| Но такая старость есть плод добродетельной юности. И вот почему старость, украшенная добродетелями и заслугами, невольно возбуждает в нас такое уважение, какого не чувствуем мы ни к учености, ни к почестям и достоинствам мира; а это уважение без сомнения приятные для старцев, нежели забавы и минутные удовольствия для юноши! Так, слава старым седины, и венец хвалы старость: на путех бо правды обретается ( Притч. 20:29. 16:31 ). Посему сам Бог , угрожая судом своим, повелевает воздавать старости всякое уважение: пред лицем седаго востани, и да убоишися Господа Бога твоего: Аз Господь Бог ваш ( Левит. 19, 32 ). Так и было в глубокой древности. Посреди самых необразованных народов такое воздавали почтение старцам, что млаодшие в их присутствии не смели говорить, а там менее прерывать их беседы. Юнейший убо есмь леты, говорит один из друзей Иова, стекшихся утешить его в бедствии, юнейший убо есмь леты, вы есте старейшии: темже молчахь ( Иов. 32:6 ). По сим побуждениям и апостол Павел повелевает ученику своему Тимофею, бывшему Ефесским епископом, такое воздавать почтение достигшим старости, как отцу, или матери. Старцу, говорит, не твори пакости; но утешай якоже отца; старицы – якоже матери ( 1Тим. 5:1,2 )! 2. Самая опытность, приобретаемая на земле с умножением лет, возлагает на нас долг уважения к старости; хотя бы она не всегда была следствием добродетельной жизни: потому что мы умудряемся для жизни, посреди мира только опытами, – собственными, или других. Так младенец, восхищенный ярким блеском светильника, когда, схватывая его, обжигается, с опасением потом взирает на блеск, привлекающий взор его; резвый отрок, с самонадеянностью взлезающий на дерево, чтобы сорвать плод, прельщающий его, когда, оборвавшись на слабой ветви, низвергается долу и ушибается, становится вперед осторожнее и не доверяет уже ни своим силам, ни крепости ветвей. Подобно сему с летами приобретаются опыты жизни и удостоверение в том, что в мире все суетно и непостоянно. Почему старцев можно почесть живыми книгами опытной мудрости, которая могла бы нас избавить не только от многих временных бедствий, но и от осуждения в вечности, если б мы, не надеясь на крепость собственного ума, следовали их советам и наставлениям! И блажен тот, кого умудряют опыты других. |
| Со своей стороны Бог милости и щедрот не оставил людей руководству одних заключений разума, не могущего разрешить даже тайны собственного бытия, и, по мере способностей младенчествовавшего рода человеческого, Бог открывал истинное о Себе познание, являясь избранным своим в чувственных знамениях. Так, с родоначальниками Израильского народа беседовал Бог в видениях; являл сему народу свое присутствие во огне и молниях, в громах и трубных гласах. Облаком, осенившим сперва скинию свидения, а потом внутренность храма Соломонова, Бог свидетельствовал о близости благодетельного своего присутствия в Ветхом Завете, беседовал с Пророками то окруженный Херувимами и Серафимами, то во гласе хлада тонка ( 3Цар. 16:12, 6 . Дан. 7:13 ), то в виде Ветхаго деньми, то в других, явлениях; наконец, явился и возглаголал к роду человеческому в единородом Сыне своем. Но иной, пожалуй, с дерзновением спросит: почему же Бог теперь не беседует с людьми, как древле? Почему, по крайней мере, в храмах не являет нам ощутительно своего присутствия? Вопрос, подобный тому, как если бы спросить: почему тебя, возлюбленный, когда ты пришел в возрасте, не пеленают, не переносят с места на место, как младенца? Когда все уже открыто для нашего спасения, когда для сего дарованы уже все средства: то и нет надобности в новом Откровении: пришедшей вере, уже не под пестуном есмы ( Гал. 3:25 ), говорит Апостол. Впрочем, если б твое сердце не было развращено; если б духовный твой взор не страдал от греховного воспаления, то и в наших храмах ты ощущал бы живое присутствие Бога Спасителя, обещавшего быть посреди двух или трех собранных во имя Его ( Мф. 18:20 ). По крайней мере душа, руководствующаяся живой верою, в каждом христианском храме видит более, нежели чувственный огонь или облако; осязает близость присутствия Божия, хотя таинственно, но в высшей степени, нежели Пророки во времена подзаконные: потому что живая вера созерцает здесь и рождение Спасителя в Вифлееме, видит жизнь, страдания и крестную смерть Его, созерцает Господа, как Царя небесе и земли дориносима небесными чинми; созерцает воскресение и вознесение Его в горняя, созерцает здесь как бы целое небо, принесенное на землю; слышит более, нежели Синайские громы, потому что внимает здесь слову Евангелия, живому и действенному, проходящему даже до разделения души же и духа, членов же и мозгов, и судительному помышлением и мыслем сердечным ( Евр. 4:12 ). Если же духовный твой взор ничего подобного здесь не усматривает; если слово живого Бога не сотрясает твоего сердца, то видно ты ниспал во глубину греха и приходишь сюда без того сердечного расположения, которого требует живая вера. Приходи в храмы Божии с теми чувствами, которые внушают величие, святость и благость существа Божия; и ты не только ощутишь здесь близость Господа; но и найдешь в Нем свое успокоение! |
| Вот каким образом наша жизнь делается сцеплением самых гнусных поступков. И между тем Бог с неизреченным долготерпением ожидает нашего к нему обращения. Наконец, хотя долготерпение Божие безмерно, человек исполняет меру беззаконий своих, которой определяется вечная его несчастная участь. Бесчисленное повторение греховных действий, обратившись в природу грешника, не допускает его более внимать внушениям благодати Божией и употребить к своему спасению дары Его благости. А без сего приобретение вечного спасения, столько же несовместно с греховной природой человека, сколько несовместно с премудростью и правосудием Божиим: потому что, когда сердце грешника не может уже оживотвориться верой в Евангельские истины, – тогда другая столько же продолжительная его жизнь, нет! тысяча таких жизней, целая вечность не обратит ожесточенного в беззакониях в путь истинного блаженства! Так, несчастный, если ты уже достиг до того, что вера не может согреть твоего сердца Божественною теплотой: то всякая другая жизнь для тебя бесполезна. Да и для чего тебе желать продолжения жизни, когда ты лучше уже не будешь? Время, данное тебе для приобретения блаженной вечности, это время твое прошло невозвратно; а если б ты снова начал жизнь свою; то снова предался бы тем же беззакониям, коими изнурено твое сердце, потому что ты услаждаешься, ты существуешь, ты живешь теперь, так сказать, греховными удовольствиями прошедших беззаконий, возобновляющимися в сердце твоем при воспоминании нечистой жизни твоей. А если ты жалеешь, что она протекла невозвратно, то не потому, чтобы ты, начав снова жизнь, употребил все усилия для приобретения блаженной вечности, – но потому, что истощение сил твоих, изнурение сердца и пресыщение чувственными удовольствиями не дозволяют тебе снова предаться беззакониям. Следовательно, ты недостоин неба, ты самоосужден! а остаток жизни твоей есть уже, со стороны правосудия небесного, как бы доказательство того, что долготерпение Божие всемерно щадило тебя, что оно истощило все средства к обращению тебя на путь покаяния и спасения! |
| Обыкновенно уважают земледельческое состояние за то, что через него получают пропитание и все прочие состояния. Ho, правду сказать, в этом отношении нечем еще хвалиться вам, братья-земледельцы: потому что, если вы питаете другие состояния, то и сами пользуетесь трудами других сословий, взамен каковых вы отдаете избыток своих произведений. Если сверх того платите от своих трудов подати Благочестивейшему Государю и владельцам земли: то, с одной стороны, не от вас одних требуются подати: платят их и другие сословия, особенно занимающиеся торговлей; с другой стороны, подати необходимо нужны на содержание войск, которые защищают государство и все состояния от нападения врагов, нужны на жалованье властям, судьям и другим приставникам. A если бы их не было; то не было бы никакого порядка, и люди жили бы подобно диким зверям. Но за пользованье чужою землею, которую засеваете, как не платить трудами, или деньгами тому, кому она принадлежит? Самая справедливость требует, чтобы владелец земли получал с нее какой-либо доход на свои нужды. И так то, что от рук ваших питаются все состояния, не заслуживает еще особенной почести. В каком же отношении земледелие достойно уважения? В том, что оно открыто и указано человеку самим Богом. В истине сего легко удостовериться, размыслив, что, как видите, нигде не растут около нас сами собой целыми нивами ни рожь, ни пшеница, ни другого рода хлеба; да и на нивах, как скоро оставить их без возделанная, никакой хлеб не рождается, разве неожиданно появится кое-где колосок того, или другого хлеба. Но достоверно известно, что люди занимаются хлебопашеством почти с тех пор, как существует род человеческий. Слово Божие говорит, что первый сын первого человека был уже земледельцем ( Быт. 4:2 ): отселе очевидно, что земледелие открыто человеку самим Богом. А если бы людям, которые рождаются немощными, бессмысленными младенцами, привелось, самим по себе, собственными опытами изведывать, из каких зерен можно составить хлеб, – придумать способы к умножению питательных зерен: то протекло бы несколько веков и люди померли бы скорее с голоду, чем успели бы дознаться, какие зерна невредны и питательны, затем придумать, что для запаса в большом количестве питательных зерен, сперва в разных местах надобно собрать их, потом вспахать и засеять ими землю, а когда взойдет хлеб, выдергать негодную траву, собрать каким-нибудь образом созревшие зерна, смолоть их, наконец, испечь из них хлебы. Все другие искусства могли быть придуманы людьми уже после, когда они имели хлеб, питающий и укрепляющий человека, но и то не без озарения благодатью свыше, потому что разум человеческий без помощи благодати Божией обыкновенно придумывает только бедствия на горе самому человеку. Как же не любить, не уважать земледелия, когда оно открыто самим Богом? |
| 1. И, во-первых, каждому человеку дается время настоящей жизни для славы Божией. Для этой же цели все люди, в различной мере, получают от Бога разные дарования, душевные и телесные способности, обилие благ земных, власть, почести, звание. И премудрость Божия достигает славы имени своего как посредством истинно благочестивых, так и посредством нечестивых людей. Первые сами стремятся к этой цели святостью жизни, исполнением закона Божия: а действия нечестивых часто без сознания их самих, к той же цели направляются Промыслом, который употребляет их то в орудие наказания других людей, предавшихся большему, нежели они, нечестию, – то орудием испытания Праведных и очищения их от всякого земного пристрастия. В этом удостоить тайна временного благопоспешества нечестивых в здешнем мире: а в сем отношении закон один для целых народов, для семейств и для каждого человека! Народы благоденствуют, доколе существование их направлено к славе имени Божия. Так, доколе в каком-либо народе есть мужи бескорыстные, готовые жертвовать общему благу своим достоянием, своей жизнью; доколе большая часть какого-либо народа руководствуется, по крайней мере, той верой, что Бог взыскающим Его мздовоздаятель бывает ( Евр. 11:6 ) и каждому человеку воздает по делам его ( Рим. 2:6 ): дотоле такой народ силен, страшен для врагов своих, невольно уважается окрестными народами и самобытность его благонадежна. Но, как скоро в каком-либо народе усилится нечестие, растление нравов сделается всеобщим, иссякнет любовь, связующая общества, воспоследует повсеместное отступление от Бога и преумножение беззакония обнимет все состояния: тогда такой народ не спасают от утраты своей самобытности ни спасительные законы и учреждения, ни мудрость правителей, ни многочисленные полчища, ни какая человеческая предусмотрительность. Тогда время такого народа проходит невозвратно: потому что мера беззаконий его, истощившая долготерпение Божие, исполнилась. Таким законом определяется время существования народов с начала мира доселе. Так, предопределив истребить первобытные ханаанские народы, и даровать их землю потомству Авраама, Бог полагает привести в исполнение свое определение во прошествии нескольких веков. Почему? «He бо исполнишася грехи Аммореев до ныне ( Быт. 15:16 )!», говорит Господь. И Моисей, посылая возросшее в народ потомство Авраама для овладения землей Ханааской, говорит израильтянам: вы же убойтеся людей земли тоя: отступи бо время от них, Господь же с нами ( Числ. 14:9 )! |
| Так и немощи, и злоключения наши не что иное суть, как удары смерти, которые наконец отделять нас от настоящей жизни, заставят нас кончить земное наше бытие и низвергнуть нас в могилу! . Но кроме того, что наша жизнь естественно, сама по себе стремится к своему концу, не сокращаем ли ее мы сами противоестественным ее употреблением, порабощением страстям, роскошью и плотоугождением? Иной и при слабом телосложении прожил бы до восьмидесяти и более лет, но, превращая ночи во дни, и дни в ночи, истощив силы свои в напряженных увеселениях и забавах, преждевременно нисходит в могилу; иной, став мучеником какой-нибудь постыдной страсти, произвольно жертвует ей, как идолу, своим имением и здоровьем, и умирает, не достигнув естественного предала дней своих. А сколько сокращается жизнь наша роскошью и плотоугодием? Казалось бы, что человек, не отказывающий себе ни в чем, должен пользоваться самым крепким здоровьем; но выходит напротив, потому что пресыщение, обременяя человека излишеством пищи и пития, которых желудок не в состоянии претворить в живительные соки нашего тела, поражает сластолюбца неисцелимыми болезнями. Что сказать еще о различных приправах, придуманных роскошью для угождения сластолюбию, которые не редко бывают убийственными отравами, незаметно сокращающими жизнь и ускоряющими смертный час ее? При таком образе жизни, как не помышлять о смерти? Но она часто, по неисповедимым судьбам Божиим, и совершенно неожиданно, внезапно похищает людей из среды живущих на земле. Кому неизвестно, что прилив крови к голове или сердцу, преграждаемые малейшей крошкой хлеба или каплей воды дыхания, уязвление ядовитого насекомого, дуновение тлетворного воздуха, внезапный испуг, даже неожиданная радость в одно мгновение могут лишить человека, и многих лишили, жизни? А сколько растерзано дикими зверями; сколько убито упавшими на них деревами, камнями и другими тяжестями; сколько простилось с жизнью от падения с высоты на землю, или в пропасти; сколько умирает от уязвления змей; сколько гибнет людей от свирепости огня; сколько потопляет внезапно наводнение? Но каждый из таких видов смерти каждого из нас во всякое время может постигнуть. Например, огонь и вода всякую минуту могут сделаться для нас гибельными, потому что одно милосердие Божие удерживает сии стихии в определенных им границах. Как же нам не помышлять постоянно о смерти, как не готовиться к ней благовременно, когда самое Писание, напоминая нам о тленности состава нашего и неизвестности смертного часа, уподобляет человека растущей на поле траве, по утру зеленеющей и к вечеру иссыхающей, – и называет жизнь нашу паром, являющимся на малое время и вскоре исчезающим ( Иак. 4:14 )? |
| А чтобы казни, постигающие беззаконие, могли быть уроками и для будущих времен, правда Божия многие области, бывшие древле плодоносными, превратила в дикие пустыни; многолюдные, процветавшие грады, обратила в развалины; крепкие твердыни сравнила с землей до того, что ныне слава и великолепие их поросли тернием и волчцами! Многим странам такая участь предсказана была Пророками за долго до самых событий ( Ис. 23:15, 17, 19 ; Иер. 51:50 ; Иез. 25:27, 29 ,). И ни мудрость правителей, ни спасительные законы, ни многочисленные полчища не могли переманить определений Божиих, кроме искреннего покаяния, подобного тому, коим древняя Ниневия продлила на некоторое время свое существование, хотя Бог изрек было уже устами Ионы-пророка ее пагубу ( Ион. 3:4 )! И так, чтобы ни внушали нам мудрование и правила мира сего, события протекших времен научают нас, что благословение Божие почивает только на соблюдающих закон Его; что правосудие Божие и в сем мире поражает беззаконными наказаниями, и что, следовательно, к устроению зимнего благоденствия, как и к достижению вечного блаженства, нет вернее средств, – как благочестие, и покаяние во грехах, оправдываемое исправлением жизни! 2. Как события протекших веков, так и указания опыта на последствия наших поступков внушают, что благоденствие возможно только под условием соблюдения заповедей Божиих; что благоволение Божие привлекается только святостью жизни и постоянным, искренним покаянием! Истина сия столь глубока напечатлена в душе нашей, что мы не можем на сознавать, сколько б мы были счастливы, если б всегда следовали советам людей, умудренных опытами жизни, – следовали наставлению тех, коих лета удостоверили, что нет мудрости благодетельное Евангельской? He внушения ли это совести, не она ли убеждает каждого из нас: как бы ты был счастлив, если б положил для себя правилом вопрошать благочестивых старцев: принесут ли тебе существенную пользу твои предприятия и начинания? Удовлетворение твоих прихотей не нарушит ли твоего спокойствия? Прочно ли будет то удовольствие, которого жаждет твое сердце, или оно улетит с той минутой, которая принесет его? проси отца твоего, и возвестит тебе, старцы твои, и рекут тебе ( Втор. 32:7 ). |
| Наконец, если Ангелы и возвещали иногда радость жителям земли: то эта радость сообщалась весьма немногим, и, так сказать, единицам. Теперь же Ангелы благовествуют радость общую всему роду человеческому: се благовествую вам, говорит небесный вестник, радость велию, яже будет всем людям! Что же причиной такой радости? Рождение Спасителя человеков: яко родися всем Спас! Как не радоваться, как не восхищаться! Для кого не нужен Спаситель? Сколько бедствий в мире, сколько горестей и скорбей, сколько мук и страданий в сердце каждого почти человека! Кому не хотелось бы от них избавиться? И вот рождается Спаситель избавить людей от всех бед. Одни проливают слезы посреди обилия земного, другие – от недостатка во всем; иных мучат беспрестанные заботы, сих сокрушают невозвратные потери, а тех терзают мучения совести. И для всех родился Спаситель! Радость выше всякой радости! От Вифлеемских яслей струится неисчерпаемый ее источник для всех состояний жизни общественной, естественной и нравственной! 1. Рождение Спасителя приносит радость для всех состояний жизни общественной! Мир не может даровать радости общей всем людям. В мире большей частью бывает, что один радуется, a тысячи окружающих его проливают слезы. He такова радость, дарованная людям рождением Спасителя: она доступна для каждого. Из нее невозбранно почерпают веселье цари и пастыри, вельможи и рабы, богатые и убогие. Одни вкушают чистейшую радость от того, что им открываются пути для лучшего употребления своих сокровищ, другие радуются тому, что Царь неба и земли родился в самом убогом состоянии, что у Него нет лицеприятия; что Он с одинаковой любовью приемлет свободного и раба, богатого и нищего, вельможу и подданного; что Он, приемля дары богатых, не отвергает и одного усердия бедных; потому что Он родился для того, чтобы всех призвать в царствие свое, всех соделать счастливыми. Так, в царстве Спасителя, – властелин будет искать счастья в милосердии и снисхождении к подвластным, подчиненные – в сыновней покорности властям; богатые, услаждая участь убогих, соберут для себя неоскудеваемые сокровища на небесах; а убогие в нищете своей найдут залог сокровищ нетленных, вечных; сильные земли познают, что истинная слава их состоит в человеколюбии, а презираемые миром в самом положении своем будут созерцать уготованную им на небесах немерцающую славу! В царстве Христовом ничьи не будут забыты заслуги: потому что сей Царь всеведущий! Для приобретения блаженства, уготованного рождением Спасителя, не нужны будут большие сокровища: потому что Господь, по своему человеколюбию, усвояет Себе все данное нищим: за чашу воды, коею напоен жаждущий, платит Он царством своим, за лепту убогой вдовицы дает вечное блаженство, за тленные земные блага награждает небесными. |
| Таким образом, порабощение греху, будучи противно вашей природе, поврежденной грехом еще в Адаме, иногда также внезапно прекращает жизнь нашу, как орудия насилия, а иногда становится медленной отравой, подслащенной нашим произволением и похотью. Ибо, хотя случается, впрочем весьма редко, что страсти, по крепкому телосложению, не прекращают преждевременно нашей жизни; за то они передают старости тело изнуренное, истощенное и увядшее до той степени, что жизнь таких людей, будучи отравлена скукою, мучительными болезнями и угрызениями совести, делается для них несносным бременем. Посему то, как нельзя ожидать плодов от такого дерева, которое не цвело весной, или коего цветы увяли от лютости мороза: так нельзя ожидать в старости здоровья и спокойствия совести, если юность была проведена в своеволии и порабощении страстям! С противной стороны, сердце проникнутое с отроческих лет страхом Божиим, усвоенные еще в юношеском возрасте добродетели воздержания и умеренности, поселяют в нас мужество и благодушие, не оставляющие нас посреди самых горестных обстоятельств жизни. А приобретенные с малых лет познания и навык трудолюбия составляют для нас то бесценное сокровище, коего ни воры не могут похитить, ни насилие не в состоянии отнять, которое ни огнем не сжигается, ни водой не потопляется , и не только не оставляет человека до глубокой старости; но даже бывает для него услаждением при конце дней его. – Таким образом, кто во дни юности своей руководствовался страхом Божиим, научился управлять сердцем своим, обогатился полезными познаниями и привык к трудолюбию: тот в последствии едва замечает, как приближается его старость, тем более, что у старцев, проведших юность свою в страхе Божием, почти все чувства сохраняют свою свежесть и силы до самых преклонных лет. Но что всего драгоценнее, такие старцы никогда не знают скуки и терзаний совести: потому что их утешает внутреннее сознание, свидетельствующее, что они не провели весны дней своих в суете и преступных удовольствиях. Посему-то, сколь приятно видеть юношу, одаренного основательными познаниями, степенного, пренебрегающего суетными забавами: столь восхитительно взирать на старца, цветущего как бы юношеским здоровьем, коего ланиты красуются невинностью младенца, для которого жизнь не только не бремя, но даже составляет истинное наслаждение и удовольствие. |
| Вообще, только полная преданность руководству благодати Божией, и обращение к ней во всех обстоятельствах жизни нашей, поставляет Христианина в безопасности от грехопадений, и от врагов душевного спасения. Подобно тому, как младенец, чувствуя в себе побуждение к деятельности, руководимый матерью, придерживаясь ее, не падает; при виде ужасающего его какого-либо страшилища, припав к бедру матери, считает себя в полной безопасности; огорченный кем-либо, или страдая какой-нибудь болезнью, в любвеобильном взоре матери находит полное утешение, а в ласках ее – облегчение боли своей: так вся безопасность наша от угрожающих душевному спасению искушений и соблазнов мира сего, все утешение наше в скорбях и горестях наших, в страданиях и злоключениях, вся надежда на исцеление язв и болезней душевных – в благодати Божией. Столь безопасное состояние предавшегося руководству Духа Святого услаждается еще спокойствием совести и предощущением вечного блаженства, уготованного Богом любящим Его. Как сосущий еще грудь матери младенец, усладившись молоком ее, с радостной улыбкой устремляет на мать взор свой, как душа, услаждаемая влечением благодати, вся стремится к Богу, в нем одном находит цель своих желаний, и, восхищенная блаженством своего состояния, ничего не желает кроме Бога. Такое блаженное состояние неизъяснимо: потому что, если невозможно сказать, каким образом любвеобильный взор матери вливает разумнее в сердце младенца: то какой язык в состоянии изъяснить ощущение небесного блаженства, возбуждаемого в душе осенением Святого Духа? Но что сталось бы с младенцем, брошенным в дикой дебри без материнского о нем попечения? Лишенный свойственной ему пищи, не имея сил ни двинуться с места, ни защитить себя, он или был бы растерзан диким зверем, или, лишившись с голоду преждевременно жизни, стал бы пищей червей и на веки погиб для настоящей жизни. Несравненно злосчастнее участь постоянно противящегося благодати Божией, отвергающего с ожесточением ее внушения, оскорбляющего нераскаянностью своей Духа Святого. |
|
|
