| Судовой груз оплачивался таможенной пошлиной в 50 солидов: однако, по просьбе венецианцев, благосклонно к ним настроенные императоры, Василий и Константин, сбавили с таможенной пошлины 17 солидов и передали ревизию высшему чиновнику, чтобы избежать хлопот, причиненных подчиненными. Алексей I Комнин в виде ответного подарка за военную помощь, оказанную Венецией во дни бедствий, предоставил венецианцам в столице участок земля, на котором они могли в большом числе селиться, могли выгружать товары, держать их в складах и приносить для продажи. В грамоте от 1082 г. император наделяет церкви Венеции, дожа и патриарха почетными подарками и жалует дожу титул протосеваста, а патриарху – титул ипертима, почетный титул знатнейших после патриарха иерархов империи. Он позволил венецианцам, чем они, впрочем, уже и раньше пользовались по праву, продавать и покупать в своей империи все, что они хотели, без уплаты каких бы то ни было таможенных пошлин, портовых денег, или налогов каких бы то ни было. Вскоре после этих успехов венецианцев начались Крестовые походы. Пизанцы и генуэзцы, давно с завистью смотревшие на доходную беспошлинную торговлю венецианцев в Византийской империи, воспользовались этими походами между прочим для того, чтобы приобрести также и себе торговые льготы и прочно утвердиться в Леванте. Алексей, конечно, не без основания не доверял крестоносцам и их итальянским союзникам. Однако, нападение Боэмунда Тарентского против Византийской империи побудили императора предоставить пизанцам в 1112г. выгодные торговые привилегии: они получили облегчение таможенных пошлин, а в столице им была предоставлена пристань и особый квартал. Они получили почетные места на богослужении в Св. Софии и на общественных играх на ипподроме. Вообще, бывшие раньше столь искренними отношения между Венецией и Византией становились все более и более холодными. Венецианцы встречали с величайшей дерзостью, как на это жалуется византийский историк Киннам, не только греков из низших народных классов, но и высоких сановников. |
| III 9, p. 91 C ed. Paris.). 105 Анна обвиняет беспечность и небрежность предшествовавших императоров, не заботившихся об армии, и выставляет на вид хлопоты и усилия своего отца для восполнения оной. Это небольшое число наемных варваров в 1081 году, с одной стороны, находится в полном согласии с некоторым раскассированием варяжского корпуса в 1079 году, а с другой – противоречит тому значению, с которым этот же корпус является в 1082 году. В октябре 1082 года Алексей Комнин явился на выручку Драча, осаждаемого Норманнами. Его армия представляла самую пеструю смесь племен, языков и вероисповеданий. На ряду с Греками Македонии и Фессалии, Анна Комнина (IV 4, р. 109 С) называет отряд экскубиторов (το τν ξκουβτων τγματος), тоже, по-видимому, греческого происхождения. Затем следуют Охридские Турки, поселенные среди Болгарского племени и до новейших времен сохранявшие свой язык; в 1082 г. начальство над ними было поручено известному сподвижнику и другу Алексея, крещеному мусульманину Татинию. Филиппопольские манихэи, или павликиане, бросавшиеся в глаза своим особенным способом творить крестное знамение одним перстом (Вильгельм Апулийский), явились со своими двумя вождями Ксантой и Кулеоном. Отряд вестиаритов состоял из ближних людей императора благородного происхождения. Далее следовали Франки, то есть, главным образом, южно-итальянские Норманны, состоявшие под начальством одного из младших родственников Роберта, ушедших в Константинополь вследствие обиды или неудовольствия. Варанги были поставлены под начальство Набида, или Намиита (IV 5, р. 112 D: τν Βαργγων γεμν Ναμπτης), происхождение которого не известно. В самом сражении под стенами Драча (18 октября) Варанги занимали самые важные места; им также принадлежала наиболее видная роль в битве. Вот рассказ Анны (IV 6, р. 115 sq. ed. Paris.). «Разделив на части войско, Алексей не удерживал стремительности тех варваров, которые пошли на палатки Роберта; но тех, которые носят на плечах острые мечи (τος – – τ τερκοπα ροντας ξpη), удержал при себе вместе с их предводителем Нампитом и приказал им, сошедши с лошадей, идти впереди на небольшом расстояния и в порядке. |
| Император Алексей Комнин, еще не оправившийся после поражения около Дерстра, принял его с большим радушием и успел расположить в свою пользу гордого Франка. Нет ничего невероятного в известии, сообщаемом дочерью Алексея, что граф Роберт дал византийскому императору ленную присягу; превосходя силами и значением короля французского, своего законного сюзерена, еще менее уважая отлученного от церкви германского императора Генриха, Фландрский граф тем с большим уважением расположен был смотреть на восточного римского императора. Обещание, данное Робертом Фризом Алексею, – прислать по возвращении домой значительную помощь для борьбы с Печенегами, 127 было первым проявлением тех прочных связей, которые образовались с этого времени между восточным императором и феодальным властителем крайнего запада. Между тем Печенеги, оставленные на свободе Половцами, опять требовали внимания. Они снова прошли через балканские проходы (железным запором) и расположились лагерем между Голоей и Ямболи (Диамполем), где недавно стоял император Алексей. Расставшись с графом Фландрским, неутомимый венценосец византийский отправился к своей армии, которая собралась в Адрианополе. Здесь он получил известие о планах, созревших между тем в половецких вежах. Половцы намерены были, как уже сказано, преследовать Печенегов где бы то ни было, готовились к походу за Дунай и Балканы. Мало хорошего обещали Византии эти известия. Половцы были теперь естественными союзниками империи против Печенегов, но неприятно было бы иметь таких союзников слишком близко. Благоразумие требовало не пускать их по крайней мере на юг Балканских гор – в коренные греческие провинция, не давать им случая познакомиться с путями к Адрианополю и столице. Император Алексей отправил своего посла к печенежским князьям с золотыми грамотами и щедрыми обещаниями, предлагая мир и союз. Печенеги, сами неспокойные на счет своих прежних задунайских друзей, пошли на мир, брали подарки и не отказывались, на словах, дать заложников. Между тем Половцы не заставили долго ожидать себя. Приблизившись к Балканам, еще не будучи знакомы с горными «запорами», но увидев здесь византийские отряды – вследствие соглашения с Печенегами, – они потребовали себе пропуска и проводников. |
| Слово ατμολοι, пожалуй, могло бы означать людей, пришедших добровольно, но не в таком смысле употребляет это слово Анна; одной страницей назад она пишет (р. 230 С): πρσεισι – ατμολος Νεντζης κα σν ατ ολγοι Σκθαι, – речь идет несомненно о перебежчике, ο человеке, перешедшем из одного лагеря в другой. Следовательно, и здесь разумеются люди, оставившие печенежский или половецкий лагерь и перешедшие в греческий. [Ср. употребление слова ατμολος ρ. 57 Β. 478 D. 470 Β; но p. 82 A?] 2) Сказано, что пять тысяч не только пришли к Алексею (πρς ατν), но что они перешли в «его строй»: πρς συνασπισμν ατο. Ср. ο значении слова у Анны р. 207 С: κελεσαντος μηδνα τν συνασπισμν λειν. Смысл этих слов подкрепляет значение слова ατμολοι. Очевидно, что речь идет только о перемене рядов, строя, что люди, пришедшие к Алексею, и прежде готовы были к бою, но только находились в других рядах, то есть, в рядах половецких. 3) Даже название людей, пришедших к Алексек», «смелыми и марсоподобными» (τολμηται κα ρειμνιοι) служит в пользу такого объяснения. Сколько мы помним, Анна употребляет эти выражения преимущественно об иностранцах; так р. 50 D, Гумбертопул у нее называется ρειμνιος; так р. 63 С, с Марсом сравнивается немец Гильбрехт, изменивший Никифору в пользу Алексея; так р. 184 D, латиняне названы смельчаками (τολμηται); так р. 236 В, один Армянин и Норманн Гумбертопул названы марсоподобными (ρειμνιοι); так, р. 213 В, Монастра и Уза, единоплеменные с Половцами; [р. 58 сам император Алексей Комнин называется ρηφιλος.]. Когда Анна хочет похвалить мужество Византийца, она выражается: «он сражался не как Грек (Ρωμαος), а как Норманн» (р. 277)... Итак, пятитысячный отряд, ободривший Алексея, не какая-либо вольная дружина, состоявшая из подданных империи. 4) По ходу рассказа видно, что «перебежчики» могли быть из Печенежского стана или из Половецкого, ибо впереди стоят слова: «Алексей боялся бесчисленного множества Печенегов и Куманов и союза их», Но уже в выражении, указывающем только на перемену военного строя или рядов, лежит намек на то, что переход совершился из стана, более дружественного Алексею, то есть Половецкого. |
| При помощи своего зятя, кесаря Никифора Вриенния, епископа Филиппопольского и митрополита Никейского, он организовал серию диспутов у себя во дворце. Еретикам было позволено открыто высказаться и дебатировать с самим царем. Император, забыв о пище и отдыхе, целыми днями дискутировал с ними. Деятельность царя по отношению к павликианам оказалась очень эффективной. Эта грозная ересь почти полностью исчезла, поскольку ее «богословы» были переубеждены василевсом, а сами павликиане получили большие дары, должности на государственной службе и землю. Многих павликиан император поселил в специально построенном городе Алексиополе, близ Филиппополя, выделил им пахотные земли и виноградники. Только трое павликиан продолжали упорствовать. Тогда Комнин приказал поселить их возле своего дворца и в свободное время продолжал убеждать еретиков. Наконец один из них смирился и отрекся от старых взглядов, но двое так и сохранили свою веру, за что были заточены в тюрьму, где позднее скончались 246 . Знание православного вероучения, Священного Писания, отточенный богословский язык и эрудиция императора, его постоянная готовность вступиться за Православие в диспуте с еретиками – все это привело к тому, что Алексея I Комнина современники называли «тринадцатым апостолом» 247 . Впрочем, борьба с другой ересью, богомильством, была не столь успешной. Первоначально василевс обеспечил богословскую линию нападения, поручив знаменитому монаху Евфимию Зигавину написать сочинение, в котором подробно излагались все известные ереси. Вскоре это произведение под названием «Догматическая Паноплия («Всеоружие»)« вышло в свет и активно использовалось в борьбе с богомилами 248 . Алексей I узнал, кто является главой этой ереси – оказалось, что некий монах Василий. Император тайно пригласил его к себе во дворец, оказал почести и завел разговор. Василий не знал, что за гардиной находится скорописец, стенографирующий все речи монаха. Каково же было его изумление, когда император отдернул гардину, а за ней перед главой богомилов предстал Константинопольский патриарх Николай и члены синклита. |
| Престарелый Алексей I Комнин, страдавший болезнью ног и мучимый боевыми ранами, сам повел в сентябре 1105 г. римскую армию навстречу норманнам в Фессалию, и императрица Ирина сопровождала мужа, ухаживая за ним и оберегая его сон и покой. Надо сказать, действовал Римский царь очень умело, предугадывая все планы врага. В битве при Диррахе Боэмунд потерпел поражение от византийцев и был вынужден признать себя в 1108 г. ленником Римского императора, обязуясь помогать тому во всех войнах против врагов Византии. Помимо этого он пообещал передать василевсу все земли, которые будут отобраны у турок, предоставил Византийскому царю право назначать патриарха Антиохии, получив взамен письменный список городов и земель, какие император уступал ему в собственность. Это был пик политического и военного успеха императора Алексея Комнина. Самый грозный его враг покорно прибыл для подписания мирного договора осенью 1108 г. на берег реки Деволь, где в присутствии войска принес ленную присягу василевсу. Более того, он обещал, что если его племянник Танкред начнет войну с Византией, он встанет в ряды войска императора – редкий позор и унижение 366 . Как легко догадаться, данное событие стало закатом политической карьеры Боэмунда. Он умер в 1111 г. в Апулии, сведя на нет все успехи своей бурной жизни и не играя в последние годы никакой активной и значимой роли 367 . Как ни странно, но его смерть только осложнила положение Алексея Комнина, поскольку Танкред ни в коем случае не собирался выполнять условия договора, заключенного Боэмундом. Византийцам пришлось собирать войско для похода на Антиохию, но новые турецкие нападения на Малоазиатские владения Империи не позволили сконцентрироваться на этой цели. В апреле 1111 г. был заключен мирный договор с пизанцами, который подписал куропалат Василий Месимерий, в соответствии с которым пизанцы получали некоторые торговые привилегии, но зато должны были оставить грабежи и возместить ущерб, причиненный их действиями византийцам. В это же время пришло известие об образовании еще одного государства крестоносцев на Востоке. Раймунд Тулузский, обещавший не возвращаться из Крестового похода домой, долгое время никак не мог найти себе надежного пристанища. Наконец, в 1102 г. он с помощью генуэзского флота захватил крепость Тортоса, а через 2 года – порт Джумбаил. На холме, за стенами Триполи, он возвел новый город, названный им Гора Пилигрима, обеспечив контроль над окружающими землями. Впрочем, сам Триполи, осажденный его войсками, остался ему неподвластен: граф умер 28 февраля 1105 г., так и не сумев его захватить. |
| 1) Полная редакция, как мы ее читаем у Мартеня, сообщает гораздо более верных и точных исторических Фактов, чем их находится в изложении Гиберта Ножанского. Гиберт Ножанский, подобно всем западным историкам крестовых походов, ничего не знает об одном из главных врагов Византийской империи, именно ο Печенегах; в самом изложении послания Алексеева у него нет ни одного места, в котором упоминалось бы об этих кочевниках. Между тем документ, сообщаемый Мартенем и Дюканжем, несколько раз называет Печенегов и указывает на их грозную роль в печальных судьбах империи. Из Анны Комниной мы знаем, что Алексей Комнин действительно несколько раз бегал от этих свирепых врагов, что они не задолго до прихода крестоносной рати являлись пред воротами Константинополя. Гиберт Ножанский ничего не знает ο флоте, построенном для Турок малоазиатскими Греками, а редакция Мартеня упоминает об этом Факте, известном нам по книге цесаревны Анны, и т. д. 2) Приведенное у Дюканжа надписание, которое носил документ, приложенный к сочинению монаха Роберта, указывает на год отправления письма к графу Роберту, чего опять нет у Гиберта, и указывает совершенно верно, если мы будем считать началом Иерусалимского пути Клермонтский собор или даже движение народных масс с Петром Пустынником и другими. 3) В краткой редакции Гиберта есть некоторые странные места, обличающие церковную монашескую риторику, есть в отдельных случаях бросающаяся в глаза, надутая амплификация, в сравнении с которой полный текст является более естественным, простым и на сей раз даже более кратким. 4) В редакции Мартеня нет крайне странного места ο греческих женщинах, что, очевидно, прибавил от себя аббат Гиберт. Итак, остается сказать то, что говорил в сущности и сам автор краткой редакции послания. Гиберт передавал своими словами и с большими сокращениями (нечто, quaedam) более полный текст послания, именно тот самый текст, который мы теперь имеем в изданиях Дюканжа и Мартеня. Известно, что аббат Ножанский был необычайно высокого мнения ο себе, своей учености и своих литературных талантах. |
| Потихоньку отворились городские ворота, и тайком Греки зашли сзади того холма, на котором отдыхали беспечные варвары; император первый бросился в их средину и первый убил попавшегося ему под руку Печенега. Его пример подействовал и пробудил некоторый пыл и военный задор в сподвижниках. Печенеги, не успевшие, быть может, сесть на коней, были отчасти перебиты, отчасти взяты в плен. Победоносные Византийцы, по приказанию императора, нарядились в печенежское платье, снятое с пленных и убитых, сели на печенежских лошадей, взяли их знамена и сделались до того похожи на Печенегов, что могли бы испугаться самих себя. В этом виде они направились к реке Меласу (Карасу), протекающей вблизи Хировакх, где должен был проходить на возвратном пути печенежский отряд, ушедший к столице. Расчет Алексея вполне оправдался. Шеститысячная шайка Печенегов, возвращаясь с награбленным добром, издали приняла переряженных Византийцев за своих земляков и, неосторожно приблизившись к ним, понесла чувствительное поражение. Число пленников увеличилось, точно так же, как и число голов, снятых с печенежских трупов. Это было в субботу вечером 15-го февраля. 146 В понедельник масляной недели (17-го февраля) утром император Алексей Комнин отправился обратно из Хировакх в Константинополь в торжественном и странном шествии: впереди ехали на печенежских конях и в варварском убранстве переодетые Византийцы, за ними шли со связанными на спине руками настоящие Печенеги, которых вели крестьяне, собранные из ближайших сел; затем еще следовали греческие всадники, подняв к верху окровавленные копья с воткнутыми на них отрубленными головами убитых Печенегов. Классически образованная дочь Алексея с видимым удовольствием описывает этот отвратительный маскарад, которым ее отец праздновал наступление масленицы; она с наслаждением припоминает рассказы участников маскарада о разных забавных случаях, которые сопровождали его шествие. Что в самом деле могло быть комичнее той сцены, когда попадавшиеся навстречу вооруженные Греки трусили пред мнимыми Печенегами, пока не узнавали в них подлинных Византийцев? В таком же шествии вступил император в свою столицу. |
| Одним словом, в период Македонской династии реформация господствовала самым действительным образом, не производя никаких внутренних потрясений. Благодаря мудрому приложению её принципов, эллинизм средних веков имел целые два века цветущего благосостояния, удивительного внутреннего довольства и богатства, невиданной внешней славы и величия. Мы не последуем за афинским профессором в восторженном изображении счастливых времен эллинизма, благополучно разрешившего внутреннюю задачу и вслед затем сломившая непокорных и строптивых поселенцев славянских. Многое в её картине поражает несомненным преувеличением – вроде бюджета в три миллиарда (франков), которым, по расчету г. Папарригопуло (стр. 297), располагала Византийская империя! Мы отметим только его взгляд на причины её падения с высоты такого могущества и такой славы. По мнению афинского профессора, эти причины были чисто внешние, именно враждебность Запада, руководимого религиозной нетерпимостью и в конце XI века нахлынувшего неудержимым потоком на Восток. Первый крестовый поход с самого начала был направлен не столько против Турок-Сельджуков, сколько против православных Византийцев. Империя нисколько не нуждалась в помощи Запада, потому что все еще была достаточно могущественна, чтобы справиться со всеми варварами, громившими ее в Европе и Азии. С восшествием на престол новой династии в лице Алексея Комнина, она уже стала подниматься после временного и случайного ослабления и уже успела восторжествовать над главными затруднениями. С особенной настойчивостью и с понятной целью г. Папарригопуло еще раз настаивает на своих доказательствах подложности того послания, которым Алексей Комнин призывал будто бы помощь Запада против мусульман и неверных ... Пишущий эти строки имел случай разобрать этот вопрос на страницах этого самого журнала (в статье «Византия и Печенеги»), и он полагает, что ему удалось решить вопрос окончательно и несомненно в смысле несколько ином, чем обычный теперь взгляд, защищаемый с таким усердием в Афинах. |
| 255 С); ее сын Константин еще в 1093 году пользовался покровительством и благосклонным вниманием Алексея (Anna р. 247 D. 250 С). Но императрица Мария, страстно любившая своего сына и вступившая некогда в союз с Комнинами против своего второго мужа Никифора Вотаниата с целью обеспечить за сыном наследство престола, таила в своей душе неудовольствие; если верить Анне Комниной – а причины не верить нет, – она была замешана в одном заговоре против императора Алексея, открытом именно в 1093 году, и не соглашалась на убийство его, на что были готовы другие заговорщики, ее родственники (Anna p. 261 Β). Алексей Комнин не хотел подвергнуть свою прежнюю благодетельницу и союзницу, свою мать по усыновлению, какому-либо открытому преследованию или суду, но, разумеется, прежних дружеских отношений или даже благосклонного внимания с его стороны не могла ожидать ни сама Мария, ни ее сын. Из писем Феофилакта мы знаем, что она жила после на одном из островов, служившем при прежних императорах местом ссылки. Неизвестно, выдал ли бы Алексей свою дочь Анну за Константина, если б этот дожил до ее совершеннолетия. Он умер, по словам Зонары (II, 298 D), ее женихом (π τ μνηστε), а в 1097 году Анна была уже замужем за Никифором Вриеннием (Anna р. 295 D), будучи тогда 14-ти лет от роду (Дюканж, в примечании к сейчас указанному месту, делает ошибку, предполагая, что Анна родилась в 1086 году). Теперь мы легко можем определить, к какому времени относится сочинение Феофилакта ο царском воспитании. 1) Оно писано тогда, когда Константин Дука, с одной стороны, еще носил императорский титул и знаки императорского достоинства (Institutio regia, pars II, cap. 27,Migne, Patrol, gr. t. 126 col. 285: οδα γρ, κρτιστε βασιλε, τι τα κκκιν σοι ποδματα κα ν δματα το πυρς εσι σμβολα), а с другой – его мать вела монашескую жизнь, носила власяницу и черное облачение (ibid., I, cap. 7, col. 260); следовательно, не при Михаиле Дуке, женою которого была Мария и с которым она разделяла престол и блестящую придворную жизнь, и не при Никифоре Вотаниате, когда Константин Дука не носил пурпура. |
|
|
