| Пантеизм с рационалистическим оттенком – уже не религия, а философия, при чем философия, склонная к атеизму. Если отношение человека к божеству в дуализме можно сравнить с отношением семита к своему национальному богу, то отношение человека к божеству в пантеизме можно сравнить с отношением семита к богине и умирающему и воскресающему богу. Как здесь, так и там человек объединяется с божеством более в бессознательной своей области, чем в сознательной; поэтому и здесь, как и там служение божеству проявляется скорее в экзальтированной чувствительности, чем в напряженной волевой деятельности» (стр. 336–339). Пантеистические религии г. Боголюбов подразделяет на 1) натуралистическую и 2) спиритуалистическую. В первых божество выступает, как природная или стихийная сила, как неизменный порядок мировой жизни; во вторых божество выступает с чертами духовного существования – самоопределением, самоотречением, разумом. Натуралистическими религиями он называет китайскую и египетскую. —637— Сущность китайской религии состоит в вере в Тао (дорога) – ход мировой жизни. Лао-цзы мистически и этически возвысил понятие тао, но после него таоизм выродился в сплошное суеверие и грубую магию. Поэтому пророком китайской религии остается Кон-цзы, уклонившийся от обсуждения метафизических вопросов и ограничивавший нравственные требования требованиям справедливости. Египетский пантеизм образовался, по автору, из слияния местных культов, причем сначала возвысился Ра, а потом Амон (амен=что невидимо). «Религиозная мысль в Египте стремилась к самому по себе безобразному божеству. А так как понятие о таком божестве легче всего было сочетать с богом Амоном, имя которого означало «невидимое», то естественно, что этот бог и становится верховным богом всего Египта, богом, «имена которого многообразны», и «формы многочисленны». Но пантеистическое представление о божестве не запрещает человеку держать в своем уме те или иные конкретные образы, способные оживлять абстрактное понятие о божеств. Поэтому Амон становится верховным богом Египта в соединении с Ра, как двойное божество Амон-Ра. |
| Страна не знала чужеземных завоеваний вплоть до 1674 г. до н. э., когда произошло вторжение гиксосов – азиатских племён, проникших через Суэцкий перешеек на территорию Египта. Гиксосы поселились в дельте Нила, сделав Аварис своей столицей. В Верхнем Египте они позволили правление фараонов, с которых получали дань. Главными богами гиксосов были Баал и Тешуб, последнего они отождествляли с Сетом – убийцей Осириса 289 . Около 1600 г. до н. э. в Египте началась освободительная война, закончившаяся изгнанием гиксосов. Центр освободительного движения располагался в городе Фивы. Символом победы над чужеземцами стал бог Амон-Ра , имя которого складывалось из имён солярных богов городов Фивы 290 (Амон) и Гелиополя 291 (Ра). Символ (ключ) жизни, или анх (ankh), – египетский иероглиф, обозначающий жизнь. Изображается в виде креста с петлёй. Известен также как «ключ жизни», «узел жизни», «ключ Нила», «египетский (или коптский) крест» или «crux ansata» (лат. «крест с ушком»). На изображениях Атона часто «руки» божества держат такой крест. Встречается он и на изображениях других древнеегипетских богов. К этому времени Амон-Ра стал общим, универсальным богом Египта. Массовое распространение его культа привело к возвышению верховного жреца Амона-Ра, который стал вторым человеком в государстве. Возникло политическое напряжение, приведшее к борьбе за власть между жрецом и фараоном 292 . Возвышение жречества грозило установлением в государстве режима теократии 293 , с чем фараон, конечно же, не мог смириться. Попытка выдвижения Солнца (точнее, солнечного диска) на место единственного божества была предпринята в XIV столетии, при фараоне Аменхотепе IV (Эхнатоне) 294 . Фараон, желавший освободиться от опеки верховного жреца, ввел культ бога солнечного диска Атона и перенёс столицу из Фив в город Ахет-Атон (букв. «горизонт Атона») 295 . Показательно, что смена царствующих династий часто сопровождалась перенесением столицы в другой город. На изображениях Атон предстаёт перед нами в виде солнечного диска, от которого расходятся многочисленные лучи с ладонями на конце, воспринимавшиеся древними египтянами как символ жизни (см. рис. 33). |
| 33:21–25 Повествуя о царствовании Амона, летописец с минимальными отступлениями следует 4Цар. 21,19–26 . Повествование его делится на три части: воцарение Амона (33,21), его беззаконие (33,22.23), смерть и погребение (33,24.25). Своими делами Амон явил пример высшей степени отступничества. 33 Амон... два года царствовал. Амон царствовал в 64342–64140 гг. до Р.Х. Глава 34 34 Иосии... тридцать один год царствовал. Иосия царствовал в 640–609 гг. до Р.Х. 3435,19 Повествование об осуществленных Иосией преобразованиях основывается на 4Цар. 22,3 23,27, но при этом летописец располагает события в ином, нежели автор книги Царств, порядке. Последний руководствуется «географическим принципом», выделяя в своем описании места, где происходили основные события: находка в храме книги закона ( 4Цар. 22,1 23,3), преобразования в Иерусалиме и всей стране ( 4Цар. 23,4–20 ), свершение в храме Пасхи ( 4Цар. 23,21–23 ). Летописец же передает хронологическую очередность событий и сообщает сначала о преобразованиях в городе и стране (34,3–7), затем о находке книги закона (34,8–33) и, далее, о свершении Пасхи (35,1–19). Датировка отдельных событий восьмым и двенадцатым (34,3), а также восемнадцатым (34,8; 35,19) годами царствования Иосии с очевидностью свидетельствует о том, что преобразования начались (34,3–7) еще до того, как была найдена книга закона (34,8–33). 34 будучи еще отроком. Уже в юном возрасте Иосия резко отступил от линии поведения, которой следовал его отец. прибегать к Богу Давида, отца своего. См. ком. к 7,14. посвященных дерев. См. ком. к 24,18. 34:12–13 левиты... привратники. Подробно рассказывая об обязанностях, исполнявшихся левитами, летописец стремится показать, что в проведении своих преобразований Иосия следовал примеру Давида ( 1Пар. 6,1–81 ), Соломона (7,6; 8,14) и Езекии (29,1–19). 34 играть на музыкальных орудиях. См. ком. к 1Пар. 15,16–24 . 34 книгу закона... в доме Господнем. По всей вероятности, это было Второзаконие. Сообщая о находке этой книги, летописец подчеркивает, что все преобразования в жизни восстановленной общины должны проводиться в согласии с законом (ср. Езд. 7,6–10 ; Неем. 8,1 9,38). |
| Поэтому карательные экспедиции в Азию, Нубию, Ливию стали системой. Повсюду были поставлены египетские правители и верные Египту цари туземного происхождения. Малейшее сопротивление приводило к жестоким расправам. Так борьба Египта за национальную свободу превратилась в порабощение народов. С возвышением Фив возросло значение фиванского бога Амона. Еще в эпоху Среднего царства этот местный бог был отождествлен жрецами с богом Ра, т. е. возведен в ранг общенационального божества. Кто, как не Амон-Ра, сопровождал фараонов в их блистательных походах? Кто, как не он, сложил к ногам Египта страны и народы? Обращаясь к Тутмосу III, Амон-Ра говорит, что именно он дал царю «поразить князей финикийских… поразить азиатов… покорить запад… обитателей болот». «Я поставил тебя царем, мой возлюбленный сын, Гор, могучий телец, сияющий в Фивах, рожденный мною Тутмос» — так возвещает бог Египта [ 304 ]. Священные гимны того времени прославляют военные подвиги Амона, благодаря которым возлюбленная земля и царь получили мировое господство. Фиванские жрецы стали оказывать ощутимое влияние на политическую жизнь. Именно они добились провозглашения Тутмоса III царем, хотя он и был сыном фараона от побочной жены. При Аменхотепе III (1455-1424) один из них был первым министром, а другой — министром финансов империи. Фараоны щедро одаривали храмы; во славу Амона были воздвигнуты исполинские колоннады святилищ Карнака и Луксора. Они должны были являться наглядной проповедью о могуществе фиванского бога. Торжественные процессии со статуей Амона превратились в национальные праздники; народные массы, опьяненные победами и гордые величием Амона, в неописуемом восторге встречали появление идола: Открыты врата большого храма, Выносят наос из великого храма, Фивы ликуют… Карнак торжествует… Люди и боги столпились, Радуясь тому, что совершилось на земле. Толпа громогласно ликует, Воздавая хвалу славному богу Амону… Небо ликует, земля сияет При появлении Амона. Владыка мой, Амон-Ра, Дай мне быть среди толпы, Дай мне узреть сияние образа твоего При твоем появлении… [ 305 ] |
| Овладев половиной Италии, лангобарды с грабительскими целями вторгались через перевалы в Западных Альпах в пределы Франкского королевства. Как рассказывает историк этого государства Григорий Турский , в 574 г. «три вождя лангобардов – Амон, Забан и Родан вторглись в Галлию. Амон, идя по дороге от Амбрена… дошел до… виллы Махаон на земле Авиньона; и там разбил свои палатки. Забан же прошел через город Ди, дошел до Валанса, где и расположился лагерем. Родан же захватил город Гренобль. Амон опустошил также Арльскую провинцию вместе с окружающими ее городами и дошел до самого Каменного поля, примыкающего к городу Марселю, и увел оттуда людей и скот. Он осадил Экс, но, получив с жителей выкуп в двадцать два фунта серебра, отошел» 796 . Отпор грабителям дал отряд под командованием графа Евния по прозвищу Муммол, которого король Гунтрамн удостоил титула патриция. Напав на лангобардов, франки наголову разбили противника, а сам Родан, раненный в битве, спасся бегством, с ним осталось лишь пятьсот воинов. Соединившись, лангобарды из всех трех отрядов расположились в городе Амбрене, но и там «им навстречу вышел Муммол с бесчисленным войском. Когда завязалось сражение, фаланги лангобардов почти полностью были изрублены, и вожди только с немногими возвратились в Италию» 797 . В 584 г. лангобарды восстановили политическое единство своего народа избранием короля. Им стал Автари, или Отари, – сын убитого за десять лет до этого события короля Клефа. Ему усвоено было династическое имя святого императора Константина и его наследников – Флавий. С одной стороны, это имя подчеркивало связь королевства с имперскими традициями, а с другой – содержало некую претензию на параллельную верховную власть в империи. Это прозвище с тех пор носили и преемники Отари, так что оно стало своего рода титулом лангобардских королей. Павел Диакон описывает время правления Отари как своего рода «золотой век» в истории лангобардского народа: «По случаю восстановления королевства, все тогдашние герцоги уступили половину своего имущества на покрытие королевских расходов, чтобы король мог на это содержать свою свиту и всех, кто служил ему в различных должностях. Порабощенные же народы были разделены между лангобардскими пришельцами. Это было поистине удивительно в Королевстве лангобардов: в нем не было никакого насилия, не замышлялся никакой тайный заговор, никого несправедливым образом не принуждали к повинности, никого не грабили; не было ни воровства, ни грабежей, и каждый мог спокойно и без страха идти куда ему угодно» 798 . Столицей королевства стал Тицин, или Павия. |
| Господство националистической религии казалось безраздельным. Вся страна, от фараона до последнего крестьянина или раба, была проникнута ее духом. И никто не мог ожидать, что начало мятежу против бога-триумфатора будет положено в царском дворце, в доме «возлюбленного сына Амона». Переворот подготавливался постепенно. В царской семье уже давно тяготели к старой солнечной религии Гелиополя. Амон стал богом войны, а фараоны чувствовали необходимость приостановить походы; войны усиливали власть номовой аристократии и жрецов, а фараоны стремились освободиться от их влияния. Aмehxomen III вел мирную политику и сумел в конце жизни отстранить жрецов от ведущих государственных должностей. Есть указания на то, что он выдерживал ряд столкновений с жрецами. В противовес им он постоянно подчеркивал, что высшая религиозная истина не есть монополия их касты, но что именно он, царь, есть «Хаэм-маат», т. е. воссиявший в истине. Знаменитые «колоссы Мемнона» — полуразрушенные статуи Aмehxomena III высотой в двадцать метров — до сих пор свидетельствуют о стремлении фараона поставить себя выше всех духовных и политических сил в государстве. Ни Осирис, ни Амон никогда не были изваяны в таких масштабах. Древняя религия Солнца привлекала Aмehxomena III и его династию по многим причинам. Во-первых, она принадлежала к иной традиции, нежели религия фиванского духовенства. Во-вторых, Ра гелиопольский, называемый также Гором, Атумом и Атоном, был исключительно царским богом, между тем как Амон был богом властных жрецов и как бы свыше дарил свое покровительство фараонам. Царь оказывался существом, обязанным Амону всем: жизнью, троном, победами. Старинный же бог Солнца был воплощен в самом царе, который, как живое божество, стоял над миром. Одним словом, началась глухая борьба между царем, с одной стороны, и аристократией и жрецами — с другой. Борьба эта почти не выходила на поверхность. Из одной надписи известно только, что Aмehxomen III и его отец слышали от жрецов «плохие слова» [ 306 ]. Но вскоре после смерти Aмehxomena III борьба приняла форму открытого конфликта. Империю потрясла религиозная реформация, предпринятая сыном Aмehxomena III — Aмehxomenoм IV (1424-1406). Эта реформация имела своей целью не только сокрушить религию Амона, но и явилась первой в истории попыткой покончить с многобожием вообще и установить религию единого Бога для всей империи. |
| Помогали ему и обитатели соседней Ливии, простирающейся до земли Эфиопов, к западу и югу — те Гараманты, которые живут позади Афров. Союзниками по оружию были ему и некоторые из Эфиопов, живущие к востоку и югу, построившие себе внутри страны город Мерое и обитающие в дикой и мрачной стране. Вот что говорит нам история. Перейдем теперь к изъяснению смысла прочитанных слов. «Уготови, — говорит, — часть»; этим он как бы так говорит: о несчастная Ниневия! избери участь себе, подобную участи какой-либо из стран, которые опустошены вокруг тебя (между тем как ты высоко думала о себе и воображала, что будешь совершенно неприступной, потому что ты окружена большими стенами и имеешь неисчислимое множество союзников); хотя ты, говорит, имеешь весьма большое количество жизненных припасов, так что можешь считаться неодолимой и неприступной. Устрой струну, то есть, и ты сама будь для городов и стран предметом пения и музыки, потому что ты потерпела от Персов и Мидян то же самое, что ты сама сделала с другими. «Уготови часть Амону», да постигнет тебя, говорит, участь и жребий Амона; что ты сделала с ним, тому же самому должна подвергнуться и ты. А что такое был Амон или «живущая в реках»? Это значит — очень хорошо защищенная морем и реками, помощью Египтян, гордившаяся стрелами Эфиопов, и имеющая в своем распоряжении множество весьма храбрых Ливийцев. Но хотя она обладала таким положением и могуществом и внешней помощью, но, несмотря на то, она отведена была на чужбину и сделалась пленницей и младенцы ее убиты; о знаменитых ее людях бросали жребий, самые славные сделались частью победителей и связаны были ручными оковами. Итак, как ты взяла Амон, бывший неодолимым вследствие помощи союзников и местоположения (ибо Бог предал его), так и сама ты будешь непременно предана в руки врагов, хотя ты много думаешь о себе вследствие множества воинов и стен своих. Наум.3:11. И ты упиешися и будеши презрена, и ты сама себе взыщеши помощи от враг. Как, говорит, Амон бедствовал, подвергшись ударам твоей жестокости и бедствиям твоего нашествия, так и сама ты омрачишься и будешь как бы в опьянении, не имея устойчивости, то есть, потрясаемая и падающая от врагов и лишенная вышнего попечения. |
| Мы уже имели случай цитировать тексты, в которых Амон-Ра является идеалом судьи и защитником слабых. Но не только слабые и те, «кого он любит», могли рассчитывать на его помощь и милость, они были также наградой за любовь к богу и добродетель. Это видно из первого цитированного нами гимна. В одном тексте египтянин восклицает: «Амон-Ра! я люблю тебя и заключил тебя в мое сердце (а потому чужд забот): все, что Амон изрек, исполняется... Ты избавишь меня от уст человека в день, когда он лжет». В заупокойных формулах нередко просят, проходящих прочесть над могилой молитву, ибо «к добросердечному милостив бог, а сделавший это, сделал уже доброе дело». Напротив, грех возбуждает гнев божества, и египтянин молится: «не казни меня за множество грехов моих». Таким образом, человек вступает в непосредственные, личные отношения к божеству, благочестие получает интимный, теплый характер. Монотеизм, не переставая быть космическим, приближается к этическому, и с этой стороны особенно интересен один дошедший до нас памятник дидактической литературы, так наз. папирус Ании, по форме напоминающий Prisse, но по духу стоящий гораздо выше его. Здесь мораль чище и находится в связи с религией, причем говорится о боге вообще, а не о богах или о каком-либо определенном лице пантеона. Текст весьма труден для понимания, вполне понятно очень немногое, напр.: «Берегись посторонних женщин, которых никто не знает в их городе, это – неведомая пучина... Женщина, муж которой далеко, готова писать тебе ежедневно... О, смерти достойное преступление ее слушать!.. Не лги, чтобы имя твое не смердело. Не будь многоглаголив, ибо шум – отвращение для бога, молись за себя в сердце твоем, ибо бог любит того, чьи слова скрыты; он исполнит твои желания, услышит твои слова и примет твою жертву... Давай воду отцу и матери, покоящимся в долине... Не предавайся пиву, или из твоих уст будет исходить неудобопроизносимое; ты падаешь, твои члены переломаны; некому поддержать тебя; твои собутыльники продолжают пить; они встают и говорят: «вон его – он пьян». |
| Но если ты скажешь сам отцу твоему, по твоему предначертанию, произойдет пред нами, хотя это и не слыхано в беседе, ибо твои отцы, все боги любят тебя более всех царей, бывших со времен Ра». Царь отвечает удовольствием на эти слова и выражает еще раз непременное желание дать стране воду. Вельможи опять «падают на животы» и величают его «до высоты небесной». В страну Акита посылают царского секретаря с поручением, которое должно быть исполнено. Итак Рамсес II может творить все, что ему угодно, как бы невероятно это ни было, ибо он пользуется преимущественной любовью Ра, того самого Ра, который теперь так высоко поднялся, правя тварью и миром! В другом месте Рамсес уверяет своих потомков: «царь божественное семя, когда он обитает на небе, как и тогда, когда он находится на земле; он принимает формы по своему желанию, подобно месяцу»... Мернепта «сошел с неба и родился в Илиополе». Пред ним не могут устоять горы: они трепещут от страха, ибо бытие его равно бытию вечности. Одно из бесчисленных изображений из цикла войны Рамсеса II с хеттами увековечивает его, как он в битве при Тунипе «два часа провел, воюя против этого города поверженных хеттов, причем его брони на нем не было». А знаменитая кадетская поэма, это «восхваление побед», оказавшее такое влияние на официальную придворную поэзию последующего времени и окончательно превратившее ее в безвкусную и малопонятную трескотню, набор громких фраз с туманными метафорами и без системы! В ней Амон выручает своего сына, попавшего в безвыходное положение, и дает ему единолично обращать в бегство и поражать полчища врагов. Увидав себя среди хеттов в одиночестве, фараон восклицает с укором: «Что с тобой, отец мой Амон? Разве отец забывает о своем сыне? Разве я делал что-либо помимо воли твоей? Разве я не ходил и не стоял согласно твоим речениям? Я не преступал предначертаний уст твоих, я не нарушал твоих мыслей никогда. Великий владыка Египта да отразит азиатов с пути своего. Что для сердца твоего азиаты? Амон да посрамит незнающих бога. |
| – Что ты, государь? – проговорил Рамоз и тихонько дотронулся до руки его. Царь вздрогнул, медленно повернулся к нему и посмотрел ему прямо в глаза. Тихо усмехнулся и сказал: – А знаешь, Рамоз, когда били меня палками в Бузирийском судилище, – меньше было сраму… Встал, взял нож и пошел к двери. Рамоз кинулся за ним. Царь обернулся, закричал: – Пусти! Пусти! Пусти! Вырвал руку и замахнулся на него ножом. Но в то же мгновенье упал к ногам его со страшным воплем и забился в припадке падучей. Рамоз был человек храбрый и людей в падучей видывал не раз. Знал, что в священной болезни люди одержимы богом; но кто в царе, бог или бес, никогда не мог решить, и только теперь, глядя на него, решил: «Бес!». – Помогите! Помогите! – завопил и побежал, как бы гонимый нездешним ужасом. VI «Сколь многие ужасались, глядя на Него: так обезображен был лик Его больше всякого человека, и вид Его – больше сынов человеческих», – вспоминала Дио Иссахарово пророчество, глядя на больного царя. После первого припадка сделался второй, третий – все такие тяжелые, как еще никогда. Пенту, врач, боялся, что не выживет. Выжил, но не на радость себе и другим: страшно было видеть, как умирает в живом теле душа. Впрочем, дни и часы были разные. Вдруг опоминался, как от глубокого сна или обморока, и все понимал, говорил так разумно, что начинали надеяться, что будет здоров. Но опять находило беспамятство. Тогда, забившись в темный угол, садился на пол и, вытянув ноги вперед, прислонившись спиною к стене, уставившись мутными, как у грудных детей, глазами в одну точку, сидел так целыми часами, не двигаясь; или, медленно раскачиваясь взад и вперед, что-то бормотал себе под нос быстро и невнятно, как в бреду, то тихонько смеясь, то плача, то напевая песенку. Или бесконечно-бессмысленно повторял все одно и то же слово. А иногда в этих повтореньях брезжил какой-то темный смысл. – Атон – Амон, Атон – Амон, Атон – Амон! – затвердил однажды, как будто нарочно соединяя эти два слова в одно: чтобы разделить их, отдал всю жизнь, и вот, может быть, понял, что разделять их не стоило. |
|
|
