| Когда были открыты настояния чувства регентши, противники Кантакузина ободрились. В имперском совете разыгрались крайне бурные сцены, и великий доместик был открыто оскорблен. Один из чиновников при дворце, не попросив слова, дерзко заговорил и объявил, что последний из сановников, если имел сказать что-нибудь полезное, мог говорить раньше самых первых. Друзья Кантакузина воскликнули: «Что такое! Ведь это значит превращать римскую империю в демократию, если первый встречный может выражать свои мысли и навязывать их тем, за которыми имеется опыт». Дело чуть было не дошло до схватки. Но что было важнее всего, это то, что ни императрица, ни председательствовавший патриарх не вступились, чтобы остановить или выразить порицание дерзости, явно направленной против великого доместика. Последний понял и подал в отставку. Но тогда царица и патриарх, испугавшись последствий такого решения, постарались успокоить Кантакузина, и противники с той и с другой стороны с самыми торжественными клятвами обещали ничего не замышлять друг против друга. Несмотря на это, недоверие оставалось. «Я убежден, говорил великий доместик, что императрица сказала, что думает. Но что меня тревожит, это то, что я знаю ее женскую слабость, и как легко, из трусливости, дает она вертеть собою, и я очень боюсь, что, когда мне придется отправиться воевать с варварами, сикофанты, остающиеся при дворе, заставят ее измениться». С другой стороны учащались манифестации в пользу Кантакузина. Когда прошел слух об отставке великого доместика, среди солдат стали подниматься голоса в пользу обожаемого предводителя, и они являлись в самый дворец, чтобы громкими криками приветствовать своего фаворита и осыпать укорами патриарха. По просьбе испуганной регентши министр должен был сам собственной особой выйти к своим буйным приверженцам и уговаривать их. «Как только он появился, рассказывает Григора, смятение утихло, буря улеглась, наступило успокоение». Такая популярность в войске не могла не усилить тревожных сомнений Анны Савойской. |
| Ростовщикам в письме дается гневная отповедь. Они названы здесь разбойниками, ворами (А., 274), бесстыдными, бесчеловечными, ставящими деньги выше справедливости и соотечественников (276. 40). Ростовщики, по Кавасиле, готовы отнять у должников самое необходимое: они «изгоняют из дома, отнимают одежду...» (277.). Однако критика ростовщичества, пожалуй, звучит не основной темой сочинения, а лишь аргументом для излагаемых в письме предложений. Следует заметить, что расцвет ростовщичества и обнищание должников связываются в письме с периодом гражданских войн: Николай Кавасила поднимает свой голос в защиту «лишенных всего в период всеобщей бури». Далее автор объясняет свое понимание бури: «Я называю бурей то время, когда императоры находились в ссоре, когда города снедались распрями, пренебрегали согласием и были разделены между собой, когда был обнажен меч против законов и руки христиан обагрились кровью их соотечественников» (274. 34–275. 3). Николай Кавасила просит Анну Савойскую во имя спасения пострадавших в ходе гражданской войны и отягощенных долгами восстановить закон ее умершего мужа Андроника III, отменившего выплату процентов в период войны между ним и его дедом Андроником II 26 . Он обращается к Анне и императору: «Вы, лучшие и самые справедливые, спасите этот закон, покажите, что законодателем более предусмотрительным, чем Солон, был этот удивительный император, которого следует почитать соответственно закону и более, нежели закон требует... Дайте силу закону, им установленному» (275. 10–15). Автор письма взывает даже к памяти умершего императора и к святым: «Великий император, издавший этот закон, просит тебя вместе со мной. Я полагаю, что и святые тебе оказали бы также» (277. 17–20). Закон Андроника III об отмене долгов назван в письме демократичным (demotikos), справедливым и человечным (277). Стремясь добиться успеха, Николай Кавасила приправляет свою просьбу изрядной долей лести в адрес Анны и императора: «Все люди, имеющие разум, связывают с тобой благодеяния по отношению к несчастным... Сделай милость в ответ на мольбу всех этих (людей), убеди наилучшего императора, превосходящего всех добротой, утвердить закон» (277. 20–25). Автор пытается использовать удобный политический момент – затишье в ходе политической междоусобицы, когда Анна Савойская вновь обретает власть и влияние: «Не медли, не откладывай решения, лишь ты можешь мановением (руки) содействовать справедливости. Пусть узнают они, злые и бесчеловечные... что не могут применить свои замыслы, когда вы находитесь у власти...» (276.37–277.3). |
| 1296 Можно напомнить в этой связи теорию К. П. Кирриса о «дихотомии имперских институтов», которую он связывает с политическим противостоянием западников (партия Анны Савойской), искавших помощи в Европе, и «востокофилов», в связи с чем внимание привлекается к альянсам Кантакузина с турками. См.: Kyrris С. P. The Causes of the Dichotomy of Imperial Institution in the Byzantine Empire during the Period 1341–1354// Βυζαντιν. 1971. T.3. 1297 Дворецкий И. X. Древнегреческо-русский словарь. М., 1958. Т. 1. С. 527. В Византии этот термин традиционно обозначал купцов (Ченцова В. Г. К вопросу о понятии μσοι в поздней Византии//ВО. М., 1991. С. 98). 1298 О том, что в состав «средних» ( μσοι), игравших руководящую роль в Фессалонике времен восстания зилотов, входили купцы, см.: Pljakov S. Über die soziale Struktur... S. 14–15. 1300 Zakythinos D. Crise monétaire et crise économique à Byzance du XIII e au XIV e siècle//Idem. Byzance: État – Société – Economie/Préface de Hélène Ahrweiler. L.: VR, 1973. XI. P. 46. Здесь же и упоминание о Паламе – чем еще раз подчеркивается значение его гомилий как исторического источника. 1301 Максимович Л. Корни и пути возникновения городского патрициата в Византии//ВВ. 1991. Т. 52. С. 34; ср.: Карпов С. П. Рец. на: Laiou-Thomadakis А. Е. The Byzantine Economy in the Mediterranean Trade System, Thirteenth – Fifteenth Centuries. – DOR 1980/1981. Vol. 34/35. P. 177–222//BB. 1984. T. 45. C. 250; и др. 1304 То, как они подаются в контексте проповеди, позволяет подчеркнуть немалый «удельный вес» и значимость прослойки интеллектуалов. 1305 См.: Васильев А. А. История Византийской империи... Т. 2. С. 400; Сюзюмов М. Я. К вопросу о характере выступления зилотов... С. 30–31; Vacalopoulos A. E. A History of Thessaloniki/Transl. T. F. Carney. Θεσσαλονκη, 1963. P. 51–52 (здесь же и о Паламе; употребляется выражение «золотой век»); Jevti A. Rencontre... Р. 149; в целом ср.: Медведев И. П. Ренессансные тенденции поздневизантийской культуры//Культура Византии. XIII – первая половина XV в. С. 273. Обратное мнение М. В. Бибикова, выраженное в одной фразе и не опирающееся ни на один из перечисленных трудов, очевидным образом смешивает представления о гуманизме и об эпохе упадка: «Если говорить о византийском гуманизме, то исторический труд Иоанна Кантакузина представляет собой еще одну эманацию этого явления, а именно – эпохи кризиса византийского общественно-культурного развития „трагического“ XIV в.» (Бибиков М. В. Историческая литература Византии. СПб., 1998. С. 249). Думается, что здесь нужна иная расстановка акцентов: политический кризис не противоречит духовному подъему. |
| После этих оговорок, объясняющих отчасти встреченную ею неприязнь, нужно прибавить, что Анна, по-видимому, была женщина довольно ограниченная, не очень умная, малообразованная. Она не была способна ни на какое серьезное размышление, ни на какое тщательно продуманное решение, ни на какой последовательный поступок; она ничего не видела, еще менее того предвидела; при этом она была вспыльчива, резка, страстна, чрезвычайно ревнива, характера крайне мстительного, суеверна, верила в предсказания; но в особенности, с душой слабой и доверчивой, она легко подпадала под всякое влияние и покорялась всем, умевшим ей льстить. Поэтому всю жизнь она была окружена камарильей из фаворитов и женщин; «центр власти, говорит один современник, находился тогда в гинекее». Не понимая ничего в делах, императрица руководствовалась только своими страстями; к одним людям питала она страшную ненависть, к другим необъяснимую слабость. При этом крайне непреклонная, раз что ею овладевала злоба, она была способна на самые ужасные жестокости, на самые гнусные убийства; «в зверствах, в зрелищах крови, говорит Григора, находила она особую радость, несказанное удовольствие, вот в этом для сердца ее было особое счастье». Когда она приходила в бешенство, никто не находил у нее пощады; сам духовник ее не избегал тогда последствий ее свирепости. В такие минуты она сыпала самой низкой бранью, на языке был запас самых страшных угроз. Потом вдруг она стихала и, послушная, позволяла слепо руководить собою всякому, кто только знал, как взяться за нее. Но в глубине души она надолго сохраняла злобу на того, кто хоть раз не угодил ей, злобу, еще усилившуюся от чувства своей посредственности и природной зависти, какую она испытывала ко всякому превосходству. Надо сказать в оправдание Анны Савойской, что она чувствовала себя довольно чужой в этом новом мире, который плохо понимала и в котором не могла освоиться по недостатку ума. Поэтому она охотно жила в мире грез, создавая иллюзии насчет значения происходивших событий и тех поступков, которые ее заставляли совершать. «Она вела себя так, говорит один современник, как будто грозившие несчастья совершались по ту сторону Геркулесовых столбов». Сами враги ее, подчеркивая «ее завистливую и дурную душу», объявляя, что «она через это стала причиной гибели империи», допускают в ее пользу некоторые смягчающая обстоятельства. Григора замечает, что она была воспитана в совершенно иной среде, что она была иноземка и что, в особенности, она была женщина, к тому же женщина не очень умная и пристрастная, «неспособная, говорит он, отличать добро от зла», и он возлагает главную ответственность за совершившееся на патриарха и многих знатных особ, которые без возражения «покорились, как рабы, власти этой обезумевшей женщины». |
| Вторая часть, хронологически продолжающая первую, начинается мастерским очерком о переменах в византийской культуре, вызванных крестоносным движением. Массовый приток западных элементов, проникновение феодальных идей и порядков, наконец, взятие Константинополя франками — все это резко изменило судьбу Византии, но, как подчеркивает Диль, не затронуло глубины души греко-восточных христиан. Галерею портретов открывают Анна Комнина, амбициозная дочь императора Алексея и высокообразованная писательница, а также ее мать, императрица Ирина Дукена. Далее следуют романтические похождения Андроника Комнина, ставшего последним императором из славной династии. Образ придворного поэта автор рисует на примере Феодора Продрома, чье многообразное творчество, к сожалению, практически неизвестно за отсутствием удачных переводов. Шестая-восьмая главы, продолжая тему Введения, в общих чертах описывают византийско-франкский культурный синтез и жизнь западных принцесс при византийском дворе: Берты Зульцбахской, юной Агнессы Французской, Констанции Гогенштауфен, Иоланты Монферратской и Анны Савойской. Трагические годы заката империи описаны в очерке о браках последних Палеологов. Завершают книгу очерки о византийском эпосе «Дигенис Акрит» и рыцарских романах, навеянных западной модой, но проникнутых греческим народным духом. В свое время немецкий рецензент книги Диля К. Крумбахер приветствовал его удачную «попытку охвата византийской культурной жизни через призму вечной женственности» и выражал надежду на то, что живо написанные и при этом глубоко историчные очерки «привлекут новых друзей в нашу область науки». К сожалению, русская широкая публика получила возможность читать книгу Диля на родном языке накануне лихолетья: второе, московское издание появилось в роковом для России 1914 году. Но эта талантливая книга актуальна и спустя многие годы, о чем свидетельствуют появление американского перевода очерка о Феодоре (New York, 1963), полного греческого перевода (Афины, 1969), а также успех русского переиздания (1994, тираж — девять тысяч экземпляров). Конечно, отдельные идеи Диля нуждаются в пересмотре, а беллетристичность избранного жанра позволяет автору вести повествование подчас весьма вольно, почти в романическом ключе. Но это искупается добросовестностью основной концепции исследователя, его почти дословной верностью источникам и конечно же, незаурядным литературным мастерством, делающим книгу поистине приятной для чтения. |
| Таким образом, недавно опальная царица стала фактически единоличным правителем Римской империи при номинальном сыне. Хотя и ненадолго: ее авторитет все же был не настолько высоким, чтобы византийцы видели в ней адекватную замену царственному мужу. В результате через короткое время она была лишена царского достоинства уже по требованию собственного сына, вновь пострижена в монахини под именем Анны и отправлена в монастырь . Вторая история также имеет интересные детали. После смерти императора Андроника III Палеолога (1328–1341) опекуном его юного сына Иоанна V (1341–1391) был объявлен Кантакузен, будущий император Византии Иоанн VI (1347–1354). Но в оппозицию к нему немедленно встали вдова-императрица Анна Савойская, патриарх Иоанн Калека (1334–1347) и министр финансов Алексей Апокавк. Развязалась гражданская война, в ходе которой стороны предприняли действия, должные легализовать их статус. 26 октября 1341 года в Дидимотихе Кантакузена провозгласили византийским императором, и местный епископ короновал его императорским венцом. Почти одновременно с этим, 19 ноября 1341 года, Иоанна V Палеолога венчали на царство, а Анна Савойская была объявлена соправителем. И все же, соблюдая политические традиции, сам Иоанн VI Кантакузен приказал поминать свое имя при величаниях на литургии после Иоанна V Палеолога и императрицы Анны Савойской – признав тем самым царственный статус Анны как действующей императрицы . После того как погиб ее верный союзник Алексей Апокавк, а патриарх скомпрометировал себя и был низложен, Анна оказалась практически единовластной правительницей Римской империи. Наконец, гражданская война, обессилившая государство, подошла к концу. Кантакузен и Анна Савойская нашли компромиссное решение, небезынтересное для нас. Анна Савойская дала клятву ничего не замышлять против Иоанна VI Кантакузена, а тот, вторично венчанный на царство уже Константинопольским патриархом, в свою очередь выдал свою дочь Елену замуж за императора Иоанна V Палеолога. Теперь на некоторое время у империи оказалось пять царей: Иоанн V Палеолог, его жена Елена Кантакузен, императрица Анна Савойская, Иоанн VI Кантакузен и его супруга Ирина . |
| В скором времени почти вся территория Фракии оказалась очищенной от правительственных войск, хотя многие области более не подчинялись византийцам, – например, Ксанфия и Анастасиополь находились во владении Момчила, как суверенного правителя. Болгарская помощь стоила очень дорого, и теперь Филиппополь, Цепин, Кричим, Перуштица, Юстиниана, Станимак, Воден, Айтос навсегда оказались потерянными для Византии. Правда, это стало последним успехом и болгар, поскольку Кантакузен сумел отбить их нападение в область Морру 662 . В довершение всех бед для Апокавка, эмир Умур-бек умудрился разгромить латинян, вернул себе Смирну, захваченную «конференцией» в октябре 1344 г., и в январе 1345 г. с основными силами присоединился к Кантакузену. Вследствие их совместных действий у правительства Апокавка и Анны Савойской остались во владении Константинополь, полуостров Галлиполи, города Энос, Гексамилий и полунезависимые Фессалоники 663 . Настал черед волноваться Константинополю. Разуверившись в полководческих талантах Алексея Апокавка, многие сановники из окружения Анны Савойской требовали заключить с Кантакузеном мирный договор. Апокавк попытался увезти Иоанна V Палеолога к себе в имение, чтобы иметь возможность диктовать царице условия с позиции силы, но ему помешал патриарх. Даже Иоанн Калека начал во всем винить Апокавка, требуя мирных переговоров с Кантакузеном 664 . 11 июня 1345 г. произошло событие, ставшее предвестником грядущей катастрофы партии Анны Савойской. По принятой традиции Апокавк обходил городские тюрьмы, проверяя качество содержания арестованных лиц. Смелый человек, он пренебрег охраной, а заключенные, внезапно набросившись на сановника, забили его до смерти в камере. И хотя в ответ по столице понеслась еще одна волна убийств и грабежей сторонников Кантакузена, а убийц Апокавка немедленно казнили, положение врагов Иоанна VI резко ухудшилось. Тем временем Кантакузен с турками решил разделаться с ненадежным Момчилом. 7 июля 1345 г. он разгромил войска болгарина, очистив от его солдат многие области Македонии. Это была тяжелая и кровавая битва. 5 тысяч всадников Момчила оказались прижатыми к городским стенам Перифеориона. Болгары спешились и молча рубились до конца. К моменту, когда сам Момчил пал, сраженный турецкими стрелами и мечами, в живых оставалась лишь небольшая группа его воинов, тут же сложивших оружие. Рассказывают, что Иоанн Кантакузен плакал над трупом павшего героя, поразившего всех своим мужеством 665 . |
| 15 июня 1341 г. Андроник III умер, оставив наследником 9-летнего Иоанна V Палеолога (1341-1391) при регентстве Иоанна Кантакузина. Против всесильного регента выступила оппозиция, сплотившаяся вокруг имп. Анны Савойской. Лидерами оппозиции стали Патриарх Иоанн XIV Калека (1334-1347) и бывш. сподвижник Кантакузина Алексей Апокавк. В отличие от междоусобной войны 1320-1328 гг. борьба против Кантакузина приобрела социальный характер и превратилась в гражданскую войну с широким участием народных масс, выступавших против провинциальной аристократии. Феодальные магнаты провозгласили Иоанна VI Кантакузина императором (окт. 1341). К 1343 г. оппозиции удалось потеснить Кантакузина (его сторонники в К-поле были арестованы) и одержать ряд побед в Македонии. В этой борьбе Алексей Апокавк опирался на к-польское чиновничество, городские торговые слои и «зилотов» Фессалоники. Но Кантакузин прибег к помощи турок и сплотил вокруг себя феодалов Фракии, Македонии и Фессалии. На его сторону встал и свт. Григорий Палама, сторонники к-рого стали идейными союзниками Кантакузина. После убийства в К-поле Алексея Апокавка (1345) правительство Анны Савойской стало сдавать позиции. В 1347 г. Иоанн VI Кантакузин вступил в К-поль и был официально признан старшим императором и правителем империи. Его дочь Елена стала женой имп. Иоанна V Палеолога. Алексей Апокавк. Миниатюра из сборника медицинских трактатов. 1338 г. (Parisin. gr. 2144. Fol. 11)TIF Алексей Апокавк. Миниатюра из сборника медицинских трактатов. 1338 г. (Parisin. gr. 2144. Fol. 11)TIF Гражданская война закончилась победой феодальной аристократии. Страна была разорена, казна опустела. Византия превратилась во второразрядную балканскую державу. Большая часть земель на Западе была потеряна. Визант. владения в Эпире, Фессалии и Македонии были окружены сербами; отдельные успехи Кантакузина в борьбе с ними не могли переломить ситуацию. Из-за отсутствия флота Эгейское м. не контролировалось Византией; попытки воссоздать морские силы не увенчались успехом из-за противодействия Генуи, в столкновении с к-рой Византия потерпела поражение (1349). Привлеченные Кантакузином тур. отряды грабили визант. территории и в 1352-1354 гг. переправились в Европу, закрепившись на Галлипольском п-ове, что вызвало рост ненависти населения к императору. Этим решил воспользоваться 20-летний Иоанн V Палеолог, находившийся в Фессалонике. Вновь началась междоусобная война, в к-рую были вовлечены все соседние гос-ва и итал. республики. В нояб. 1354 г. Иоанн V вступил в К-поль, а Кантакузин был вынужден отречься от престола и постричься в монахи. Вместе с окончанием междоусобных войн закончилась и история В. и. как гос-ва, способного вести независимую политику. На западе господствовали сербы и болгары, на востоке - турки, к-рые в 1359 г. впервые появились у стен К-поля. |
| Последним шансом Анны Савойской стал другой болгарский правитель – Балик, половец по национальности. По ее призыву он направил 1 тысячу всадников вместе со своими братьями Феодором и Добротичем на фракийский берег Понта, получив в награду руку дочери Алексея Апокавка. Но и Добротич был вскоре разгромлен полководцем Кантакузена Факрасисом у Силимврии. Остатки болгар укрепились в Мидии и успешно отражали попытки войск Кантакузена взять город штурмом 673 . В целом дела у Кантакузена шли совсем неплохо. Укрепившись при помощи османов во Фракии, он 21 мая 1346 г. был венчан на царство Иерусалимским патриархом Лазарем (1334–1368) вместе со своей супругой Ириной. При этом Кантакузен отказал в венчании своему сыну Матфею – показательный момент. Примечательно также, что Кантакузен вновь отказался величать себя первым в списке Римских царей, пропустив вперед Иоанна V Палеолога и Анну Савойскую. Одновременно с этим Собор созванных в Адрианополе Кантакузеном епископов низложил патриарха Иоанна Калеку. Теперь Иерусалимский патриарх на время стал попутно исполнять обязанности «Вселенского архиерея». Сразу после коронации дочь Кантакузена Феодора отправилась к Орхану. В своей «Истории» бывший великий доместик описывал прощание с дочерью как принесенную ими обоими жертву за весь христианский народ. И, надо сказать, Феодора Кантакузен многое сделала для спасения Православия и своей родины. Имея большое влияние на престарелого Орхана, Феодора удерживала его от активных действий против своей родины, восстанавливала храмы и на свои деньги выкупала пленных христиан. После смерти мужа она вернется в Константинополь, где позднее и умрет 674 . Время правления партии Анны Савойской практически подошло к концу. Императрица еще наняла 6-тысячный отряд турок Саруханского эмирата для войны с Кантакузеном, но те вместо войны отправились грабить Южную Болгарию, а затем вернулись к столице и потребовали выплатить им жалованье. Встретив возмущенный отказ, турки стерли с лица земли пригороды Константинополя и отправились на родину. |
| Тем не менее, покуда был жив император Андроник III, которого она очень любила, дурной характер Анны Савойской имел мало значения, ибо она, так сказать, совсем не вмешивалась в дела правления. Но когда в такие 1341 года ее муж умер, все резко изменилось. Престол наследовали двое малолетних детей, Иоанн, девяти лет, и Михаил, четырех; во время малолетства, регентство, по формальному приказанию покойного царя, должно было принадлежать матери обоих юных царевичей. Но в то время, что Анна Савойская взяла в свои руки власть, обстоятельства были таковы, что не могли не смущать сильно всякой матери, заботившейся о будущности своих сыновей, и не тревожить женщины, которая сама крайне любила верховную власть. Вокруг трона роились тысячи честолюбивых замыслов. Первое место среди придворных занимал тогда великий доместик Иоанн Кантакузин . Он был самым близким и дорогим другом Андроника III. Более чем кто-либо другой, он способствовал некогда упрочению короны за молодым императором, и был вознагражден за свои услуги неослабным доверием своего господина. В продолжение всего царствования он был самым преданным его советником, поверенным всех его мыслей, «Союз наших двух душ, говорил он позднее, был таков, что превосходил дружбу Орестов и Пиладов». Анна Савойская уверяла, что император любил своего фаворита больше жены и детей, больше всего на свете. Поэтому он еще при жизни предоставил ему широкую долю участия в правлении. «По наружному виду и одеянию, говорит позднее о самом себе Кантакузин, великий доместик не имел ничего похожего на императора; но в сущности он почти ни в чем не отличался от царя». Как монарх, он подписывал указы красными чернилами, и его приказания исполнялись с тою же точностью, что и приказания Андроника. Как монарх, он управлял всеми государственными делами, и так велика была милость, какою он пользовался, что в походах он жиль в палатке царя, а иногда и делил с ним постель, привилегия, какой, по этикету, не пользовались даже императорские дети. Андроник все имел общее с ним, стол, одежду, обувь, и радовался, когда видел, что он поступает, «как император». Ему даже хотелось бы открыто объявить об этой близкой дружбе и сделать Кантакузина своим соправителем. Во всяком случае он питал к нему безусловное доверие. Во время своей болезни в 1329 году он назначил его, в случае своей смерти, быть хранителем престола и торжественно завещал ему жену и подданных. Точно также и на смертном своем одре последние его слова к императрице были завет ей действовать всегда согласно с Кантакзиным. «Конец мой близок, говорил он, смотри же, когда меня не будет, не поддавайся обману и неверным суждениям некоторых людей, что тебе следует расстаться с этим человеком и следовать другим советчикам. Если это случится, погибнешь ты, и дети, и сама империя». |
|
|
