| Протоиерей Завитаев – два голоса (2 голоса) Священник Конограй – один голос (1 голос) Всего на 54 записках подано сто восемь голосов (108 голосов) Члены Комиссии: Протоиерей Николай Карташев Протоиерей М. Добровольский Андрей Аббати Павел Россиев ГАРФ. Ф. Р-3696. Оп. 1. Д. 1. Л. 47. Рукописный подлинник. Чернила. Подписи – автографы. Заголовок документа – автограф П. В. Верховского, основная часть – автограф, вероятно, священника М. Добровольского. Рукописная помета на верхнем поле посередине: «5». Документ датирован 22 мая 1919 г. Эта дата представляется ошибочной. Выборы в члены ВВЦУ от пресвитеров проводились на пятом заседании Собора, 23 мая 1919 г., как зафиксировал протокол 5. 24. Протокол подсчета голосов при выборе членов Временного высшего церковного управления от пресвитеров 23 мая 1919 г. Из поданных 54 записок оказались получены: 1 . Протоиерей Шавельский – 40 голосов 2 . Протоиерей Рождественский – 31 3 . Протоиерей Лаванов – 15 4 . [Протоиерей] Беловидов – б 5 . [Протоиерей] Смирнов – 4 6 . Священник Востоков – 4 7 . [Свящ[енник] Ломако – 3 8 . Протоиерей Хандалеев – 3 9 . [Протоиерей] Завитаев – 1 10 . Священник Конограй – 1 11 . Протоиерей Малиновский – 1 Подсчет производили: Кон. Гаденко И. Гладкий Свящ[енник] Василий Кожин Прот[оиерей] И. Завитаев ГАРФ. Ф. Р-3696. Оп. 1. Д. 1. Л. 48. Рукописный подлинник. Чернила. Подписи – автографы. Заголовок документа – автограф П. В. Верховского. Рукописная помета на верхнем поле посередине: «7». 25. Протокол подсчета голосов при выборе кандидатов в члены Временного высшего церковного управления от мирян 23 мая 1919 г. П[рофессор] Н. И. Абрамов – 46 Граф Η. П. Апраксин – 42 A. И. Ивановск ий – 8 Кн[язь] Григорий Трубецкой – 5 Кн[язь] Евген[ий] Трубецкой – 3 Граф Граббе – 2 Проф[ессор] Верховской – 1 Гр[аф] М[усин]-Пушкин – 1 И. Н. Терещенко – 1 Якушев – 1 Из 56 записок подано 55 Ген[ерал] Эрн Протоиерей К. Окиншевнч Священ[ник] А. Красовский B. Хомяков ГАРФ. Ф. Р-3696. Оп. 1. Д. 1. Л. 51. Рукописный подлинник. Чернила. Подписи – автографы. Заголовок документа – автограф П. В. Верховского. Рукописная помета на верхнем поле посередине: «10». 26. Протокол подсчета голосов при выборе в члены Временного высшего церковного управления от мирян 23 мая 1919 г. |
| К покойному старцу Амвросию часто езжала благотворительница Шамординской общины, супруга известного московского торгового деятеля Сергея Васильевича Перлова со своей замужней дочерью, у которой не было детей. Эта бездетная дочь ее просила у батюшки совета и благословения взять какого-нибудь ребенка в усыновление. В 1890 году, почти в самую же половину октября, старец сказал ей в ответ на ее желания: «Погодите, через год я сам укажу вам для усыновления ребенка». За обедом приехавшие на похороны старца молодые супруги с горечью вспомнили слова его и пожалели, что кончина батюшки не дала ему исполнить своего обещания. Но еще не успел окончиться обед, как пронесся слух, что у крыльца начальнического корпуса, где гости обедали, нашли подкинутого младенца. Сначала, разумеется, слух этот многим пришелся не по сердцу. Но когда об этом услыхала бездетная дочь г-жи Перловой, она кинулась к малютке и с чувством глубокого умиления воскликнула: «Это батюшка послал мне дочку». И ребенок увезен был ею в Москву. По окончании трапезы преосвященный пожелал посетить кельи покойного старца. Вошедши в них, он помолился и трижды осенил крестным знамением постель, на которой старец преставился. Затем он долго еще благословлял гостей, сестер и многочисленных богомольцев, толпившихся у крыльца настоятельницы, и уже при наступивших сумерках возвратился в Оптину пустынь. Не пройдем молчанием и следующего обстоятельства. В начале своей предсмертной болезни старец Амвросий велел одной монахине читать книгу Иова. В ней между прочим сказано, что от смрада ран сего праведника бежала даже его жена. Этим примером, как думается, старец предуказывал на то, что и с ним подобное случится после его кончины. Действительно, от тела покойного вскорости стал ощущаться тяжелый мертвенный запах. Впрочем, об этом обстоятельстве давно еще он прямо говорил своему келейнику отцу Иосифу. На вопрос же последнего, почему так, смиренный старец сказал: «Это мне за то, что в жизни я принял слишком много незаслуженной чести». |
| «Когда труды, то не принуждай келейных только по три чашки чай пить, а скажи: пейте по вашему правилу». «Если будешь помногу чай пить, то зубы будут болеть». «Объястливые уста – свиное корыто». «Если будешь пить после правила вечернего, то нужно положить на это 12 поклонов. Не осуждать людей, а сказать себе: ах, я окаянная!» «Надо благодарить Господа, что Он тебе всё посылает. Это для трех причин – чтобы привести в чувство, сознание и в благодарность». «Как будешь кого осуждать, то скажи себе: «Лицемере! Изми первее бервно из очесе твоего» ( Мф.7:5 ). «Бревно в глазу – это гордость. Фарисей имел все добродетели, но был горд, а мытарь имел смирение – и был лучше». «Если найдут помыслы осуждения, то вспомни, что один лошадь украл, а другой овцу, т.е. ты лошадь (украла). «Все помыслы (недолжные) от гордости. У тебя есть гордишка». «Гордых Сам Бог исцеляет. Это значит, что внутренние скорби (которыми врачуется гордость) посылаются от Бога, а от людей гордый не понесет. А смиренный от людей всё несет и всё будет говорить: достоин сего». «Когда чувствуешь, что преисполняешься гордостью, то знай, что это похвалы других тебя надмевают». «Когда нападет гордость, скажи себе: чудачка ходит». На объяснение, что в разговорах с другими говорю – я, батюшка сказал: «Отец архимандрит Моисей никогда не говорит – я, а: «Это опытом удостоверено»; или скажет: «Мы». «Дом души – терпение, пища души смирение. Если пищи в доме нет, жилец лезет вон» (обычное выражение: выходит из терпения). «Когда разворчишься, то укори себя – скажи: окаянная! Что ты расходилась, кто тебя боится?» «Если очень зацепят тебя, скажи себе: не ситцевая, не полиняешь». «Много в этой голове ума, да вон не идет». «Когда бывает такое время, что желаешь – и сама не знаешь чего, то напиши в уме эти слова: «Кто я и кто ипостась моя? И чего я желаю? – в гости не еду и дома не остаюсь, – везите меня к нам». Подойди и прочитай». «Тщеславие и гордость одно и тоже. Тщеславие выказывает свои дела, чтобы люди видели, как ходишь, как ловко делаешь. А гордость после этого начинает презирать всех. Как червяк сперва ползает, изгибается, так и тщеславие. А когда вырастут у него крылья, возлетает наверх, так и гордость». |
| Дитя, как видим, говорило по-детски, а старец по-старчески. В заключение этой главы еще и еще укажем на особенно выдающуюся черту в жизни старца Амвросия – его неограниченную милостивость к нищим и обездоленным людям. Принося в жертву своей общине, так сказать, всё – и свое, истощенное болезнями, скорбями и старостью здоровье, и спокойствие, и, наконец, достояние, какое только Бог посылал ему через усердствующих благотворителей, он никогда не упускал случая помогать и всем, искавшим и ожидавшим от него помощи. Вот уже осень, последняя в его жизни. Сам старец хорошо это знает, так как давно уже стал намекать о сём окружавшим его. Знает и то, что в Шамординской общине большой недостаток. Но вот в далекой Москве один человек, которого батюшка призвал к новой жизни, находится в глубоком унынии. От своей семьи, с которой он давно расстался и которую считал обеспеченной, получил он скорбное письмо: там нужда, а помочь нечем. Просить старца о помощи он считает неблаговременным, так как хорошо знает, что в Шамордине теперь считают гроши. В это время убитый горем отец вдруг получает с почты повестку на немалые деньги и не может понять – откуда. А это благодетельный старец Амвросий поспешил облегчить его горе. Чтобы иметь возможность без отказа подавать милостыню нищим, старец, несмотря на скудость в общине средств, всегда старался иметь в руках рублей до ста мелких денег, которые он и раздавал или сам, или через келейника, кому рубль, кому три и более. Из этих денег он уже никому не давал ни на какие потребности, ни даже на жалованье рабочим. Придет, бывало, наблюдавший за постройками монах отец Иоиль и станет просить у старца денег для расчета рабочих; батюшка скажет ему даже как будто с оскорблением: «Нет-нет, иди-иди; ну тебя совсем, ты и так меня всего обобрал; иди-иди, ну тебя совсем!» Когда же получится откуда-нибудь большая сумма, тогда уже старец, с веселым видом и присущей ему любовью, говорил: «Теперь бери, сколько надо!» Были люди, осуждавшие старца за его милостыню. |
| Даже среди лиц, особенно преданных ему, часто возникало недоумение, как это он, имея в руках такое громадное дело, как устройство Шамординской общины, вовсе не бережет деньги, даже в самые трудные дни, – как будто мирян предпочитает своей обители, так как старец раздавал нуждавшимся всё до последнего рубля. Происходил, например, такой разговор старца со своим келейником. Старец ищет около себя на постели денег, чтобы удовлетворить нуждающегося просителя. Вот он зовет келейника. «Поищи-ка, – скажет, – где-нибудь; кажется, у нас где-то рубль оставался; поищи, – просят». «Как бы вы не велели еще вчера отдать, – ответил келейник, – так бы точно оставался, а теперь ничего нет. Вот всё раздаете, а рабочие жалованья просят, – чем платить будем?» Чтобы утешить келейника, старец делает вид, будто раскаивается, со скорбью покачивая головой. Рубль все-таки где-нибудь отыскивали на долю бедняка, между тем как в Козельскую почтовую контору вскоре на имя иеросхимонаха Амвросия приходила крупная сумма денег. Так щедро Всеблагий Господь всегда награждал старца за его милостыню. Получалась таким образом возможность и жалованье рабочим уплатить, и еще некоторым нуждавшимся оказать помощь. Одним из последних пожертвований старца Амвросия было очень значительное количество денег, данное им на голодающих. Веруя в неложное обетование Господа воздать за милостыню стократным воздаянием, старец, так сказать, сеял с несомненной надеждой, что община его в недалеком будущем пожнёт обильный плод. XI. Скорбные обстоятельства старца Амвросия в Шамординской общине, и его предсказания о близкой своей кончине Не на покой, как означено в записках М. E. С-ной, не на покой переехал батюшка отец Амвросий в устроявшуюся им общину, а на большие труды и скорби. Сам старец, в присутствии окружавших его сестер, высказывался так: «Матери и сёстры! Я у вас здесь на кресте». «Действительно, – по замечанию г-жи N., – для старца началась теперь жизнь невозможно трудная. Ни днем ни ночью он не имел покоя – и по неудобству помещения (которое до самой его кончины всё только устраивалось и подготовлялось), и от множества дел и окружавшего его народа. |
| Я ответила: «Потому и приехала, что вы больны». Дочь же моя добавила: «Кстати, батюшка, и Великий пост , – можно поготовиться». «Ну что же, – сказал старец, – я всех своих духовных детей передал батюшке отцу Иосифу. И вы у него исповедуйтесь». Но я смекнула дело и скоро ответила: «Да я, батюшка, недавно перед масляной готовилась, я подожду, – могу и после Святой». «Ну зачем же откладывать? – сказал он. – Идите, утро мудреней вечера», – отпустил нас. Я всю ночь проплакала и промолилась, чтобы Матерь Божия внушила старцу при жизни его не передавать меня другому духовному отцу. Наутро мне еще прибавилось огорчение. Одна пришедшая к нам в номер монахиня, духовная дочь старца, сказала мне, что она уже исповедалась у батюшки отца Иосифа, и стала надо мной подшучивать и тем довела меня до больших слез. Я никому не могла противоречить, но и с собой сладить тоже не могла. Оправившись, насколько это было возможно, чтобы не было заметно слез, я пошла к старцу. Войдя к нему в келью и не успев еще поклониться ему, я увидала, что он стал торопливо что-то разыскивать кругом себя на кроватке, на которой лежал. Достал откуда-то из-под подушек мантийку, епитрахиль и поручи, которые были там спрятаны, и стал всё это спешно надевать, сказав мне: «Ну, дурак, исповедуйся скорей; только не говори никому, что я тебя сам исповедал. А если спросят, как исповедалась, скажи: как и все. У тебя пока другого отца не будет». Такой для меня был переход от сильного огорчения к великой радости! Кончив мою исповедь и начав читать разрешительную молитву, старец был прерван приходом к нему батюшки отца Иосифа, так как дверь в келью мною была не заперта. Я вздрогнула. Показался на пороге батюшка отец Иосиф и, увидав, что старец, по великой своей любви, не выдержал и снизошел к моей немощи, покачал головой и, улыбнувшись на батюшку отца Амвросия, только махнул рукой и ушел. У батюшки же отца Амвросия было при этом как бы виноватое личико. После я узнала, что старцу и доктор запретил, и все очень просили его, начиная с отца архимандрита, чтобы он никого не исповедовал, пока не оправится от болезни. |
| Написала также: «Думаю, что ему покажется странно, что мирская женщина обращается к нему, монаху с этим». В таком случае просила ее передать ему мой сон про него. Через несколько дней после отосланного письма, переменяя положение ноги больного, я с ужасом увидала, что опухоль уже захватила низ живота. Притом страдания больного так были велики в ту минуту, что, не зная чем их облегчить, я вздумала почему-то вдруг сделать бинт и перевязать около паха ногу. Больной от сильной боли не чувствовал, как я своими слабыми неумелыми руками, насколько возможно, приподняла его ногу, и в несколько раз обернула бинт. Руки у меня тряслись. Туго сделать я боялась. И, конечно, мысль о бинте, пришедшая почему-то мне в голову, была только утешением для меня самой. Но вот не прошло и часу, как больной громко позвал меня, сказав: «Посмотри, что-то у меня все мокро кругом ноги». Открыв ногу, я увидала, что самая первая ранка, т.е. первый прорез, сделанный доктором за три месяца до этого, который настолько зарос, что и знака его почти не оставалось, открыт во всю его бывшую глубину, и из него бьет материя фонтаном. Трое суток шла материя беспрерывно, после чего больной заметно стал поправляться в силах. Списавшись об этом со своей родственницей как можно было подробно, я, к моему крайнему поражению, узнала, что день и час открытия ранки на больной ноге мужа совпадали с часом прочтения моего письма старцу моею родственницею. Настала весна. Здоровье мужа моего настолько поправилось, что он мог выходить на воздух. Оставшись с заботой после его отъезда, я в первый раз написала старцу сама. Не описывая дела подробно, так как боялась и ему открыть тайну, я назвала только имена дочери и ее жениха, прося его усердно помолиться за здоровье обоих. Очень скоро, сверх моего ожидания, я получила от батюшки такой же короткий ответ, как и мое письмо. О таких-то, писал он, помолюсь. «Но и ты молись сама, – это принесет пользу и им, и тебе. Многогрешный иеромонах Амвросий». Тут же мне вскоре передали, что старец, вышедши на общее благословение, сказал при всех: «Я получил письмо из г. |
| В первой части жизнеописания старца Амвросия имелось в виду, как замечено было в предисловии, показать, каков был этот старец, т.е. как и какой достиг он высоты жизни духовной. Теперь же, в сей второй части, хочется, по возможности, предварительно обрисовать его старческое духовное окормление лиц, предававших себя в полное ему послушание. И хотя немало представлено уже было примеров его прозорливости и молитвенной помощи людям в многоразличных их нуждах, душевных и телесных, но всё это были только частные случаи. В настоящий же раз представим примеры, как старец руководил, или располагал всею жизнью преданных ему лиц, как он тщательно вникал во все духовные их нужды, не упуская из внимания по видимому самые маловажные обстоятельства, нередко повторяя в таких случаях старинную мудрую поговорку: «От грошовой свечи Москва сгорела», давая этим разуметь, что всё великое, и доброе и злое, начинается всегда с малого и даже едва приметного. Как в иных случаях выказывал послушнику самую нежную отеческую любовь и снисходительность, в иных же случаях был строг и неумолим, так что искренно относившиеся к нему, питая к нему беззаветную любовь сыновнюю, в то же время чувствовали к нему глубокое уважение и страх. Как он обличал их с милостью, именно так, что среди большой толпы народа мог понимать обличение только один обличаемый; как иногда по своей прозорливости напоминал во время исповеди забвенные грехи, исцелял их телесные болезни, предварял ожидавшие их опасности, избавляя от них своими действенными к Богу молитвами, и прочее, и прочее. Задачу эту помогут нам разрешить устные рассказы о себе и собственноручные записки искренно относившихся в свое время к старцу Амвросию лиц из монахов, монахинь и мирских людей. Рассказы эти и приводятся здесь. Прибавим к сему, что этих рассказов немного – всего шесть. Но они достаточны для того, чтобы осветить любознательным читателям тот путь «старчества», или духовного руководствования, который введен в Оптиной пустыни старцем отцом Леонидом и которым затем вел старец Амвросий своих духовных чад, каковых – необходимо заметить – были у него тысячи. |
| Батюшка вышел днем на общее благословение и сел на диванчик во второй комнате. Не ожидая, что он сядет, я осталась назади. За множеством народа, не попала близко к старцу, стояла у притолки и смотрела на него. В толпе, однако ж, он нашел меня глазами и, улыбнувшись, стал рассказывать: «Был у меня знакомый протопоп. Пришел к нему однажды его духовный сын исповедаться и после исповеди согрешил – соблазнился и украл протопопову дорогую шапку с бобром. Пришедши же домой, пораздумал: как же я буду приобщаться? Пошел опять к своему духовному отцу и просил прощения, но не сказал, в чём согрешил. Протопоп тоже не спросил и отпустил ему грех . Когда же он ушел, тогда только протопоп спохватился, что обокраден, и шапки его нет». При этом батюшка прищурил глазки и пристально поглядел на меня. Я же сейчас поняла, в чём дело, попросилась к нему и рассказала всё чистосердечно. Он посмеялся этому и вторично всё мне простил. Когда случалось долго не быть у батюшки, а потом, бывало, мы с дочерью приедем, он всегда встречал нас словами: «Ну, приехал к нам мудреный народ, теперь не разевай рот, – живо подхватит». Еще скажет, бывало: «Одна насесть, да не одна у нее весть». Это когда в душевном настроении случалась какая-нибудь перемена, – батюшка сейчас, бывало, заметит. Когда долго не берет и заскорбишь, он скажет: «Чтобы я принял, надо быть поблагоговейнее». И сейчас увидишь, что в то время была рассеяна умом. Любил, чтобы во время церковных служб мы бывали в церкви, и говаривал: «Я богомольных скорее беру, а терпеливых уважаю». Взяв меня на свои ручки и сказав: «Ты при мне не избалуешься», – батюшка постоянно следил за мной, ни одного моего помысла, ни одного движения души моей не пропускал без внимания. Раз тоже я долго гостила около него. Пришла к нему однажды днем довольно рано. Батюшка после обеда еще отдыхал. В хибарке почти никого не было. Я села в первой комнате. На диванчике сидела С., игуменья старушка, приехавшая издалека, да еще две монахини из разных монастырей. Начался между ними разговор касательно их монашеской жизни. |
| Путь был прегражден. Казалось мне, ехать не представлялось возможности, и я в душе торжествовала. В субботу приобщились мы Святых Христовых Таин. Но вечером того же дня вдруг батюшка позвал меня и, сверх всякого моего ожидания, сказал: «Сейчас посылать за почтовыми лошадьми! Завтра рано ехать!» Я сказала: «Батюшка! Почта даже останавливается. Ни на колесах, ни на санях нет никакой возможности ехать». Но батюшка строго сказал мне: «Так вы не слушаться! Ведь вы потонете. Сейчас посылать! Идите». Огорченные и удивленные решением батюшки, мы поспешили к отъезду. Дочь моя тогда уже и пожелала было остаться. Признаться сказать, я боялась ехать и проплакала всю ночь. Рано утром, однако, мы выехали. Не могу пересказать всю трудность пути. Мы ехали и на колесах, и на санях. Приехав в село Кожемякино, где мельница, видим: плотину прорвало, и воду спустили. Огромное пространство кругом было залито водой. Мужики высыпали на улицу смотреть на нашу переправу, когда тройка наша подъехала к мосту. Он был залит, и из него торчала только одна палка перил. Ямщику надо было угадать попасть на него. Нам сказали, что только перед нашим приездом залило мост. Ямщик положил доску на высокую спинку саней, привязал ее и посадил нас. Моя дочь, как молодая, взгромоздилась на доску, подобрав ноги и севши боком. Я же так не могла и села прямо. Вещи наши положены были на козлы. Русский народ храбр. Ямщик перекрестился и, подобрав возжи, ударил по тройке, которая бросилась в пучину. Я закрыла глава и забыла подобрать опущенные свои ноги. Вода и лед хлынули в сани, и мои ноги погрузились до колен в воду. Но сильная тройка, направленная лихим ямщиком на мост, выхватила нас из пучины, за молитвами и благословением старца. Мы поехали дальше. От Кожемякина до г. Перемышля 8 верст. Я ехала мокрая, под сильным весенним ветром. Когда мы добрались до Перемышля, на моих ногах образовалась ледяная кора, которую хозяйка постоялого двора едва могла с них стащить. Вещи были перемочены. Перемениться нечем. Ноги же мои не только не озябли, но всю ночь горели. |
|
|
