| расширенный поиск подписаться на rss-kahaл мобильная версия купить Православную энциклопедию Добро пожаловать в один из самых полных сводов знаний по Православию и истории религии Энциклопедия издается по благословению Патриарха Московского и всея Руси Алексия II и по благословению Патриарха Московского и всея Руси Кирилла Как приобрести тома " Православной энциклопедии " 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла МАКРЕМВОЛИТ АЛЕКСЕЙ предыдущая статья следующая статья печать библиотека 42 , С. 719 опубликовано: 23 декабря 2020г. МАКРЕМВОЛИТ АЛЕКСЕЙ См. Алексей Макремволит . Рубрики: Зарубежная литература. Персоналии Ключевые слова: Писатели византийские Макремволит Алексей - см. Алексей Макремволит См.также: АЛЕКСЕЙ МАКРЕМВОЛИТ († между 1349 и 1353), визант. писатель АНАСТАСИЙ КВЕСТОР (IX -X вв.), визант. писатель, гимнограф и мелод АННА КОМНИНА (1083-ок. 1153 или 1154 г.), дочь визант. имп. Алексея I Комнина, жена кесаря Никифора Вриенния (мл.) ВАРЛААМ КАЛАБРИЙСКИЙ (ок. 1290 - 1348), еп. Джераче, визант. писатель, философ и богослов Электронная версия разработана при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям © 1998 - 2023 Церковно-научный центр «Православная Энциклопедия». |
| 16 . Алексей Макремволит. Диалог между богатым и бедным: Пер. с греч. М. А. По- ляковской//АдСВ. – 1976. – Вып. 10. 17 . Амвросий Медиоланский , свт. Об обязанностях священнослужителей (De officiis ministrorum)/Пер. с лат. Гр. Проханова под ред. Л. Писарева . (Казань, 1908). – М.; Рига: Благовест, 1995. – 411 с. 18 . Аммиан Марцелин. История: Пер. с лат. Ю. А. Кулаковского – К., 1906. – Вып. 1. – XXXII, 283 с.; 1907. – Вып. 2. – 284 с.; 1908. – Вып. 3. – 293 с. 19 . Аммиан Марцеллин. Римская история/Пер. с лат. Ю. А. Кулаковского и А. И. Сонина. – СПб.: Алетейя, 2000. – 576 с. 20 . Аммония мниха Повесть о убиенных святых отцах в Синае и Райфе//Памятники древней письменности. – СПб., 1890. – Т. 83. – 29 с. 21 . Анастасий Синаит . Вопросоответы преп. отца Анастасия. – СПб., 1897. – 104 с. (Памятники древней письменности. – Т. 73). 22 . Анасян А. С. Армянские источники о падении Византии/Пер. с древнеарм. С. С. Аревшатяна. [Исслед. и тексты произведений армян. поэтов Абраама Анкирского, Аракела Багешского и Иеремии Челеби Кеомурджяна] – Ереван: АН Арм. ССР, 1957. – 149 с. 23 . Ангелов Д., Тивчев П. Подобрани извори за историята на Византия. 4-о доп. изд. Перевели Г. Батиклиев и др. – София: Наука и изкуство, 1974. – 427 с. 24 . Св. Андрея, архиепископа Критского Великий канон/Пер. с греч. М. М. Богословского //Христианское чтение. – СПб, 1836. – Ч. 1. – С. 129–184. 25 . Св. Андрея, архиепископа Критского Похвальное слово Святителю и Чудотворцу Николаю//Христианское чтение. – СПб., 1834. – Т. 4. – С. 229–243. 26 . Андрея, архиепископа Критского Трактат о поклонении иконам//Христианское чтение. – СПб., 1902. – Кн. 1. – С. 247–269. 27 . Анна Комнина. Алексиада: Всуп. ст., пер. и коммент. Я. Н. Любарского. – М.: Наука, 1965. – 688 с. (СПб.: Алетейя, 1996. – 704 с.). 28 . Анна Комнина. Сокращенное сказание о делах царя Алексея Комнина. – СПб., 1859 (ВИПДА. – Т 1). 29 . Аноним Византийский. Инструкции по полиоркетике//Военная мысль античности: Сочинения древнегреческих и византийских авторов. – М.: АСТ.; СПб.: Terra Fantastica, 2002. – С. 537–583. |
| Трудно сказать что-либо определенное об этих «похитителях». Ничто не заставляет видеть в них зилотов или представителей каких-либо маркированных социальных групп. Протест епископа всеобщ и как таковой обращен к каждому из прихожан, стоявших перед ним. И всё-таки отдельные нотки в его речи дают понять, что речь идет в первую очередь о знати: именно она своим стяжательством и стремлением к наживе наносит урон имуществу и благосостоянию бедных, т. е. (надо думать) средних и низших слоев общества. «Есть среди нас и те, – читаем в Тридцать девятой гомилии, – кто держит у себя дома не только праведные доходы ( τ δικαως ποριζμενα), но и [такие], которые [поступают] за счет грабежей ( ρπαγς) бедных, возлюбив алчность ( πλεονεξαν) и страдая сребролюбием...» (489D). Палама концентрирует внимание на том, что присуще человеческой истории во все времена. Но как типичны и узнаваемы сами изображаемые здесь пороки! «Похититель [чужого добра] 1269 , или тот, кто в открытую грабит и притесняет [малоимущих], пусть больше не расхищает, не присваивает [себе] и не грабит чужое имущество – но, напротив, от своего уделяет неимущим» (320АВ; ср.: 325ВС). «...пусть воздержится от всякого неправедного дохода ( πρου), а тем достатком ( πορισμ), которым справедливо обладает, ...пусть разумно (должным образом, καλς) воспользуется, поделившись им 1270 , насколько [это] допустимо, с теми, кто нуждается» (140D–141A). Ведь именно нищие «...с горькой печалью сообщают Господу о неумолимой жестокости нашей воли ( τς... γνμης)» (457В). Несмотря на остроту сказанного, для Паламы характерна позиция «внутринаходимости» по отношению к социальным конфликтам своего времени: он пытается снять их остроту тем, что не дистанцируется от описанного и не винит никакую социальную группу населения в отдельности. Конечно, это связано с его пастырским служением, в то время как даже близкий Паламе по идейному содержанию «Разговор богатых и бедных» Алексея Макремволита построен по принципу бинарной оппозиции. Хотя выражаемые бедными у Макремволита идеи не просто те же, что у Паламы, но даже проигрывают учителю безмолвия в радикализме: «...отдайте нам, – говорят бедные, – часть ваших излишков (Палама призывает отдать – по возможности – все излишки, и уж, во всяком случае, все неправедно нажитые излишки. |
| Оппозицию монастырскому направлению в византийской эстетике составляла антикизирующая эстетика, Ее представители сохранили и в чемто продолжали традиции дохристианской эллинистической эстетики. Это направление существовало практически на протяжении всей истории Византии и поддерживалось в основном придворной неклерикальной интеллигенцией, в том числе и многими императорами. Свое прочное место в византийской культуре оно занимает со второй половины IX в., когда даже образованные клирики самого высокого ранга начинают проявлять научный интерес к памятникам античной литературы и искусства. В период XXV вв. в трудах многих византийских мыслителей и историков, у авторов романов и в поэзии мы встречаем многочисленные реминисценции античных эстетических идей, получивших, однако, новые оттенки в духовной культуре средних веков. Большой вклад в антикизирующую эстетику внесли такие мыслители и писатели, как патриарх Фотий, Симеон Метафраст , Михаил Пселл , Анна Комнина, Евстафий Солунский , Феодор Продром, Феодор Метохит, Никифор Влеммид, авторы византийских романов, получивших широкое распространение в XIIXIII вв. Две главные проблемы стояли в центре внимания представителей этого направления-красота и искусство. Историографы и авторы византийских романов воздают должное видимой, физической красоте человека. Никита Евгениан, Евматий Макремволит и другие романисты возрождают гедонистический аспект физической красоты, на котором основывают хорошо разработанную эстетику эротизма. В романах XIIXIII вв. много внимания уделено описаниям красоты юношей и девушек, возбуждающей непреодолимое любовное влечение, описанию любовных игр и переживаний влюбленных, их авторы размышляют о смысле и значении чувственной любви в жизни человека. На основе античных и библейских эстетических принципов в этом направлении формируются собственно византийские идеалы мужской и женской красоты и закрепляются в стереотипных формулах. Эти идеалы, по мнению Анны Комниной, несовместимы со знаменитым «Каноном» Поликлета, ибо последний ничего не давал для выражения внутреннего мира человека, а для византийца и внешняя красота должна обязательно нести на себе отпечаток духовных и душевных движений человека. Традиционные для греко-римского мира атрибуты видимой красоты-гармония членов и приятный цвет-органично сочетались в этом направлении с восходящими к библейской эстетике признаками прекрасного: сиянием, звучанием, возвышенностью красоты до такой степени, что на нее и смотретьто невыносимо. |
| В 1067 г. участвовал в суде над полководцем Романом Диогеном (см. Роман IV Диоген ), к-рый был обвинен в заговоре против имп. Константина X. Видные сенаторы осудили Романа Диогена, однако 22/23 мая 1067 г. император скончался и к власти пришла его вдова Евдокия Макремволитисса (императрица в 1059-1071). Роман был помилован, возведен в магистры и вскоре вступил в брак с Евдокией. После провозглашения Романа императором (1 янв. 1068) М. А. вошел в число его приближенных. В условиях роста опасности со стороны турок-сельджуков новый император организовал против них поход. В экспедиции участвовал и М. А., к-рый выполнял обязанности одного из «судей войска» (τν το στρατοπδου κριτν); статус этой должности не ясен ( Vratimos. 2012. P. 830-833). Мн. исследователи считают (см., напр.: Tsolakis. 1965; Vryonis. 2003), что М. А. был непосредственным очевидцем битвы при Манцикерте (26 авг. 1071), в ходе к-рой войска султана Алп-Арслана нанесли поражение византийцам. Личные впечатления легли в основу описания битвы, содержащегося в «Истории» - главном сочинении М. А. Хотя представление о соответствующем фрагменте «Истории» как о наиболее точном описании сражения неоднократно ставилось под сомнение ( Cahen. 1934; Carile. 1969), весьма вероятно, что М. А., даже если и не наблюдал за битвой, опирался на сообщения очевидцев ( Vratimos. 2012). Историческое сочинение М. А. содержит информацию, касающуюся гл. обр. событий политической и военной истории при последних императорах Македонской династии, а также при Дуках (1034-1079/80). Текст не разделен на части, посвященные правлению к.-л. императора, а представляет собой единое повествование, к-рое иногда прерывается сообщениями, не имеющими прямого отношения к имп. политике. После сообщения о смерти очередного правителя М. А. обычно приводит сведения о продолжительности его пребывания на престоле. Хотя автор иногда упоминает о своем участии в том или ином событии, он делает это здесь в гораздо меньшей степени, чем Михаил Пселл в своей «Хронографии». «История» М. А. начинается с энкомия в честь имп. Никифора III Вотаниата (1078-1081), которому посвящено все сочинение. |
| В третьей книге прослежен путь духовного восхождения Киприана, приобщившегося к христианской мудрости. Он прислуживал при литургии, затем получил кафедру пресвитера и был назначен епископом в Карфаген. Юстина стала диаконисой одного из монастырей. Во время гонения на христиан Киприан и Юстина погибли мученической смертью . Патриарх Фотий отмечал, что поэзия Евдокии, «причастной к тонкостям дворцового этикета» и мастерски владевшей стихосложением, «заслуживает восхищения». Евматий Макремволит (Евстафий, Аматий Паремволит, даты рождения и смерти неизвестны; по мнению большинства исследователей – XII в.) – автор первого средневекового любовного романа в стихах «Повесть об Исминии и Исмине», насчитывавшего 23 списка. Сюжетные перипетии этого произведения имеют общие черты с древнегреческим романом «Левкиппа и Клитофонт» александрийского писателя конца II в. Ахилла Тация: внезапно вспыхнувшая по воле Эрота любовь героев, бегство влюблённых, их вынужденная разлука, окончательное соединение и возвращение на родину после многочисленных приключений, испытаний, опасностей. Автор использует многочисленные цитаты из Гомера, Гесиода, древнегреческих трагиков и Аристофана. Но в отличие от античного образца в роман вводятся характерные для христианско-феодальной эпохи символы и аллегории, полные скрытого смысла и нуждающиеся в истолковании (аллегорические изображения 12 месяцев, аллегория Силы, Разума, Целомудрия, Закона в облике четырёх дев, аллегорический триумф Эрота и др.), сновидения, которые затем реализуются в реальной жизни, отдельные фразы, построенные по принципу загадки. Каждый из персонажей является символическим носителем определенной идеи: Исминий и Исмина – идеи любви; их родители и друг Кратисфен – идеи практического разума; эфиопы, хозяйка Исминия – враждебные силы, мешающие влюбленным соединиться. Герои Евматия Макремволита не созерцают окружающий мир, а стремятся постичь его скрытый смысл, истолковать «загадку мастера» и «окунуться» в его мысли. Занимательная интрига, неожиданные повороты действия способствовали популярности этого романа, изданного в России в 1769 г. под названием «Любовь Исмены и Исмениаса». В 1782 г. А.П. Сумароков опубликовал краткое изложение содержания этого произведения. |
| Принцип аллегорезьк в средневековой Византии выступал одной из главнцх форм мышления вообще. Он хорошо выражал дух своего времени и, косвенно, служил признаком высокой образованности. Аллегории употребляли в своих сочинениях и устных речах практически все светские и духовные лица Византии того времени. Писатели и историки X-XII вв. для более выразительного и эффектного изложения своих мыслей нередко прибегали к приему описания вымышленных картин с последующим толкованием их аллегорического смысла. Подобный прием использовал, видимо, в своем романе и Евматий Макремволит. К нему же обращается и известный историк XII в. Никита Хониат (ум. 121–3). В своей «Хронографии» он описывает аллегорическую картину, якобы созданную по указанию Андроника Комнина на внешней стене храма сорока мучеников: «…на огромной картине он (Андроник – В. Б.) изобразил самого себя не в царском облачении и не в золотом императорском одеянии, но в облике бедного земледельца, в одежде синего цвета, опускающейся до поясницы, и в белых сапогах, доходящих до колен. В руке у этого земледельца была тяжелая и большая кривая коса и он, склонившись, хватал и ловил ею прекраснейшего юношу, видного только до шеи и плеч. Этой картиной он явно открывал прохожим свои беззаконные дела, громко проповедовал и выставлял на вид, что он убил наследника престола и вместе с его властью присвоил себе и его невесту» (Andr. Comn. II 6). У византийцев X-XII вв. аллегория являлась одним из главных принципов художественного отображения мира и в литературе (как мы видели на примере «Толкования… Филиппа Философа»), и в живописи. Причем, это касалось прежде всего светского искусства. Для оправдания религиозного изображения достаточным был уже сам факт изоморфизма – визуального подобия образа своему историческому прототипу. Нерелигиозное изображение, основанное, как правило, на вымысле художника, могло быть узаконено средневековым сознанием только при наличии в нем некоего переносного смысла, «двойного дна». В понимании византийцев иконе достаточно было быть своего рода «фотографией». Её сакральная символика (глубинная связь с архетипом) заключалась уже в самом подобии, выявлении визуальных черт архетипа. Значимость светской картины проявлялась лишь в «умозрении» – усмотрении умом её глубинного смысла, для которого внешнее подобие практически не играло никакой роли. Техническое мастерство светского живописца-было необходимо лишь для того, чтобы привлечь внимание зрителя к картине совершенством форм и образов, вовлечь в изображенный мир, заставить не только созерцать его, но и размышлять об увиденном. В мастерстве же иконописца помимо этого для средневекового зрителя заключалась ещё гарантия адекватности изображения, максимального сохранения «подобия», в котором византийцы и усматривали сакральную силу религиозного образа. При общем образно-символическом подходе к изобразительному искусству в Византии, эстетика светского изображения существенно отличалась от эстетики иконы. |
| 159 Как видим, именно византийская публицистика со всей отчетливостью поставила проблему отношений между классом богатых и классом бедных, и эта традиция была продолжена на последнем этапе существования империи в творчестве таких публицистов, как Фома Магистр, Николай Кавасила , Димитрий Кидонис, 160 но прежде всего в «Диалоге богатых и бедных» Алексея Макремволита (XIV в.), подлинном манифесте «бедных» в их борьбе против социальной несправедливости и эксплуатации. 161 Обвиняя «богатых» в монополии на богатство, которое на самом деле принадлежит всем, «бедные» подчеркивают свое природное равенство с ними («мы все благородного происхождения в равной степени», «мы отличаемся от вас по состоянию, а не по природе», «земля – общая для всех мать»), противоестественность неравномерного распределения богатства, их равные права на него, тем более что именно они, «бедные», своим трудом создают его, и в конечном счете оказывается, что «богатые» (а с ними все общество) не могут обойтись без труда «бедных». «Ведь из нашей среды, – говорят они, – выходят пахари, строители домов и грузовых кораблей, ремесленники, на которых держатся все города. А кто выходит из вашей среды? Придется сказать, хоть это и неприятно вам: азартные игроки и сибариты, люди, приносящие общие бедствия своей алчностью, приводящие к смуте города и увеличивающие нужду. Правитель государства, чтобы не осквернить и себя этой грязью, должен был бы принять решение, угодное Богу, и изгнать из правительственного дворца тех, кто не заботится о своих подданных». 162 Призывая «богатых» быть милосердными и делиться излишками своих богатств с «бедными», автор диалога предлагает такой забавный способ решения социальных проблем, как матримониальный, ибо бедная девушка, выйдя замуж за богатого жениха, тем самым покончила бы со своей унизительной бедностью и наоборот. «Благодаря этому исчезла бы бедность, которая, по-моему, вызывается к жизни не какой-то иной причиной, а именно бракосочетанием с себе подобными. Смешением же противоположностей можно было бы избежать этих крайностей и достичь необычайно целительной середины». |
| Второе обстоятельство является не менее существенным. Горя религиозным чувством, св. Бернар выдвинул весьма категоричную формулу «Обращение или смерть», мало соответствующую христианским ценностям, зато с восторгом встреченную в лагере пилигримов. Смысл ее заключался в том, что все мусульмане, не пожелавшие перейти в христианство , подлежали физическому уничтожению; никакие традиции доброго отношения к пленным более не подлежали применению. Следовало бы, однако, понять, что такое отношение к мусульманам фактически означает окончательное превращение борьбы с ними за отдельные территории в Священную войну, на которой нет места сантиментам, своего рода «христианский Джихад» со всеми вытекающими правилами. Если вследствие авантюры Рима германцы недосчитались мечей, то с флотом дела обстояли еще хуже. Под влиянием проповедей св. Бернара (опять же) многие паломники из Англии, Фландрии и Фрисландии весной 1147 г. морем направились к Иерусалиму. Правда, это были, так сказать, представители «второго эшелона нобилитета»: Арнульф, граф Эрсхота, Кристан, шатлен Жистеля, Эрве де Гланвиль, Симон Дуврский, Андрей Лондонский, Саше д’Аршель и другие, в их распоряжении было более 164 судов 476 . Но в пути шторм загнал рыцарей в устье Дуэро, где их встретили представители графа Португальского Альфонса Великого (1139–1185). Пилигримам предложили оставить мысли о далеком пути, а вместо этого помочь графу захватить Лиссабон, после чего папа должен был короновать того королевской короной. Крестоносцы согласились, приняли активное участие в штурме города, получили за это крупные земельные наделы в Португалии и совершенно охладели к дальнейшему походу в Палестину. В результате 2-й Крестовый поход сразу же лишился мощного флота, в котором латиняне испытывали острую необходимость 477 . Узнав о том, что крестоносное войско уже приблизилось к границе с Венгрией, Византийский император благоразумно отправил вперед посольство во главе с Дмитрием Макремволитом и Александром, бывшим графом Равенны, перешедшим на римскую службу после захвата города сицилийскими норманнами. Послы потребовали от вождей крестоносцев дать клятву, что латиняне не причинят никакого вреда Византии, когда начнут проходить через ее территории. Это было и разумное требование, и способ определить истинные намерения крестоносцев. Поскольку тем обещалось перед походом полное отпущение грехов, то, по справедливому замечанию одного историка, армии крестоносцев пользовались еще более дурной славой, чем обычные солдаты и даже разбойничьи шайки. А германские войска состояли по большей части из фанатиков, изгоев и преступников, скрывающихся от суда, – не самые желанные гости 478 . Немного подумав, немцы согласились, и каждый из аристократов по очереди дал требуемую клятву, после чего Византийский император разрешил им проход и выделил корабли для переправы пилигримов через Дунай 479 . |
| механические часы на константинопольской Св. Софии каждый час последовательно открывали и закрывали свои 24 дверки. Выше этого механика не поднялась. Впрочем, на Западе даже такого рода потуги долгое время вызывали восхищение и не были никем превзойдены вплоть до конца средневековья. В отличие от церковной поэзии, представленной великолепными образцами мелодичных духовных гимнов – кондаков (контакионов) и канонов, византийцы достигли немного в области светской художественной литературы и поэзии. В этом жанре вспоминаются эпические и панегерические поэмы, написанные Георгием Писидой на тему великого похода Ираклия против персов в 622 г. и аварской осады Константинополя в 626 г., поэтические экфрасисы с описание известнейших храмов, таких как Св. София или храм Св. Апостолов, небольшая эпическая песнь Х в. «Армурис» об отважном молодце, воевашем на сирийской границе с погаными сарацинами, чтобы вызволить из мусульманской неволи отца, стихотворная повесть начала XII в. о подвигах и приключениях сказочного Василия Дигениса Акрита, еще одного чудо-богатыря IX-X вв., сына арабского эмира и богатой византийки, тоже крушившего всех врагов, и риторические произведения в духе греческого пи- сателя-сатирика II в. Лукиана, такие как «Патриот», «Тимарион» в XII в., или рассказ начала XV в. «Пребывание Мазариса в подземном царстве», который написал одноименный монах, Мазарис. К этому можно добавить популярные при дворе арабских халифов экзотические восточные романы- новеллы «Калила и Димна», «Варлаам и Иосаф» – версия жизни Будды, переведенные сначала в Византии, а потом на Западе, поздневизантийские стихотворные народные любовные романы, испытавшие сильное западное влияние и нашедшие спрос у западных читателей, нравоучительные басни о животных, написанные в народном духе, но, похоже, не очень популярные. Драма не существовала в Византии. Не было и лирической поэзии в смысле глубокого выражения индивидуальных эмоций. Поэтические произведения писали на разного рода случаи – войны, триумфы, рождения, браки, смерть, причем, посвященные императорам, они иллюстрируют придворную культуру и имперскую пропаганду. Иногда автор сам фигурировал в таких поэмах, как, например, колоритный попрошайка из поэм Феодора Продрома и нищий из так называемой Птохопродромики, клявший свою жалкую судьбу, суровую нужду и униженно выпрашивавший милости у сильных мира. В виде поэм писали пространные стихотворные хроники, поэтические завещания, морализирующие наставления, любовные песни, стихотворные новеллы. Так, в XII в. в Византии вновь возродилась позднеантичная традиция эротических новелл, приключенческих любовных романов. Только один из них – Евматия (или Евстафия) Макремволита был написан прозой. Другие три – Феодора Продрома, Никиты Евгениана, ученика Продрома, и Константина Манасси были в стихах. Об их содержании в духе нынешних индийских фильмов легко составить представление на основании вступительных слов Никиты Евгениана к своей стихотворной повести: |
|
|
