| Петропавл.-Соломен., Олон. г., II, 1152. Петропавл.-Старчицкий, Мин. г., I, 359. Петропавл.-Серектин, Сереткин или Сироткин, Пск. г., I, 358. Печенгская-Спасск., Волог. г., II, 1053. Печенгский-Новый-Кольский, II, 1284. Печеницкий-Стародубский, II, 1326. Печенский-Спасо-Преображ., Волог. г., II, 1054. Печерская-Киевская, II, 871. Печерский-Вознес.-Нижегор., II, 1055. Печерский – Молчанский – Путивльский, II, 934. Печерский-Успен.-Псковский, I, 398. Печеры Новые Успен. – Посолотин, С.-Петерб. г., II, 1078. Пивский-Городищенский, Киевской г., II, 1056. Пинский-Богоявл.-Братский, I, 71. Пирогова, Новг. г., II, 1213. Пичерская – Казан.-Богород.-Жадовск., Симб. г., I, 240. Пищугова или Пищеговская, Влад. г., II, 961. Плескова или Плесская-Никол., Пск. г., II, 962. над Плесом Спасо-Преобр., Костр. г., II, 1165. Плесская-Ильин., Туль. г., II, 823. Плотинский – Евфимиев – Новгородский, I, 188. Площанская-Богор., Орл. г., II, 1057. Подгородная-Геронтиева-Влад., Каз. г., I, 459. Подгородный-Богосл.-Хлынов., Вят. г., II, 661. Подгорский – Пушкаровский – Ладинский, Полт. г., II, 1071. Подлесская-Николаев., Смоленской г., II, 1100. в Подлесье Николаев. – Сендегская, Костр. г., II, 963. Подлютовский, Новг. г., II, 741. Подольный-Успен.-Николаев., Волог. г., II, 1058. Подольский-Петропавл.-Киевск., I, 357. Покров.-Авраамиев-Чухлом., II, 597. Покров.-Аграфенинск., Ряз. г., I, 3. Покров.-Балахнинский, II, 1061. Покров.-Болдинский-Астрах., II, 1068. Покров.-Васильевск., Нижег. г., I, 371. Покров.-Верхотурский, I, 372. Покров.-Воронежский, II, 1060. Покров.-Высоцкий-Боровский, II, 754. Покров.-Глушицкий, Волог. г., II, 766. Покров.-Данковский, II, 1063. Покров.-Добрый, Калуж. г., II, 784. Покров.-Зверин-Новгородск., II, 806. Покров.-Краснослободский, II, 1062. Покров.-Кукарский, Вят. г., II, 1069. Покров.-Кукоцкий, Влад. г., II, 1070. Покров.-Ладинский, Полт. г., II, 1071. Покров.-Макошинск., Черн. г., II, 1073. Покров.-Нерлинский, Влад. г., II, 1072. Покров.-Озерский или Озеретцкий, С.– Петерб. г., II, 1067. |
| Успен.-Сумский-Чернетчинский, I, 552. Успен.-Сученская, Волог. г., II, 942. Успен.-Сяндемская, Олон. г., II, 1215. Успен.-Тихвинский, Новгор. г., I, 485. Успен.-Тихонова, Калуж. г., II, 1221. Успен.-Тобольский, I, 585. Успен.-Трифонов-Вятский, II, 1223. Успен.-Трифонов-Чусовский, Перм. г., II, 1224. Успен.-Тульский, II, 1303. Успен.-Тюменский, II, 832. Успен.-Усманский, I, 536. Успен.-Уфимский, II, 1307. Успен.-Учемская-Кассианова, Яросл. г., II, 861. Успен.-Федосеева, Волог. г., II, 942. Успен.-Феофил., С.-Петер. г., II, 1335. Успен.-Флорищева, Влад. г., II, 1338. Успен.-Цыганешск., Бесс. г., II, 1351. Успен.-Чердынский, II, 1300. Успен.-Чонский, Могил. г., I, 573. Успен.-Шалацкая, Новг. г., II, 1358. Успен.-Шаровкин или Шаров, Калуж. г., I, 576. Устьвымская-Арх., Волог. г., II, 1330. Усть-Киренск.-Троиц., Иркут. г., I, 525. Усть-Кольский-Троиц., II, 1284. Усть-Медведицкий-Преображ.-Спасский, Донск., I, 395. Усть-Недумская, Волог. г., II, 1331. Усть-Нерлинский-Покров., Влад. г., II, 1072. Усть-Павлов.-Рязанский, II, 1285. Усть-Сарапульский, Вят. г., II, 1201. Усть-Узский, Пск. г., II, 779. Устьшехонск.-Троиц.-Крохин., II, 1332. на Устье Борисоглеб.-Ростов., II, 675. Устюженский-Ильин.-Воскрес., II, 828. Устюжская-Филипп.-Знамен.-Сученская, II, 1337. Устюжский-Архангель., II, 623. Устюжский-Иоанно-Предт. или Иванов., II, 840. Устюжский-Преображ.-Спасс., II, 1095. Уфимский-Успен., II, 1307. Уфимский-Христорожд., I, 561. Учемская-Кассианова-Успен., Яросл. г., II, 861. Училищный-Покров.-Москов., II, 1076. Училищный-Покров.-Харьков., I, 381. Училищный – Спасо-Авраамиев-Смоленский, II, 1154. Училищный-Спасский или Заиконоспасский-Московский, II, 802. на Ушне Борисоглебский – Муромский, II, 676. Ф Федосеева-Успен., Волог. г., II, 942. Феодоров. – Богород. – Городецкий- Радиловский, Нижег. г., I, 62. Феодоров.-Владимирский, II, 1333. Феодоров.-Казанский, I, 555. Феодоров.-Переяславский, II, 1334. Феофилова, С.-Петер. г., II, 1335. Ферапонтов.-Успен., Калуж. г., II, 1310. Ферапонтов, Костр. г., II, 1336. |
| Он, по-моему, напрасно поскромничал, что не пропустил последней рукописи доброй разумной госпожи Анастасии Ивановны относительно епископесс... Такой прямой правдивый практический суд женщины весьма бы кстати был для любящих читать подобные бредни, каковы толки о возможности епископам быть в своём звании с женами и семействами. Как видно по перу и всем взглядам и убеждениям г. Калечицкой, она бы сумела мастерски поставить дело в надлежащем свете; – преосв. Антонию же оставалось бы только повыправить, может быть, что-либо... Напечатать эту статью можно было бы не только в Домашней Беседе, но и в Духовной Беседе... Передайте от меня это преосв. Антонию; время ещё не ушло... Кстати: мы с нашим Владыкою Митроп. Арсением были доселе одинаково уверены, что автор А. К. есть какой-либо Архимандрит. «Да, – говорил я, – Его Высокопреосвященство изволил спрашивать меня и вместе высказать тоже, что и Вы... но я ему отвечал прямо об Анастасии Ив. Калечицкой и только. «Нет, напрасно поскромничали и Вы... нужно бы так же передать ему всё, как теперь мне... Впрочем, я не опущу случая к передаче всего, сказанного Вами, Митрополиту, при личном свидании с ним». Было ещё одно лицо в Смоленске же – любительница собирать сведения о лицах, делавшихся известными по добродетельной жизни, и о предметах и действиях, носящих явный характер священной знаменательности и назидательности. С такими своими материалами, и устно и письменно, обращалась она тоже к преосв. Антонию для проверки и самых данных и личных убеждений. Это была такая же госпожа, как и Анаст. Иван. – Смоленская помещица, глубокая старица, проживавшая при своей дочери родной – монахине Варваре, в Смоленском женском монастыре., – Екатерина Григорьевна Палицына, праправнучка, по мужней родовой линии, известного в истории героя-защитника Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, Авраамия Палицына. Из её авторских трудов известен был при мне и читан мною лично, составленный ею небольшой очерк жизни одного Смоленского уроженца, известного своим юродством, называвшегося «Мишенькою» (Михаил Ив. |
| Точно так же, возможно было и влияние апокрифов, и в частности, начал гностико-богомильского миросозерцания. Причина влияния апокрифических и преимущественно гностико-богомильских идей на первоначальные христианские богословские и космогонические понятия народа заключается в большом приливе и распространении на Руси византийских и сербо-болгарских апокрифов, с самых первых веков христианства на Руси до XV века, и после того. Известно, что в то время, когда Византия начинала нам сообщать свою церковную письменность, и когда болгарский царь Симеон, по свидетельству якимовской летописи, так же послал к нам «иереи учены и книги довольны и дьяконов и демественников, в то время в Византии скопилось множество апокрифов, сочиненных разными еретиками, особенно гностиками 19 , а в Болгарии, и даже на Руси, по берегам Черного моря, рядом со многими другими сектами, сильно распространялась секта павликиян и богомилов – отрасли гностиков, манихеев, мессалиан (εχεται) 20 ). Эти сектанты почерпали основные начала своего учения из гностических и манихейских апокрифов. Болгарские последователи их и сами сочиняли новые апокрифы, особенно апокрифические молитвы. Так в списке апокрифических книг, между прочим, сказано: «канунов много лживых, и молитвы составлены лживые от трясавицы, Еремея попа болгарского басни, глаголет бо окаянный, седящу святому отцу Сисению на горе синайстей, и виде седьм ангел исходящих из моря и ангела Сахаила именуема, и иная изыдоша седьм ангел, седьм свещ держаще, седьм ножев остряще: корастор (о 70) имен Богу, все то еретицы списали; суть между божественными писаниями лживые писания, насеяны от еретик, льстивые соборники сельские, худые мануканунцы, по молитвенникам у нерассудных попов, лживыя молитвы о трясавицах, о нежитех и о недузех» и проч. Таким образом, как непосредственно из Византии, так, в особенности из Болгарии, рано стали переходить к нам апокрифы византийские и болгарские. Уже Авраамий Смоленский, живший в конце XII века и в начале XIII века, читал глубинные книги, т. |
| О «кормилице» и «кормиличиче» Краткой редакции Русской Правды. – КСИЭ, вып. 35, 1960, стр. 38 – 48; он же. «Дядьки» древней Руси. – ИЗ, т. 71, 1961, стр. 236 – 250. О кормильцах см. также: ПСРЛ, т. II, стб. 546 (1171 г.), 609 (1179 г. – Борис Захарьич назначен кормильцем по духовной Мстислава Ростиславича: «Се приказываю детя свое Володимера Борисови Захарьичю и с сим даю братоу Рюрикови и Давыдови с волостью на роуце, а что о мне, бог промыслить»). Ср. А. Е. Пресняков. Княжое право в древней Руси. СПб., 1909, стр. 234 – 238. Насколько устойчивы были пережитки патриархальщины в княжеской среде, см. В. Л. Комарович. Культ рода и земли в княжеской среде XI – XIII bb. – ТОДРЛ, т. XVI. М. – Л., 1960, стр. 84 – 104. 242 См. очень интересную работу: Е. А. Василевская. Терминология местничества и родства. – «Труды Московского госуд. историко-архивного института», т. 2. М., 1946, стр. 155 исл. 246 Там же, стб. 422 (1151 г.). Ср. требование, обращенное к Владимиру Володаревичу: «Изяслава тися не отлучати до живота «своего, доколе же еси жив, но с ним ти быти на всих местех» (ПСРЛ, т. II, стб. 453 – 454); Изяслав с венгерским королем «съехавшаяся по месту» (стб. 454). 253 Там же, стб. 789 (боярин Доброслав Судьич – «попов внук»; ср. Е. А. Василевская. Указ. соч., стр. 174(«псарев внук» и т.п.); наряду с этим фиксировалось и родовитое боярство: Мирослав, Хиличвнук, – стб. 325 (1146 г.); Ивор Гюргевич, Мирославль внук, – стб. 327 (1146 г.); Ольстин Олексич, Прохоров внук, – стб. 638 (1185 г.). 259 ПСРЛ, т. II, стб. 311 (1142 г.); ср. другой пример, когда вассал решается «припрашивати» волость, – там же, стб. 543 (1171 г.). 267 Там же, стб. 684 – 685 (1195 г.); ср. т. XX, ч. 1, стр. 140 (1196 г.: «или цену во что судна»). 269 Смоленско-новгородский князь Мстислав Ростиславич, предпринимая в 1178 г. поход на Полоцк, ссылался на то, что тамошний князь в 1067 г. захватил один новгородский погост (ПСРЛ, т. II, стб. 608). 271 Житие Авраамия смоленского – «Памятники древнерусской литературы», вып. |
| Большая же часть древних книжников не углублялась в смысл книг; самое уменье чтения считали уже заслугою, книжною мудростью. А кто умел не только читать, но понимать написанное и объяснять просто и показывать на деле; то эту мудрость считали ниспосланною свыше: «Блаженный Авраамий Смоленский бе хитр почитати, даст бо ся ему благодать Божия не токмо почитати, но и протолковати, я же мнозем не сведущим и от него сказанная всем разумети» 27 . Неграмотный простой народ с любовью лобызал св. Евангелие и другие богослужебные книги, смотрел на них с тем уважением и благоговейным страхом, как смотрят дети на непонятные для них, загадочные вещи, и в самой их внешности полагал дух мудрости. Не понимая, что это за мудрость, он представлял ее какою-то таинственною, живою силою, усвоение которой слишком трудно и почти невозможно. Всеобщее уважение к книгам, в древней России, заставляло и летописцев обращать частое внимание на судьбу книжной мудрости и ее вместилищ; но они заносили на свой страницы самые краткие заметки об этом занимательном предметов, не возвышаясь над современным взглядом, и часто совершенно мимоходом. Они, главным образом, касаются судьбы книг, по поводу устройства церкви или ее разрушение, когда перечисляют ее принадлежности. В этом перечне церковных принадлежностей, книги стоят наряду с иконами, кадилом, ризами, свечами, колоколами и другими священными принадлежностями храма, и им не дается никакого знака предпочтения. «В лето 1171, марта 8, взяли именья множество и церкви обнажили от икон и книг и риз, и колокола вынесли все» и проч. Кажется, самих летописцев занимало более внешнее украшение книг, чем внутреннее содержание их. По крайней мере, так может заключать на основании совершенного отсутствия известий о внутреннем достоинстве книг, каких бы то ни было, и следующего описание наружного убранства и ценности. Владимир Василькович Волынский «Евангелие написал Апракос, оковал все золотом и камнями драгими с жемчугом, деисус на нем скован из золота, цаты большия с финифтью, чудно видением; другое Евангелие Апракос же волоченное оловаром, цату возложил на нее с финифтью, а на ней св. |
| Нельзя, однако, уничтожить потребность народа в эстетическом. Возникнув в глубокой древности, она стала столь же необходима человеку, как пища и воздух, как потребность в труде и в мышлении. Уничтожить эстетическую потребность в человеке можно только с уничтожением самого человечества. Не находя достаточного выхода в сферах внешнего, конкретно-чувственного выражения, в частности в произведениях искусства, в предметах бытового окружения, она уходит в сферы чистой духо-вности-активизирует игру духовных сил человека, возбуждает фантазию, обостряет религиозные чувства, стимулирует развитие мистицизма, визионерства и им подобных феноменов. В Средние века, в частности, легенды о всевозможных чудесах, видениях и знамениях, порожденные религиозной потребностью общества, выступали одновременно одной из важных форм удовлетворения и эстетической потребности человека того времени, особенно в периоды вынужденной приостановки художественной деятельности. Русь времен татаро-монгольского нашествия подтверждает эту закономерность. Русские книжники, очень серьезно относившиеся ко всем бытовавшим в их время сообщениям о сверхъестественных явлениях и видениях, облекли многие из них в высокохудожественную форму, что усилило их эмоционально-эстетическое воздействие, придало им особую убедительность в глазах средневекового читателя. Автор «Жития Авраамия Смоленского» Ефрем начинает свое повествование с описания видения одной блаженной инокини, в котором предопределяется судьба будущего святого, находящегося еще во чреве матери. Инокине привиделось, как она была призвана в дом новорожденного. «И вшедшу ми в дом к матери его, яко отроча мыяху мнози же святители священнолепно, яко крещением благодати освящающи, и некая жена вельми пресветла сияющи, предстоящи и одежу белу, яко подобну снегу белеиши, дръжащи. И слугам прашающим: «Кому, госпоже, дати отроча се?» -и повеле им к собе принести. Она же светлою оною ризою яко светом одеже и дасть матери его» (ПЛДР 3,68). Атмосфера света, святости и торжественности, которой пронизано это видение, задает возвышенно-эстетический тон всему последующему повествованию. |
| Вязьма……..2-4 августа; Ярцево……4-7 августа; Смоленск …7-10 августа; Рославль….10-13 августа 41 . Проведение указанной выставки вызвало интерес в обществе и нашло отклик в сердцах жителей провинции. На наш взгляд, вклад священнослужителей в проведение выставки очевиден, т.к. они были в селах зачастую первыми информаторами о государственных мероприятиях, оповещая о них с церковных амвонов, а также имели непосредственное общение со своей паствой, побуждая верующих, как личным примером, так и словами проповедей к нравственному исправлению. В 1914 г. по епархии вновь стали появляться общества трезвости. Так, Гжатское отделение братства преподобного Авраамия Смоленского постановило открыть во всех приходах Гжатского уезда обществ трезвости. Епископ Феодосий благословил духовенство уезда «вести борьбу со страшным народным бедствием – пьянством» 42 . В с. Климов Завод Юхновского уезда крестьяне составили приговор о закрытии трактиров в районе их прихода. Интересно то, что борьба между желающими закрыть трактиры и их противников велась несколько месяцев. И лишь благодаря активным действиям священника, наконец, удалось найти 2/3 необходимых голосов, имеющих право открыть сход и обсуждать дело о ликвидации питейных заведений. Приговор крестьян был препровожден на утверждение губернатору 43 . Такая же борьба развернулась и в с. Каспле Поречского уезда. За закрытие трактира было подано 11 прошений за подписями 404 человек. Кроме того, о ликвидации трактира хлопотал сам епископ Феодосий, к содействию которого обратились прихожане, Поречский Комитет Попечительства о народной трезвости и участковый земский начальник Шейков. Благодаря личному участию владыки трактир был закрыт 12 июля 1914 г. 44 Духовенство, в дополнение к приговорам крестьян, обычно составляло прошение и от имени причта. В нем священники описывали происшествия, происходившие в трактирах на глазах прихожан и учащихся местных школ, которые они метко называли «пьяными вакханалиями» 45 . К 1915 г. священнослужители Смоленщины неоднократно проводили собрания, главной повесткой которых являлись предложения, связанные с улучшением работы обществ трезвости. Собрания наметили целый ряд мер для устранения алкоголизма. Одним из полезных начинаний, которые уже показали свою эффективность в предыдущие годы, священники считали разумное заполнение досуга прихожан путем устройства библиотек-читален для народных чтений, демонстраций туманных картин, чтения лекций, организация спектаклей, концертов и т.п. 46 Многие священники добровольно вызывались читать лекции в волостных правлениях и земских учебных заведениях. В основном, это сельские пастыри, наиболее часто соприкасавшиеся с нетрезвой жизнью прихожан. Среди них имена священников Ф. Дьяконова, Н. Юденича, Д. Федоткова (Ельнинский уезд), Н. Волочкова (Поречский уезд) 47 . |
| Этому тревожному и смутному расположению умов соответствует в византийской литературе Житие Василия Нового († 944), писанное учеником и последователем его, Мнихом Григорием. Это сочинение, очень пространное, немного предлагая сведений о самом Василии, все состоит из двух половин: в первой половине Мних Григорий передает рассказ умершей Феодоры, кормилицы Василия, о том, как она ходила по мытарствам; а во второй половине, по случаю своих сомнений в вере, возникших под влиянием жидовского лжеучения, Григорий повествует, как он, при пособии Св. Василия Нового, удостоился в видении узреть Страшный Суд, и как потом исцелился от своих гибельных для души сомнений. Понятно, что сочинение это, имеющее предметом господствовавшие в средние века идеи о загробной жизни, о мытарствах и Страшном Суде, должно было особенно распространиться между читателями древней Руси, о чем свидетельствует множество списков этого сочинения, рассеянных по всем концам нашего отечества. Не только в XVII, но даже в XVIII и XIX в. оно переписывалось и украшалось множеством миниатюр. О влиянии этого жития на Авраамия Смоленского и вообще на русских писателей XII в. было упомянуто выше. Оно же, как увидим теперь, оставило свои явственные следы в русском изображении Страшного Суда, и таким образом к древне-христианской символике присовокупило новый элемент влияния византийского, элемент литературного характера. В величественной, всеобъемлющей картине Страшного Суда, с замечательным поэтическим дарованием изложенной Мнихом Григорием, остановимся только на тех эпизодах, которые нужны для нашей цели. Отлучая грешников из великого множества стоящего народа, отделил Господь ошую иных многих. Были они смешены – говорит Григорий: иноки и простая чадь. Лица их были черны, иногда усрамлялись, иногда же просветлевали; от правых рук капало масло чистое, яко злато, от левых же, яко сурова смола. Эти несчастные представляли нечто обоюдное: были они грешники, но заключалась в них и частица благодати. Однако Господь не благоволил взглянуть на них, и тотчас же суровые ангелы повлекли их грозно; но они часто оборачивались назад, взывая к Господу: «Пощади нас, Боже милостивый!» – И смотря на них, Господь и милосердовал, и гневался. |
| Может быть, неудобопонятность его и вызвала позднейшую попытку переделать Ефремово житие Авраамия 67 . В этой переделке опущены предисловие и послесловие Ефрема; последнее редактор заменил другим, им самим составленным, нравоучительного содержания. В изложении жизнеописания также есть пропуски, сокращения и даже прибавки. Переделка особенно коснулась тех вводных мест древнего жития, которыми Ефрем прерывает рассказ, излагая свои размышления; именно эти места в сохранившихся списках жития и страдают темнотой и неправильностию изложения. После Смоленска, срединного члена семьи старших, волостных городов, который в древнейшем житии своего святого обнаружил прямую литературную зависимость от Юга, от старшего родича своего Киева, уцелевшие памятники заставляют предполагать едва ли еще не большее развитие письменности и литературы в Новгороде, в самом северном члене этой семьи, и главным образом под тем же влиянием. С другой стороны, церковная жизнь Новгорода в первые века христианства на Руси выставила не мало деятелей, которые могли дать поучительное содержание для жития. Однако жь, можно указать очень скудные следы литературной производительности Новгорода в этом роде. В конце XVI в. в письменности выступило незаметное дотоле предание о житии Антония Римлянина. написанном будто бы учеником последнего Андреем около половины XII в.; но, как увидим, это предание является в такой сомнительной обстановке, что в нем позволительно не видеть никакого действительного факта из истории новгородской литературы XII в. За тем древний пролог сберег маленькое житие Варлаама хутынского и благодаря ему же, вероятно, сохранилась еще более краткая историческая записка об Аркадие, епископе новгородском: вот все памятники новгородской агиобиографии, известные до копна XIV в. Краткое житие Варлаама несомненно существовало в конце XIII в. 68 . Оно носит на себе типические черты так называемого проложного жития. Позже, рядом с пространными житиями, в значительном количестве встречаются такие краткие, проложные их редакции. |
|
|
