| Сочинение Юлиана против христиан рано обратило на себя внимание христианских богословов и вызвало со стороны их опровержения. Против него писал Феодор Мопсуэтский – «Против обвинений, возведенных на христиан Юлианом отступником», 378 Александр, епископ Иерапольский, – «Разбор вздорных мнений Юлиана», Филипп Сидет «Опровержение на книги царя Юлиана против христиан» 379 и бл. Феодорит. К сожалению, от всех этих сочинений остались одни только заглавия. 380 По свидетельству Созомена против Юлиана писал еще Аполлинарий Лаодикийский. Созомен рассказывает при этом, что Аполлинарий послал свое сочинение самому Юлиану, и когда Юлиан отослал его обратно со словами: читал, понял и осудил, христианские епископы ответили ему: читал, но не понял, потому что если бы понял, то не осудил бы. Эти же слова находятся в одном из писем Василия Великого к Юлиану, но эти письма считаются не подлинными, 381 и вообще историческая достоверность рассказа сомнительна. Известно, что Юлиан писал свое сочинение в поздние годы своего царствования, и опровержение на него едва ли успело бы явиться при его жизни. Может быть, Аполлинарий писал вообще против Юлиана, а не против его сочинения. 382 В 9 в. против Юлиана писал патриарх константинопольский Фотий , 383 но и его сочинение утеряно. Вообще из опровержений Юлиана сохранилось только сочинение св. Кирилла александрийского : «В защиту святой религии христианской против книг нечестивого Юлиана», но и оно дошло до нас не в полном виде, а только в первых 10 книгах. Сколько книг всего написано было под этим заглавием, – неизвестно. В книге Леонтия и Иоанна «О священных вещах» приводятся отрывки еще из следующих XI-XIX книг, а в священных параллелях св. Иоанна Дамаскина – из XII, XV, XVI,XVII и XVIII кн. Для определения времени, когда написано сочинение Кирилла, нам дает некоторые данные 83 письмо бл. Феодорита; – здесь говорится, что св. Кирилл, написав свои книги против Юлиана, послал их для прочтения Иоанну антиохийскому и через него ученейшим восточным богословам; очевидно, это было уже после примирения его с восточным богословам; очевидно, это было уже после примирения его с восточными епископами, т.е. после 432 года. 384 |
| Он посылает одному своему другу реестр книг, каких у него, Иеронима, нет в библиотеке, и просит его взять переписчиков и списать для него эти книги. Об этом он просит друга очень усердно, замечая: «если ты исполнишь эти просьбы мои, то ты сделал все для меня». Со своей стороны Иероним готов переслать своему другу, какие он пожелает книги собственного сочинения (I, 18–19. Письмо к Флоренцию). Эта библиотека Иеронимова сильно истощила материальные средства его. Со свойственным ему остроумием, он говорил: «сознаюсь, что Александрийская бумага (т. е. книги, написанные на Египетском папирусе) опустошила мой кошелек». Его жажда книг тем не менее была ненасытна. Из его уст выходит такое восклицание: «о, если бы я имел книги всех авторов, чтобы косность ума вознаграждалась прилежанием в чтении!» (II, 365. Письмо к Паммахию). Очень большую частную библиотеку имел в начале V-ro века пресвитер Филипп Сидет, автор обширной церковной истории, до нас не сохранившейся. По словам Сократа, у него было «множество всякого рода книг» (Hist. Ecclesiast. VII, 27). Славились своими частными библиотеками еще следующие лица: арианский епископ Георгий, богословский отдел этой библиотеки был сожжен по приказанию Юлиана, а классический, конфискован. Епископ Сидоний Апполинарий, в его библиотеке были собраны и классики и церковные писатели: Варрон чередовался с Августином, Гораций с Пруденцием 16 . Частные богословские библиотеки составлялись через покупку книг, а также путем списывания книг, как самими владельцами библиотеки, так и другими лицами, по приказанию этих последних. Папа Дамас, желая иметь библиотеку, состоящую из лучших сочинений, не ленился собственноручно списывать сочинения Иеронима, он списывал их, по его словам, даже «с жадностью» (Иерон. Твор. I, 179. Письмо Дамаса к Иерон.). Василий Великий , получив от Диодора Тарсийского для прочтения какие-то его сочинения, пожелал иметь копию для своей библиотеки с одного из указанных сочинений и для этого удерживает его на время у себя (Васил. |
| а) Что касается Dodwell»a, то мы весьма хорошо понимаем его увлечение отрывком из „Христианской Истории» Ф. Сидета. Он первый открыл этот отрывок, и ему же первому пришлось сделать его оценку: немудрено, что оценка эта вышла несколько пристрастной ко вновь открытому памятнику, тем более, что в нем оказалась такая важная церковно-историческая новость, как рассказ об Афинагоре. В самом деле, только пристрастием и увлечением можно объяснить предпочтение, оказываемое Dodwell’oм Филиппу даже пред Евсевием и Иеронимом в вопросе об александрийской школе. „Я не стал бы отрицать мнения Dodwell’a, говорит Маран, если бы оно ограничивалось таким смыслом: „всему, – хотя бы это были слова Ф. Сидета, – должно верить, что не идет в разрез с свидетельством лучших памятников». Но Dodwell никогда не докажет, что незначительный по авторитету (non magni ponderis) современник Прокла и Сисинния, диакон Иоанна Златоуста , может быть предпочтен Евсевию, который и гораздо раньше его жил, и гораздо выше его, как историк, и гораздо больше его видел памятников александрийской школы и весьма многих мужей, или получивших в ней образование, или бывших ее начальниками» 20 ). К этим словам Марана мы присоединим от себя еще следующее замечание. Dodwell, в оправдание своего взгляда на авторитет Ф. Сидета в вопросе об александрийской школе, ссылается на то, что Филипп был учеником Родона, а этот последний был сам александрийским катехетом 21 ). Но этот довод уже потому не может иметь решающего значения, что сведения о катехете Родоне мы получаем лишь из того же отрывка из „Христианской Истории»: нигде больше они не встречаются. Далее, Филипп Сидет положительно не может быть предпочтен Евсевию и Иерониму потому, что у него в кратком рассказе о катехетах александрийской школы мы встретили несколько грубых ошибок. Правда, происхождение этих ошибок Dodwell усиливается объяснить в благоприятном для Филиппа смысле; но даже Герике, согласный с Dodwell " ом в других случаях, в данном случае признает его объяснения натянутыми и не сомневается в ошибке самого Ф. Сидета. |
| Филипп Сидет передает, что Афинагор стоял во главе академической школы (αδημιας σχολς προστμενος). Очевидно, это сказано о до-христианском периоде его жизни. Перешедши в христианство , он не перестал, как мы видели, считать себя философом и, следовательно, имел школу, но только уже не платоническую, а христианскую школу бывшего платоника. Если, – следуя предположению, – школа эта была в Александрии, то не мудрено, что Климент александрийский был одним из слушателей этой школы. Впоследствии, когда приходило к концу существование самого „училища святых словес», легко могло быть позабыто истинное значение школы Афинагора и составилось мнение, что он был начальником не частной школы, а известного александрийского „училища святых словес». Может быть, в такое заблуждение впал упомянутый нами Родон, но вероятнее всего это – ненамеренная ошибка самого Филиппа Сидета, который или не обратил внимания на различие между частной философской школой и церковным огласительным училищем, или же, возводя Афинагора в звание катехета, хотел еще более возвысить его во мнении малоазийских христиан. Нерассмотренным остается у нас еще свидетельство Филиппа Сидета об обращении Афинагора в христианство . Еще прежде Цельса, по этому свидетельству, Афинагор решился написать сочинение против христиан и для лучшего опровержения христианского учения стал изучать Св. Писание; но, быв пленен благодатью Св. Духа, он и сам перешел в христианство и, по образу великого апостола Павла, из гонителя сделался проповедником его. Мы совершенно не имеем данных, чтобы произнести свой суд над этим сообщением. Сам Афинагор в своих сочинениях не только не описывает своего обращения в христианство, но не дает даже намека на то, что он был некогда язычником. Но принимая в соображение, что все известные нам христиане-философы не были рождены в христианстве, а перешли в него уже в зрелом возрасте и после тяжелой внутренней борьбы, мы не имеем права отвергать свидетельства об обращении Афинагора, напротив – должны признать его полную справедливость. Что касается той подробности, что Афинагор готовился сделаться одним из литературных гонителей христианства, то, мы думаем, Филиппу Сидету едва ли была нужда выдумывать ее. Вероятно он заимствовал ее из предания малоазийских церквей, в котором, может быть, с особым ударением была отмечена эта черта из жизни апологета. |
| Притча о милосердом самарянине имеет еще следующий смысл: под видом пострадавшего от разбойников представляется вообще человек в его греховном состоянии; под именем священника и левита – ветхий закон с его служением, бывший не в состоянии доставить человеку всю помощь ко спасению, а под именем самарянина – Христос Спаситель, Который подал нам животворное врачевство Святых таинств. (Сл. митроп. Филарета). Зач. 54-е. Господь Иисус Христос у Марфы и Марии. Читается во дни праздников Пресв. Богородицы. Лк.10:38 . Бысть же ходящым им, и сáм вниде в вéсь некую: женá же некая именем мáрфа прият егó в дóм свóй. Лк.10:39 . И сестрá éй бе нарицáемая Мариа, яже и седши при ногý Иисýсову, слышаше слóво егó. (В продолжение пути их пришел Он в одно селение; здесь женщина, именем Марфа, приняла Его в дом свой; у неё была сестра, именем Мария, которая села у ног Иисуса и слушала слово Его.) В весь некую (в одно селение), – по всей вероятности, в Вифанию, – селение, лежавшее близ Иерусалима на восточном склоне Елеонской горы. Тут жило благочестивое семейство Лазаря с сестрами Марфою и Мариею, – семейство, которое любил Иисус Христос за благочестие, так что называл Лазаря Своим другом и воскресил его из мертвых ( Ин.11 ). О посещении именно этого семейства и говорится здесь. О Лазаре не упоминает евангелист, быть может, или потому, что его не было в это время дома, или потому, что рассказом своим имел в виду сообщить только то, что касалось одних его сестер Марфы и Марии. (Мих.) Прият (приняла) в дом свой. Ни здесь, ни у еванг. Иоанна, который один повествует о воскрешении Лазаря, не говорится ни о мужьях Марфы и Марии, ни о жене их брата Лазаря. Быть может, они были безбрачными. Мария седши при ногу Иисусову (села у ног Иисуса), т. е. не разделяла заботливости своей сестры Марфы об угощении Иисуса Христа, а внимательно, как усердная ученица, слушала учение Его. Сидет у ног – означает смиренное и почтительное положение ученика или ученицы пред учителем, бывшее в употреблении у иудеев ( Деян.22:3 . Мих.). |
| 267 Вероятно в половине 2-го века составлены были переводы нового Завета на Латинский и Сирский языки. О Латинском переводе Августин говорит, что он составлен primis fidei temporibus, т.е. когда только основалась местная церковь и называл сей перевод по месту происхождения его Италийским (lib. 2 de doctr. с. 11. 6), но не Римским. Тертуллиан говорил уже о Латинском переводе, как существовавшем прежде него, отзываясь о нем не совсем выгодно: callida aut simplex eversio (т.е. mala versio) in usum exiit. См. de Monogamia C. 11 adv. Prax. e. 5. lib. 2 adv. Marcion. с. 4. Время происхождения Сирского перевода Нового Завета с точностью не определено; известно только, что Вардесан в Сирии в 160–180 г. писал уже много сочинений на Сирском языке, в опровержение, между прочим, Маркиона, и сочинения его переведены были на Греческий язык; а это заставляет предполагать, что прежде того могли и, конечно, озаботились перевести новый Завет на язык Сирский. (Евсевий H. Е. 4, 28. Феодорит fab. haer. 1. 22. Иероним de Bardesana). О переводе в. завета на Сирский язык несомненно известно, что он существовал во 2 веке, если только не был сделан еще прежде; во 2 в. Известен уже был и перевод Сирского в. завета на греч. язык. 273 Филипп Сидет in fragm. de doctoribus scholae Alexandr. Афиногор Философ известен по апологии, которую подавал он Марку Аврелию, – и по сочинению о воскресении мертвых (Изд. Grae. lat. Coloniae 1567 вместе с сочин. Св. Иустина. Paris 1615. 1636. 274 Пантен слушал учеников Апостольских (Евсевий (H. Е. 5, 10. 6, 16. Chronic. Alex. p. 7. Фотий bibl: cod. 118 p. 297. Cod. 119). – Евсевий (H. E. 5, 9. 10): «На первом году Коммода (в 180 г.) – Юлиан избран был в Епископа Александр.; тогда же (т.е. 181 г.) Пантен управлял тамошним училищем верных». Св. Никифора Каллиста 4. 32. 277 Порядок Начальников показан Филиппом Сидетом; о каждом подробно и с показанием свидетельств говорит Герикке в превосходном своем сочинении: de Schola Alexand. Par. 1 et 2 Halae Sax. 1824, о некоторых будет сказано ниже. – Иероним: Pierius, Alexand. Ecclesiae Presbyter, sub Саго et Diocletiano principibus, ео tempore, quo eam Ecclesiam Theonas Episcopus regebat, florentissime docuit populum, et in tantam sermonis diversorumq. tractatuum, qui usque hodie extant, venit elegantiam, ut Origenes iunior vocaretur. Constat, hunc mirae (fuisse) ασκηστος appetitorem voluntariae paupertatis scientissimumq dialecticae et Rhetoricis artis.: de vir. illustr. c. 76. Фотий (cod. 118, 119), называя Пиерия начальником училища и мучеником, пишет, что он оставил после себя 12 книг, между прочим, о Пасхе и на Пророка Осию (Сл. Иеронима prolegom. in Hoseam.); Фотию еще известно было толкование Пиерия на Евавгелие Луки, а Иерониму – толкование на первое послание к Коринфянам (Epist. 31 ad Pammach. Т. 4. р. 2. р. 243) Но все это для нас потеряно. |
| Афинагора упоминают два позднейших писателя. Мефодий Олимпийский (ум. 311) в своём произведении «О воскресении тела» обнаруживает признаки влияния на него Афинагора. Филипп Сидет (начало VI в.) утверждал, что Афинагора увлекло христианство, когда он читал Писание, «чтобы его оспорить» (Pratten, 127). Английский переводчик Афинагора отмечает: «И в его «Апологии», и в его трактате о воскресении видны многоопытное перо и высокообразованный ум. Один из самых непревзойдённых по утончённости, он в то же время, безусловно, принадлежит к числу наиболее даровитых раннехристианских апологетов» (ibid.). То, что церковный историк четвёртого века Евсевий умалчивает об Афиногоре, с учётом его произведений выглядит довольно странно. Апологетика. Основополагающие элементы позднейшей апологетики уже были представлены в трудах Афинагора. Он защищал христианство от обвинений в °атеизме, каннибализме (в виде поедания тела Христова) и практике кровосмешения. Афинагор концентрировал внимание на мирной, безвинной жизни христиан и провозглашал, что они заслуживают равноправия с другими гражданами. Писание. Как и другие отцы Церкви. Афинагор верил, что Библия есть богодухновенное Слово Божие (см. Библия: свидетельства истинности). Как он заявлял, «с нашей стороны безрассудно было бы перестать верить в Духа от Бога, Который двигал устами пророков, словно играя на музыкальном инструменте» (ibid., ix). Он говорил «также о Самом Святом Духе, действующем в пророках», и «писаниях, что Моисея, что Исаии или Иеремии и других пророков, кои, экстатически воспаряя над природными помыслами своего разумения под воздействием божественного Духа, провозглашали то, на что вдохновил их Дух, побуждающий их звучать подобно флейтисту, который дует в свою флейту» (ibid.). Бог. Афинагор утверждал существование, единственность, триединство и все существенные атрибуты Бога. Он делал это в рамках полемики с °политеизмом. Афинагор первый отстаивал существование Бога, возражая против представлений римлян о том, что христиане есть атеисты, так как не признают пантеон римских богов, да и самому императору не поклоняются. Христиане – не атеисты, писал Афинагор, ибо признают только одного Бога. В отличие от некоторых греков, отрицающих Бога, христиане «отделяют Бога от материи и учат, что материя есть одно, а Бог – другое, и что их разделяет большое расстояние (ибо Божество не сотворено и вечно [...] тогда как материя сотворена и бренна), так не абсурдно ли называть их атеистами?» («Апология», 4). |
| с тогдашними заправилами городского управления и хозяйства в Киеве – киевскими купцами Кисилёвским, Лакердою и Барским. (См. Киевск. Старину – 1904 г., ноябрь, стр. 171). 143 Архим. Кирилл Куницкий ехал в Киев, облечённый уже, всё по протекции м. Евгения, новым высоким званием; ректора Киевской духовной Академии и настоятеля Киево-Братского монастыря. Это звание он получил ещё 30 ноября 1826 г., находясь в С.-Петербурге и живя вместе с м. Евгением на Троицком подворье. В «Истории Киевской Академии» Макария Булгакова так и сказано, что Кирилл назначен ректором Академии (принял ректуру) 30 ноября 1826 г. Но В. И. Аскоченский в своей «Истори Киевской д. Академии по преобразованию её в 1819 г.» делает такую поправку Макария: «Это не совсем верно: из документов видно, что 24 генваря 1827 г. Кирилл прибыл к месту назначения, а 25-го, по принятии присяги, вступил в должность» (прим. 22-ое). Да, конечно, встулил в должность Кирилл 25 генваря 1827 г., но назначен официально на должность ректора Киевской Академии ещё 30 ноября 1826 г. Повидимому, ни Макарий, ни Аскочевский не знали, что Кирилл был вызываем в С.-Петербург и прожил там год с лишним. 146 Софийского – т. е. кафедрального протоиерея Киево-Софийского собора, – а Россовский – фамилия настоятеля одной из приходских церквей Г. Киева, бывшего также и членом Киевской д. консистории. 147 О. ректор Академии архим. Кирилл: почевал в Чернигове у тамошнего ректора семинарии архим. Иеронима Визерского – в ночь с 21 на 22-ое января 1827 г. Следоват. в Киев прибыл числа 23 или 21 генваря. 148 М. Евгений прибыл в Чернигов 27 января 1827 г. Вот что писал об этом архим. Иероним Визерский приятелю своему архим. Филадельфу Пузыне в письме от 28 генв. 1827 г. – из Чернигова: «Вчера гостил и обедал у нашего преосвященного (Лаврентия Бакшевского) преосв. митрополит Евгений, возвращаясь во свояси, по 3-ей просьбе. За благословением являлись и мы с о. инспектором. Просидел сидет, разговаривал на счет авкторов духовного учения, охуждал нерадение о звании церковного устава и самими учителями оного, предлагал, мнение, чтобы заставлять богословов по очереди читать апостольские послания отрывками на литургиях, как церкви обычно есть: мы сказали, что у нас читают; помолчав, откланялись, –сказал: благодарю, и мы уехали: через 2 часа после обеда и он уехал». (См. «Киевскую Старину» 1904 г. Декабрь, стран. 385). – Таким образом м. Евгений возвратился в Киев ровно чрез два года – с тех пор, как выехал в Петербург – в конце января 1825 г. |
| Нам нужно поэтому искать предания об Афинагоре в другой какой нибудь церкви. Нельзя ли думать, что такою церковью была церковь малоазийская, к которой по своему рождению и воспитанию принадлежал сам Филипп Сидет? С точки зрения возможности для Филиппа воспользоваться преданием этой церкви предположение это даже естественнее первого. Но спросят: что общего между Афинагором и малоазийскими церквами и почему именно в них могло сохраниться предание об этом апологете? На этот вопрос, к которому привело нас исследование свидетельства Ф. Сидета, мы можем отвечать лишь предположениями, потому что сколько нибудь верных источников для разрешения его у нас не имеется. Несомненно прежде всего, что Афинагор написал свою апологию по поводу гонений М. Аврелия на христиан. А мы знаем, что гонения этого императора были особенно жестоки в двух пунктах: в Малой Азии и в Галлии (Лионе и Вьенне). Если апология Афинагора написана в защиту ближайшим образом малоазийских христиан, то весьма понятно, что малоазийские церкви преимущественно пред другими сохранили и дорогую им апологию и память об ее авторе. Если далее предположить, что апология Афинагора написана по поводу великого галльского гонения, то и в таком случае вероятность сохранения предания об Афинагоре именно в М. Азии не уменьшается. Известно, что галльские мученики почти все были родом из М. Азии. Переселившись в Галлию, они не прерывали самых близких сношений с родиной и с малоазийскими христианами, а эти последние, по-видимому, интересовались всем, что происходило на западе. Знаменитое послание галльских мучеников о гонении было, как известно, адресовано „братиям Азии и Фригии». Может быть, по поводу этого именно послания и написано „Прошение» Афинагора 24 ). А если так, то имя его должно было пользоваться известностью среди малоазийских христиан, как имя защитника их галльских братий; должно было сохраниться и само „Прошение», как драгоценный исторический документ. Предположение наше, что именно малоазийские церкви хранили предание об Афинагоре, подтверждается и тем, что Мефодий патарский , свидетельство которого об апологии Афинагора мы выше разобрали, происходил из М. Азии и, по свидетельству блаж. Иеронима, был епископом в городе Олимпе, в Ликии, городе, граничном с Памфилией и почти соседнем с Сидом, родиной Ф. Сидета. |
| Памятники древней христианской письменности в русском переводе. Том 5. Сочинения древних христианских апологетов Источник Об Афинагоре и его сочинениях В надписании к апологии, принадлежащем, по мнению ученых, самому Афинагору, он называет себя афинянином, философом христианским. Дальнейших подробностей жизни этого апологета история не сохранила нам. Два только писателя говорят об Афинагоре: святый Мефодий и Филипп Сидет. Первый приводит одно место из апологии Афинагора 1 ; другой сказал только несколько слов, и то подлежащих большому сомнению; Евсевий и Иероним хранят глубокое молчание об этом писателе 2 . Вот что говорит Сидет: «Начальником Александрийской школы был Афинагор. Он жил во времена Адриана и Антонина, и представил им свою апологию в защиту христиан. Он исповедовал христианскую веру уже и в то время, когда ходил еще в тоге Философа, и был начальником в школе академиков. Намереваясь писать против христианства, для вернейшего достижения своей цели приступил к чтению свящ. книг, и плененный благодатию Св. Духа, подобно великому Павлу, сделался проповедником того самого учения, против котораго восставал. Учеником его был Климент Александрийский , у которого обучался Пантен.» (См. Dodvel. Dissert. in Irenaeum, ad calcem.) Но и это почти единственное свидетельство много оспаривают, потому что оно в частых своих показаниях прямо расходится со свидетельством церковного историка Евсевия, который и жил прежде Филиппа и сочинениями своими (историческими) далеко превосходит жалкую, по отзывам Сократа (Церк. Ист. кн. 17 гл. 27.) и патр. Фотия, (Cod. XXXV), компиляцию Филиппову, с громким названием истории христианства. Так, напр., неверно Сидет утверждает, будто Афинагор был начальником александрийской школы: ибо в таком случае непонятно, каким образом могли бы оставаться в неизвестности творения столь знаменитого лица даже для Евсевия? Далее, Климент александрийский был не учителем, а учеником Пантена: об этом ясно свидетельствуют Евсевий (Ц. Ист. кн. 5. гл. 10) и Фотий (Cod. CIX). |
|
|
