| Ниже находим, что растения и животные вызваны к бытию для удовлетворения человеческих потребностей. И насадил Господь Бог рай во Эдеме на Востоке... и произрастил Господь Бог из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошей для пищи 3767 . Что касается терний и волчцов и иных бесполезных и вредных растений, то они могли появиться после изгнания из рая, в виде наказания падшему человеку. Одних растений было недостаточно для удовлетворения потребностей человеческой природы. И сказал Господь Бог: нехорошо быть человеку одному, сотворим ему помощника, соответственного ему. Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привёл (их) к человеку...; но для человека не нашлось помощника, подобного ему: 3768 Этот недостаток Бог восполняет сотворением из ребра Адамова жены, чем творение и закончилось. По-видимому, в обоих сказаниях всё различно: и общий порядок творения, и подробности (в сотворении жены), и характер участия Бога в творении (в первом, творческое слово „да будет“, во втором, непосредственная, так сказать, ремесленная деятельность): К этому присоединяются и филологические особенности; – напр., неодинаковые названия для мужа и жены (в 1-й главе: муж – захар, жена – ишша; во 2-й муж – иш, жена – ишша); а главным образом, различные наименования Божества (Елогим, Иегова Елогим). И древние и новые переводчики видели затруднения в тексте двух повествований и старались тем или иным путём их устранить. Не безынтересно обратить внимание на те приёмы, которыми пользовались переводчики для этой цели. Возь- (Продолжение следует). Журналы собраний Совета Московской Духовной Академии за 1913 год//Богословский вестник 1913. Т. 3. 9. С. 1–64 (5-я пагин.) —1— 22 января 1913 года. 1 Присутствовали , под председательством Ректора Академии Феодора, Епископа Волоколамского, Инспектор Академии архимандрит Анатолий, сверхштатный заслуженный ординарный профессор Μ.Д. Муретов, и. д. ординарного, заслуженный профессор А.П. Шостьин , ординарные профессоры – С.И. |
| Конечно, как пророк и священник, Иеремия должен был знать обрядовой закон Моисея, и как показывают слова его в 17, 26; 31, 14; 33, 11 и 18, не только знает его, но и все упорядочиваемые им жертвы причисляет к тем благодатным дарам, какими Израиль будет пользоваться в благодатное время Мессии. И в приведенных словах 7, 21–23, Иеремия нимало не отрицает богоучреждённости культа, чего он не мог бы сделать без противоречия себе: в своей речи к народу Иеремия говорит не о культе закона Моисеева, который вполне соответствовал заповеди Иеговы и входил в круг того «пути», по которому должен был ходить народ еврейский, чтобы ему было хорошо, но о современном бездушном культе, о формальном почитании Иеговы наряду с Ваалами. Здесь речь пророка обращена к тому народу, который поставил мерзости в доме Господнем (7,30), который устроил высоты Тофета в долине сынов Енномовых, чтобы сожигать сыновей своих и дочерей своих в огне, чего Господь не повелевал и что на сердце Ему не восходило (7,31); к народу, дети которого собирают дрова, отцы разводят огонь и женщины месят тесто, чтобы делать пирожки для богини неба и совершать возлияния иным богам (7,18). Этим почитанием иных богов рядом с Иеговой была нарушена вся основа союза, которая и состояла в том, что, говоря словами пророка, «Я буду вашим Богом, а вы будете Моим народом», а не выражалась выполнением обрядовых предписаний, как это думал народ. Эту мысль Иеремия хочет доказать самой историей Синайского законодательства. Согласно с толкованием лучших экзегетов, слова «слушайтесь Моего гласа» и имели напомнить Исх.19,5 и указывали на законодательство Десятословия, обращённое ко всему народу по прибытии его к Синаю. Равным образом и выражение: «Ходить во всяком пути, который Я заповедаю вам» во всём Ветхом Завете встречается ещё только раз во Втор.5,30, именно, в заключении повторения тоже Десятословия, сделанного Моисеем. Таким образом, то и другое выражение пророка Иеремии ясно свидетельствует, что слова его, сказанные в 7, 21–23, имеют отношение именно к факту Синайского законодательства, когда Бог из туч и грома непосредственно говорил к народу и когда, действительно, не было сказано ни слова о жертве и всесожжении: тогда выражены были только основные нравственно-религиозные условия союза... |
| «А вот на кого Я призрю, – говорит Господь устами пророка, – на смиренного и сокрушенного духом и на трепещущего пред словом Моим» (Ис.66,1; ср.: Пс.50: «жертва Богу дух сокрушен»). Но и эта жертва в воззрении пророка – не заслуга, не достоинство, а прямая обязанность, естественная необходимость, вытекающая из самой природы вещей, ибо человек есть черепок из черепков земных, а глина скажет ли горшечнику: «Что ты делаешь?» и твоё дело скажет ли о тебе: «У него нет рук» (Ис.45,3)? Поэтому-то и в слово закона пророк влагает одно только содержание и на нём настаивает как на основе Божественного союза; это содержание – идея нравственного обновления, призыв к внутреннему сердечному перерождению, к делам добра и истины, и понятно, что этот закон должен был быть начертанным не на каменных скрижалях только, а живыми, неизгладимыми буквами в сердце и духе каждого благочестивого израильтянина (Ис.1,10;16–17;2,3; Иер.7,21,23;11,2–5; Иезек.36,26–27; Ос.4,1,12,2,6; Mux.6,8; Зах.1,4;7,9–12;8,16–19; Мал.2,5–7). Выполнение этого закона есть то prius, которое необходимо для продолжения союза с Богом и по отношению к которому исполнение культа есть posterius, не имеющее ни малейшего значения при отсутствии prius. Выполнение жертвенного ритуала без стремления к Богу и нравственному совершенству, богослужебнообрядовая церемония без участия сердца – для пророка возмутительная невозможность, нарушение всех требований союза, невероятное противоречие идее царства Божия. «Беззаконник, закалающий вола – то же, что убивающий человека; приносящий агнца – то же, что задушающий пса; приносящий семидал – то же, что приносящий свиную кровь; воскуряющий фимиам – то же, что молящийся идолу» (Ис.66,3). Только при выполнении нравственного закона, при нравственном перерождении, когда человек будет непосредственно научаем Богом (Ис.54,3), когда сердце каменное в человеческой груди заменено будет сердцем плотяным, чтобы ходить неуклонно в заповедях Божиих (Иез.36,26–27), тогда только жертва становится благоприятной и воскурение фимиама угодным в Его очах (Ис.40,16;60,7.3;66,20–23; Иер.31,12–14;33,17.18; Mux.4,13; Агг.2,9; Зах.14,20–21; Мал.3,4). |
| Ос.8,13 . В жертвоприношениях Мне они приносят мясо: Господу неугодны они. Зах.7,5 . Когда вы постились и плакали в пятом и седьмом месяце, притом уже семьдесят лет; для Меня ли вы постились; для Меня ли? 9. Производите суд справедливый и оказывайте милость и сострадание каждый брату своему. 10. Вдовы и сироты, пришельца и бедного не притесняйте, и зла друг против друга не мыслите в сердце вашем. Мал.1,10 . Лучше кто-нибудь из вас запер бы двери, чтобы напрасно не держали огня на жертвеннике Моём. Нет Моего благоволения к вам, – говорит Господь Саваоф, – и приношение из рук ваших неблагоугодно Мне. В этой гармонической параллели пророков двух различных эпох истории народа Божия решительно исчезает та резкая грань, которой Велльгаузен отделяет пророков послепленных от древнейших в отношении к обрядовому закону. Если на основании только что сделанного сопоставления нельзя отрицать всякое различие между теми и другими пророками в их отношении к культу, то столь же мало оснований даёт Велльгаузену и делаемое им сравнение доводить это различие до противоположности. Пророк всегда оставался пророком; его задачи возвышались над существующим наличным строем вещей и простирались в вечность; то, что делало пророка пророком, не принадлежало ни ему лично (Иер.1,5–10), ни его роду (Ам.7,14–15), ни его эпохе, а непосредственному божественному призванию и внушению, которое ставилось пророками критерием истинного пророчества и основой своего права на участие и вмешательство в ход жизни народа Израиля (Иер.23,30–32); а потому, стоял ли пророк на Синае, полемизировал ли против недостатков современной ему богослужебнообрядовой практики, или развивал картину новых богослужебно-обрядовых порядков и призывал народ к неуклонному следованию им, он оставался всегда пророком, носителем живого слова Иеговы, провозвестником Его воли, выраженной ли то в законе Моисеевом, или устами преждебывших пророков 144 , и как неизменна была эта воля, так же мала была и возможность перемены в воззрениях руководимого Богом сознания пророков. |
| Поэтому и его обрядовый закон – не закон формы и бездушного обряда, а закон гармонического единства религии и культа, нравственного и обрядового элемента, и не только не стоит в разладе с идеями древних пророков, а скорее восполняет их картины о славном царстве Мессии, как времени расцвета нравственно-религиозной жизни и богослужения (Ис.40,16;60,7,13;66,20–23; Иер.81,12–14;33,11,18; Мих.4,13, а также: Агг.2,9; Зах.14,16,20–21; Мал.3,4) 143 . Что касается отношения послепленных пророков к современной им богослужебно-обрядовой практике, то оно вовсе не выражается взглядом на них как только обличителей уклонений от обрядового закона. Такие слова, как слова пророка Малахии о современном ему культе в 1,10, могут быть справедливо признаны классическим местом для характеристики всей пророческой полемики против злоупотреблений культом, и только признание отрицательной критики за послепленными пророками полной солидарности с обрядовым законом Моисея избавляет нас от труда раскрывать истинный смысл его речи. Достаточно поставить рядом несколько выражений пророков до- и послепленных как о современной им богослужебно-обрядовой практике, так и о культе вообще в его норме или идеале, чтобы видеть, что резкое различие между допленными и послепленными пророками в этом отношении существует только до тех пор, пока исследование пророческой литературы ограничивается произвольно вырванными из общего хода речи фразами. Обратимся к такому сопоставлению: О современной пророкам богослужебно-обрядовой практике: Ис.1,11 . К чему мне множество жертв ваших? – говорит Господь. Я пресыщен всесожжениями овнов и туком откормленного скота; и крови тельцов и агнцев и козлов не хочу. 16. Омойтесь, очиститесь, удалите злые деяния ваши от очей Моих; перестаньте делать зло. 17. Научитесь делать добро; ищите правды; спасайте угнетённого; защищайте сироту; вступайтесь за вдову. Ам.5,22 . Если вознесёте всесожжение и хлебное приношение, я не приму их, и не призрю на благодарственную жертву из тучных тельцов ваших. |
| Лицемерная, церемониальная праведность, не имеющая никакого значения в глазах Божиих, бессмысленное посещение храма, «топтание дворов Божиих» наряду с почитанием Ваала, грубое opus operatum, соединённое с нравственной распущенностью, – вот характеристические черты того культа, против которого восстают пророки; но такой культ, культ формы и нравственного развращения, одинаково противоречил как идеям закона, так и основанным на них стремлениям пророков. И пророки не уставали в изобретении разнородных приёмов убеждения в стремлении выяснить сознанию народа ничтожность его бездушного богослужебного рвения: они противопоставляют жертве требования нравственного закона и только под условием выполнения этих последних обещают милость Божию (Ис.1,10–15;16–17); в пренебрежении этими требованиями они указывают нарушение всего союза с Иеговой, убеждая, что Бог милости хочет более, нежели жертвы, и боговедения более, нежели всесожжения (Ос.6,6–7); они устами народа высказывают сомнение в угодности жертв перед Богом и обращают его внимание на содержание нравственных заповедей (Mux.6,6–8); наконец, ту же идею они выводят из истории Синайского законодательства. Этот последний приём мы находим у Иеремии в 7,21–23, и так как на эти слова пророка отрицательной критикой обращается преимущественное внимание как на твёрдую опору своих воззрений, то мы и обратимся к более подробному анализу этих слов пророка. Обличая смешение религии с культом, господствовавшее среди народа Божия, Иеремия высказывает от лица Божия такие слова: «Так говорит Господь Саваоф, Бог Израилев: всесожжения ваши прилагайте к жертвам вашим и ешьте мясо (21 ст.); ибо отцам вашим Я не говорил, и не давал им заповеди в тот день, в который Я вывел их из земли Египетской, о всесожжении и жертве (ст. 22). Но такую заповедь дал им: слушайтесь гласа Моего, и Я буду вашим Богом, а вы будете Моим народом, и ходите по всякому пути, который Я заповедаю вам, чтобы вам было хорошо (ст. 23)». Подробный разбор этого места вовсе не приводит к тому заключению, какое выводится из данного места Велльгаузеном, а именно, что Иеремия не знает закона Моисеева в том виде, в котором он существует в настоящее время 152 . |
| —121— стиански; было бы несравненно плодотворнее и истинно по-христиански задаться вопросом, почему порочная, недобродетельная жизнь находит место и в самом христианстве» (Фил. Общ. Дела, т. I, стр. 34). Мысль Η.Ф. Федорова и была направлена преимущественно, если уже нельзя сказать исключительно, на то, как достигнуть, чтобы порочная, недобродетельная жизнь не имела места в христианстве, как достигнуть, чтобы и на земле исполнялась воля Божия так же, как она исполняется на небе, чтобы и на землю снизошло Царство Божие, чтобы и на земле святилось Имя Господне. Когда же это будет достигнуто, то это будет значить, что весь род человеческий обратился ко Христу, и только тогда, – при обращении всего рода человеческого к осуществлению дела, к которому призывал нас Христос, заповедавший – «шедше, научите вся языки, крестяще во имя Отца и Сына и Св. Духа», – раскроется для нас тайна свободы, тайна сыновства, тайна рождения Предвечного Сына и исхождение Св. Духа. Осознать же все это в одиночку, до объединения рода человеческого, которое поставлено условием явления нам, условием пребывания с нами Господа Нашего Иисуса Христа, Η.Ф. Федоров считал невозможным и даже недопустимою дерзостью, потому что это значило бы делать из себя что-то особенное в среде других людей, делать из себя сверхчеловека. Упрекающий Федорова в том, что Федоров не осознал ни тайны свободы, ни тайны сыновства, тайны рождения и исхождения, – осознал ли Голованенко все это сам; а если осознал, почему же не хочет поведать нам, – что все это значит? Или же сознание заключается лишь в признании, что все это тайна? Но Федоров никогда и не говорил, что это не тайна, он надеялся лишь, что тайное сделается для нас явным, – когда осуществится, будет исполнена молитва Господня – «Да будут все едино: как Ты, Отче, во Мне и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино». Или же, – по мнению г. Голованенки, – все ныне тайное и навсегда останется для нас тайною, т.е. молитва Господа, чтобы мы были едино в Боге-Отце нашем, не исполнится? |
| А потом их, Его учеников, будут предавать на мучения и убивать. За имя Его они будут ненавидимы всеми. «Тогда соблазнятся многие; и друг друга будут предавать, и возненавидят друг друга...» ( Мф.24:10 ). Многие лжепророки восстанут, сотворят великие знамения и чудеса, соблазнят многих, стараясь прельстить, если возможно, и избранных. Умножатся беззакония и охладеет любовь... «Горе же беременным и питающим сосцами в те дни!.. Тогда будет великая скорбь, какой не было от начала мира доныне, и не будет. И если бы не сократились те дни, то не спаслась бы никакая плоть» ( Мф.24:19–22 ). «И будут знамения в солнце и луне и звездах, а на земле уныние народов и недоумение; и море восшумит и возмутится. Люди будут издыхать от страха и ожидания бедствий, грядущих на вселенную; ибо силы небесные поколеблются...» ( Лк. 21:25–26 ). Иуда слушал, и ему казалось, что великое разрушение уже началось. Величественные стены храма рушатся, и камни, ударяясь друг о друга, летят со страшным грохотом в бездну. Громадное красное солнце на западе истекает последним теплом и готовит миру холодную беспросветную ночь. Из темной глубины неба с оглушительным треском летят горящие осколки, как слишком зрелые плоды со смоковничного дерева. И ангельские полчища, силы небесные недоумевают и, закрывая лицо крылами, колеблются в своей хвале и своем уповании. И весь этот ниспадающий поток ужасов вызвал Он, Учитель, Своим словом. О, как Он могущественен! Иуда не сомневается больше в Его могуществе. Недаром он видел смердящего четырехдневного Лазаря, выходящего из гроба. Он сам ощущал это зловоние смерти, И на его глазах спадали погребальные пелены и снова жило начавшее разлагаться тело. Он кажется Иуде теперь каким-то страшным демоном, играющим легко и свободно вереницами человеческих поколений и сонмами миров. Он, один Он и никто другой, ни прежде, ни теперь, ни после, Он один только может спасти человека, свою многоскорбную, грешную, но все-таки Божественную отчизну и чающий спасения мир. Но Он не хочет. |
| Они с Учителем были тогда в Иудее, в Иерусалиме, на празднике Пасхи. Хотя Иудея для него, Иуды, родная, но, с тех пор как он ходит за Учителем, Галилея кажется ему роднее и ближе. Здесь, среди иудейских учителей, среди этих ученых раввинов и воспитанного ими народа, Учитель кажется совсем чужим и Его слова звучат так странно. Здесь ведь и солнце светит иначе, иное небо, иные цветы, иные птицы и иные люди. Здесь нет этой восторженной галилейской толпы, и, кажется, каждый, услышав слово Учителя, прежде взвесит его на каких-то невидимых весах, посмотрит, пощупает, как товар руками, и потом только пустит через голову на поверхность сердца. Там, в Галилее, раввины только сомневались, вопрошали, недоумевали. Здесь они сразу ополчились решительно и определенно как враги Учителя. Иуда помнит их лица после той субботы, когда в Вифезде Учитель исцелил расслабленного. В этих лицах был не только гнев, но и ярость. Недаром среди учеников бродили страшные слухи; впервые было произнесено это слово о возможном убийстве Учителя, от которого Иуда содрогнулся. И Учитель – Он никогда еще не был таким, как здесь. С какою властью и с какою силою, какие непонятные, захватывающие дух слова говорил Он им. «Отец Мой доныне делает, и Я делаю» ( Ин.5:17 ). «Как Отец воскрешает мертвых и оживляет, так и Сын оживляет, кого хочет»... «Как Отец имеет жизнь в Самом Себе, так и Сыну дал иметь жизнь в Самом Себе» ( Ин.5:21:26 ). И потом, как последний страшный приговор, как какое-то грозное пророчество: «Но знаю вас: вы не имеете в себе любви к Богу. Я пришел во имя Отца Моего, и не принимаете Меня; а если иной придет во имя свое, его примете» ( Ин.5:42–43 ). И вот там, в те дни встретился Иуда с раввином Бен-Акибой. Иуда шел один по дороге, и когда увидел приближающуюся старческую фигуру с длинной седой бородой и развевающимися пейсами, он хотел свернуть с пути. Но Бен-Акиба уже заметил его. «Стой, – закричал он, – куда ты идешь, Иуда Симонов? Ты, кажется, хочешь уйти, чтобы не встречаться со мною, старым другом твоего отца, покойного Симона? Ты уже не хочешь больше знать раввина Бен-Акибу? А разве не он, не Бен-Акиба таскал тебя на руках, когда ты, еще маленький мальчик, уставал бродить около храма, куда привели тебя твои родители на праздник? Разве не Бен-Акиба толковал тебе, юноше, о Законе и открывал тебе тайну за тайной и премудрость за премудростью? Разве не с Бен-Акибой еще недавно, две Пасхи назад, ты говорил так страстно о времени пришествия Мессии? |
| И, вылетая за стены храма, Его слова вздымались горящими факелами и падали, рассыпая искры над великим и святым городом, единственным городом во вселенной, где обитает Бог. «Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! Сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели! Се, оставляется вам дом ваш пуст. Ибо сказываю вам: не увидите Меня отныне, доколе не воскликнете: ’’благословен Грядый во имя Господне!» ( Мф.23:37–39 ). Когда Он вышел из храма, ученики с ужасом поняли, что никогда Он уже не переступит его порога. А под опустевшими сводами, казалось, еще глухо отдавались и перекликались страшные призывы: «Горе вам, горе...» Случилось что-то страшное и непонятное... Ученики были совсем смущены и растеряны. Учитель ушел из храма. Это было непостижимо. Мессия, обличающий врагов... Мессия, ревнующий о доме Божием и изгоняющий торгующих там... Все это понятно... Но Мессия, оставляющий храм навсегда? Это непостижимо! Это немыслимо! Это разрушает все пророчества и обетования. И кто победил? Он – Ушедший или они – оставшиеся? Ушел ли Он, сдав им, как побежденный, цитадель, которую не в силах был удержать, или как Победитель бросил им то, что Ему не нужно, и устремился к иным вершинам? И что оставил Себе? Песчаные и каменистые дороги, поля, усеянные белыми пахучими цветами, горы, где Он молился по ночам, прозрачное озеро и еще более прозрачное днем и полное тайны ночью небо? И где и какую жертву принесет Он теперь? Они окружили Его плотным кольцом. Забыв свой страх перед Ним, они показывали Ему пылавшие в закатных лучах оставшиеся там, позади, громады. Думали, что их очарование вернет Его отходящее сердце. Но Он был неумолим: «Истинно говорю вам: не останется здесь камня на камне; все будет разрушено» ( Мф.24:2 ). И Он начал говорить о будущем. Страшные, нестерпимые картины открывал Он перед их взором. Будут войны, голод, моры, землетрясения по местам. Народ восстанет на народ и царство на царство. Это будет только начало болезней (см. Мк.13:8 ). |
|
|
