| 1027 Собрание писем Оптинского старца иеросхимонаха Амвросия к монашествующим. Письмо 338. Вып. II. Сергиев Посад, 1909, с. 106. 1029 Такъ, если верить журналу «Protestantenblatt» (от 17 мая 1911 г.), только за март и апрель 1911 г. поступило в в. ц. совет целых 16 заявлений в пользу Ято с 44.000 подписей. 1030 На последних церковных выборах в Кельне оказалось 3260 голосов на стороне либералов и только 1412 – на стороне позитивных. 1031 Подобные собрания происходили в указанный период времени во всей Германии. Собрание либералов в Берлине 28 марта 1911 г. интересно в том отношении, что на нем присутствовало немало пасторов и некоторые из них (Radecke из Кёльна, M.Fischer, A.Fischer, Hollmann и Frederking из Берлина) говорили в пользу Ято, несмотря на предупреждение Консистории не принимать участия в этом собрании. Консистория сделала выговор указанным пасторам, так как усмотрела в выступлении их демонстрант против церковной власти. Тогда берлинские пастора, в числе 75, подали жалобу в в. ц. совет на то, что Консистория незаконно ограничивает их свободу слова: Консистория, по их мнению, вправе привлечь пастора к ответу за то, что он сказал, но не вправе указывать, где, когда и как он должен говорить (Choronik d. Chr. Welt. 1911, 16, S. 194; 20, S. 238–239; 26, S. 314–315). В. ц. совет весьма дипломатически уклонился от вмешательства в это дело (Protestantenblatt. 34). 1032 Письмо, напечатанное в «Christliche Welt» (1911, 31 марта), было немедленно перепечатано во всех богословских журналах. 1033 104 профессора, 80 учителей, 49 врачей, юристов и чиновников, 19 писателей, художников и пр., 69 представителей торговли и промышленности, 62 депутата парламента и городских управлений, 23 женщины и пр. 1034 Особенно резкую статью против в. ц. совета по поводу дела Ято написал небезызвестный в Берлине доцент богословия Kappstein в Vossische Zeitung (1911, 37); по его мнению, все дело это – лишь глупая комедия, разыгрываемая церковной властью под давлением так наз. «верующих», т. е. консервативных. |
| Я употребил, со своей стороны, все возможные усилия уничтожить зло и прекратить беззаконие по пензенской духовной консистории и уже год исполнился таковым моим действиям, за которые я ежеминутно был преследуем мщением членов пензенской духовной консистории и преосвященным Амвросием с его родным племянником Моревым. Это преследование совершенно лишило меня сил и здоровья к продолжению службы моей, и четыре месяца ревизующие консисторию с меня брали вопросные пункты, не выпущая из присутствия, как будто бы государственного преступника. Сиятельнейший граф, когда же настанет минута избавления моего? Вы одни, ваше сиятельство, изволите избавить несчастного страдальца от руки гонителей. Неужели мне избрать Пензу могилою своею? Умоляю у ног вашего сиятельства дозволить мне приехать в С.-Петербург для поправления расстроенного моего здоровья; тем более я имею право просить об этом, что ревизующие лица приступают к рассмотрению последнего шестого года и отчетность, следующая до должности моей за 1844 год, вся отправлена. Я надеюсь, что просьба страдальца, гонимого за истину, будет ходатайствовать у вашего сиятельства». 239 После этих двух прошений, Ошанин подавал еще два, 27-го июля 1845 года и 24-го октября того же года. Наконец, 14-го января 1846 года, по милости Протасова, принимавшего живое участие в судьбе Ошанина, он был признан совершенно невинным и получил увольнение. Замечателен синодский указ, данный по этому случаю. «Святейший синод, сказано в указе, рассмотрев во всей подробности обстоятельства настоящего дела и сообразив объяснения той и другой стороны (т. е. Амвросия и Ошанина), истребованные при ревизии с подходящими к нему законами, находит, что донесения секретаря Ошанина во многом подтвердились, и в особенности о беспорядках по консистории и по следующим делам: о Вознесенском, кантонисте Кутыреве, о распространении в г. Саранске Успенской церкви. Что же касается до обвинений, взводимых пензенским епархиальным начальством на секретаря Ошанина, то оные совершенно теряют свою силу, если принять во внимание во-первых, что некоторые из них по следствию вовсе не подтвердились, по другим оказалось, что они основаны только на одних показаниях, без всяких ясных и законных доказательств; во-вторых, что епископ Амвросий начал взводить разные обвинения на секретаря Ошанина после того, как он донес о распространении в г. |
| В 1823 г. явились еще переводы Евангелия Матфея на пермяцкий и двух первых евангелистов на вотяцкий языки, но, кажется, не были напечатаны. Казанский архиепископ Амвросий Протасов (с 1816 г.), очень много потрудившийся в просвещении инородцев своего края и в борьбе против татарских отступнических движений, в одном замечательном представлении своем св. Синоду предлагал о необходимости, кроме библейских переводов, позаботиться еще о переводе на инородческие языки богослужебных книг, доказывая, что без введения у инородцев богослужения на их природных языках нельзя и ожидать надлежащего просвещения их в вере. Едва ли не по его инициативе переведена и напечатана была на черемисском и чувашском языках литургия Златоустого, производившая будто бы очень сильное впечатление на черемис и чуваш, которым ее прочитывали. Подобные переводы были, впрочем, вовсе не в духе Библейского общества, занятого распространением только библейских книг и притом без всяких вероисповедных прибавлений и примечаний, и мало им поощрялись. При том же архиерее в казанской семинарии и низших дух. училищах были открыты классы инородческих языков с целью приготовления для инородческих приходов духовенства, знающего местные языки. Кроме казанской епархии, такие классы открывались еще в епархиях нижегородской, вятской, пензенской, пермской и оренбургской. В южных частях Поволжья в христианстве числилось небольшое число (до 6000) калмыков, но они не имели ничего общего с православной церковью и продолжали спокойно соблюдать все свои старые ламаиские обряды. В 1807 г. к ним послан был вновь изданный калмыцкий катехизис, но имел ли между ними успех, – неизвестно. В 1815 г. Библейское общество издало для них перевод Евангелия от Матфея и поспешило послать 10 экземпляров пяти почетнейшим калмыцким владельцам, – те приняли подарок, но в донесении обществу корреспондента, ректора астраханской семинарии, было сказано, что они «вероятно по невежеству не совсем охотно» пользовались этим даром всеблагого Бога. Вместо православного влияния в кочевьях одно время стало развиваться иноверное влияние братьев гернгутеров, сосредоточившихся при Екатерине в богатую и сильную общину в Сарепте и вследствие частых промышленных сношений с калмыками близко знакомых с их языком и бытом. |
| В низших и средних классах, начиная с риторики, экзамены производимы были обыкновенно наставником следующего высшего класса, так напр. наставник философии испытывал риторов, риторический учитель – пиитов и т. д. К времени экзаменов наставники подавали в правление академическое каталоги с отметками. На списках экзаменских пр. Павел и Амвросий почти всегда делали отметки и частные и общие. После экзаменов пред вакацией правление академическое представляло к архиерею каталоги с отметками учителей и экзаменатора, прося разрешения достойных по экзамену перевести в высший класс, малоуспешных оставить в прежних классах и неспособных к продолжению учения исключить Пр. Амвросию Протасову, по его приказанию, начальство академии представляло обстоятельные ведомости об учениках неспособных и следующих к исключению, с показанием, каких они классов, чьих отцов дети, каких от роду лет, в котором году поступили в академию, по каким причинам не способны, какого поведения, на каком коште содержатся, за кем какие места предоставлены. В месячных учительских и экзаменских ведомостях десятками перечислялись «ученики слабых понятий», «мало успевавшие», «неподававшие никакой к успехам надежды», «не учившие уроков», «оказывавшие себя в классе нерадивыми», «не ходившие в класс», «весьма нерадивые», «никогда не ходящие», «отлучавшиеся от класса», «опаздывавшие в класс», «больные», «по неизвестным причинам проживающие в домах своих отцов». Наставники в особых графах отмечали в ведомостях и причины нехождения в класс: «по болезни, болезни сомнительной, лености, по неявке от вакации, за увольнением в округ для сбора от прихожан одобрения, по нерадению, постоянному нерадению, по нахождению при письменных делах, при должностях расходчика, лекарскаго ученика» и др. Попадаются и такие отметки: «все сии ученики, хотя и бывают иногда в классе, но ничем не занимаются»; «находясь в Казани, не ходят в класс но неизвестным причинам»; «ходят в класс, а уроков не знают». Ученики высших классов реже были исключаемы, чем ученики низших классов. |
| Возраст. До 1808 года не было строго определено, до каких лет могут поступать в академию священноцерковнослужительские дети. В 1808 году было определено принимать детей от 9 до 14 летнего возраста. В 1809 году правление академии, по поручению пр. Павла Зернова, составило наставление, по которому должен был поступать главный надзиратель симбирского русского училища. В § 6 этого наставления было написано: «надзиратель принимает в училище священноцерковнослужительских детей два раза в год в сентябре и январе по письменным просьбам их отцев, матерей или родственников, не выше девяти, или по крайней мере десяти лет, коих, а паче священнических и диаконских детей, и в академии содержаться могущих, обучив чтению, пению и письму, отправлять немедленно в академию из перваго русскаго класса, равно и причетнических детей, но при том способных обучаться вышним наукам и могущих содержаться на отцовском коште». Пр. Амвросий Протасов приказывал принимать в академию от 8 до 10 летнего возраста. Дети от 13–15 считались урослыми и записывались в русскую школу. Годы учения распределены были следующим образом: курсы богословский, философский и риторический продолжались по два года, курсы риторики, пиитики, синтаксимы, грамматики высшей и низшей информатории и отделения по одному. Перевод из одного класса в другой зависел от успехов: одни доходили до риторического класса в четыре–пять лет, другие менее успешные и ленивые в шесть–девять лет, а потому между учениками одного и того же класса случалось самое странное несоответствие в годах и времени вступления в академию. Не многие могли оканчивать курс по прошествии 11 или 13 лет учения. Особенно долго заправлялись некоторые урослые ученики в русских классах. Ученики мало даровитые и ленивые сидели по нескольку лет в одном классе, снисходительное начальство редко исключало учеников и при том исключало более «строптивых», «злонравных», чем «непонятных». Ученик Павел Алоизов, взятый в академию в 1801 году, окончил курс 1818 году, по прошествии 18 лет. Одновременно с Алоизовым окончил в 1818 году курс Поликарпов по прошествии (с 1807–1818) 12 лет. В 1817 году у 17-ти летнего студента философии Петра Бельского, взятого в академию в 1809 году, были такие товарищи, как напр. Павел Золотницкий 23 лет, введенный в академию в 1804 г. Ученик русской школы Петр Мараксов с 1806 по 1817 год дошел только до третьего русского класса. Ученик Семен Колунцев в 13 лет (с 1806 до 1818) дошел только до второго русского класса. Ученик Василий Стефановский 10 лет просидел только в информатории с 1806–1816 год. Ферапонт Александровский в отделении просидел 7 лет с 1809–1815. В следующей таблице мы представляем крайние пределы лет ученических и времени введения в академию за один 1815 год. |
| Высшее латинское и российское красноречие. В силу указа св. Синода от 1798 года открыт при казанской академии класс высшего красноречия, в котором в особые определенные часы должны были обучаться студенты богословии и философии. Касательно сего класса, в указе св. Синода было предписано: «читать учителю лучших авторов на латинском и русском языках речи, делая оным резолюции (разборы) логическия и реторическия, и по тем резолюциям заставлять студентов сочинять имитации (подражания). Когда же таким образом какая речь окончена и имитация будет сделана; то назначенным ученикам изучивать наизусть –одному речь автора, другому имитацию, и потом говорить публично при собрании академии. Сверх того, в сем же классе обучать исправнейшему на российский язык переводу». А между тем, как видно из конспектов, здесь преподавали также, при разборе образцовых сочинений, и самые теории, как прозы, так и поэзии. В 1816 г. напр. как свидетельствует репорт пр. Амвросия Протасова св. Синоду о состоянии учебной части академии за 1816 год, в классе высшего красноречия пройдены следующие предметы прозы: 1) из теории прозы а) рассуждение о начале и постепенном приращении языка и об изобретении письма, с приложением того к языкам латинскому и российскому; при чем показаны главные начала всеобщей грамматики и краткая история красноречия; б) рассмотрение риторических творений Цицерона и Квинтиллиаиа по руководству Роллена и Лагарпа, с изъяснением важнейших мест в подлиннике по началам новейших эстетиков; в) о словорасположении и гармонии древних и новых языков по правилам аб. Баттэ; 2) из теории поэзии пройдено: об апологе, о лирической и описательной поэзии из Баттэ, с дополнением из других руководств. Для усовершенствования студентов в знании ораторского искусства переведены с латинского языка и по изъясненным правилам разобраны: 1) из прозы – речь Цезаря, говоренная в военном совете из первой книги цезар. записок о войне с Галлами, речь скифских послов Александру великому из Курция кн. VII гл. 8; речь Мария к Римлянам из Саллюстиевой истории о войне с Югуртою гл. 85; речь из Т. Ливия кн. XXIII гл. II; речь Цицерона за Архия; Плиниево письмо к Траяну и ответ Траяна о христианах кн. X письмо 47 и 48 (последнее по особенному назначению для церковно-исторического класса); при чем объяснены были главные отличительные качества каждого писателя в сравнении с другими; 2) из поэзии переведено и разобрано по правилам |
| Во главе этих учреждений стояли монахи, именуемые судьями или правителями, которые назначались епископом. На практике коллегиальный принцип ведения дел не везде соблюдался. С течением времени за центральным органом епархиального управления закрепилось название духовная дикастерия или консистория. Сперва дикастерия появляется в Синодальной области (1722), затем возникают консистории в епархиях Новгородской (1725), Астраханской, Нижегородской, Псковской и Тамбовской (1730), в Суздальской и Тобольской (1731), в Иркутской (1732). В 1744 г. был издан указ об учреждении консисторий во всех епархиях. Они являлись центральными органами, в ведение которых до 1809 г. наряду с другими задачами входило также и духовное Им были подчинены так называемые духовные правления, действовавшие в некоторых епархиях как окружные органы. Эти последние не были учтены в штатах и содержались за счет приходского духовенства, они просуществовали до 1840 г. Согласно указу 1768 г., в консисториях и правлениях должно было быть представлено не только монашество, но и приходское духовенство. Ввиду невыполнения этого предписания указ был повторен в 1797 г. Еще ранее Екатерина II распорядилась использовать в качестве секретарей и канцелярских служащих светских Предложение обер-прокурора Яковлева о подчинении консисторий непосредственно обер-прокурору натолкнулось в начале XIX в. на сопротивление Петербургского митрополита Амвросия Подобедова, который увидел в этом умаление канонических прав 1841 г. стал переломным в истории епархиального управления. Ее новый период открывается Уставом духовных консисторий, который был представлен на утверждение государю обер-прокурором графом Н. А. Протасовым. Благодаря Уставу епархиальные управления всей империи получили единую правовую Консистория под непосредственным руководством епархиального архиерея осуществляла административные и судебные функции. Высшей инстанцией для консистории был Святейший Синод. Консистория состояла из присутствия (члены которого назначались епископом из белого и черного духовенства, утверждались и в случае необходимости увольнялись Святейшим и канцелярии. |
| Посему свод законов для церкви Российской, чтобы иметь обязательную силу в глазах всей православной церкви, непременно должен бы был получить утверждение от прочих ее частей; без сего соучастия мы подвергнемся опасности разноречия с нашими единоверцами. И благо церкви, и польза государственная требуют всех усилий к скреплению православного единства, способ же к тому представляется в издании первоначальных коренных уставов, на которых именно утверждена связь с прочими восточными церквами и которые должны служить главным основанием не только для разрешения дел духовного ведомства, но и для начертания канонического права, столь необходимого в духовных училищах, где оно еще и до сих пор не преподается. Мы довольствуемся доселе одною Кормчею книгою, которая представляет сокращение канонических правил, и при том взятое не из самого текста оных, но из сочинений ученых комментаторов и юристов, писавших о каноническом праве. В настоящем виде она представляет многие сомнения и правила неудобопонятные. Св. Синод уже в первые годы своего учреждения обратил внимание на всю важность сего недостатка, и еще в 1734 году предположил издать на русском языке подлинные постановления Восточной церкви, из которых Кормчая книга составлена. В издании их принята была за образец книга: Sinodicon sive Pandectae Canonum Ecclesiae Orientalis, которая для большей точности, сличена была с подлинными греческими рукописями, хранящимися в московских библиотеках – синодальной и типографской. Труд сей был начат с особенною поспешностью и продолжался с неутомимою деятельностью. В образовании его участвовали в разное время известные ученостью и заслугами церковными митрополиты: Платон, Гавриил и Амвросий; но с 1776 года сие великое дело остановилось и доныне остается без движения, а переведенные на русский язык Пандекты хранятся в архиве Св. Синода без всякого употребления». 16 Изложив приведенные соображения, граф Протасов испрашивал Высочайшего соизволения на предложение Св. Синоду о возобновлении прежнего его предприятия касательно издания в свет коренных постановлений православной церкви на греческом и русском языках, заканчивая всеподданнейший свой доклад уверением, что «ежели последует Высочайшее соизволение на сие благоговейное и столь давно нашими пастырями вожделенное предприятие, – то можно будет надеяться, что наше юношество, назидаемое в основных законах веры, найдет в них твердую опору против духа иноземного мудрствования, неоднократно посягавшего под разными видами поколебать наше православие». |
| Можайска и 12 июня при посещении города Волоколамска. 138 А теперь была зима, когда, при своем хилом здоровье, Филарет остерегался выезжать куда-либо из Москвы. Душно было среди той атмосферы, которая окружала его в Москве, полной слухов и толков, неблагоприятно касавшихся его личности и бывших один другого неприятнее. 139 Душно было и в кельи при безотвязных мыслях о том, что ожидает впереди, и тем более, что враждебное министерство только еще недавно вступило во власть; а по всему заметно было, что и на самого государя оно, хотя бы и чрез Аракчеева, производило сильное давление в том же неблагоприятном для деятелей Библейского Общества смысле. 140 И без сомнения, оно влияло на то, что государь не только в 1825, но и в 1824 году по лету и осени, проезжая мимо Москвы, не заезжал в нее. 141 Оно же влияло на то, что и в состав членов Святейшего Синода, вместо расположенных к Библейскому Обществу Амвросия (Протасова), архиепископа Казанского и Ионы (Павинского), архиепископа Тверского, к началу 1825 года вызван был неблагорасположенный к Библейскому Обществу и неблагосклонный к Филарету митрополит Киевский Евгений Болховитинов . 142 Таким образом, отовсюду неслись слухи и вести к святителю московскому, внушавшие ему доселе одно лишь терпение и терпение…, однако, нужно было ему что-нибудь и делать среди этих слухов и вестей, и именно в тех видах, чтобы поддержать свое архипастырское достоинство хотя бы пред своею паствою, смущаемою таковыми слухами и вестями. Публично наносимые, хотя и несправедливые оскорбления, и укоризны, требовали публичного же и действия к их устранению. И вот Филарет прежде всего и ближе всего в проповеди на Рождество Христово, сказанной в конце того же 1824 года, разъясняет дело о том, что послужило поводом к обвинению его в проповеди на Благовещение того же года. Проповедь говорена была в Успенском соборе, следовательно, при большом стечении народа на такой великий праздник, как Рождество Христово. Она исходит от текста: сие-же все бысть, да сбудется реченное от Господа пророком глаголющим: се Дева во чреве приимет, и родит Сына, и нарекут имя Ему Еммануил: еже есть сказаемо, с нами Бог ( Мф.1:22–23 ). |
| Влияние в Комиссии того или другого из ее членов, естественно, определялось его способностями, энергией, иногда и внешним положением. В первое время особый вес в Комиссии имел преосвященный Феофилакт Русанов ; затем, по удалении Феофилакта из С. -Петербурга первоначально в Рязань, потом в Грузию экзархом, большое значение приобретает преосвященный Филарет Дроздов , бывший ректор Петербургской академии, впоследствии митрополит московский, 13 пользовавшийся особенным расположением и покровительством митрополита Амвросия и синодального обер-прокурора и влиятельного министра духовных дел князя Голицына и, благодаря своему уму, опытности и познаниям, сумевший надолго удержать свое влияние в Комиссии и при митрополите Серафиме, хотя последний не имел позднее сочувствия к Филарету. Различные распоряжения и предписания Комиссии в 20-х годах и в начале 30-х составлялись под преимущественным влиянием преосвященного Филарета; между прочим ему поручено было от Комиссии в 1827 году, при соучастии еще двух членов: Филарета Амфитеатрова , архиепископа Рязанского (впоследствии киевского митрополита) и Григория Постникова , епископа Калужского, (впоследствии С. -петербургского митрополита), важное дело пересмотра всех духовно-училищных уставов с тем, чтобы представить потом свое мнение в Комиссию. Но с половины 30-х годов влияние Филарета ослабевает, особенно с того времени, как обер-прокурором Святейшего Синода стал граф Протасов, по мысли которого и самая Комиссия духовных училищ была упразднена в 1839 г. и ее заменило Духовно-учебное Управление, учреждение с иным характером; но о нем будет сказано ниже, так как деятельность этого учреждения относится главным образом ко второму периоду истории петербургской семинарии. Вместе с упразднением Комиссии духовных училищ, увеличилась власть и расширились полномочия обер-прокурора св. Синода, тогда как прежде он имел значение в духовно-учебном ведомстве только как член Комиссии и был для нее посредником при сношениях с другими ведомствами. |
|
|
