| Он есть Бог богов и Царь царей, и Судия живых и мертвых; а почитаемые вами боги послужат на возжжение огня вечного со всеми поклоняющимися им. После этого епарх Аквилин, собравшись на охоту, велел захватить и святого Трифона, приказав привязать его к коню и вести за собою. Большие мучения пришлось выносить святому: пальцы ног его отрывались, потому что, при ужасном морозе, ноги его были босы, а конь наступал и давил их своими ногами, – и ступни его растрескались, но мученик, вперив духовный взор к Богу и, пламенея любовью к Нему, ни во что ставил эти мучение, и пел слова Давида: «Утверди шаги мои на путях Твоих, да не колеблются стопы мои» ( Пс.16:5 ), и другие: «Утверди стопы мои в слове Твоем и не дай овладеть мною никакому беззаконию» ( Пс.118:133 ). Повторяя вместе с тем и слова святого первомученика архидиакона Стефана: – «Господи, не вмени им греха сего» 1099 ( Деян. 7:60 ). Возвратившись после охоты, епарх призвал к себе мученика и сказал ему: – Теперь, несчастный, не надумал ли ты благоразумно принести жертвы богам, или остаешься в своем прежнем безумии? Святой отвечал: – Ты сам, ослепленный диаволом, преисполнен безумия и невежества, потому что не можешь познать Создателя всех и поклониться Ему; а я остаюсь премудрым, не отступая от спасающей меня истины. Епарх велел отвести святого в темницу; а сам отправился в ближайшие пределы страны, где и оставался некоторое время. По прибытии обратно в Никею, епарх, явившись в судилище, снова вызвал Трифона и сказал ему: – Не научило ли тебя продолжительное пребывание в узах повиноваться царскому повелению и обратиться к богам? – Бог мой и Господь Иисус Христос, – отвечал святой, – Которому я служу чистым умом, поучая, наставил меня и утвердил меня, дабы я мог неизменно и непоколебимо сохранить веру в Него: посему Ему Единому истинному Царю и Богу, я повинуюсь, и к Нему прибегаю, твою же и царскую гордость я презираю, а от почитаемых вами богов отвращаюсь. Епарх, сильно озлобясь, вскричал слугам: – Вбейте острые гвозди в ноги его, и, водя по городу, бейте его. Слуги тотчас исполнили приказание мучителя. Святого стали водить, или лучше сказать, влачить по городу, подвергая истязаниям, и он переносил ужасные страдания – как от вбитых в ноги гвоздей, так и от сильного мороза, по случаю суровой зимы. Но великий страдалец, имея пред духовным взором своим Христа, и взирая на будущие воздаяние, всё переносил с великим терпением и радостью; когда же он опять был приведен к епарху, мучитель, удивляясь такому терпению святого, с великою досадою сказал ему: |
| После этого эпарх Аквилин, собравшись на охоту, велел захватить и святого Трифона, приказав привязать его к коню и вести за собою. Большие мучения пришлось выносить святому: пальцы ног его отрывались, потому что, при ужасном морозе, ноги его были босы, а конь наступал и давил их своими ногами, — и ступни его растрескались, но мученик, вперив духовный взор к Богу и, пламенея любовью к Нему, ни во что ставил эти мучение, и пел слова Давида: «Утверди шаги мои на путях Твоих, да не колеблются стопы мои» (Пс.16:5), и другие: «Утверди стопы мои в слове Твоем и не дай овладеть мною никакому беззаконию» (Пс.118:133). Повторяя вместе с тем и слова святого первомученика архидиакона Стефана: — «Господи, не вмени им греха сего» [ 12 ] (Деян. 7:60). Возвратившись после охоты, эпарх призвал к себе мученика и сказал ему: — Теперь, несчастный, не надумал ли ты благоразумно принести жертвы богам, или остаешься в своем прежнем безумии? Святой отвечал : — Ты сам, ослепленный диаволом, преисполнен безумия и невежества, потому что не можешь познать Создателя всех и поклониться Ему; а я остаюсь премудрым, не отступая от спасающей меня истины. Эпарх велел отвести святого в темницу; а сам отправился в ближайшие пределы страны, где и оставался некоторое время. По прибытии обратно в Никею, эпарх, явившись в судилище, снова вызвал Трифона и сказал ему: — Не научило ли тебя продолжительное пребывание в узах повиноваться царскому повелению и обратиться к богам? — Бог мой и Господь Иисус Христос, — отвечал святой, — Которому я служу чистым умом, поучая, наставил меня и утвердил меня, дабы я мог неизменно и непоколебимо сохранить веру в Него: посему Ему Единому истинному Царю и Богу, я повинуюсь, и к Нему прибегаю, твою же и царскую гордость я презираю, а от почитаемых вами богов отвращаюсь. Эпарх, сильно озлобясь, вскричал слугам: — Вбейте острые гвозди в ноги его, и, водя по городу, бейте его. Слуги тотчас исполнили приказание мучителя. Святого стали водить, или лучше сказать, влачить по городу, подвергая истязаниям, и он переносил ужасные страдания — как от вбитых в ноги гвоздей, так и от сильного мороза, по случаю суровой зимы. Но великий страдалец, имея пред духовным взором своим Христа, и взирая на будущие воздаяние, всё переносил с великим терпением и радостью; когда же он опять был приведен к эпарху, мучитель, удивляясь такому терпению святого, с великою досадою сказал ему: |
| Щедрые подарки и повышение жалования солдатам сделали его популярным в армии. Он чувствовал себя новым Юлием Цезарем и мечтал не иначе, как об императорском троне. Скоро готы перейдут границу и сметут легионы наместника Мезии и Фракии . Я же встану во главе своего войска и разобью готов. Сегодня — император Деций, завтра — император Аквилин». Такие тщеславные мысли часто приходили ему в голову. Но об этом пока никто не знал, кроме самого епарха Аквилина. Человек, который стоял сейчас перед ним был молод, и даже очень молод. «Совсем мальчишка», — подумал про себя Аквилин. — «А мне говорили, что он — опытный врач!» О том, что Трифон не только лечит людей, но и проповедует им о Христе, наместнику доложили деревенские лекари, доложили из зависти, потому что Трифон брался лечить тех, от кого они отказывались, и лечил успешно. «Ну, с этим у меня проблем не будет», — подумал наместник, вглядываясь в полудетские черты лица Трифона. Но встретившись с ним взглядом, Аквилин почувствовал, что этот человек, несмотря на молодость и незнатное происхождение, нисколько его не боится. Во взгляде Трифона не было смущения. Он смотрел на наместника прямо и открыто, не сводя с него глаз. Рядом с Аквилином стояли его помощники, оруженосцы и слуги. Народ теснился позади него вдоль каменных стен базилики , в которой проходил суд. Но сейчас наместнику казалось, что вокруг них никого нет — только он и Трифон. Они находились напротив друг друга: епарх — человек, облеченный земной властью, и юноша, за которым стоял Сам Небесный Владыка. И Трифон это чувствовал. Почувствовал это и Аквилин и, не выдержав устремленного на него взгляда, невольно опустил глаза и поднял из снова только тогда, когда услышал голос своего казнохранителя Помпиниана. — Вот юноша из города Апамеи, посланный к твоему величеству, предстоит перед светлым судом твоей власти, — Помпиниан говорил торжественно и высокопарно, как и подобает человеку, начинающему судебное разбирательство. Аквилин взглянул исподлобья на юношу и вновь, не выдержав его взгляда, отвел глаза в сторону. |
| Епарх Аквилин был практичным человеком. Он был против казни христиан. чувствуя приближение войны, он ценил жизнь каждого человека. Трифон был хорошим врачом и мог оказать большую помощь солдатам, раненным в предстоящих сражениях. И епарх снова обратился к нему с увещеванием: — Одумайся, Трифон, оставь свое безумие и поклонись богам. Лицо Трифона потеряло румянец, оно было измождено пыткой, но глаза его смотрели на Аквилина также твердо, как и раньше, и также тяжело было епарху вынести этот взгляд. — И я тебе говорю, — отвечал ему Трифон, — что никто из тех, кто отвергает Небесного Царя Христа, не может наследовать жизнь вечную, но будет послан в огонь, никогда не угасающий. — Нет другого небесного царя, кроме Зевса, сына Сатурна, — возвысил голос епарх. — Поклонись ему, и ты будешь наслаждаться сладостью этой жизни! — Зевс, о котором ты говоришь, был первым человеком. Занявшимся колдовством. А когда он умер, то люди, захотевшие следовать его злым делам, назвали его богом и отлили ему идолов из золота и серебра. И вы, поклоняясь ему и другим подобным идолам, забываете о Боге живом, который есть Бог богов и Царь царей, Судья живых и мертвых. И тут хладнокровный, невозмутимый доселе епарх Аквилин почувствовал, что у него внутри. Где-то посредине груди, пробуждается страшная злость по отношению к этому юноше. Он вдруг ощутил себя актером, комедиантом на сцене театра, который играет для публики смешную, глупую роль. И Трифон, да, именно Трифон, заставляет его играть эту дурацкую роль — роль человека, который как ни старается, ничего не может с ним сделать. До сих пор те немногие христиане, который приводили к нему, ломались при первой же пытке. Богатые же люди тайно вносили за себя выкуп, чтобы их не трогали, и Аквилин презирал таких людей, но деньги от них брал. Трифон же обладал огромной внутренней силой, и это Аквилин интуитивно чувствовал, и именно против этой силы в нем поднялась злость, какой он еще никогда и ни к кому не испытывал. Он встал, тяжело ступая, подошел к юноше и, глядя ему в глаза, не произнес, а прошипел: |
| — Я заставлю тебя отречься! И, не дожидаясь ответа, медленно вышел из залы. Глава 13 Аквилин очень любил охоту. Но сегодня охота была особенной. Он сменил тогу на теплый охотничий костюм. Трифона он приказал привязать к своему коню. Епарх скакал молча, прислушиваясь к тому, что происходит сзади. А Трифон бежал за его конем босиком, по свежему снегу, по мерзлой земле. Его ноги растрескались — конь наступал на них копытами, но его мучитель не услышал от него ни крика, ни стона, ни просьбы о пощаде. Всю дорогу его сопровождало пение, заглушавшее лай охотничьих собак — это Трифон, пламенея любовью к Богу, пел 16 псалом царя Давида: — Сверши стопы моя во стезях Твоих, да не подвижутся стопы моя!.. — а вспоминая подвиг первомученика Стефана, он повторял его слова: — Господи, не вмени им греха сего. На этот раз епарх не получил от охоты никакого удовольствия. Всю дорогу его лук оставался притороченным к седлу, а чехол со стрелами — нетронутым. И даже тогда, когда загнанный охотниками кабан, утыканный стрелами, дыша горячим паром, упал на колени, и Аквилину предложили спешиться и нанести ему последний удар ножом, он кивком головы предложил эту честь Помпиниану, сам же с досадой хлестнул коня и погнал его домой. Следом за ним бежал из последних сил Трифон. Дома епарх приказал отвести святого в темницу и, решив на время отложить суд над ним, отправился в пограничные пределы своей области. Три дня и три ночи, сидя в холодной, сырой темнице, Трифон, не смыкая глаз, молился за своего мучителя Аквилина, за своих палачей и за тех людей, что были свидетелями его пытки. И молитва его была услышана. Но Господь уважает свободную волю каждого человека. Если бы епарх Аквилин хотя бы немного стремился к тому, чтобы познать истину, то за молитвы святого Трифона, это познание было бы ему дано — Господь просветил бы его разум благодатью Святого Духа. Но Аквилин все это время проводил смотр своих легионов, наблюдал за тем, как солдаты упражняются в рукопашном бое и метании дротиков, и занимался разбирательством частных дел. |
| — Я служу и покланяюсь только Господу моему — Иисусу Христу и буду непоколебимо хранить веру в Него, — твердо отвечал ему мученик. — Твою же и царскую гордость я презираю, а от почитаемых вами богов отвращаюсь. — Что ж, — Аквилин повернулся к Трифону спиной и, глядя в окно на городскую площадь, произнес. — Тогда тебе вобьют в ноги острые гвозди и будут с позором водить по городу. Трифон молчал. Епарх небрежно махнул рукой, и слуги бросились исполнять его приказание. Он же молча наблюдал, продолжая стоять у окна, за всем происходящим, надеясь, что на этот раз, мученик все же не выдержит, и этот странный и страшный поединок между ними наконец прекратится. И Трифон бы, конечно, не выдержал. Если бы не Господь, который укреплял его, давая ему силы физические, а главное — силу несгибаемого духа. Его водили, а точнее влачили по городу, нанося побои, и многие язычники, видя, с каким мужеством и терпением он переносит страдания, удивлялись его вере и в душе проклинали императора и его жестокого наместника, не смея из страха произнести этих слов вслух. Христиане же все больше укреплялись в вере, особенно после того, как Господь видимо проявил Свою силу и великую милость к Своему угоднику. Глава 15 Аквилин смотрел на мученика как затравленный зверь. Еще никогда он не чувствовал себя так скверно. Он был хорошим охотником, но сейчас чувствовал себя кабаном, в которого уже выпущено множество стрел, и эти стрелы достигли цели, и осталось нанести лишь последний удар ему широким охотничьим ножом. И этот удар должен был нанести ему Трифон, тот самый Трифон, что стоит перед ним, уже в который раз! Весь израненный, с переломанными ребрами и посиневшими от холода руками и ногами, но лицом — просветленным от радости. Что же это за радость может быть, если ты весь изранен и измучен?! Но она как свет, как огонь проникает в душу епарха и жжет, жжет его изнутри… — До каких же пор, Трифон, ты будешь нечувствителен к страданиям, и когда же ты почувствуешь всю ужасную боль пыток? — Когда же и ты познаешь силу Христову, — с болью в голосе отвечал ему Трифон, потому что ему до боли было жаль этого несчастного человека. — И перестанешь, окаянный, искушать Святого Духа? |
| Его слова не достигли цели. Епарх смотрел на Трифона широко открыв глаза, и в его глазах читались сразу гнев, ненависть и страх. И Трифону на мгновение показалось, что он него исходит мерзкий запах серы, такой же, как от той черной собаки, под видом которой когда-то явился по молитве Трифона злобный демон. На следующий день, облаченный в белую тогу с пурпурной полосой , епарх Аквилин произнес пред всем народом приговор: — Трифон Апамейский, за противление царскому приказу, претерпев множество мук, но не захотев принести жертвы богам, должен быть казнен через усекновение головы. В этом приговоре была последняя надежда епарха на то, что Трифон все-таки отречется. «Ведь жизнь — она одна! Разве можно с этим шутить?!» — так думал епарх, но и на этот раз его надежда не оправдалась. Господь по молитве Трифона принял его душу, когда палач еще не успел поднять своего меча. И Аквилин, узнав об этом, заскрежетал в бессилии зубами: — И здесь он все сделал по-своему! Находящиеся в Никее христиане обвили тело мученика чистыми плащаницами и умастили ароматами. Они хотели похоронить его у себя в городе, и тем самым обрести себе в его лице защиту от врагов. Но святой Трифон явился им в видении и повелел отнести его мощи к себе на Родину — в селение Кампсаду. что и было исполнено. Душой же он вознесся на Небеса и имеет великую силу заступления за нас перед Единым в Троице Боге — Отцом, Сыном и Святым Духом, которому слава во веки веков. Аминь. Примечания Фригия — историческая область в Малой Азии. Легат — в Римской армии старший офицер, командующий большим подразделением — легионом. Ардавир — первый персидский царь из династии Сасанидов. Прославился как полководец. Мансион — гостиница при дороге. Император Максимин царствовал в 234—238 до н.э. Венера — в Риме богиня земной любви и красоты. Эскулап — в Риме бог врачевания. Голова и корабль — азартная игра, у нас известна, как «Орел и решка». Левиафан — большое морское животное. Амофора — греческий сосуд для вина. Лидия — область в Малой Азии, славилась виноделием. |
| — Крепко ли вы его били? — прошипел епарх. Слуги, которые в отличии от Аквилина не были так сильно одержимы жаждой власти и гордыней, и сердцем понимали, что Трифон — не обычный человек, и уже давно бы пора прекратить эту страшную казнь, молчали. — Вы, наверно били его палками, — не унимался Аквилин. — А бить надо было железом! Слышите? Железом!.. И огня, огня ему! Палите его огнем!.. В страхе перед наместником, но еще больше боясь самого мученика, слуги неловко, как-будто позабыв свое прежнее умение, взяли Трифона и повлекли его на новые мучения, но тут внезапно свет, озарявший его лицо, стал ярче. Он разгорался все сильнее. Его лучи затопили все вокруг, слепя глаза слугам наместника и разливаясь свободно и просторно. Небесная радость коснулась сердец палачей, и они в страхе и трепете пали пред Трифоном на землю. А на его главу, к великому ужасу наместника, спустился с неба прекрасный сияющий венец, и святой Трифон, ощутив в себе пришедшую свыше помощь, исполнился еще большей радости и веселия и молился вслух: — Благодарю Тебя, Господи, за то, что Ты не оставил меня беспомощным в руках моих врагов. И прошу Тебя, не оставляй меня и помоги до конца совершить этот подвиг и получить венец правды со всеми, кто возлюбил имя Твое, ибо Ты один славен во веки. Аминь. На этот раз Аквилин по-настоящему испугался. Он не верил ни в своих богов, ни в Бога Трифона, вообще ни во что, кроме земной славы и могущества, который он желал всем своим сердцем. Но смущенный явленным чудом, он приказал развязать святого и с льстивой лаской вновь попытался уговорить его. — Трифон, принеси жертву Зевсу и поклонись царскому изображению… Воистину, кого хочет наказать Господь, того лишает разума. На этот раз Аквилину действительно удалась роль, которой он так боялся — человека, который словно не видит и не слышит того, что свершается прямо перед ним. — Если я к самому царю и к его нечестивым приказаниям отнесся с презрением, то неужели буду покланяться его бездушному изображению, о, епарх, — с улыбкой отвечал ему Трифон. — А боги твои — просто каменные воплощения людских пороков: гнева, сладострастия, воровства и всего самого низменного и гадкого, что есть в человеке. И нас вы хотите завлечь в ту же гибельную пропасть, куда идете сами. Но вы не будете иметь в этом успеха, потому что идете не против людей, но против истинного и живого Бога. |
| «Советую тебе поклониться богам, – возразил Аквилин, – я вижу, что ты еще молод и несовершен в разуме, и мне жаль осудить тебя на мучительную смерть». – «Я тем и докажу, что я совершен в разуме, если я неизменно сохраню в сердце святое сокровище веры и пожертвую собою за Того, Который Сам был жертвой за меня», – отвечал Трифон. «Я предам тебя огню!» – сказал губернатор. «Ты грозишь мне огнем, который угасает, – твердо отвечал св. Трифон, – я же угрожаю вам огнем вечным, если не отступите от идолов ваших и не познаете Истинного Бога!» Тогда губернатор велел жестоко бить св. мученика Трифона; но страдания не поколебали твердости св. исповедника, и губернатор снова обратился к нему с увещаниями. «Раскайся, Трифон, – говорил он, – и поклонись богам; противящейся царскому велению не избежит мучительной смерти». – «А я говорю вам, что отрекающийся от Небесного Царя не наследует жизни вечной», – возразил св. Трифон спокойно и твердо. «Этот небесный царь – Зевс, поклонись ему», – сказал губернатор. «Все поклоняющиеся ему погибнут, – отвечал Трифон. – Вы верите нелепым басням, покланяетесь бездушным идолам, и не хотите познать Бога Истинного, Который создал небо, основал на водах землю, воздухом окружил ее, Который сотворил человека и поставил его господином над всем созданием. Он, Отец Небесный, умилосердившись над согрешившими людьми, послал на землю Единородного Своего Сына, Который, соделавшись человеком, учением, страданиями и смертью Своей спас людей от погибели, сей Сын Божий, принявший на Голгофском Кресте вольную смерть, воскрес на третий день и вознесся на небо, где сидит одесную Бога Отца; Он придет опять с силой и славой судить живых и мертвых, и воздаст каждому по делам его; Он есть Царь царей и Бог вечный; Ему поклонитесь, если хотите спастись от вечного огня». Тогда губернатор, который в этот день отправлялся на охоту, велел привязать св. исповедника к лошади и гнать за собой. Каких мучений не вытерпел святой, влачимый по земле и попираемый лошадью?! Но надежда на Господа укрепляла его; он взывал к Богу, повторяя слова Давида: «соверши стопы мои во стезях Твоих, да не подвижутся стопы мои... |
| А происходило это потому, что они пребывали в Великой Любви. Не той любви с маленькой буквы, которую так ценят обычные люди, и которая является не чем иным, как простой эгоистической привязанностью к чему-то земному. Эта любовь обязательно обернется страданием — ведь все земное обречено на смерть и разрушение. А настоящая Любовь никогда не перестает, она пронизывает собою вечность, и те, кто пустил Ее в свое сердце еще при жизни вошли в Небесную Страну бесконечного счастья. И эта Любовь давала им такую силу, что никакие муки, даже малой доли которых не смог бы выдержать простой человек, не могли поколебать их. И, закончив свой земной путь, они и после смерти продолжали творить удивительные чудеса во славу Божию и в доказательство своего бессмертия. Глава 12 Император Гордиан разделил судьбу большинства императоров того времени. Процарствовав шесть лет, он трагически погиб во время войны с персами. Новый префект преторианской гвардии по имени Филип вынудил молодого императора провозгласить его своим соправителем, а позже, во время военного похода, организовал искусственный недостаток продовольствия, и разгневанные солдаты жестоко расправились со своим императором, считая его виновником возникшего голода. Императором стал Филип. Но торжество его было недолгим. Через два года он пал в сражении с новым претендентом на царство — сенатором Децием, за которым стояли нижнедунайские легионы. Произошло это в 249 году близ города Вероны. Стараясь укрепить свою власть, Деций издал указ о запрете всех религиозных культов, кроме традиционной для Рима языческой веры. Себя он объявил Богом и приказал, чтобы все жители империи поклонялись его изображению. Недолгим было и его царствование. Он погиб через два года во время войны с германцами. Но за эти два года пострадали тысячи и тысячи христиан, среди которых был и святой Трифон. Епарх Аквилин торжественно восседал на судейском кресле. Это был человек средних лет, худой, жилистый, с лицом суровым и гладко выбритым. Глаза его были серого цвета, взгляд — человека, уверенного в себе. |
|
|
