| —501— нам, как заговорила валаамова ослица, как Илия обрел Бога в тишине, как Христос ходил по морю, и как Он воскресил четверодневного Лазаря. Но современная наука, не знающая ни того, что есть, ни того, что может быть, устами своих представителей, которые может быть наиболее самонадеянны, потому что наименее даровиты, говорит нам: ничего этого не может быть. И спор переходит в область принципов – возможно или невозможно, а прямое исследование, то есть действительно научное решение вопроса оказывается невозможным. Всякий искренно и твердо верующий должен смотреть на науку с надеждой и упованиями: наука по идее должна заменить веру видением, сделать видимым невидимое. Если современная наука показала нам невидимые инфракрасные и ультрафиолетовые лучи солнечного спектра, если она открыла катодные лучи и электроны, если она исследует мир микроорганизмов, то это – только решение бесконечно малой части всей той задачи, которая предлежит ей: все невидимое сделать видимым. Но наука никогда не выполнит этой задачи. Вера на земле не превратится в знание. Поэтому вера всегда будет заключать в себе элемент свободы и поэтому она всегда будет являться добродетелью. Вероучение всегда будет приниматься не одним разумом, но и волей. Для того чтобы стать верующим, нужно решиться поверить. Я не говорю, что достаточно одного решения, его далеко не достаточно. В конце концов заверение в истинности веры подается свыше, но его не будет дано, если раньше ищущий веры актом свободного самоопределения не решит, что он должен поверить. Итак, где вера, там и свобода. Но у нас дело представляют иначе. У нас полагают, что вера стесняет свободу исследования и что, наоборот, наука требует свободы, и что наука должна быть свободной. По моему мнению, выражение «свободная наука» имеет такую же логическую ценность, как и выражение «круглый четырехугольник». Обратимся к бесспорнейшей из наук – к математике. Нам дан прямоугольный треугольник, величины катетов которого равны трем и четырем, требуется определить гипотезу. Исходя из пифагоровой теоремы, мы говорим, |
| —498— анства оказывается гораздо меньше самоуверенности. Первые далеко не так решительно настаивают на том, что они знают тайны вселенной; вторые менее решительно претендуют на то, что они правильно понимают тайны откровения. Протекшие столетия всех в некоторой мере научили скромности. Я не нахожу эту скромность ложной, напротив, склонен находить, что она еще недостаточна, пора бы, по крайней мере, ученым возвыситься до сократовской мудрости, заключавшейся в том, что Сократ знал о себе, что он ничего не знал, а другие этого о себе не знали. Моя речь о взаимоотношении христианства и науки в настоящее время имеет своей целью показать, что наука пока не располагает ресурсами для того, чтобы отвергнуть христианство, как устаревшее миросозерцание. Наука не может трактовать христианство так высокомерно, как некогда трактовал его Плиний: суеверие грубое и безмерное. Не может пока. Ну а потом? Не может ли завтра найтись факт, который заставит христиан разбить свои скрижали? Некоторые апологеты пытаются показывать и доказывать, что и в будущем наука не может поколебать истин христианства. Я думаю, что в этом уверен всякий верующий. Но представить доказательство того, что наука никогда не отроет фактов, стоящих в противоречии с нашим миросозерцанием, немыслимо. Теория, утверждающая, что религия и наука только по недоразумению сталкивались между собой в прошедшем, и что они не должны будут сталкиваться в будущем, эта теория сама возникла только по недоразумению. Она исходит из того, что области веры и знания различны, что эти территории можно разграничить, и за этой теорией лежит уже долгое прошлое, в котором производились с различным успехом попытки разграничения религиозной и научной сфер. Но хотя бесспорно, что некоторые из этих попыток имели некоторый успех, в конце концов они безнадежны. Дело в том, что религия обнимает собой все, наука должна исследовать все. Если есть Бог, то все от Него исходит, как от своей причины. Ведь, даже и зло – не будем страшиться слов – в конце концов имеет свою причину в Боге. Причина зла лежит в свободной воле конечных тварей, а причина |
| —490— изму. С точки зрения этих принципов и этой схемы трактуется и религиозная история евреев. А так как Библия не дает для таких взглядов действительных оснований, то стали находить основания мнимые: упоминание в Библии о дубе по гипотезе наших историков служить доказательством, что у евреев почитались священные деревья, упоминание о гробе доказывает существование культа предков. Усвоение людям имен животных (Лия – львица, Рахиль – овца) указывает на факт тотемизма. Такова логика рационалистического построения истории. Настаивая на тождестве религиозной истории евреев и других народов, ученые этого направления однако упускают из виду очень важный факт, что ни один народ сам не пришел к монотеистическим верованиям. Монотеизм дан человечеству евреями. Откуда же он возник у этих скромных семитов? Где историческая аналогия для объяснения этого факта? Если не Единый Бог создал евреев, то как евреи сумели создать этого Единого Бога? На этот вопрос новая наука не дает ответа, но что история евреев не заключала в себе ничего чудесного и поразительного, это доказывается необыкновенно легко и просто. В Библии мы встречаемся с пророчествами. Рационалистическая критика не допускает их существования. Поэтому раз в Библии встречается пророчество, то по теории критиков оно должно быть или написано после события, или под ним должно разуметь не то последующее событие, к которому его относили. Пророчество Исаии о Кире ( Ис.45 ) должно быть написано во времена Кира (VI в. до P. X.), отсюда вывод критики, что оно написано не Исаией (VIII в. до P. X.), а неизвестным современником Кира. Пророчество Исаии о Христе ( Ис.52:13–43 ) написано несомненно до Христа; отсюда вывод, что оно, значит, имеет в виду не Христа, ибо пророчеств не может быть, и вот, составляется толкование, что отрок Иеговы, эбед Иеговы, вовсе не отрок, не лицо, а лучшая часть еврейского народа, спасающая вес народ. Такие или более правдоподобные выводы у неверующих исследователей должны получаться неизбежно, как неизбежно алхимики старого времени, искавшие золота, находили |
| Все другие монографические исследования должны играть роль лесов этого будущего ценного научного произведения. О крестьянских волнениях в царствование императора Александра I нет еще связного и цельного повествования, между тем, именно для этой эпохи такой труд имеет большое научное значение. Мы со своей стороны пытаемся в этот недочет внести только посильную незначительную лепту. 2. Крестьянский вопрос в царствование Александра I Крестьянский вопрос в первой четверти XIX в., в Александровскую эпоху, является в центре общественного и государственного внимания. Личные мнения и взгляды Александра I, идея освобождения крестьян, не чуждая молодому императору, оживленное дебатирование крестьянского вопроса в серьезных научных трудах, публицистических произведениях, глубокое внимание декабристов к этому вопросу, либеральный идеи представителей художественного слова, все это прекрасный показатель интенсивного направления мысли в сторону разрешения крестьянского вопроса 696 . Между тем результат усиленного интереса к крепостному праву слишком ничтожен и не соответствовал первоначальному размаху. В крестьянскую среду проникали кое-какие слухи о реформаторских стремлениях и своеобразно в ней преломлялись. Все эти слухи в крестьянской среде подвергались приспособлению к тому стремлению вырваться из-под гнета помещичьей власти, которыми было охвачено крестьянство, а потому случайное слово, речь пьяного проходимца, ничего не значащая официальная бумага, при- —463— обретала в массе крепостного населения невероятное значение. В царствование Александра I, если не считать неудачной крестьянской реформы в остзейском крае, было очень мало сделано для уничтожения и ограничения крепостного права. Самыми важными мерами в этом отношении следует считать прекращение пожалования населенных имений в полную собственность и указ 1803 г. о свободных хлебопашцах; затем нужно упомянуть об уничтожении правила «по холопу раба», запрещение в 1825 г. продавать труде своих крепостных на фабрики и заводы, запрещение продажи крепостных на ярмарках (не прекратившем, однако, этого позорного обычая) и, наконец, об уничтожении права помещиков отдавать своих крепостных в каторжную работу. |
| Хотя имя епископа Игнатия (Брянчанинова) хорошо известно не только православным богословам, но и более широкому кругу, однако его сочинения доселе еще не имели надлежащей оценки. И это понятно почему. Чтобы понимать общий характер его аскетического подвижнического богословствования, необходимо знать не только то, как мыслил —319— сам преосвященный Игнатий, но и то, что клал он в основу своего богословско-аскетического мышления. Студент иеродиакон Игнатий и взглянул на свою работу с этой именно стороны. Он дал в ней не просто свод взглядов епископа Игнатия, но проследил все то, что имело влияние на выработку миросозерцания аскета-епископа. Для него всюду ясны первоисточники богословствования последнего, которые он указывает в слове Божием и в творениях отцов и подвижников. Биография епископа Игнатия является у автора осмысленными и живыми пролегоменами к характеристике богословствования епископа Игнатия. Этим объясняется похвальная цельность и обстоятельность рецензируемой нами работы, при которой, кстати заметим, автор не ограничивается наличными печатными произведениями епископа Игнатия, но и пользуется еще и добытыми им, доселе неизвестными в печати, письмами. Правда, сочинение иеродиакона Игнатия не свободно от недостатков. И главный из них заключается в том, что он дал слишком общую характеристику (в предисловии) наличного состояния нашей богословской науки – вообще и – в частности аскетической. Поэтому у него недостаточно ясно выражена общая сравнительная ценность богословско-аскетического миросозерцания епископа Игнатия. Далее, о. Игнатий мало уяснил себе соотношение общего миросозерцания епископа Игнатия с его аскетическими взглядами, выраженными им в частных письмах. Но эти недостатки вполне искупаются крупными достоинствами: цельностью и тщательностью работы, внимательным изучением сочинений и вообще всех писаний епископа Игнатия, живостью изложения и глубоким пониманием общего духа и характера аскетических богословствований преосвященного Игнатия. Видно, что автором при его работе руководило искреннее желание понять, психологию епископа Игнатия, как представителя ценного опытно живого и церковно-подвижнического богословствования. |
| —504— негодовать на тех, кто его взгляды считает заблуждением. Он должен обратить свое негодование на самого себя за то, что не умел другим доказать того, что умел доказать самому себе. Но умел ли? Не поспешил ли он на самом деле во имя каких-либо нравственных побуждений принять, как истину, теорию, которая не имела для себя достаточно оснований? Это – дело совести ученого, но судить его за его убеждения не могут люди. Можно смеяться над явной глупостью и осуждать явную недобросовестность, но когда налицо нет ни той, ни другой, нет места и человеческому суду. Но и вообще не дело науки – судить. Дело науки – исследовать и утверждать истину. Христианская вера, служащая содержанием нашей науки, есть или святейшая истина, или глубочайшее заблуждение. Мы верим, что она истина. Но содержание этой веры мы не можем превратить в ряд доказанных теорем. Мы не претендуем даже на то, чтобы можно было доказать, что разум и совесть вообще в христианской вере могут находить успокоение. Многие нас будут оспаривать. Но хочется верить, что научное исследование и обоснование христианства может возбуждать в душах молитвенное обращение: «помоги моему неверию» ( Мк.9:24 ), «умножь в нас веру» ( Лк.17:5 ). Если это так, то наш труд не бесплоден. С. Глаголев Троицкий В.А. История плащаницы//Богословский вестник 1912. Т. 1. 3. С. 505–530 (3-я пагин.). (Окончание.) —505— В настоящее время плащаницей преимущественно и даже почти исключительно именуется только та богослужебная принадлежность, которую мы видим в умилительных обрядах богослужения великого пятка и великой субботы. Обряды эти развились и заняли свое место в богослужении сравнительно в позднейшее время. История этих обрядов и заполняет дальнейшие страницы богослужебного употребления плащаницы и самой плащаницы, то есть ее иконографического типа. История и развитие обрядов великой субботы привлекала к себе внимание многих ученых литургистов: одни из них писали об этих обрядах подробно, другие – кратко и как бы мимоходом 720 . Мы отметим основные моменты в развитии интересующих нас богослужебных обрядов. |
| Но схемы и законы, устанавливаемые историками, определяют общее течение событий, перемену социальных форм, движение идей; в деталях допускается разнообразие. Был или не был такой-то факт? В какой последовательности должны быть представлены такие-то два факта? На эти вопросы не всегда можно давать ответы, выходя из принципов. Библия повествует нам о пребывании евреев в Египте. Неверующие мыслители XVIII века использовали это повествование для объяснения закона Моисеева и самого Моисея. Он – египетский маг, воспитанный в мудрости египетской, и чудеса исхода и ковчег, таким образом, имеют свое происхождение и объяснение в Египте. Но в XIX веке стал развиваться взгляд, что законодатели – в значительной степени мифические личности. Если для неверующих представлялось заманчивым объяснить дело Моисея естественным образом, то еще более заманчиво для них установить, что Моисея совсем не было. Личность Моисея связана с исходом из Египта, нужно отвергнуть и исход, а вместе с тем следовательно и вход, и вот – развивается теория, что евреи совсем не были в Египте. Ковчег это не аналогичное нечто гробнице Озириса, это нечто аналогичное вавилонским лодкам, в которых по праздникам носили статуи богов. Теория получает право гражданства. И теперь на вопрос о том, были ли евреи в Египте? Учеными дается три ответа: были, не были, не знаем. Некоторые представляют себе, что легко опровергать антирелигиозные теории; некоторые наоборот думают, что легко выяснить несостоятельность религиозных воззрений. И ТЕ, и другие неправы. Исторические теории, как бы они ни были хорошо продуманы и тщательно разработаны, часто характеризуются двумя чертами: необоснованностью и неуязвимостью. Они не обоснованы, потому что не имеется материала для их обоснования. Источником еврейской истории является Библия. Если вы отвергнете принцип доверия к ней, как к богодухновенной книге, вы можете получать из ней какие угодно выводы. Вы можете в ней одно отвергать, а другое признавать. Книга маленькая, а между тем она обнимает собой по ее собственному скром- |
| На 15 стр. о. Струминский отождествляет потенциал (=потенциальную функцию) с потенциальной энергией. Это – ошибочно. На 254 стр. о. Струминский пишет: “для кристаллов характерны с морфологической стороны ребра, углы, канты и строго геометрические фигуры”. Этот тезис с некоторыми вариациями повторяется у него неоднократно (см. 251 стр.), но смысл его темен. Что такое “канты”? Несомненно, это оставленное автором без перевода kante (отсюда русский кант) – линия пересечения двух плоскостей в многограннике (ребро) и вместе с тем двухгранный угол. Оно, по-видимому, затруднило автора: углы, а потом опять – углы; ребра, но ребра у него тоже были, он и оставил это слово без перевода, но в многогранниках, каковыми являются кристаллы, существует три типа углов (телесные, двухгранные и плоские). Эту дифференциацию углов автор не принял во внимание, и у него получилось нечто неудобо-вразумительное. Неоднократно и настойчиво повторяемый автором тезис, что кристаллы характеризуются строго геометрической фигурой, непонятен. И трехосный эллипсоид имеет строго геометрическую фигуру, но эллипсоидных кристаллов нет. Кристаллы характеризуются тем, что они имеют простейшую геометрическую фигуру, их поверхности плоски, и .аналитическая геометрия оперирует с ними при помощи уравнений первой степени. Многим характеризуются кристаллы, но характеристика нашего автора их не характеризует. —356— Странные речи идут у автора и дальше. Он отрицает, что форма является чем-то существенным для кристалла. Но это следует из самого понятия кристалла, может быт впрочем автором здесь допущен просто lapsus: поставил “кристалла” вместо “неорганического тела”. Но дальше он опять пишет нечто неладное: “сера существует и в виде кристаллов, и в виде твердом или расплавленном”. Но во-1) существование в виде кристаллов и есть существование в виде твердом (Лемановские жидкие кристаллы – особая вещь), во-2) в расплавленный, то есть жидкий вид, можно привести все тела, но отсюда ничего не следует относительно их форм в твердом виде. |
| Кюрди замечает (1897) после выше цитированного места, что время, когда в памятниках искали чего-либо для «подтверждения» библейского рассказа, прошло: они служат теперь скорее для освещения его. Панвавилонизм. По мере того, как делались открытия, поле сравнений расширялось: вопрос о первых событиях мира, вопрос о религиозных идеях, о монотеизме, об обрядах культа и т. п. – все это было предметом обсуждения. Некоторые ассириологи, ослепленные богатством этой древней восточной цивилизации, сделали из Вавилона единственную и главную наставницу человечества. По мнению этих «панвавилонистов», как их назвали, которые почти все в то же время являются и рационалистами или очень мало заботящимися об Откровении, влияние Вавилона, в частности, на Израиля, было значительно, и многочисленные следы его можно найти повсюду не только в Ветхом Завете, но даже и в Новом. На конференции, происходившей 13-го января 1902 года в Берлине и опубликованной затем под заглавием Вавилон и Библия (Babel und Bibel), Фридрих, Делич для того, чтобы дать новый стимул денежным контрибуциям в пользу раскопок, производимых немцами, превозносил величие Вавилона с такими преувеличениями и такими сравнениями, которые сильно унижают Библию . Грубые и партийные утверждения знаменитого ассириолога, сбитого с пути в теологических вопросах, вызвали спор, продолжавшийся много лет. Множество брошюр, обозрений и журналов было выпущено в Германии с .1902 года. Сам император пустился в спор, и в письме, напи- —599— санном 15 февраля 1903 года адмиралу Голльманну изложил свои мнения относительно откровения, при чем заявили, что Делич напрасно оставили область ассириологии, чтобы сделать экскурсию, одну из самых неудачных в область теологии. Профессор Гарнак вмешался в оценку письма императора. Затем высказали свое мнение по тому же предмету множество экзегетов и критиков, несколько ассириологов и сам Делич. Тенденция всюду находить вавилонские мифы чувствуется в псевдо-переиздании Винклером и Циммерном превосходного труда Шрадера, Клинообразные надписи и Ветхий Завет (Les inscriptions cuneiformes et l’ Ancien Testament) (2-е издание 1883). |
| 14 апр. 1931 г. В. был арестован в Москве по обвинению в «членстве в контрреволюционной монархической организации «Истинное Православие», антисоветской агитации и помощи ссыльному духовенству». 5 июня 1931 г. особым совещанием при Коллегии ОГПУ СССР приговорен к 3 годам ИТЛ, отбывал срок в Сибирском и Беломоро-Балтийском лагерях, после досрочного освобождения в течение года жил в Кашире. 25 июля 1934 г. назначен епископом Рыбинским и Угличским, викарием Ярославской епархии, с августа жил в Рыбинске, служил в Покровском и Казанском храмах. 25 ноября 1935 г. переведен на Псковскую кафедру, но остался в Рыбинске, 30 марта следующего года возведен в сан архиепископа. Арестован 9 авг. 1936 г., заключен в рыбинскую тюрьму. В. были предъявлены обвинения в том, что он «являлся активным участником контрреволюционной группы церковников, поддерживал контрреволюционную связь и систематически оказывал материальную помощь ссыльным архиеп. Ряшенцеву Варлааму (г. Вологда) и еп. Якубчуку Трофиму (Карелия)... малообеспеченным семьям и отдельным лицам, вел антисоветскую агитацию... группировал вокруг себя несовершеннолетнюю молодежь, обрабатывал ее в антисоветском направлении (произносил с церковного амвона проповеди антисоветского содержания, привлекал к церковным службам и обрядам, к участию в богослужениях детей)». Постановлением особого совещания при НКВД СССР от 21 сент. 1936 г. В. был приговорен к 5 годам ИТЛ, отбывал срок в Ухтпечлаге (пос. Чибью, ныне г. Ухта), Устьвымлаге и Севжелдорлаге (Республика Коми). Освобожден в кон. мая 1942 г., поселился в с. Кылтове Железнодорожного р-на Коми АССР, работал в совхозе полеводом-обходчиком. В сент. 1943 г. назначен архиепископом Свердловским. Арестован 30 авг. 1944 г., 21 нояб. осужден судебной коллегией по уголовным делам Свердловского областного суда на 6 лет лишения свободы. Скончался в лазарете Тагиллага. Арх.: Архив УФСБ по Саратовской обл. ОФ-10269; ЦА ФСБ Р-35593; УФСБ по Ярославской обл. С-11063. Ист.: Определения Синода//ЦВед. 1911. 35. С. 289; 1913. 36. С. 450; 1914. 13. С. 104. |
|
|
