| После этого года пополнение библиотеки сего приказа иноязычными книгами шло довольно успешно. В 1677 (185) году в Посольский приказ поступило «из животов боярина А. С. Матвеева всего 77 книг на розных языках», именно на латинском 42, на немецком 12, польском 4, французском 3, итальянском 1, голландском 1; на двух языках: греческом и латинском 5, немецком и польском 1 и 8 книг неизвестно на каком языке 70 . Содержание книг опять также довольно разнообразно; нельзя не отметить только в числе их довольно значительного количества (ок. 17) книг «огородного, полатного и городового строений, резных, водовзводных и фигурных образцов». В числе этих 77 книг боярина А. С. Матвеева значится несколько книг, одинаково озаглавленных и в описи 1673 г. книг Посольского приказа, и здесь. Если это, действительно, одне и те же книги, то вероятнее предполагать, что это – не вторые экземпляры их, а экземпляры Посольского приказа, из которого, нужно думать, оне были взяты и не были своевременно возвращены. Таковы, напр., книги: описание Иерусалима града, Библия на немецком языке, конская в лицах, уложение на польском языке, об Александре великом (см. в описи 1673 г. под 22, 24, 5, 118:112). За это говорит то обстоятельство, что все эти книги, значащиеся в описи книг Посольского приказа 1673 г., отсутствуют уже вместе с другими книгами (ок. 35) в последующей описи собрание иноязычных книг этого приказа, составленной в 1696 г. Таким образом иноязычные книги не лежали в Посольском приказе без употребления; но оне и не всегда возвращались сюда. Известно, что в 1684–1685 годах из Посольского приказа князем Вас. Голицыным было взято сейчас отмеченных 17 книг «огородного и полатного и городового строений и резных и водовзводных и фигурных образцов», кои назад в приказ он «не присылывал». Но если мы и откинем из числа книг А. С. Матвеева 5 книг Посольского приказа, все-таки поступление иноязычных книг после этого бывшего начальника приказа было по тому времени довольно значительно (72 книги). – В 1680 г. |
| Закрыть itemscope itemtype="" > Русский национализм 150 лет назад. Реакция русского общества на польский мятеж 1863-1864 гг. 28.12.2013 1104 Время на чтение 7 минут Русские и Польша В уходящем году есть одна юбилейная дата, о которой в России, с моей точки зрения, недостаточно писали и говорили. Я имею в виду 150-летие «Январского восстания», т.е. польского мятежа против Российской империи, начавшегося 22 января 1863 г. и окончательно подавленного осенью 1864-го. Прошло несколько научных конференций (в одной из них, организованной Российским институтом стратегических исследований, довелось поучаствовать и автору этих строк), но этим, кажется, и ограничилось внимание к данному событию со стороны российского научного и журналистского сообщества. Разумеется, «Январское восстание» - тема, несоизмеримо более важная для поляков, чем для русских. Но и последним она должна быть интересна, ибо этот «благодетельный мятеж» (И.С. Аксаков) стал одним из ключевых моментов в истории русского национализма 19 столетия. Вообще, польское влияние - прямое и косвенное - на генезис русского национализма обширно и разнообразно, «польский след» легко различим на первых же страницах его истории (достаточно упомянуть резкую радикализацию декабризма после появления слухов о том, что Александр I в пользу Польши «намеревается отторгнуть некоторые земли от России» и даже «ненавидя и презирая Россию, намерен перенести столицу свою в Варшаву»). И всё же «Январское восстание» занимает здесь особое, уникальное место. Впервые, после эпохи наполеоновских войн, русское общество столь сильно и явно воздействовало на правительственную политику, оказавшись в своём патриотизме гораздо радикальнее власти, которая долгое время находилась в растерянности из-за дипломатического давления в пользу Польши «великих держав» и готова была идти на самые серьёзные уступки мятежникам. И именно мощный общественный подъём, именно недвусмысленная готовность общества принять ради целостности империи даже войну с коалицией европейских государств заставили правительство отвергнуть шантаж последних и решиться на крутые меры для подавления восстания. Усмиритель мятежа в Северо-Западном крае М.Н. Муравьёв, заслуживший в некоторых кругах за свою последовательную жёсткость в этом деле кличку «Вешатель», был выдвинут и поддержан обществом, а не властью. В одном из стихотворений Ф.И. Тютчева того времени Муравьёв характеризуется как тот, «кто отстоял и спас России целость,/Всем жертвуя призванью своему». |
| За недолгое время своей власти повстанцы практиковали и публичные казни, и карательные экспедиции. На их совести «Варшавская заутреня» - резня русского гарнизона в польской столице, который застали врасплох на Пасхальной неделе. Нечто подобное случилось и в Вильно. А вот единственный кровавый эпизод, который можно вменить в вину русской армии, это штурм Праги, предместья Варшавы. Об обстоятельствах того боя написано немало. Приводятся аргументы как в пользу суворовских войск, так и против них. Каждый волен сам выбирать, что ему нравится. Но вот только к белорусской истории это не имеет ровно никакого отношения. Хотя некоторые с удивительной резвостью и усердием стремятся полонизировать отечественную историю. Вот только зачем? И кому это нужно? «Белорусский» герой Костюшко Поводом для возникновения этого мифа является разве что происхождение начальника восстания из брестской шляхты. Да еще его обращение к жителям Литвы как к своим землякам. Но ведь нужно учитывать, что в XVIII веке практически вся шляхта ВКЛ была полностью полонизирована. В представлении самих шляхтичей Литва являлась исторической провинцией Польши, вроде Мазовии. И спустя много лет после восстания все тот же Огинский, предлагая Александру I воссоздать ВКЛ, видел это как первый шаг к возрождению польского государства, соответственно и официальным языком в княжестве предполагался польский. Никакого белорусского (или особого «литвинского») самосознания не было и у Тадеуша Костюшко. Он считал себя природным поляком и был горячим патриотом своей Родины, имя которой - Польша. Показательна цитата из его письма своему сподвижнику Гуго Коллонтаю: «Приучить их нужно к польскому языку... Со временем польский дух в них войдет. Врагом будут считать потом того, кто не будет говорить на национальном языке». Как видим, национальный язык для Костюшко - польский. Какие еще доводы нужны? Ни один документ восстания не ставил цели обретения Беларусью независимости. Более того, не прдусматривалось даже расширения автономии ВКЛ. Стоило только Якубу Ясинскому, возглавлявшему кружок «виленских якобинцев», проявить повышенную самостоятельность, как он тут же был отстранен начальником восстания. Все универсалы и манифесты повстанцев написаны на польском языке. Более того, они проникнуты идеалами «польскости». Охваченные патриотическим порывом, предводители восстания как бы соревновались, кто из них больший поляк. Какая уж тут Беларусь! |
| И это все утверждает в нас ученый пантеон, приводимый Францевым. Бандке вместе с Шафариком, считал Кирилловский алфавит одним из совершеннейших, и наиболее пригодных в качестве общеславянского (стр. 163). Коссаковский же говорил: «Моравия, Силезия и Чехия это народ, которому мы обязаны величайшим даром небес – введением у нас христианства, от которого мы заимствовали первые церковные песнопения, и братский язык которого лишь не многим отличается от нашего». «Поэтому Добровский называет этот язык древним македоно-болгаро-сербским наречием, и возражает против паннонской теории Копитора и мнений Шафарика и Благослова о какой-то особенной близости словенского наречия к старославянскому языку. Бандке подчинился авторитету учителя и признал, что только в странах на юге от Дуная надо искать родину церковно-славянского языка» (159). Но кажется их всех превзошел Суровецкий, который нашел, что древний церковный язык «есть какой-то идеальный, ученый язык», что и требовалось существом дела. Св. Кирилл и Мефодий, как мужи богодохновенные, знали, и лучше всех понимали, какие взять славянские слова и как начертать их. Недовольство же разными латинскими азбуками для необъемлемой ими славянской речи было отмечено еще раньше самого достопочтенного И. Добровского, который посему холодно отнесся к проекту Линде предложить универсальную славянскую азбуку. Кн. Чарторыйский даже и получил образец применения новой азбуки. Сам Линде при издании польского словаря, держался орфографии подлинников, которыми он пользовался, но находил, что должен быть введен принцип этимологический, ибо только при соблюдении его сохраняется крепкая связь со славянством, и облегчается изучение польского языка для чужеземцев. Но предшествующие опыты в этом направлении убеждали Добровского в бесплодности дальнейших попыток (см. стр. 129130). «Бандке же был симпатичен аббату именно тем, что он держался в вопросе орфографическом того же консервативного взгляда, который высказывал и Добровский. Восставая против Шлецеровского и Бакмейстеровского способа передачи латинским письмом славянских звуков, Бандке решительно высказывается за чешскую транскрипцию, принятую Добровским» (140). Нельзя наконец не сказать и об азбуке жизни, способствовавшей успеху польского славяноведения. Оно углублялось, расширялось и процветало в славные дни царствования «Ангела мира, друга людей» Александра I, что отмечали и сами деятели. Например, Раковецкий говорил: «Особенно важно изучение языка старославянского, который является матерью прочих славянских наречий, служит неисчерпаемым источником обогащения и совершенствования их... |
| 154 Смотри о сей книге целое рассуждение, читанное в Александроневской академии 1804 г. января 25 и того же года напечатанное в 4 листа при Св. Синоде. Но сожалеть должно, что деяния сего Киевского собора 1641 г. не дошли до нас, а известны нам только по ядовитой на оный критике униатских архимандритов Дерманского монастыря Яна Дубовича и Дубенского Кассиана Саковича. 156 Описание сие под названием: Ciekawe Opisanie Ukrainy Polskiey i rzeki Dniepru od Kiowa a do meysca, gdzie rzeka ta wrzuca sie w Morze, przez Р. Веаир1ап, Indzyniera w slubie Królov Polskich Zygm. III. Wlad. IV, Iana Kazmira издано Немцевичем в III томе его книги Zbior Pamtnikow o Dawniej Polszeze, напечатанной в Варшаве в 1622 г. в 4 частях. Боплан сочинил свое описание около половины XVII столетия. 157 Описание сего посольства польского, сделанное бывшим в оном же Львовским подкомием Мясковским, с приложением и договоров издал Немцевич в IV томе книги своей Zbiór Pamtnikow о dawniey Polszcze, в Варшаве в 1822 г. от стр. 552 и след. 158 См. Историю об унии, стр. 115 и иезуита. Кс Яна Алоизия Кулеши книгу Wiara Prawoslawna, издан. в Вильне в 1704 г., стр. 276. 159 Договор сей можно видеть в III части Собрания Государственных Грамот и Договоров, издаваемого иждивением Канцлера Графа Н. П. Румянцова, ст. 462 и в Истории Малороссии издан. Д.Н. Бантыш-Каменским. 160 Истории Малой России соч. Д. Н. Бантьпп-Каменским, изд. в Москве в 1622 г., часть I, стр. 120 и 122: а Соборное определение в Москве о принятии Богдана Хмельницкого в подданство царю Алексею Михайловичу можно видеть в III части Собрания государственных грамот и договоров от стр. 481–489. Там подробно изъяснены и причины сему. Там же находятся и многие грамоты, и акты при принятии присяги от казаков в Переяславле, а также и увещательные от польского короля малороссийскому народу грамоты о непоследовании Хмельницкому. 161 О сем пишет Стебельский в своей книге Zywoty Ewfrozyny y Parascewii, tom. II, kart. 324. Подкоморий Московский в своем описании польского посольства 1649 г. |
| 254 Велепольский в Чр. Сл. Ком. засвидетельствовал, что новый премьер при первом свидании произвел впечатление человека, который составил определенный взгляд на Польшу. Отвергнув предложение Велепольского и члена Гос. Думы Гарусевича, настаивавших на издании соответствующего акта в отношении Польши, Штюрмер ограничился при выступлении в Гос. Думе заявлением, которое Ледницкий назвал «пустым местом». Очевидно, это было результатом не отсутствия взгляда по существу, а тактикой. 255 По утверждению Пуришкевича нимфой Эгерией Штюрмера был известный издатель «Кремля» историк Иловайский. 256 Аргументация Сазонова или вернее проф. Нольде, видного члена партии κ.-д., имела свои исторические корни и воспроизводила постановку польского вопроса после восстания 1863г. В статье «Что нам делать с Польшей?» появившейся тогда в «Русском Вестнике», давалось также тройное разрешение польского вопроса. Катковский орган отвергал «полное отторжение Польши («добровольный отказ России»), которое обострило бы сепаратистские стремления других окраин, признавая испробованный опыт александровского времени непригодным, останавливался на третьем пути – слияния Польши и России в политическом отношении. Любопытно, что и в 1863г. было авторитетное течение за полный отказ от Польши. В. кн. Конст. Ник. записал в дневнике, что эту идею у него развивал, например, кн. Н.А. Орлов, будущий посол в Берлине. 257 Автор делает оговорку, что наименее централистической была немногочисленная партия народных социалистов, которая в своей программе строительства России по федеральному (областному) началу, и до войны делала для Польши исключение, признавая ее права на независимость. Правда, представители левых фракций и в том числе соц.-дем. уже в декабре 16г. с кафедры Гос. Думы безоговорочно признали «абсолютное право» Польши на независимость, но надо иметь в виду, что это декларативное выступление Чхендзе, Керенского и др. носило демонстративный характер в связи с рассматривавшимся Думой делом петраковского депутата, члена польского коло, горного инженера, автора многих научных трудов, Лемницкого, которого обвиняли в «измене» и зачислили в «немецкие агенты». |
| Несмотря на запрет прусских властей, архиепископы Г. продолжали восприниматься католич. духовенством в качестве примасов. Во время Ватиканского I Собора Гнезненский и Познанский архиеп. Мечислав Ледоховский занимал место среди примасов и подписывался как примас, что вызвало недовольство прусского правительства. В 1821-1841 гг. на территории архиеп-ства были закрыты все муж. мон-ри, перед 1840 г. были упразднены все жен. мон-ри. В 1839-1840 гг. архиеп. Мартин Сульгостовский-Дунин находился в тюремном заключении из-за столкновения с правительством по вопросу о смешанных браках. Периодически возникали конфликты духовенства с властями из-за преподавания на польск. языке в школах и использования польск. языка при обучении в ДС. Мн. представители духовенства занимались политической деятельностью и поддерживали польск. национальное движение. С 1848 по 1918 г. духовенству Гнезненского и Познанского архиеп-ств принадлежало 48 депутатских мандатов в прусском ландтаге. С 1871 г. прусское правительство осуществляло политику «Культуркампфа» , целью к-рой было подчинение Церкви гос-ву. За отказ выполнять распоряжения правительства архиеп. М. Ледоховский был заключен в тюрьму (1874-1876). Власти закрыли ДС в Познани (1873) и в Г. (1875), мн. священнослужители были подвергнуты репрессиям. Находившийся с 1876 г. в изгнании архиеп. М. Ледоховский продолжал управлять архиеп-ствами через тайных делегатов, налагая церковные прещения на клириков, исполнявших предписания гос. властей. После нормализации отношений между Папским престолом и прусским правительством в 1888-1889 гг. были вновь открыты ДС в Г. и Познани, с кон. XIX в. стали открываться мон-ри. К 1918 г. в архиеп-стве Г. насчитывалось 19 деканатов, 208 приходов и 291 клирик, муж. мон-рь, 19 жен. мон-рей. Центральным адм. и судебным органом архиеп-ства оставалась консистория, в состав к-рой входили трибунал по делам духовенства и учрежденный в окт. 1915 г. постоянный суд по брачным делам. 1918-2005 гг. После восстановления Польского гос-ва (1918) Гнезненский и Познанский архиеп. Эдмунд Дальбор стал вновь использовать титул «примас Польши». В то же время Варшавский архиеп. Александр Каковский возобновил употребление дарованного в 1818 г. Варшавским архиепископам титул «примас королевства Польского». 28 окт. 1925 г. папа Пий XI издал буллу «Vixdum Poloniae unitas», реорганизовавшую структуру Римско-католической Церкви в Польше и изменившую границы архиеп-ства Г., к к-рому было присоединено 2 познанских деканата. Личная уния архиеп-ств Познани и Г. была сохранена. 21 янв. 1927 г. архиеп. Г. кард. Август Хлонд преобразовал Гнезненскую консисторию в курию архиеп-ства. К 1939 г. в архиеп-стве Г. насчитывалось 21 деканат, 261 приход и 353 пресвитера, 10 муж. и 66 жен. мон-рей различных орденов. |
| В конечном счете, это способствует формированию общего белорусско-польского смыслового и символического пространства и размыванию ментальной границы между белорусами и поляками. В этой связи весьма показательной стала торжественная церемония захоронения останков участников восстания 1863 года, которая состоялась в конце прошлого года в Вильнюсе [ напомним об этом позоре руководства Беларуси – русофобском оккультном ритуале и de facto начале Белмайдана ]. Идеологически все было оформлено как церемония в честь героев трех народов – польского, литовского и белорусского. По сути же это означало негласное признание польской культурной гегемонии в рамках пространства былой Речи Посполитой, и белорусская официальная делегация, приняв участие в торжестве, вольно или невольно подыграла этому. А уж как католический Костел во главе с поляком Тадеушем Кондрусевичем с начала 1990-х (а, по гамбургскому счету, со дня подавления польского «восстания Калиновского» 1863 года) занимался производством и оседланием «белорусского национализма» ! Но Александр Григорьевич только сейчас начал это осознавать, да и то – вполне ли?! Хочется завершить красивым, естественно, в русле революционной тематики. Завораживающий гимн ЛГБТ-сутенера Тихановского и Б елмайдана «Разбуры турмы муры» . Также не сразу, но вспомнили, что, как и всё прочее, гимн этот змагарами спёрт. Спёрт еще и почти дословно у написанного Льюисом Льяком народным гимном каталонских антифранкистских повстанцев «L’estaca» . Особая пикантность в том, что этот гимн, по своей идеологической сути, является гимном просоветским, антифашистским, антикапиталистическим, антииезуитским, антиглобалистским (против финансового интернационала) – то есть, мягко говоря, не в русле идеологии БЧБ-майдана! Да, к сожалению, это движение оказалось также и левацким, антиконсервативным (хотя франкизм под англосаксами конца 1960-х, как и сам тот СССР , – далеко не тот франкизм и СССР, которыми они были в 1930-е). Но это – уже скорее не столько вина, сколько беда европейских народов, отчужденных от Церкви Христовой и обреченных поэтому в своем противлении масонской элите Запада скатываться в троцкистское левачество либо фашистское правачество, попадая с тылу под власть тех же самых глобальных элит, против которых они выступают лицом. В том числе и по вине русского народа, отказавшегося в XX веке от божественной миссии служения Третьего Рима-Катехона. Тем не менее, если по д «столбом» и « мурами турмы » понимать власть антихристианской элиты Запада, их глобального союза, институтов, ценностей и агентов, их всеохватывающей информационно -идеологическо й сети-клетки, их пока еще крепкого оккупационного режима, в частности, над православными странами Юго-Восточной Европы , то не грех «поднапрячься и разбурить» эти « столбы-муры » . |
| 50 настоятелей (всего в епархии было 540 приходов). Согласно Штейну, вплоть до 1863 г. М. дозволял женам неск. правосл. священников оставаться в католичестве, в нек-рых церквах находились иконы «гонителя православия Иосафата Кунцевича», с 1853 по 1864 г. он разрешил строительство ок. 100 католич. храмов. Давние личные дружеские отношения связывали М. с еп. А. Войткевичем, бывш. профессором С.-Петербургской католич. духовной академии, к-рый, впрочем, не был замечен ни в содействии повстанцам в 1863 г., ни в активном противодействии т. н. чиновникам-обратителям. В 1858 г. М. ходатайствовал перед имп. Александром II о награждении еп. Войткевича орденом св. Станислава. Штейн утверждал, что нескрываемая симпатия архиерея к польск. языку (однажды он сказал, что польск. язык лучше русского, т. к. в нем меньше слов, имеющих одно и то же значение) побуждает духовенство дома говорить по-польски. По мнению М. Д. Долбилова, за неприятием М. проповедей на белорус. языке скрывался «полонофильский субъективный мотив - неприятие самой идеи, что язык высокой, аристократической культуры будет принесен в жертву ради развития крестьянского «наречия»» ( Долбилов. 2010. С. 395, 894). Судя по дневнику М., написанному по-польски с редкими вкраплениями рус. слов, он действительно продолжал оставаться и после перехода в Православие деятелем польск. культуры и противником адм. прозелитизма чиновников, распоряжавшихся в его епархии (Там же. С. 869). Так, в 1859 г. он выражал недовольство проектом распространения Православия среди евреев, выдвинутым учителем местной правосл. семинарии Я. А. Брафманом. С сожалением М. записывал в кон. 1860 г. дошедшие до него слова императора виленскому губернскому предводителю дворянства: «Скажите своим, что Литва не Польша и никогда не будет с Польшею. Скажите, чтобы знали за границею» (Дыярыюш з XIX стагоддзя. 2003. С. 98). Состояние Минской епархии после 1863 г. оставалось очень тяжелым, имелось много проблем, главной из к-рых было положение дел в приходах, перешедших из унии. |
| Притом же в широкой степи было очень бурно-ветрено: здесь старина, как и все, плохо держалась, разносясь буйным ветром на все четыре стороны. На севере, в лесу, все удобнее удерживалось, удерживалась и старина. Кроме своих песен и сказок русский человек охотно слушал и читал сказки иноземные в переводе, каким бы путем они к нему ни приходили, лишь бы удовлетворяли потребности высвободиться из узкой среды будничной жизни, перенестись в другую, новую, более широкую сферу, к делам выше обыкновенных. Сначала эти иноземные сказания, византийские, переходили на Русь в южнославянских, сербских и болгарских переводах, потом, в XVII веке, западноевропейские сказания переходят преимущественно при посредстве польской литературы. Так, уже давно любимым чтением русского грамотного человека были сказания о подвигах Александра Македонского. В XVII веке была известна у нас в русском переводе знаменитая в средневековой европейской литературе троянская история Гвидона Мессинского. В западноевропейских литературах XVII век был временем упадка рыцарского романа, который уже становится здесь чтением простонародья; у нас же во второй половине XVII века западный, рыцарский роман в переводе с польского усердно читается в высшем грамотном обществе, что свидетельствует значительное количество списков, является во дворце, между книгами царевичей, под названием «потешных книг». Это явление служит также указанием того возраста, в каком находим народ наш в описываемое время, возраста детского, когда фантазия преобладает и требует чудесного; рыцарский роман – родной брат нашей богатырско-козацкой песне и сказке, а потому должен был найти радушный прием в русском обществе XVII века, и западный богатырь БуоводАнтона стал таким русским Бовой-королевичем. Посредством переводов с польского русские люди XVII века познакомились с нравоучительными повестями. В начале XVII века толмач греческого и польского языка Федор Гозвинский перевел басни Эзопа, который, по словам переводчика, «нравоучительная к нам сей беседует и в притчах полезная к житию дарует». |
|
|
