидетельство. Свой общий вывод из всех вышеизложенных рассуждений Герике формулирует так: „может быть (но не более, как может быть), прежде Пантена александрийской школой управлял Афинагор» 19 ). Герике, как видим, очень осторожен в своем выводе. Но это не мешает ему во второй части своего историко-догматического сочинения рассматривать учение Афинагора, как учение одного из катехетов александрийской школы. А главное, и многие другие историки, основываясь вероятно на его авторитете, признают, как мы видели, вопрос о катехуменатстве Афинагора решенным в положительном смысле. Это обстоятельство побуждает нас сделать критическую оценку доводов Dodwell«a и Герике в пользу свидетельства Филиппа Сидета. Повторяем, что кроме них никто, кажется, серьезно не занимался этим свидетельством. |
| Во-вторых, Евсевий позволяет думать, что упоминаемые им безымянные сочинения, если не специально были трактатами по толкованию (ρμηνεα) Св. Писания, то во всяком случае содержали в себе места истолковательные. Сочинения же Афинагора напротив отличаются тем, что в них весьма мало приводится изречений из Св. Писания, а если и приводятся таковые, то не для истолкования, но как свидетельство о христианской жизни и христианском учении. Итак, Евсевию не были известны сочинения Афинагора. Но если это так, то выступает новое недоумение и опять не в пользу Герике. Непонятно, как могли в древней церкви попасть под спуд сочинения первого александрийского катехета, Афинагора, светильника, стоявшего и светившего на таком свещнике, как александрийское училище. Если где, то именно в Александрии они должны были сохраниться. А между тем даже ученик Афинагора – Климент (по Филиппу) не знает сочинений своего учителя, не говоря уже о последующих катехетах. Теперь, в результате разбора мнений Dodwell’a и Герике в защиту свидетельства Филиппа Сидета, мы не можем ответить утвердительно на поставленный нами выше вопрос: был ли Афинагор начальником и катехетом александрийской школы? Даже более, – мы имеем право считать свидетельство Филиппа Сидета по этому вопросу не заслуживающим вероятия. Но далее этого мы не пойдем и своего суждения о свидетельстве Ф. Сидета не будем доводить до крайности: т. е. не будем прямо отрицать его в его целом. Ибо, во-первых, нам кажется чрезвычайно невероятным предположение, что Филипп Сидет измыслил повествование об Афинагоре. Во-вторых, мы не считаем сильными доводы некоторых ученых против свидетельства Ф. Сидета. К этим доводам мы теперь и обратимся. Прежде всего заметим, что, если защитники Ф. Сидета, как Dodwell и Герике, излагают свои доводы более или менее подробно и систематично, то противники его заявляют о своих сомнениях мимоходом, не обосновывая их подробно. У всех у них мы замечаем один прием: они указывают в отрывке из „Христианской Истории» разные ошибки и потом, сославшись на неблагоприятные отзывы Фотия и Сократа о Ф. Сидете, заподозривают свидетельство последнего в огульной лжи и совершенно его игнорируют. |
| Вместе с тем большинство исследователей признают определенную значимость и ценность сообщения Филиппа: хотя в нем правда смешана с элементами вымысла и неточностями, зерна истины здесь, несомненно, присутствуют. Особенно это касается сведений об Афинагоре. Вряд ли вызывают сомнения сведения относительно того, что Афинагор жил во второй половине II века, был родом из Афин, где, вероятно, принадлежал к школе платоников; что он собирался выступить с полемическим сочинением против христиан, но вместо этого сам обратился и стал защитником христианства. Скорее всего, Афинагор много путешествовал, и то, что предание о нем сохранилось в малоазийских церквах (св. Мефодий и Филипп Сидет) 287 , заставляет высказать предположение: некоторое время этот апологет подвизался и в Малой Азии. Сложнее обстоит дело с сообщением Филиппа относительно Афинагора как родоначальника известного «огласительного училища» в Александрии. Хотя Л. Барнард и признает данное сообщение почти несомненным 288 , но высказываться здесь можно лишь только в плане гипотетическом, ибо остальные источники не подтверждают сообщения Филиппа. В качестве гипотетического предположения можно высказывать догадку, что Афинагор некоторое время жил в Александрии и открыл здесь частную «философско-христианскую школу» наподобие школы св. Иустина в Риме. Однако данная школа, скорее всего, являлась лишь прообразом будущего «огласительного училища», имеющего хотя и смутные, но все же заметные формы «церковного учреждения». Можно предполагать также, что деятельность Афинагора в Александрии вряд ли была продолжительной, поэтому она и не оставила заметных следов в предании Александрийской церкви. 2. Литературные труды Афинагора Подробных сведений о творчестве этого апологета не сохранилось, но известны два его труда, дошедших до нашего времени. Первое сочинение – уже упоминавшееся «Прошение за христиан» (мы предпочитаем сохранять это традиционное в русской патрологической науке название); поскольку это сочинение было направлено Марку Аврелию и Коммоду, «соцарствование» которых приходится на 176–180 годы, вопрос о датировке произведения не вызывает затруднений. |
| б) Обратимся к доводам Герике. Он, как мы видели, настойчиво предпочитает свидетельство Ф. Сидета свидетельству Руфина о первом начальнике александрийской школы. Рассмотрим его основания. Справедливо, что у Евсевия Пантен не называется первым начальником александрийской школы; положим, что Руфин сказал нечто лишнее против своего оригинала. Герике ставит дилемму: это лишнее есть или исправление ошибки Евсевия, или просто плод невежества и небрежности Руфина. Дилемму эту Герике, как мы видели, решает в смысле последнего ее члена. Мы сделаем несколько иную постановку вопроса. Коль скоро замечание Руфина о Пантене есть прибавка против Евсевия, то происхождение этой прибавки может быть троякое: она есть или вывод Руфина из слов Евсевия, или внесена им в Историю на основании какого нибудь авторитетного источника, или наконец она – просто выдумка самого Руфина. Но, – начнем с конца, – выдумывать Руфину не было цели, тем более что он не свою писал Историю, а переводил чужую. Остаются два первые предположения. Оба они, по нашему мнению, вероятны. Может быть, Руфину из какого нибудь достоверного письменного источника, или из церковного предания было известно, что „Пантен первый после апостолов правил александрийской школой», и он внес это известие в Церковную Историю, сделав таким образом то, что допускает и Герике под именем исправления Руфином оригинала. Сделанная Руфином прибавка не только не противоречила тексту Евсевия, но напротив – могла быть на нем же основана. Евсевий и в самом деле никого прежде Пантена не упоминает в качестве начальника александрийского училища: Пантен является у него первым, хотя и не назван прямо первым начальником. Но допустим, что Руфин сделал неправильный вывод из Церковной Истории Евсевия, что замечание его о Пантене – ошибка и ложь, и что Филипп Сидет и Герике правы. В таком случае, почему же ложное мнение Руфина не только не нашло себе опровержение в последующей церковной истории, а напротив – повторилось, или подтвердилось в Церковной Истории Никифора Каллиста, который тоже называет Пантена первым начальником александрийской школы 22 ). |
| Кроме разобранных нами выше крайне скудных и несовершенных свидетельств об Афинагоре св. Мефодия и Ф. Сидета, мы ничего не находим у древних писателей о нашем авторе. Поэтому весьма важным и ценным источником наших сведений о нем являются его же собственные сочинения. Мы обратимся теперь к этому источнику и рассмотрим в частности: а) надписания, т. е. заглавия его сочинений, и адрес его „Прошения» к императорам, б) те места апологии, которые могут дать нам какие нибудь сведения об Афинагоре и его сочинениях. 1) Надписания сочинений Афинагора. Во всех древнейших рукописных кодексах сочинения Афинагора надписываются так: „Прошение»: – ϑηναγρου θηναου φλοσφου χριστιανο πρεσβεα περ χριστιανν; трактат „О воскресении мертвых»: или полным титулом. – θηναγρον θηναου φλοσφου χριστιανο περ ναστσεως νεκρν; или сокращенно, – Το ατο περ ναστσεως νεκρν. Эти надписания дают нам два новых известия об Афинагоре сравнительно со свидетельствами Мефодия и Ф. Сидета. Именно, во-первых, мы узнаем только из надписаний, что Афинагор был афинянин по своему происхождению, во-вторых – что, кроме „Прошения за христиан», он написал еще сочинение „О воскресении мертвых». Рассмотрим оба надписания несколько подробнее. а) Надписание апологии несомненно относится к глубокой древности и, может быть, выставлено самим автором на подлинном экземпляре. По крайней мере Мефодий в начале четвертого и Ф. Сидет в начале пятого века имели списки апологии уже с именем автора, а имя автора встречается только в надписании апологии: его нет ни в адресе, ни в тексте ее. Мы уже заметили, что надписание апологии Афинагора дает нам новое свидетельство о нем, именно, что он был афинянин. Все остальное в этом надписании нам известно из разобранных нами внешних свидетельств, которые таким образом подтверждаются свидетельством надписания. Так эпитеты: φιλοσφου, χριστιανο предполагаются сами собою в свидетельстве Ф. Сидета. Что касается заглавия Πρεσβεα, то и оно упоминается у Филиппа, хотя, как мы видели, в несколько измененном виде: Πρεσβευτικς. |
|
|
