| Вообще, житие преподобного Авраамия Смоленского, написанное ближайшим учеником его Ефремом, хотя достойно замечания как литературный и вместе исторический памятник 1-й половины XIII в., но не показывает в авторе ни больших дарований, ни уменья выражать свои мысли правильно, последовательно и немногословно. Нет сомнения, что на поприще церковного красноречия, кроме святителя Туровского Кирилла, подвизались тогда и другие просвещенные пастыри. Это видно из представленных уже нами отзывов о митрополитах Клименте Смолятиче и Кирилле I, и особенно о преподобном Авраамии Смоленском. Клименту Смолятичу, может быть, принадлежит “Слово о любви Климове”, сохранившееся в позднем списке. Авраамию Смоленскому некоторые приписывают “Слово о небесных силах, чесо ради создан бысть человек”, или Слово о мытарствах, которое в одном из поздних списков надписано именем преподобного отца нашего Авраамия., хотя во многих других и более древних списках надписывается именем святого Кирилла или святого Кирилла Философа, а под именем митрополита Кирилла I не сохранилось ни одного слова. Зато встречаются в рукописях поучения неизвестных писателей, которые, по всей вероятности, составлены были в России в период домонгольский. Такими кажутся нам двенадцать Слов, помещенные в Прологе Новгородской Софийской библиотеки XII – XIII вв. за первую половину года и потом встречающиеся в другом Прологе той же библиотеки XIII – XIV вв., именно: пять Слов на предпразднства великих праздников и семь на самые праздники. Догадку свою мы основываем на следующих соображениях: а) славянский Пролог, без сомнения, переведен с греческого, но в греческом, как он ныне известен, помещаются только краткие жития святых без всяких Слов и поучений; б) славянский Пролог мог быть принесен к нам первоначально от славян южных, но и там, сколько известно из болгаро-сербского Пролога XIII в., помещались в Прологах только жития без поучений; следовательно, поучения могли быть внесены в Пролог только в России; в) правда, и в России могли быть внесены в Пролог статьи не русские, а греческие, существовавшие в славянском переводе, как действительно и внесены, кроме сказаний из греческих Патериков, и некоторые греческие Слова и поучения, но замечательно, что эти Слова и поучения, внесенные в древние наши Прологи XII – XIV вв. |
| После выхода в свет работы С. Ф. Платонова о Смуте в отечественной лит-ре прочно утвердилось представление о В. И. Ш. как о ставленнике группы аристократических родов. Он отстаивал их интересы и потому был непопулярным среди более широких кругов дворянства. Это определение нуждается в нек-рых поправках. В наст. время доказано, что В. И. Ш. достаточно широко давал «московские» чины, а в ряде случаев, как ранее и Иоанн IV, даже назначал в думу представителей сравнительно незнатных родов, пытаясь превратить их в опору своей власти. Эта политика не привела к прочным результатам. Поддержки широких кругов дворянства В. И. Ш. не добился, а отношения с рядом знатных родов были испорчены. В сочинениях современников Смуты достаточно часто встречаются критические оценки способностей В. И. Ш. как гос. деятеля. Его порицали за скупость при раздаче наград, за частые расправы, жертвами к-рых становились невинные люди, за поощрение доносчиков. Отмечались и такие неблаговидные личные черты, как «блуд» и пьянство. Современники осуждали и занятия царя, предосудительные с христ. т. зр.: его частые обращения за предсказаниями будущего к «чародеям», к-рых поселили у царских палат. Эти сообщения нарративных источников подтверждаются свидетельством списка сторонников царя, составленного после его низложения, где указывается, что стольник И. В. Измайлов «был у Шуйского у чародеев и у коренщиков». В. И. Ш. порицали также и за изъятие церковных ценностей. По сведениям келаря Троице-Сергиева мон-ря Авраамия (Палицына) , после окончания осады мон-ря царем были взяты из казны обители свыше 20 тыс. р., а затем и хранившиеся там золотые и серебряные сосуды. Разумеется, такие изъятия были мерой вынужденной (необходимо было платить жалованье детям боярским и наемному иностранному войску), но царя укоряли за то, что полученные средства он использовал на личные нужды. Однако у В. И. Ш. были и свои сторонники. Об этом говорит его идеальный образ в «Повести о победах Московского государства», созданной в среде служивших ему смоленских дворян. |
| Успехи Авраамия в учительной деятельности были причиной его страданий со стороны ленивых, невежественных, завистливых и жадных игуменов и попов Смоленска. Здесь мы видим живую иллюстрацию к словам древнего поучения, обращенным к священникам: «еще же и учащих ненавидим, кто истину поведати начнет». Надо притом знать, что Смоленск того времени был одним из первых русских городов по развитию книжного образования. И гонение, воздвигнутое здесь духовенством на учительного духовника, может убеждать в том, что и в других краях русской земли того времени общий уровень учительности духовников был нисколько не выше, а деятели, подобные преп. Авраамию, не менее редки. Вследствие этого мы имеем немного произведений письменности, принадлежащих духовникам древней Руси. Эти произведения можно разделить на два разряда: во-первых, поучения, наказания или послания духовным детям, во-вторых, записки духовников, касающиеся их практики 164 . В первых мы видим образцы самых наставлений духовных отцов детям, вторые знакомят нас со взглядами духовников древней Руси по основным вопросам своей практики, – с их миросозерцанием. Учительные произведения древнерусских духовников, которыми мы будем заниматься сейчас, представляют разные литературные формы: то простое письмо, которое касается только частного факта в жизни или поведения духовного чада и не содержит ничего назидательного, то учительное послание, в котором отсутствует личный элемент, а чаще эти произведения совмещают в себе и то и другое, являясь наставлениями по частному поводу, здесь описанному. Духовнические наставления, заключающая личный элемент, вызывались жизнью: нравственным состоянием духовного чада или целой духовной семи, или происшествием, влившим на отношения их к духовному отцу. Духовные дети иногда сами просили письменно или устно этих наставлений. В этом случае наставления духовников являлись ответами на запросы духовных детей. Не представляя ничего выдающегося в смысли литературном пред обычными древнерусскими поучениями, а в назиданиях только повторяя их, эти памятники открывают внутреннюю жизнь духовной семьи, отношения между ее главой и членами. |
| В 2001-2002-м параллельно с преподаванием работала в отделе рукописей НБ СГУ. Снова нищета, беготня и болезни, несколько месяцев в 2002-м была на больничном и, получив высшую категорию, приняла решение уйти с госработы, зарабатывать репетиторством и в частных школах, что и реализовала. Публиковалась в научных сборниках СГУ, КФАН УрО и ИРЛИ, а также на бумаге в " Вере " , " Арте " , " Голосе эпохи " и в сети на " Русской народной линии " и других веб-ресурсах. Авторская страница http://proza.ru/avtor/natalia62 В 2017-м участвовала в Авраамиевских чтениях в Смоленске с докладом о Житии Феофана Соловецкого http://proza.ru/2017/09/10/1463. С осени 2008-го года живу на своей родине в Беларуси. …С отцом Сергием Галишевым я познакомилась в январе 1987-го года на археографической конференции в УрГУ и с тех пор переписывалась 16 лет, до лета 2003-го года. Пока не завела электронный ящик и не перестала писать своим корреспондентам бумажные письма. С большинством без проблем удалось переключиться на новый формат, но только не с отцом Сергием. Связано это было не столько с техническими проблемами, сколько с тем, что возможность обсуждать в сети на форумах и в соцсетях, всё, что волнует меня здесь и сейчас, мешало частной перепиской по обычной почте. Пока придёт ответ - столько воды утечёт! Спустя 18 лет я хорошо помню то чувство, которое в первое время вызывали мгновенные ответы, отклики. Мне это всегда было важно: высказаться и получить отклик, чем быстрей, тем лучше. Только после смерти отца Сергия я оценила эти желтоватые листочки, исписанные острым тонким почерком. Я хранила их все эти годы и поминала отца Сергия на молитве, он в моём домашнем синодике был во первых строках заздравной части. Когда год назад пришло известие о его смерти, я извлекла из архивной коробки подписанные им конверты, положила на видное место, но целый год не могла открыть, страшно было: помнила многое из них и не могла вместить ту нашу искренность в нынешнюю жизнь, не хотела наяву вспоминать былое, когда и в настоящем не всегда хватает душевных сил удерживать равновесие. Наше с отцом Сергием поколение, " дворников и сторожей " разнородно, и кто-то вполне вписался в нынешние реалии. Но далеко не все. |
| Слово о мытарствах приписано Кириллу философу, неизвестно какому; но оно подвергалось на Руси разным переделкам, записано во многих сборниках, и с самой глубокой древности доставляло предкам искреннее назидание. В слове этом находятся почти все главные истины и догматы нравственно-аскетического проповедничества, которые раскрыты и в церковно- исторической литературе, особенно в житиях святых. Так, в нем говорится о необходимости добродетелей для спасения души, а именно: поста, молитвы, покаяния, исповеди, епитимии, и вообще нравственных подвигов; ибо живущих без подвигов, в покое и довольстве, говорит слово, ждет гнев Божий. Излагаются догматы, служащие основою и побуждением к сим добродетелям и подвигам, а именно: учение о смерти, влиянии на человека ангелов и бесов, о суде, воскресении, вечной муке и вечном блаженстве. Здесь же в первый раз высказывается учение о близком разрушении мира (с окончанием семи тысячелетия) и пришествии антихриста. «И вот уже видим приближающийся конец миру и скончавшийся урок житию. Уже бо мало (остается) нашего живота и века». Но главным образом в слове раскрыто учение о мытарствах. Это учение имеет сходство с хождением ап. Павла по мукам; оно же находится в житиях Василия Нового, Антония Римлянина и Авраамия Смоленского. В этом же слове находятся почти все истины практические, входящие в состав древнего проповедничества. Так, в нем говорится об умственных заблуждениях и недостатках народа: суеверии, чародействе, страсти к ворожбе, гаданию по приметам, ношению талисманов, и ересях; о нравственных недостатках: пьянстве, объедении, блуде, страсти к пиршествам, играм, музыке, пляске, корыстолюбию, отдаче денег на проценты, взяточничестве, воровстве, грабительстве, драчливости, сквернословии, лжи, клевете и подобных страстях. Особенно обличается немилосердие к нищим и рабам, обременение последних работою и неудовлетворение их пищей и одеждою. Все эти заблуждения и пороки обличаются бесами на 20-ти мытарствах и уготовляют душе вечную муку в огненном озере. «Если душа исполнила все заповеди Божии, но была немилостива к нищим и рабам, то все же будет истязана от воздушных бесов». Изложение слова отличается недостатками, свойственными церковно-славянскому языку, простотою, тождесловием, многословием, темнотою и вообще неправильным построением речи. Напр. «да нельзе се их запрети (оспорить грехи)»… «Язык молчанием затворится»... «Да тем (грешным) явится им ярость Божия, полна гнева и яру, беду отмщения носящи»... В расположении мыслей, по обычаю древних слов, господствует беспорядок, повторение и растянутость, от которых зависит длинна слова. Виды практического проповедничества |
| В Смоленской г. Авраамиева монастыря, что в Смоленске, в Смоленском же уезде 159 дворов. Оброчных денег 95 руб. 31 алт. 4 д., за столовые запасы 186 р. 5 алт. 6 д. Итого 282 р. 4 алт 2 д. Хлеба в посеве бывает ржи 52 четверти, ярового 66 четвертей 6 четвериков, хлебных запасов 277 четвертей с полосминою. А по расписанию имеется на двор денег по 1 р. 25 алт. 5 д. хлебных запасов по 2 четверти без полосмины, да на посев ржаного и ярового по 6 четвериков. Вышеписанные положенные как со оных, так и с других синодальной команды вотчин доходы определены платить неровно, смотря по вотчинным угодьям и по крестьянскому семейству на тяглых их крестьянских жеребьях, по прежним до состояния Монастырского Приказа архиерейских домов и в монастырях от начальствующих определениям, а иным некоторым вотчинам против оного же чинено определение в Монастырском Приказе, а колико в которой вотчине тяглых жеребьев и сколько на каком тяглом жеребье крестьянских дворов и с тех тяглых жеребьев почему помянутых оброчных денег и хлеба и других монастырских доходов платить и пашни пахать, и сено косить и прочей монастырской работы работать определение, о том в Монастырском Приказе известия не имеется; а что вышеупомянутым по пропорции дворового числа расписанием оные доходы с дворового числа и показаны. Итого (кроме вышеписанной Воронежской губернии доходов) в сущую приказную верность принять не можно, потому что тем доходом оклад состоит не с дворового числа с крестьянских жеребьев, а оное расписание учинено до получения из синодальной команды подлинных ведомостей. 24. Выписка из доношения Патриаршего Дворцового Приказа Св. Синоду о платежах при патриархах натурой в патриарший дом с подмосковных вотчин Из дела Синод, арх. за 1723 год 527 В прошлых годах при бывших святейших патриархах Московского уезда и иных уездов синодальных подмосковных вотчин крестьяне платили в синодальной дом по окладу с осмака по фунту масла коровья, да по 40 яиц в год, да с выти по полуосмине орехов в год. И со оных вотчин крестьяне оные столовые запасы масло и яйца и орехи платили по 705 год. |
| – 648– Автор, впрочем, признает учительность обязанностью и священника, но благодаря слабой степени просвещения в древней Руси – её «невозможно было требовать от каждого приходского священника». Отсюда, говорит он, – «мы встречаем прямые запрещения для некоторых священников «держать детей духовных», а вместе с тем учить и читать пред людьми (стр. 135). Мы, по крайней мере, не знаем такого запрещения, связанного с известным лицом и временем. Самое содержание ставленой грамоты отрицало бы легальность подобных запрещений. Были скорее, так сказать, частные воззрения в подобном роде и было только нравственное осуждение лиц, которые, будучи невысокими умственно, брались бы за учительское дело. Проф. С.И. Смирнов верно говорит, что учительность духовника понималась в смысле умения руководить в нравственной жизни, Однако ставить это в связь с тем, что от духовника книжность требовалась только в практическом смысле (стр. 136), представляется мало основательным. Мы и здесь должны указать на те отношения между духовником и духовными чадом, которые должны быть по внутренней природе исповеди. В пояснение того, чем должен был располагать духовник для своей учительности, автор приводит перечень книг, которые считались обязательными иметь духовнику по предисловию ко второму (1624 г.) изданию теперешнего номоканона при Б. требнике (стр. 137, прим. 2). Однако нужно бы отметить, что все эти книги предполагаются обязательными одинаково и для епископа и для иереев; если же здесь духовник почитается «паче» обязанным иметь те же книги, то ведь указываемый теперь номоканон издавался собственно для духовников. В ряду исторических примеров учительных духовников автор исчисляет – Авраамия Смоленского, Кирилла Белозерского, Пафнутия Боровского, Иосифа Волоколамского и Даниила Переяславского (стр. 134–144). Помимо того, что все это исключительные примеры, – по крайней мере, три из этих лиц, если и выдвигались на поприще учительства, то самое меньшее постольку же как духовники, поскольку и как игумены – настоятели. |
| Традиция телесной крепости и радостная светлость святого установлена еще Кириллом Скифопольским для его Саввы и завещана Руси. В эту традицию не укладывается бледный и изможденный смоленский аскет. А между тем этот образ борющегося аскета автор хочет запечатлеть в уме читателя, рисуя портрет средовека, а не старца: «Образ же и подобие на Великаго Василия: Черну браду таку имея, плешиву разве имея главу». За аскетической худобой, лишением сна и пищи, – качество молитвы. Нестор мало говорит о молитве своего святого, косвенно позволяя заключить, что Она не имела разительных внешних проявлений: ни мистических, экстазов, ни эмоциональной порывистости. Иначе у Авраамия: «И в нощи мало сна приимати, но коленное преклонение и слезы многы от очью безъщука (беспрестанно) излияв и в перси биа и кричайием Богу припадая помиловати люди Своя, отвратити гнев Свой»... Эта покаянная печаль и мрачность не оставляет святого и на пороге смерти. В житии Св. Авраамия слабо выражены, по сравнению с Феодосием, каритативные стороны служения. Упоминается о милостыне; но не с состраданием к немощам людским выходил из своей кельи суровый аскет, а со словом назидания, со своей небесной и, вероятно, грозной наукой, наполняющей трепетом сердца. Этот особый дар и труд божественных писаний» заменяет Преп. Авраамию дар и труд социального служения, без которого редко можно представить себе святого древней Руси. Более традиционен (по-русски) св. Авраамий в его отношении к храмовому благочестию, к литургической красоте. Изгнанный из своего монастыря, он в городе украшает другой, ставший его убежищем. Он особенно строг и в храмовом благочинии, «паче же на литургии». По-видимому совершенно особое и личное отношение было у святого к Евхаристии. Он не переставал совершать бескровную жертву («ни единого же дне не остави») со дня своего рукоположения 19 , и потому запрещение его в служении должно было явиться для него особенно мучительным. Из этих скудных, рассеянных черт встает перед нами необычный на Руси образ аскета с напряженной внутренней жизнью, с беспокойством и взволнованностью, вырывающимися в бурной, эмоциональной молитве, – не возливающий, елей целитель, а суровый учитель, одушевленный, может быть, пророческим вдохновением. |
| Общественный и политический быт Смоленской земли имел основанием Русскую Правду. Вообще же в Смоленской земле господствовал общинный строй. Иногда Смоленская земля дробилась на отдельные союзы – город был центральным местом. Общинное начало было у смоленских кривичей господствующим, основным, из которого проистекает весь строй и общественной и государственной жизни (212 стр.). Частная земельная собственность, производимая через расчистку лесов, доступна была только людям зажиточным, князьям и духовенству. Лаврентиевская летопись прямо указывает на народоправство в Смоленской земле: «Новгородцы; бо изначала и Смольяне, и Ильияне, и Полчане, и вся власти, якоже на думу на веча сходятся, но что старейши сдумают на том же пригороди станут» (стр. 358). В Уставной же грамоте Смоленской епископии 1151 года говорится: «приведох епископа Смоленску, сдумав с людьми своими». Даже после, с развитием княжеской власти, отдельные общины могли удерживать право суда, только следовало уплатить князю заранее годовую виру (по Уставной грамоте Ростислава 15 гривен). Вече Смоленской земли имело власть законодательную, которую оно разделяло с князем. И «Смоленская Торговая Правда», изготовленная в 20-ти экземплярах, выработана была по совету князя Мстислава Давыдовича «с люди», т.е. с вечем, чтобы «и князю любо было и всем смольянам». Отсюда открывается, что все изменения Русской Правды, внесенные в «Смоленскую Торговую Правду», совершены князем совместно с вечем. В 1185 году двинулся с смольянами князь Смоленский Давид Ростиславич на защиту Киева от Половцев. Смольяне дошли до Путивля и отказались идти далее, говоря: «Мы пошли до Киева, и если бы была тут рать, то дрались бы; нам не искать другой рати: мы не можем, уже изнемогли». Очевидно, что вече определило пути только до Киева. И князь Давид Ростиславич принужден был возвратиться. Бойко, живо шла жизнь Смоленска. Резкой грани между сословиями не было. Школьное дело стояло высоко. Граждане с увлечением слушали священника Богородицкого монастыря Авраамия. Но когда духовенство начинает против него распускать злые толки, что он читает голубиные книги, возбуждается весь город, мужи, жены и дети. |
| Не хотели читать по-гречески — выучились по-немецки, вместо Платона и Эсхила набросились на Каутских и Леппертов» . Резко негативная оценка уровня просвещенности Киевской Руси была дана Е. Голубинским. Приводить ее здесь я не буду — позднее она была подвергнута научной критике. И все же, подводя итоги столетней дискуссии на эту тему, современный исследователь приходит к выводу, что «поиски в древнерусской литературе следов греческой классической образованности оставались бесплодными, в то время как значение греческого языка, в том числе и в сфере философско-богословской терминологии, отчетливо проявилось в обилии заимствований из него. И все же нам предстоит убедиться, что отсутствие гуманитарного образования в Киевской Руси, во всяком случае в систематических его формах, во многом предопределило облик древнерусского богословия, непохожего ни на византийское, ни на западноевропейское… Важнейшим отличием, видимо, является отсутствие на Руси классической образованности, прежде всего ее незнакомство с философией Платона и Аристотеля. Античная мудрость была доступна древнерусскому читателю лишь в виде немногочисленных изречений в составе сборников (в Пчеле и т. п.). Эти скудные, частью апокрифические фрагменты не могли дать никакого представления о методе и главных идеях классической философии. А без владения ее понятийным аппаратом важнейшие сочинения греческой патристики даже в славянском переводе должны были остаться непонятными для древнерусского читателя. Этим объясняется не только эклектизм переводной литературы, но и в еще большей степени — полное отсутствие в оригинальной древнерусской литературе таких фундаментальных жанров, как догматический и экзегетический… На Руси же борьба с остатками язычества, а лучше сказать, против удобного симбиоза христианства и язычества, была направлена не столько на рациональное переубеждение, сколько на преодоление продолжавшегося сосуществования (Konkurrenz) обрядов и обычаев. Мы нигде не найдем ни рационального изложения учения волхвов (ср. также «глубинные [голубиные] книги» в Житии Авраамия Смоленского), ни его аргументированного опровержения. Очевидно, что это — следствие той основной черты, которая была указананами в пункте первом: отсутствия классической образованности. В итоге многочисленные похвалы книжному учению никогда не конкретизируются, подчеркивая лишь «сладость» церковной литературы. Древнерусскому читателю были незнакомы муки выбора в условиях обилия книг, столь характерные для Византии: светской, т. е. антицерковной, литературы, кажется, вовсе не существовало, или, во всяком случае, она не оказалась достойной цитирования и полемики с ней. Именно здесь, может быть, отчетливее всего проявляется слабость древнерусского христианства, состоящая в недостаточной его рефлексированности, осознанности» . |
|
|
