| Сервантес Сааведра Мигель, де (15471616) – испанский писатель Сергей, Сергей Зосимович, Сергий, Сережа (см. Трубачев С.З.) Сергий (290303) – мученик Сергий, Сергей Михайлович (см. Боскин С.М.) Сергий, Сергей Николаевич (см. Булгаков С.Н.) Сергий Валаамский (ок. 1353) – преподобный Сергий (Голубцов Павел Александрович, 19061982) – архиепископ Новгородский и Старорусский Сергий (Дурылин Сергей Николаевич, 18771954) – священник, литературовед, театровед, друг М.В. Нестерова Сергий (Озеров Павел, 1870-еконец 1930-х) – архимандрит, строитель и настоятель Уссурийского Свято-Троицкого Николаевского монастыря (начало XX в.) Сергий Радонежский (Варфоломей Кириллович, ок. 13211391) – преподобный Сергий (Сидоров Сергей Алексеевич, 18951937) – священник Сергий («слепец Сережа») (1870 ?1942)– инок Троице-Сергиевой Лавры, звонарь Сергий (Страгородский Иван Николаевич, 18671944) – Патриарх Московский и Всея Руси Сергия (Слепцова Ольга, ум. 1986) – послушница, монахиня Рождества-Богородицкого монастыря в Никольск-Уссурийске Сережа (см. Трубачев З.С.) Сидоров Алексей Алексеевич (18911978) – график, историк искусства, книговед Сидоров С.А. (см. Сергий (Сидоров)) Силинов Николай Михайлович (19091945) – художник Симеон Логофет (Метафраст) (ум. ок. 960) – преподобный Симеон (Попов Симеон Петрович, 18541927) – священник, служил в Воскресенском храме с. Пермогорья, дядя Зосимы (Трубачева) Симонович-Ефимова Нина Яковлевна (18771948) – художница, супруга И.С. Ефимова Скабалланович Михаил Николаевич (18711927) – историк церкви Скрябин Александр Николаевич (1872–1915) – композитор, пианист Сливов – колокольный мастер (XVIII в.) Смоленский Степан Васильевич (18481909) – ученый, церковный композитор, директор и преподаватель Синодального училища Соколов Борис Матвеевич (18891930) – фольклорист, литературовед, брат Ю. М. Соколова Соколов Владимир Иванович (19081946) – художник, житель Сергиева Посада Соколов Юрий Матвеевич (18871941) – фольклорист, литературовед, брат Б. М. Соколова |
| «Домов – как у зайца дремов» – такая в наших краях невеселая есть поговорка. У всякого зверя да птицы есть гнездо ли, нора, берлога, лишь у зайца под любым кустом приют, в любой ложбинке. Вздремнул, отряхнулся и – ходу. В 1905 году дед мой Алексей Васильевич Крысов отправился к новой жизни на Дальний Восток, оставив жену и грудную дочку Нюру на родине – в деревне Крысовы, Шелеговской волости, Орловского уезда, Вятской губернии. Уходил от великой бедности, от голода. Устроился на работу в Самаринском затоне, на реке Шилке, возле города Сретенска. На следующий год привез жену с дочерью. Вначале снимали угол у Пучковых в деревне Матакан, что напротив Самаринского затона, через Шилку. У Пучковых семья – шесть человек, дом – невеликий: комната и кухня. Там и умещались: хозяева и квартиранты. Но вторая дочь – моя матушка, Антонина Алексеевна, – родилась уже в своем, пусть и казенном, углу. Вот он, на старом фотоснимке: Самаринский затон, мастерские, баржа-сухогруз «Москва» 137, чуть далее – пароход-«колёсник», на берегу, в двух шагах от воды, кузница, мастерские для холостых рабочих и еще один дом, для женатых. В этом доме в отдельных комнатах, но с общим коридором и большой общей кухней, жили несколько семей, в их числе Крысовы: Алексей Васильевич, Евдокия Сидоровна, их дети – Нюра, Тося, Миша, Нина и Таечка, из которых все, кроме старшей Нюры, родились здесь. Таечка утонула в затоне трехлетней. Здесь, в Забайкалье, жили не в пример лучше, чем в Вятской губернии. В 1913 году ездили на родину, в гости. Тетя Нюра хоть и была маленькой, девяти лет, но помнит: «Такая в деревне бедность. Хлеба лишнего куска нет…» В Самаринском затоне дед мой, Алексей Васильевич, работал на пароходах матросом да кочегаром. Бабушка, Евдокия Сидоровна, стирала «на людей», убирала в домах. У начальника пристани Дитриха, у инженера. По ночам она пекла хлеб, тоже «для людей». Во время жатвы трудилась у Кочмаревых на поле, считалась лучшей жницей. В летнюю да осеннюю пору варила на заказ варенья, собирая ягоды в тайге. Пекла пирожки на продажу. |
| Акварель И.В. Вьюшкова. Из собрания семьи Солтановых-Головко Осенью муж поехал на родину, в поселок Васильево под Казанью. Как обычно, дела, встречи, и обязательно – поездки на кладбища, к нашим дорогим умершим. Вечером, как обычно, беседы по телефону, рассказы: «К твоим на Арское съездил, дерево сильно накренилось, надо что-то делать, в Самосырово тоже был»... Ну, и так далее. И вот, однажды звонит прямо днём, на работу: – Представляешь, я нашел могилу Ивана Васильевича Вьюшкова! Здесь, на Васильевском кладбище! Иван Васильевич – первый учитель мужа в художественной школе, где преподавал и рисунок, и живопись, и композицию, и декоративно-прикладное искусство. Акварель И.В. Вьюшкова. Из собрания семьи Солтановых-Головко Прежде чем принять нового ученика, Сергей Васильевич велел ему за лето нарисовать три рисунка и вылепить из пластилина три скульптуры. Мальчик все выполнил, принес три пейзажа и слепленных из пластилина гладиаторов, слона, защищающегося от тигра... Педагог посмотрел работы и сказал, что теперь у них в школе новый ученик, к огромной радости моего будущего мужа. Иван Васильевич учил всматриваться в красоту окружающего мира Иван Васильевич не просто давал ребятам основы – как строить объем, работать с линией, цветом, как компоновать на листе изображаемое. Он учил всматриваться в красоту окружающего мира, ту, которая находится вот здесь, рядом, в родном поселке, за ней не нужно ехать за тридевять земель. Художник не просто рассказывал, что такое пейзаж, а передавал собственное, из традиций русского искусства идущее, пронзительно-лирическое к нему отношение. Ту самую традицию А.К. Саврасова, И. И. Левитана, которую потом продолжили В.М. Сидоров, С.П. и А.П. Ткачевы и другие художники. Кстати, с творчеством Сидорова и Ткачевых дети из васильевской художественной школы познакомились впервые тоже благодаря Ивану Васильевичу – он регулярно вырезал репродукции их работ из журнала «Юный художник» и прикреплял на стенд. Потом родители выписали Альберту (так зовут моего мужа) журнал на дом. О том, что такое были эти все репродукции прекрасного журнала для советского ребенка не из столицы, можно говорить много – это была чуть ли не единственная возможность увидеть широкую картину изобразительного искусства, прикоснуться к творчеству современных ведущих художников. И первым открыл это окно как раз Вьюшков, именно он указал уровень, к которому нужно стремиться. |
| «Хорошо бы, чтобы ты была рядом!» Пенсионеры сыграли свадьбу в доме-интернате 19 ноября, 2022. Таисия Сидорова Добрые новости от «Правмира» Фото: Елена Латыпова/NGS55.RU Алла Ильинична и Алексей Васильевич познакомились в доме-интернате и решили пожениться. Родственники поддержали пожилых людей. Теперь они вместе смотрят телевизор, делятся воспоминаниями и играют в компьютерные игры. Другие добрые новости — в подборке «Правмира». Алла Ильинична и Алексей Васильевич познакомились в доме-интернате в Омске. Ей 82 года, ему 73. У каждого за плечами своя семейная история. Алла Ильинична живет в доме-интернате 20 лет. Родилась в Грозном, работала там учителем. В 90-х переехала из республики на родину мужа, в Сибирь. В 2004 году супруги решили переселиться в дом-интернат, через некоторое время муж Аллы Ильиничны умер. Алексей Васильевич был трактористом в Виннице, женился, в семье родились две дочери. Когда дети выросли, Алексей Васильевич решил вернуться на родину, в Омск, жена не захотела уезжать. Они расстались. В Сибири он вернулся к прежней профессии. Но когда вышел на пенсию, решил переехать в дом-интернат. Там и произошла судьбоносная встреча. Познакомились молодожены благодаря сотовому телефону. Дочь подарила Алле Ильиничне новый смартфон. Старый она решила продать. — Леша давно хотел телефон такой. Ну я ему и продала его. А раз продала телефон, то нужно теперь и учить его им пользоваться. Стали чаще общаться. Я жила одна в комнате, а он проживал в комнате с мужчиной. И как-то раз он говорит: «Хорошо было бы, если бы ты рядом была и помогала с этим телефоном». Вот так и получилось. А как-то раз он у меня спрашивает: «Пойдешь за меня?» — «Пойду!» — рассказала Алла Ильинична. Пара подала заявление в ЗАГС и расписалась. Родные поддержали такое решение. Фото: Елена Латыпова/ NGS55.RU Они все время проводят вместе — смотрят телевизор, разговаривают. Алла Ильинична приучила мужа к компьютерным играм. В интернате есть компьютерный класс, там они играют в игру «Супер-Корова». |
| 39 Образ Сифа играет большую роль в текстах из Наг Хаммади; исследователи предполагают, что примерно ок. 11 сочинений относятся к «сифианскому» ответвлению гностицизма. См.: K.-W. Tröger, Zum gegenwärtigen Stand der Gnosis und Nag Hammadi Forschung. Altes Testament-Frühjudentum-Gnosis. Neue Studien zu «Gnosis und Bibel» hrsg. von Karl-Wolfgang Tröger. Berlin 1980, S. 22–23. (A. C.). 40 См. наши наблюдения над историософией гностиков: А. И. Сидоров, Гностическая философия истории (каиниты, сифиане и архонтики у Епифания). Палестинский Сборник. Вып. 29 (92). Л. 1987, с. 41–56. Здесь, в частности, отмечается связь этой историософии с гностической антропологией, суть которой состоит в том, что человек представляется в качестве «безликой части духовного универсума». (А. С.). 41 В новейшее время вопрос об иудейских истоках гностицизма достаточно оживленно дискутируется в специальной литературе, причем мнения исследователей часто расходятся в диаметральных направлениях. Одни, как, например, Г. Киспел, считают, что гностицизм и христианство обладают «историческим сродством», развившись оба на «иудейской почве». См.: G. Quispel, Gnostic Studies. Leiden 1974, p. 196–212. Другие, как, например, В. Ван Унник, полагают, что истоки гностицизма вряд ли следует искать в иудаизме. См.: W. С. Van Unnik, Gnosis und Judentum. Gnosis. Festschrift für Hans jonas. Göttingen 1978, S. 65–86. На наш взгляд, поскольку гностицизм представляет собой явление в высшей степени синкретическое, ставить вопрос о едином (или главном) истоке его вряд ли возможно. Однако несомненно, что течения «иудейского мистицизма» (как бы «протокаббалистического толка») сыграли определенную роль в формировании некоторых гностических сект и, в частности, офитов. (А. С.). 42 См. нашу статью, где выясняется философский аспект учения Василида в изложении Ипполита: А. И. Сидоров, Гностицизм и философия (учение Василида по Ипполиту). Религии мира. История и современность. Ежегодник 1982. М. 1982, с. 159–183. (А. С.). 43 В древнее время знали только семь планет, но предполагали, что сверх космоса существует нечто высшее, и этому высшему усвояли название огдоады. |
| Над Затонскими горами, Там, где Куренга течет, Вкусно пахнет пирогами, Дуня Крысова печет. Эту песенку сочинили гимназисты из Сретенска, распевали ее и речники-«холостежь» из общежития. Тетя Нюра вспоминала: «Мамочка много работала. Стирает, много белья. Его надо с мылом постирать. А потом кипятить. А потом второй раз простирывать. А потом полоскать – в речке. Зимой – на санках, к проруби. А ночью хлеб печет, для людей. Ночью все спят, и русская печь свободная. Наша мамочка любила работать…» Работали и жили, во всяком случае, сытно. Муку и крупу покупали мешками. Семья ведь немалая. Мясо брали стегнами. «Помню, папа на салазках стегно везет. Жирное такое мясо, говядина. Из Монголии скот пригоняли», – вспоминала тетя Нюра. Жили, работали… Надеялись вскоре купить или построить собственный дом в Сретенске. Там – школа, детей надо учить. Евдокия Сидоровна и Алексей Васильевич были неграмотными. Но пользу и нужность образования понимали. «Наша мамочка всегда говорила: «Мы – слепые, а детей выучим». Мамочка читать не умела, а память такая хорошая. На санках зимой катаемся, домой прибежим, а мамочка смеется, стихами говорит: «Шалун уж отморозил пальчик, ему и больно и смешно, а мать грозит ему в окно». Она бы выучила, и, конечно, появился бы у Крысовых свой дом, копили для него деньги. Но человек лишь предполагает. Дом для Крысовых остался мечтой. В России началась революция, потом Гражданская война, голод и мор. Дуня Крысова умерла в 1920 году во время эпидемии тифа, оставив четверых детей сиротами. Мама моя вспоминала: «Эпидемия тифа была. Многие болели. У нас только Нюра с Ниночкой дома остались. А мамочка с папой, Миша и я – в больнице. Мы с мамочкой вместе лежали, рядом кровати. Она уже выздоровела, говорила: «Я скоро выпишусь, а ты еще немного полежишь». А потом она супу поела. Все ели, и она захотела. А наверно было нельзя. Она поела, и стало ей плохо. Потеряла сознание, бредит, размахивает руками. Я к ней: «Мамочка, мамочка…» А она не узнает меня, отталкивает. И меня на другую кровать переложили. А утром я проснулась, а мамочка простыней закрыта, с головой. И ее унесли». Маме моей в эту пору было девять лет. Тете Нюре – тринадцать. Миша и Ниночка – вовсе малыши. Отец семейства, Алексей Васильевич, после болезни стал инвалидом: рука не сгибалась, а он работал последнее время возчиком и конюхом, лошадь его звали Карькой. Спасибо, что оставили там же, на пристани, сторожем. |
| — Можно, конечно, придумать хитрость… Это — дело десятое… Но раз фельдмаршал Огильви здесь голова, пусть он уж по книгам и разбирает, — что к чему… А что я скажу? Опять глупость какую-нибудь — тяп да ляп — по-мужицки. — Меньшиков топтался, мялся и поднял глаза, — у Петра Алексеевича лицо было спокойное и печальное, таким он его редко видел… Алексашку, как ножом по сердцу, полоснула жалость. — Мин херц, — зашептал он, перекося брови, — мин херц, ну — что ты? Дай срок до вечера, приду в палатку, чего-нибудь придумаю… Людей наших, что ли, не знаешь… Ведь нынче — не семисотый год… Не кручинься, ей-ей… 2 В просторном полотняном шатре заботами Нартова, так же как и в петербургском домике, были разложены на походном столе готовальни, инструменты, бумаги, военные карты. Через приподнятые полотнища, как из печи, дышало жаром земли, и — хоть уши затыкай просмоленной пенькой — востро, сухо трещали в траве сверчки. Петр Алексеевич работал в одной рубашке, распахнутой на груди, в голландских штанах — по колено, в туфлях на босу ногу. Время от времени он вставал из-за стола и в углу шатра Нартов выливал ему на голову ковш ключевой воды. За эти дни нарвского похода, — как и всегда, впрочем, — накопилось великое множество неотложных дел. Секретарь Алексей Васильевич Макаров, незаметный молодой человек, недавно взятый на эту службу, стоя у края стола, у стопки бумаг, подавал дела, внятно шелестя губами, — настолько громко, чтобы заглушать трещание сверчков. «Указ Алексею Сидоровичу Синявину ведать торговыми банями в Москве и других городах», — он тихо клал перед государем лист со столбцом указа на левой стороне. Петр Алексеевич, скача зрачками по строкам, прочитывал, совал гусиное перо в чернильницу и крупно, криво, неразборчиво, пропуская за торопливостью буквы, писал с правой стороны листа: «Где можно при банях завести цирюльни, дабы людей приохотить к бритью бороды, также держать мозольных мастеров добрых». Макаров клал перед ним новый лист: «Указ Петру Васильевичу Кикину ведать рыбные ловли и водяные мельницы во всем государстве…» Рука Петра Алексеевича с кляксой на кончике пера повисла над бумагой: |
| 1 . Сидоров А.И. Курс патрологии. 2 . Сухова Н. Ю. Реформа духовной школы 1808–1814 гг. и начало русской патристики//Русское богословие: традиция и современность. Сборник научных статей. М., 2011. С. 55–74. 3 . Попов Иван Васильевич (17 января 1867 г. – 08 февраля 1938 г.) – доктор церковной истории. Родился в семье священника Воскресенской церкви города Вязьмы. Из Смоленской семинарии. 1-й магистрант XLVII курса (1888–1892), оставлен профессорским стипендиатом. С 1893 исполнял должность доцента по кафедре Патристики. В 1897 удостоен степени магистр богословия за работу «Естественный нравственный закон». (Сергиев Посад, 1897). Утвержден в звании доцента. С 1898 профессор, а с 1917 ординарный профессор по 1-й кафедре Патрологии. В 1903–1906 редактировал журнал «Богословский вестник». В 1917 стал доктором церковной истории, защитив в Петроградской Духовной Академии диссертацию: «Личность и учение блаженного Августина ». Т. 1, Ч. 1 «Личность блаженного Августина», Ч. 2 «Гносеология и онтология блаженного Августина ». (Сергиев Посад, 1916). В 1917–1918 член Поместного собора Российской Православной Церкви. 1917–1918 от МДА. В 1917 был профессором Высших женских богословско-педагогических курсов. После прекращения деятельности МДА в 1919, читал лекции на неофициальных богословских академических курсах в Москве. Одновременно с педагогической деятельностью в МДА преподавал в Московском Университете: где с 1907 был приват-доцентом. Первоначально читал факультативный курс «Происхождение современного церковного сознания», а в 1909–1915 – курс «Философия средних веков». В 1918–1923 он продолжал читать лекции в Московском университете на кафедре философии (средних веков). 4 . ЖЗС МДА за 1901 г. С. 60; РГИА. Ф. 796. (Канцелярия Синода). Оп. 182. Д. 429. Л. 1–8. О командировании проф. МДА Ивана Попова за границу для научных целей и об отпуске ему пособия на поездку. 11 мая 1901 г. 5 . Гарнак (Harnack) Адольф фон (1851–1930), нем. историк Церкви, богослов, представитель либерально-протестантской школы экзегезы. |
| – Рыло, – задумчиво хлопал его по брюху Корнев, в то время как компания смотрела на Ларио с каким-то неопределенным любопытством. – Вот те и рыло… Мне, батюшка, жена самонастоящая и то впору, а ты рыло. – Пожалуй, и от двух не откажешься, – весело подсказал Долба. – Черт с ними, давай и две. – Действительно, в сущности… – говорил Корнев, любуясь сформированной широкоплечей фигурой Ларио. Ларио быстро поворачивался, хлопал себя наотмашь и спрашивал: – Il у à quelque chose, messieurs, la dedans, n’est-ce pas?! А ты с латынью да с экзаменами… Всякому овощу свое время… Тятька-покойник, пьяница и николаевский полковник… – Ох, черт! – …никак не мог понять, отчего я пареной репы не любил: так и умер с тем, что не понял… Бывало, бьет, как Сидорову козу: «Ешь, подлец, репу!» – «Не бу-ду есть ре-пу!» Так и умер. Умирая, говорит: «Драть тебя некому будет». Учитель словесности окончательно свалился и умирал от чахотки, лежа один в своей одинокой квартире. – Жаль человека, – говорил Рыльский, – а все-таки кстати. – Ох, зверь человек! – улыбался Корнев на замечание Рыльского. – А что бы он с нами на экзамене сделал? – Да Бог с ним, – пусть умирает. Новый учитель, молодой бесцветный блондин, мял, тянул, выжимал из себя что-то, и дальше биографий не шел. – В сущности, жаль все-таки, что Митрофан Васильевич свалился, – говорил Корнев, – ну, перед экзаменами бы еще так и быть… – Жаль, жаль, – соглашался Долба, – в прошлом году он обещал коснуться разных веяний. – Положим, судя по началу, вряд ли бы удалось ему в нынешнем году… Корнев лениво вытянулся и сладко зевнул. – Черт его знает, тощища какая… Гоголь был сын, Пушкин был сын… Ах, ты сын, сын – тянет, тянет, душу всю вымотает… Невесело было и на уроках истории. Леонид Николаевич ходил скучный и неохотно вступал в какие бы то ни было разговоры. И у учеников стал пропадать вкус к ним. – Черт его знает, старше становимся или глупеем, – сомневался Корнев. Было ясно одно: гимназия делалась все больше и больше чужой. Там, в темных коридорах младших классов, кипела жизнь, раздавался визг и хохот, но знакомую читателю компанию уже не манила эта жизнь, и, сонная, равнодушная, она тянула время, как бы говоря своими апатичными, скучащими фигурами: лишь бы прошел день до вечера. |
| – Долго еще? – нехотя поднимаясь, спросил он. – Почти пришли. Через фронт в этот раз удачно проскочили. 6 Во дворе одноэтажного, типичного для питерского пригорода дома залаяла натянувшая цепь собака. – Кто? – С приветом из Ревеля, – ответил Некрасов. – Проходите… – Нешироко открылся черный провал передней. – Здравствуйте, Ян. – Зазвенели запоры. Задвинув последнюю защелку, молодой, судя по голосу, человек повернул к Некрасову белое в темноте лицо. – Подпоручик Чернецкой! – Штабс-капитан Некрасов! Рядом с холодной облицованной белой плиткой печью стояла жарко топившаяся «буржуйка». Керосиновая лампа на покрытом клеенкой столе освещала небольшую комнату с плотно зашторенными окнами. Теперь Некрасов смог разглядеть Чернецкого, опустившегося на пол перед сваленными у печки дровами: подпоручик казался на вид несколько молод для своего звания. Он был довольно бледен, черноволос, с темно-карими, казавшимися почти черными глазами под тонкой ломаной линией бровей… Чернецкой, так же как Юрий, был одет в ватную черную телогрейку, но эта безобразная одежда только подчеркивала юную привлекательность его холодного, чуть девичьего лица. – Документы для Вас уже готовы, настоящие, от «Софьи Васильевны», – недобро улыбнулся подпоручик. – Все при смерти, да никак не скончается, бедная женщина. Вот, полюбуйтесь, на имя Ивана Васильевича Сидорова, невоеннообязанного. …«Софья Васильевна» было бытовавшим в среде офицеров ироническим обозначением Советской власти. – Неплохо, что настоящие… – Юрий, скинув телогрейку, тяжело упал на кожаный, с зеркальцем в высокой спинке диван. – Что Вы, гн штабс-капитан. – Чернецкой поставил на печку большой чайник. – Теперь только эдак. Все документы выдаются Советской властью совершенно легальным образом; о чем, кстати сказать, на общих с эсерами и тому подобных квартирах мы предпочитаем деликатно умалчивать. Им предоставляется полагать, что мы также пользуемся, гм… услугами уголовного мира. Это, как выражаются союзники, специфическое «хобби» наших людей – подрабатывать на жизнь в советских учреждениях, желательно – военного и оборонного характера. – Чернецкой негромко рассмеялся. – Есть неплохой «Мокко», или все-таки чай? |
|
|
