| На торжественное событие из областного города приехали архиепископ Лонгин и его приближенные. Чин водружения креста начался с его освящения. Как и положено по уставу Церкви, правящий архиерей должен был собственноручно освятить крест, который пока находился на земле и стоял перед колокольней, наклонно прислоненный к специально сооруженным высоким козлам. Позади него располагался монастырский хор, управляемый регентом Михаилом. Владлен сегодня не пел, архимандрит не благословил. Вокруг архиерея со свитой чинно толпились монахи, а за этим черным кругом – располагался другой круг, большой и пестрый – это были собравшиеся на торжество местные прихожане, паломники и отдельной кучкой трудники обители. Среди них и принаряженный Владлен в выстиранной камуфляжке, его мокрые после мытья волосы почти касались плеч. Иеромонах Агапит прочитал специальную молитву на освящение креста. После чтения архиепископ трижды окропил крест святою водой со словами: – Благословляется и освящается знамение сие крестное, благодатию Святаго Духа, окроплением воды сея священной, во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, аминь! Затем хор запел тропарь: «Вознесыйся на Крест волею тезоименитому Твоему новому жительству щедроты Твоя даруй, Христе Боже; возвесели нас силою Твоею, победы дая нам на супостаты, пособие имущим Твое оружие мира, непобедимую победу». На этом торжественное освящение креста было завершено. Виктор, стоявший во время освящения рядом с «батяней», побежал руководить работами. Монахи подняли крест на плечи и понесли его к вертолету. Виктор с монахами закрепили на кресте трос, прикрепленный к вертолету. Вертолетчик внимательно наблюдал за их действиями, затем подошел к кресту и проверил, все ли ладно, и только после этого полез в кабину и запустил двигатель. Монахи оттеснили зрителей подальше от вертолета, Виктор махнул вертолетчику рукой. Вертолет стал подыматься, подняв на церковном дворе небольшую бурю. Архимандрит Евлогий и два монаха скорым шагом пошли к колокольне. Виктор и еще один монах оставались с крестом и придерживали его до тех пор, пока он не поднялся выше их поднятых рук. Крест стал уходить в небо, и тогда Виктор тоже побежал на колокольню. |
| Владлен пел, а отец Агапит внимательно слушал и поморщился только в конце, при словах: Предо мною икона и запретная зона, А на вышке маячит распроклятый Чекист! – Хорошо поешь, – похвалил он Владлена, – и слух у тебя есть, и голос хороший. – Еще спеть? Я много шансонов знаю! – Нет уж, из блатного репертуара, пожалуйста, больше не надо! – сказал отец Агапит. – Не надо, так не надо, – покладисто согласился Владлен. – А хочешь, я тебе настоящую французскую песню спою? – Валяй, отец Агапит! И отец Агапит запел: Во Францию два гренадера Из русского плена брели, И оба душой приуныли, Дойдя до немецкой земли… Придется им, слышат, увидеть В позоре родную страну… И храброе войско разбито И сам император в плену! – Ух ты, а классные какие слова! – восхитился Владлен. – Пой дальше, батя! Отец Агапит допел балладу до конца, и Владлен сказал; – Хорошая песня, жизненная – очень к нашему положению подходит. Ты, отец Агапит, если мы живые доберемся до места, спиши мне слова, ладно? – Спишу, Владик. Но мы с тобой обязательно дойдем, Господь нам поможет! – Ой, вот только не надо мне сейчас про твоего Господа трындеть! – Это почему? С чего это ты на Бога обиделся, Владик? – А чего ж Он мне сегодня не помог, если такой заботливый? – Да как же ты можешь такое говорить? Как это Бог тебе не помог? Он-то помог, а вот ты сам от помощи Божьей отказался, дурачок! – Это как понимать? – Владлен так удивился, что и на «дурачка» не обиделся. Оба остановились. – Ну, давай попробуем разобраться, Владик, – спокойным учительским тоном начал отец Агапит. – Твой нищенский бизнес по вагонам кончился тем, что тебя чуть не забили насмерть. Тебя надо было выручать – и Бог послал меня. Я для этого, между прочим, на свою электричку опоздал. Я тебя с собой позвал – ты поехал в монастырь, на тихое мирное жительство. Так Господь замечательно управил твои, казалось бы, безнадежные дела. Так ведь ты все по-своему переуправил! Бес тебя попутал, и ты отправился по вагонам искать приключений. – На свою задницу, – криво ухмыльнувшись замерзшими губами, добавил Владлен. |
| Отец Агапит, не открывая глаз, спросил: – Не сбежал, Владик? – Да ты что, батюшка?! – деланно возмутился Владлен. – Ты меня выкупил, я теперь твой раб – куда ж я от тебя без спросу? – Ты раб Божий, а не мой! – с улыбкой, но очень серьезно ответил отец Агапит. – Мне-то зачем такой раб, подумай сам. – Ясен пень – Божий! – торопливо согласился Владлен, оглядываясь на двери вагона Он улегся на скамейку и свернулся комочком. Отец Агапит вздохнул и вновь задремал. Но недолго удалось им пребывать в покое. С треском распахнулись двери, и в вагон вошли давешние «афганцы», а с ними черный и косматый цыган в мятой фуражке, невысокий, но по виду силы и крутизны немереной. Последним шел инвалид на костылях, вернее, с костылями, потому как нес их под мышкой. А за ними, в закрывающиеся уже двери, проскользнул еще и цыганенок, так душевно и истошно певший «Ламбаду» в начале пути. Владлен разом проснулся, будто его кто толкнул, и в ужасе уставился на вошедших. – Этот? – негромко спросил цыган. – Вроде он, – нерешительно ответил инвалид, – только тот на костылях был. Цыганенок нырнул под лавку и достал Владленовы костыли. – Вот они, костыли, Миша! – Ясно! – Цыган мрачно поглядел на иеромонаха. – А ты, значит, на монастырь собирал? Отец Агапит хотел что-то возразить, но Владлен толкнул его в бок: молчи, мол, батя, а то хуже будет! – Не, Миша, монах на месте сидел! – заступился за отца Агапита цыганенок. – Цыц! – осадил его цыган. – А ты чей будешь? – как-то непонятно спросил он Владлена. Но Владлен его понял. – Дяди Сайда, – белыми губами ответил он. – Так выходит, Сайд и его братья по чужой ветке пошли? – Нет-нет, Миша, – испуганно затараторил Владлен, – дядя Сайд никогда бы на такое не пошел! Это я сам для себя решил маленько денег собрать, к сеструхе ехать хочу. Только я не знал, что эта электричка твоя, думал – ничья. – Ничьих электричек не бывает. А этот, – кивнул цыган на монаха, – тоже Сайда? – А этот и вовсе ни при чем, дядя Миша! Он настоящий монах, к себе в монастырь едет. Скажи ему, отец Агапит! |
| – Отец Агапит, может, передохнем? Давай присядем ненадолго… – На что тут сядешь, Владик? Кругом сугробы… – А на сумку твою! – На сумку садиться нельзя – в ней Евангелия… Да и сидеть на таком холоде опасно, еще уснем и замерзнем. Давай так немного постоим, отдышимся. Ты рюкзак-то скинь пока! Владлен со вздохом облегчения поставил сумку на снег. Хотел на нее поставить рюкзак, но задержался и взглянул на иеромонаха. – А рюкзак-то можно на сумку ставить? – спросил он. – Ставь! – разрешил отец Агапит, слегка покачиваясь на костылях. – Давай-ка мы, батюшка, спина к спине станем – для тепла и устойчивости. Они стояли, опираясь друг на друга спинами, и блаженно отдыхали. Вскоре оба даже начали подремывать… – Владлен! – стряхивая сонливость, проговорил иеромонах, – а почему ты сказал, что отец у тебя «был»? Он что, умер? – Не… К другой бабе от нас с матерью ушел. Давно уж… – А мать жива? – Мать умерла три года назад. Хочу хоть на могиле у нее побывать, да вот денег нет на дорогу… – Так ты что, свою мать не хоронил? – Так я ж на зоне был, когда она померла! – удивляясь непониманию батюшки, Владлен окончательно очнулся от дремы – Понятно… А кто у тебя под Питером остался? – продолжал расспрашивать отец Агапит. – Сеструха. – Замужем? – Вроде собиралась, когда меня посадили. – Она что, в лагерь тебе не писала? – На зону-то? Когда я на малолетке сидел, писала. А после второй ходки не стала. Наверное, замуж вышла за своего мента. – За милиционера? – Ну! Я ж и говорю, за мента. – И ты все-таки собираешься к ней ехать? – Собирался. Дом от матери остался, вроде как половина моя, есть где жить… Если, конечно, с ментом сестренкиным поладим. Говорят, среди них тоже люди попадаются, хотя я не встречал. А ты, отец Агапит, кем на воле работал? Иеромонах понял Владленово «на воле» правильно, по существу, то есть в той его жизни, что была до монастыря, и он так и ответил: – До монашества я был учителем биологии в средней школе. – Да ну? Какой же ты биолог, если в Бога веришь? – Вот потому, наверное, и верую, что биолог, – усмехнулся иеромонах. – Не в обезьяну же мне верить. |
| Парень все еще сидел на корточках и прикладывал к лицу снег. – Слушай, – прерывисто сказал ему запыхавшийся монах, опуская на снег сумку, – а эти-то… хозяева твои… они ведь не ушли! На той стороне площади стоят, ждут чего-то. Может, тебя поджидают? Давай я тебя от греха в милицию провожу… – От греха – да в милицию? Шутишь, батя! – зло усмехнулся парень и, кряхтя и постанывая, начал осторожно вставать, одновременно ощупывая бока. Увидел под ногами свой берет, нагнулся, подобрал, натянул на лоб. И только после этого пояснил: – Чтоб меня же еще и замели! Ты вот что… Тебя как зовут-то? – Меня? Иеромонах отец Агапит. А тебя? – Кто назвал, тот знает! Ты вот что, отец Агапит, ты давай проводи меня до автобусной остановки, ну и на автобус посади заодно, чтоб они опять не привязались. Лады? – Ладно. Пойдем, посажу, – кивнул иеромонах, снова берясь за сумку. – Где-то тут инструмент мой рабочий валялся… – озабоченно проговорил парень, обшаривая глазами пейзаж после битвы. Увидев валяющийся под стеной ларька костыль, он, радостно присвистнув, подобрал его, затем, несколько в стороне от первого, обнаружил и второй. Подхватив оба костыля под мышку, он деловито и скоро зашагал к проходу между киосками, нисколько при этом не хромая. Отец Агапит, в некотором заинтересованном недоумении, последовал за ним. Так, друг за дружкой, миновали они торговые задворки, перешли рельсы и вышли к кассам. Знакомая им троица тем временем переместилась к остановке маршрутного такси. Теперь они стояли вроде как в очереди, но чуть в стороне от нее и чего-то выжидали. – Точно, меня ждут. Следят, гады! – сказал парень. – Вот и мне почему-то так подумалось, – кивнул иеромонах. – Слышь, отец Агапит! А ты купи мне билет на электричку: я вроде как бы с тобой поеду, а там выйду через пару остановок и смоюсь! – А может, ты и вправду со мной поедешь? – Куда? – удивился парень. – Да в монастырь. Поживешь у нас трудником, отдохнешь от суеты мирской, поработаешь… Тем временем эти про тебя забудут. – Э, не-е, батя, такого разговору у нас не будет! Чего я там, в монастыре вашем, не видал? Еще и работать… Слушай, а сколько стоит билет до твоей станции? |
| – А кто он такой, этот Миша? Страшный какой-то, черный… И внутри будто такой же, как снаружи. – Это ты верно сказал – страшный он и черный, снаружи и внутри и со всех сторон. А еще он вооружен и очень опасен. И люди его тоже. Так что пошли, батя, искать дорогу: на попутках будем в твой монастырь добираться! Нам и на платформе-то опасно оставаться… – Зачем на попутках? Я сейчас в монастырь позвоню, и за нами приедут. Тут недалеко, километров тридцать всего… И шоссе где-то совсем рядом должно быть. – Да ну?! – ожил Владлен. – Тогда давай звони скорей, батя! И скажи, чтоб шевелились, а то мы тут с тобой задрогнем до смерти. Отец Агапит достал мобильник и стал дозваниваться до монастыря. У него ничего не выходило. – Связи нет… – растерянно проговорил он. – Придется на попутках добираться до населенного пункта, где телефон есть, а оттуда уже звонить. Помоги рюкзак накинуть! Владлен помог отцу Агапиту вскинуть на спину рюкзак, но иеромонах под его тяжестью вдруг ахнул громко и сел, опираясь руками об лед платформы. – Ты чо, отец Агапит? – испуганно спросил Владлен. – Знаешь, Владик, а я, кажется, ногу подвернул. Не могу ступить. – Ешкин корень! А вдруг перелом это? Давай я тебя до скамейки доведу, а сам побегу на разведку, шоссе поищу, где машины ходят… Довел Владлен иеромонаха до скамьи, усадил его, предварительно рукавом смахнув снег, велел ждать, а сам, сгорбившись от колючего снежного ветра, побежал к спуску с платформы… Шоссе он нашел сразу: оно проходило параллельно железной дороге, метрах в ста от нее, и от платформы через лес к нему вела тропа, сейчас уже полузасыпанная снегом. Владлен под руку вывел хромающего отца Агапита на край шоссе, где кончалась тропа от разъезда, а само шоссе делало поворот, потом перетащил туда же вещи с платформы. И вот уже Владлен и отец Агапит сиротливо стояли рядышком на краю шоссе, в ожидании попутной машины. Рюкзак теперь висел за плечами Владлена, сумка тоже стояла возле его ног. Отец Агапит одной рукой опирался на его плечо, а другой на сложенные вместе костыли. Вид у них обоих был плачевный и нелепый, а по ночному делу так и подозрительный. |
| Агапит, епископ Томский и Енисейский (Вознесенский Семен Саввич) Родился в 1793 году в семье священника в Калужской губернии. В 1815 году, по окончании курса Калужской духовной семинарии, поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию. В 1819 году окончил академию со степенью кандидата богословия и был определен профессором Полтавской духовной семинарии. 14 сентября 1821 года пострижен в монашество и 9 октября рукоположен во иеромонаха. С 1 сентября 1823 года – инспектор Полтавской духовной семинарии. С 21 января 1826 года – ректор Тульской духовной семинарии. С 11 апреля 1826 года – архимандрит Белевского Спасо-Преображенского монастыря. С 27 февраля 1829 года – ректор Астраханской духовной семинарии и настоятель Астраханского Спасо-Преображенского монастыря. С 22 сентября 1831 года – ректор Тамбовской духовной семинарии. 29 апреля 1832 года переведен в Черниговскую духовную семинарию. 12 августа 1834 года хиротонисан во епископа Томского. 10 июня 1841 года уволен на покой в Воскресенский Новоиерусалимский монастырь с правом управления им и назначен членом Московской синодальной конторы. 2 марта 1850 года переведен в Московский Новоспасский монастырь, а 30 июня 1852 года – в Донской монастырь. Скончался 1 января 1854 года. Строгий монах в личной жизни, он не способен был угождать людям и потворствовать слабостям. Митрополит Московский Филарет, рукополагавший его во епископа, уважал в нем человека благочестивой жизни и всегда оказывал ему поддержку, особенно в трудных обстоятельствах жизни, например когда в епархии невзлюбили строгого к себе и другим архипастыря и на него стали поступать жалобы в Святейший Синод. Под влиянием святителя Филарета, обер-прокурор Святейшего Синода граф Н. А. Протасов поручил епископу Камчатскому Иннокентию (Вениаминову) , при поездке его через Сибирь в свою епархию, собрать и доставить сведения о причине жалоб на Агапита. Преосвященный Иннокентий между прочим сообщал: «Агапит обращался со мною по-братски. Он есть ревнитель совершенной правды и законов, в особенности христианского. Он, несмотря ни на какие обстоятельства и отношения, от всех требует точного исполнения своих обязанностей. Он требовал от всех вступающих в брак знания заповедей и пр. Это почли и почитают притеснением». |
| Завела, заворожила, в танце Закружила ламбада, от объятий твоих крепких Закипает медленно кровь. Все сумела, все простила, Я забыла слово «Не надо», и в огне ламбады, как ножом По сердцу, любовь! Отплясали, отыграли, отпели и ушли в следующий вагон. – Есть хочешь? – спросил отец Агапит попутчика. – А то! Шаурма проскочила не заметил как! Иеромонах улыбнулся: наверное, вспомнил сцену с псом-попрошайкой. Он достал из портфеля полиэтиленовый пакет с завернутыми в бумагу бутербродами, протянул один парню, другой оставил себе, вполголоса помолился, перекрестил снедь и собрался есть. Парень, уже надкусивший бутерброд, пожевал и вдруг остановился, подозрительно на него глядя. – С чем это? – С икрой из зеленых помидоров, с чесночком. – То-то я чую: колбасой пахнет, а колбасы нет. – Ты про Великий пост слыхал? – Не-а… – нарочито безразлично, явно прикидываясь, протянул парень. – Не интересуюсь. А ничего, есть можно… Так ты, значит, в монастырь едешь, батя? – В Красногорский Свято-Никольский мужской монастырь. – Это где монахи живут? – Ну да. – А я думал, ты поп. – И монах, и священник – иеромонах. – Ты вот мне скажи, а монахи они что – святые? – Случается и такое, только очень редко. Но они стараются! – Так что ж, выходит, святых теперь совсем нет? – Наверное, есть. Только большинство святых давно умерли – это наши небесные покровители. – Вроде как спонсоры? – В духовном плане. У каждого человека есть свой небесный покровитель – святой, чье имя он носит. – Он что, при случае бабки подкинуть может? – пошутил парень. Отец Агапит на него покосился неодобрительно. – Святые за нас молятся Богу – это главное. Но и помощи в беде у них попросить тоже можно. – Ха! Это выходит, мне сам Ленин помогать должен. Вот не знал! – Почему Ленин? – Да потому, что я его имя ношу! – Так ты Владимир? – Нет, не угадал! – Парень откровенно торжествовал. Отец Агапит даже жевать перестал. – Так как же твое святое имя? – Владлен! Сокращенно от Владимир Ленин. – Ну, какое ж это «святое имя»! Хотя кому как… Так ты, выходит, и некрещеный? |
| – Восемьдесят рублей. – А давай мы с тобой вот что сделаем – сэкономим! – Как это «сэкономим»? – Легко! Ты мне купишь билет не за восемьдесят, а за сорок рублей и разницу мне отдашь. Я с утра не ел, куплю себе шаурму… Так будет по справедливости, а? Экономика должна быть экономной! – Да? Ну ладно, пошли! – покладисто согласился с его экономикой иеромонах, и они пошли рядышком к кассам, провожаемые на расстоянии внимательными восточными глазами. – Знаешь, батя, может, я еще и двину с тобой в монастырь! – сказал парень, оглядываясь на них. – Это было бы очень правильное решение, – кивнул иеромонах. Отец Агапит стоял в очереди к кассе и думал: а разумно ли он поступает, зовя с собой в монастырь этого неудельного парня? Есть ли воля Божья на такой вот неожиданный поворот в его судьбе? А неподалеку, возле киоска, где торгуют шаурмой, стоял его подопечный и с жадностью уплетал купленный «на сэкономленные деньги» восточный «фастфуд». Он ел и поглядывал то на иеромонаха, то в сторону застопоривших возле остановки маршруток «восточных братьев». К парню подошел неопределимой породы замызганный бродячий пес, клочкастый и шелудивый, уселся тощим задом на снег и принялся умильно смотреть на шаурму, роняя слюни. Парень отвернулся. Пес, влекомый запахом мяса, тотчас поднялся, зашел с другой стороны и снова сел на снег. Парень покрутил головой и, куснув напоследок с запасом, воровски, с оглядкой сунул собачьему бомжу остатки своей шаурмы прямо в обслюнявленную пасть. Отец Агапит искоса наблюдал эту сцену. Тут подошла его очередь. – Один билет до Красногорска и один… – он еще раз оглянулся на парня (уже без шаурмы) и добавил: – И второй тоже до Красногорска! Пожилая кассирша бросила на него сердитый взгляд, хотела сказать что-нибудь вроде «Сами не знают, чего хотят!», но, увидев бородатого человека в скуфейке, передумала и подтолкнула к нему билеты и сдачу без комментариев. В электричке В вагоне было не протолкнуться: народ разъезжался по домам после дня, проведенного в райцентре – кто на работе, кто по торговым или иным делам. Отец Агапит и парень с трудом втиснулись вместе с входящими в вагон и застряли возле дверей. Тут была только одна скамейка, и на ней уже сидели две женщины: одна пожилая, в толстом пуховом платке, вторая, помоложе, в большой меховой шапке, обе с объемистыми сумками на коленях. Завидев монаха, одна из них – та, что в платке, встала и вежливо тронула его за рукав: |
| – Ничего страшного, Виктор, ногу я подвернул. – Давайте скорей в машину! Виктор повлек отца Агапита к машине и принялся усаживать на пассажирское сиденье спереди. Владлен шел позади, остановился у машины – смотрел, ждал. – Осторожней, осторожней ногу ставьте… Вот так, батюшка! Сейчас я вас горячим чаем напою, у меня термос с собой! – Ты с попутчиком моим сначала познакомься, Витя, – перебил ею отец Агапит, – это Владлен! – Виктор! – представился мужчина. – Давай, снимай рюкзак, Владлен, и залезай на заднее сиденье. – Он поставил сумку с книгами и рюкзак на сиденье рядом с Владленом. Уселись. – Ты там что-то про чай говорил? – напомнил отец Агапит. – Да-да! Сейчас! Виктор извлек из-под сиденья термос, из бардачка достал кружку, налил в нее чай и протянул отцу Агапиту. Тот кружку взял, но протянул ее назад – Владлену. – Пей первый, Владик! Совсем ты посинел, бедняга. Владлен без всякого стеснения ухватил кружку двумя руками и захлюпал. – Я вам в крышку от термоса налью, отец Агапит, ничего? – Да хоть в ложку, только поскорей – внутри все смерзлось! – Так вы что, батюшка, от самого разъезда так и шагали, никто не подвез? – спросил Виктор. – Так и шагали – с Богом да с песнями. – Попутных машин не было или никто не брал? – Машины попутные были, да вдвоем нас брать не хотели, а мы не пожелали разделяться. – Понятно. Владлен кончил пить чай и размотал наконец шарф отца Агапита, открыл лицо. Виктор лицо это, отразившееся в зеркальце заднего обзора, с интересом обозрел и отвел глаза. – Ну что, отогрелись слегка, – спросил он, – можем ехать? – Поехали! Внедорожник развернулся и исчез в метели. Монастырь Владлену снился сон, точнее сказать, и не сон, а самый настоящий кошмар. Снилось ему, что он опять на зоне, лежит на нижней шконке – маленькая, но привилегия! – и курит в кулак самую забористую, утреннюю закрутку махры. – Подъем! – кричит входящий в барак вертухай, то есть надзиратель. – Всем на зарядку, а Рыбкин с вещами на выход! – А как же завтрак, гражданин начальник? – резонно спрашивает Владлен. |
|
|
