| «Я убеждён, – заканчивает Авксентьев, – что в настоящее время союзники не будут помогать созданию в России угрозы для демократии и для мира. Больше того, они должны помочь этой демократии, истощённой гражданской войной, восстановить нарушенный закон и порядок и возродить свободную Россию»… [с. 183–185]. Другая, также демократическая точка зрения могла ставить ставку не только на механическое возрождение России при помощи вооружённых сил союзников. Ставка делалась на собственные силы и на возможное влияние на новую власть. С этой точки зрения признавалось малоцелесообразным дискредитировать власть перед колеблющимся общественным мнением Европы и Америки. В известном письме на Юг Авксентьев как бы констатирует успех заграничной деятельности своих единомышленников: «Наше предприятие благодаря тому, что мы получили возможность влиять очень непосредственно на Вильсона, увенчалось на первых порах успехом: обращение союзников к Колчаку было сделано под нашим влиянием» [«Пр. Рев.». Кн. 1, с. 120] 709 . Это крыло партии с.-р. продолжало занимать промежуточную позицию и отгораживать себя от «черновцев», но оно, в сущности, в своём большинстве было безоговорочно враждебно Колчаку. Сам Авксентьев в письме на Юг опровергает то, что Львов и Маклаков писали 5 октября 1919 г. омскому министру иностранных дел: «Считаем долгом удостоверить, что Авксентьев, по приезде сюда, не присоединился к этой агитации и тем разочаровал тех, кто хотел бы видеть его во главе её. Его позиция определённо патриотически-государственная. Думаем, что было бы большой несправедливостью и ошибкой, если бы у вас продолжали смешивать его с теми, с кем надо бороться, а не сотрудничать» 710 . Колчаковский министр Сукин отвечал кн. Львову: «Верховный правитель считает возможным официально санкционировать какое-либо поручение Авксентьеву. Со своей стороны хотел бы вас осведомить, что корректная позиция Авксентьева и обнаруженный им патриотизм здесь вполне учитываются»… Оказавшиеся за границей члены Директории, кандидаты к ним и их ближайшие сотрудники раскололись во взглядах на русскую политику – так пишет Болдыреву из Парижа в начале июля 1919 г. |
| 86]. Достаточно осведомлённый Кроль определённо говорит: «Чешский гарнизон, «как известно», предлагал арестовать по первому приказу Директории Сибирское правительство» [с. 143]. Осторожный в утверждении фактов Серебренников свидетельствует в своих воспоминаниях: «Как я уже потом узнал, в эти дни действительно делались предложения о том, чтобы прекратить правительственный торг силой вооружённого вмешательства. Один из членов партии с.-р. рассказывал впоследствии мне, что он участвовал в переговорах с чехословаками относительно возможности с их стороны устройства переворота в Омске, свержения Сибирского правительства и предоставления всей полноты власти Директории. Чехословаки будто бы дали своё согласие на это, всё зависело далее от санкции Авксентьева, который, однако, не решился прибегнуть к силе оружия. Не берусь утверждать, верно ли всё это, так как не имею в своём распоряжении никаких документальных доказательств» [с. 18]. Есть ли сомнение в подлинности рассказанного? Сделанные сопоставления как будто бы достаточно убедительны. Можно усомниться только в некоторой агрессивности чехов (или, точнее, в инициативе с их стороны), которая как будто бы выступает в изложении некоторых мемуаристов. Поэтому важно свидетельство Ракитникова, по взглядам довольно близкого Святицкому, что именно чехи, в конце концов, советовали эсерам пойти на компромисс ради сохранения Правительства [«Сибирская реакция». С. 17]. К чести Авксентьева и Зензинова надо сказать, что они не солидаризировались с мнениями интернационалистов «черновцев» в Екатеринбурге, – их психология, достаточно национальная, была действительно иной. Майский, пытавшийся, по его словам, со своей стороны убедить Авксентьева в необходимости «действовать», получил ответ: «Во всяком случае, я не возьму на свою совесть разнуздывание гражданской войны внутри антибольшевицкого лагеря». «Так говорил не мальчик, не юноша, а умудренный опытом политический деятель», – резонерствует бывший марксист [с. 311] 512 . От Авксентьева Майский отправился к Зензинову, которого считал «человеком более левого уклона» и у которого надеялся найти «больше сочувствия» своим планам. |
| По окончании Киевской академии в 1885 году, в звании кандидата богословия, Авксентий Стадницкий получил назначение на кафедру греческого языка в родную Кишиневскую семинарию, где также, с сентября 1886 года по октябрь 1892 года, преподавал церковное пение. Кроме того, в семинарии с 1886 года он являлся членом ревизионного комитета, а с 1890 года и членом педагогического правления. 18 сентября 1889 года Авксентий Георгиевич получил чин надворного советника со старшинством, а 7 июня 1891 года был награжден орденом св. Станислава 3-й степени за отлично-усердную службу. В феврале 1892 года он перешел на кафедру догматического богословия. Преподавание догматического богословия и соединенных с ним предметов послужило для молодого преподавателя вторым после путешествия на Афон серьезным шагом к принятию монашества. За безмездное преподавание гражданской истории с октября 1893 года по февраль 1894 года он получил архипастырскую признательность преосвященного Неофита, архиепископа Кишиневского и Хотинского. Особого внимания заслуживает деятельность А.Г. Стадниикого в «Кишиневских епархиальных ведомостях» (как сотрудника с 1885 года, а затем с 12 сентября 1887 года в качестве редактора), благодаря которой значительно повысилось качество издания «Ведомостей» и выросло число их читателей. Помимо трудов по изданию и редактированию «Ведомостей», он являлся на протяжении десяти лет автором большого количества публикуемых материалов: проповедей и речей, статей богословского и церковно-практического содержания, статей по церковному пению, по миссионерству, критико-библиографических заметок, очерков по гражданской и церковной истории Бессарабии и Румынии. Последней теме Авксентий Георгиевич уделял главное место в своих публикациях, желая приумножить в сердцах читателей любовь к родному краю. Для более глубокого знакомства с историей Бессарабии он дважды выезжал за границу – в 1888 голу в Австро-Венгрию и в 1890 году в Румынское королевство. Результатом этих поездок стали сочинения: «Положение православного духовенства в Румынии» (1889), «Румыны, получившие образование в русских духовно-учебных заведениях» (1891) и др. Также Авксентий Георгиевич активно занимался миссионерской работой, участвовал во Всероссийских миссионерских съездах в Москве в 1887 и 1891 годах, а с 1892 года входил в Комитет по наблюдению за деятельностью миссионеров в Кишиневской епархии. |
| Зензинов ответил: «Я не считаю возможным нарушить то соглашение, которое с таким трудом было достигнуто в Уфе и которое мы клялись свято соблюдать. Если Директория распадётся, Россия погибла» [с. 312]. «Действовать» Авксентьев и Зензинов «не решились». Не решились и выйти из состава Директории, как они «в первый момент предполагали сделать». «Подумают, что струсили. Придётся испить чашу до дна», – будто бы сказал Зензинов. «Мы – мученики компромисса… Бывают и такие мученики, и, может быть, они особенно нужны России» – такие слова в уста Авксентьева вкладывает Майский [с. 326]. Не знаю, приводили ли они такую аргументацию; более реалистичные мотивы выставил Кроль: «Они чувствовали слишком ясно, что весь вопрос – в них: стоит им уйти из Директории, и омская общественность примирится с Директорией из Болдырева, Виноградова и Вологодского. Вопрос о своём уходе, в целях сохранения Директории, Авксентьев и Зензинов в частном порядке и поставили. Но тогда о намерении уйти одновременно с ними заявил и Виноградов. Мотивом такой постановки вопроса Виноградовым было совершенно правильное соображение: с уходом Авксентьева и Зензинова защита интересов широких демократических кругов легла бы целиком на плечи Виноградова. Ему неизбежно пришлось бы защищать политическую линию более левую, чем при Авксентьеве и Зензинове, ибо широкие круги не прощали бы ему того, что прощали бы им… Идти «левее», чем при Авксентьеве и Зензинове, было бы политической бессмыслицей, да и невозможно практически. Решение Виноградова удержало в последний момент Авксентьева и Зензинова» 513 . Члены Директории сделали так после совещания с партийными товарищами. «Был созван совет из депутатов», – передаёт сообщение из Омска Святицкий. Авксентьев и Зензинов совещались с делегацией Бюро Съезда. Только один из трёх членов этой делегации – правый депутат В.Е. Павлов (член «Союза Возрождения». – С.М. ) – подал голос за немедленный выход эсеров из Директории. Остальные вместе с членами Директории решились уступить. Вместе с тем члены Директории прислали, по словам Ракитникова, в Бюро Съезда мотивированное сообщение, почему они в данный момент не ушли. Упоминается с некоторыми вариациями это партийное совещание, происходившее у Авксентьева и в «дневнике» Зензинова под 29 октября: «Якушев, Колосов и Павлов высказались против принятия Михайлова и, следовательно, за наш выход из состава Правительства. Аргунов, Раков, Роговский, Кругликов, Мазинг (секретарь Президиума Думы), Лозовой, Пумпянский, Архангельский соглашались на вхождение Михайлова, лишь бы только не распадалась всероссийская власть. Н.Д. Авксентьев и я согласились с последними и приготовились сделать об этом заявление на заседании Правительства» [Гинс. I, с. 275] 514 . |
| 2Тим.4:2 ), но заявил, что Авксентий является богохульником и что его вообще следует считать врагом Христовым. Ещё я добавил, что он верит иначе, нежели сам царь или все остальные. Побуждаемый этим, царь приказал, чтобы мы были выслушаны квестором и магистром 34 , в то время как вместе с нами восседало около десяти епископов. Сначала, как это обычно бывает в суде, имело место препирательство о персоне 35 , когда было заявлено, что не подобает выслушивать меня как епископа, поскольку некогда я был осужден Сатурнином 36 . Сейчас не время рассказывать, каковы были на это возражения, но те, кто их тогда слышал, решили, что, скорее, надо рассуждать о вере, так как это угодно царю. И Авксентий, поскольку он понял, что избежать расследования нет возможности, исповедал, что он верует во Христа, Бога истинного, одной божественности и одной субстанции с Богом Отцом 37 . Было сочтено за лучшее записать это, и я, чтобы сказанное не изгладилось из памяти тех, кто слышал, тотчас же представил царю через квестора донесение, которое содержало то, о чём все договорились; и чтобы не быть обвинённым в том, что я в чём-то солгал, я прилагаю здесь копию его [Авксентия] исповедания 38 . Все согласились, что Авксентий не раз исповедал именно это что он вынужден был это сам записать. Но потом, изменив свои решения, с рвением отверг веру царя и подписал документ, составленный пером антихриста. 8. [Авксентий] письменно отвергает веру, которую [ранее] исповедал Прежде всего, он подтверждает, что те вещи, которые всеобщее нечестие разъяснило 39 в Нике Фракийской, являются святыми, утверждая, таким образом, что насилие, примененное в отношении епископов 40 , есть доказательство истинного исповедания. Он также отрицает, что знает Ария, хотя и начал быть пресвитером в Александрии в арианской церкви, в которой главенствовал Григорий 41 . Не станем, однако, говорить об Ариминском соборе, который благочестиво был отвергнут всеми. Должны быть открыты только выдумки диавола. Итак, когда он согласился написать, что Христос есть истинный Бог и что Он одного божества и одной субстанции с Отцом, им, как вселукавейшим диаволом, было высказано утверждение, которое указывало на Христа, «рождённого прежде всех времён», как на «Бога истинного Сына»: так, чтобы слово «истинный» было относимо, в арианском смысле, к Сыну, а не к Богу 42 . |
| Обличаемый в простоте души думал, что Авксентий провидит сокровенное. Таким-то образом создавалась у него слава пророка. Авксентия стали считать человеком святым, к нему отовсюду стекалось иного мужчин и женщин, те и другие жадно слушали его слова, каялись в своих грехах, просили его возложить руки, искали его благословения и молитвы. 2239 Вскоре, именно в следующем 1752 году, произошла смена на патриаршем престоле: вместо Кирилла сделался патриархом Паисий II. Он первым делом приказал Авксентию прекратить его проповедь о перекрещивании латинян и армян, говорим: и армян, потому что и крещение армянское пророк из Катирли объявлял незаконным. Но этот последний не хотел внимать голосу константинопольского патриарха. Авксентия и раз и два призывали в синод и увещевали его в том же роде соборно, но он не думал оставлять своего заблуждения. Затем был послан для увещания Авксентия в Катирли один дидаскал, по имени Критий, но возбужденная фанатическою проповедью толпа едва не растерзана увещателя. Народное волнение всё росло и росло. Авксентия собирались слушать не только простонародье, но и архонты и архонтиссы, большая часть слушателей его становилась на его сторону и с тем вместе выражала явное недовольство патриархом Паисием и синодом. Поддерживаемый толпой, Авксентий не только не хо- —294— тел слушать внушений и приказаний патриарха и синода, но всенародно осмеливался клеймить именем еретиков как самого патриарха, так и синод и объявлял их приверженцами папизма. В противность Паисию Авксентий восхвалял прежнего патриарха Кирилла V, как человека истинно православного, потому конечно, что Кирилл был склонен разделять воззрения этого крайнего и неразумного противника латинства. Патриарх и архиереи, чтобы прекратить соблазн и не раздувать вражды между греческими христианами, армянами и папистами, снова воспретили Авксентию продолжать его беззаконную проповедь. Но следствием этих новых прещений со стороны церковной власти против Авксентия было лишь то, что народ начал выражать свою ненависть по отношению к патриарху и архиереям. |
| Вспомним, что это был день первого заседания нового Совета министров. Допустим, что здесь или невольная ошибка памяти, или, что ещё проще, типографская опечатка. Заседание это не могло быть и 7-го, когда, по словам Болдырева, он пригрозил арестом ЦК. Пение гимна на банкете в Омске при официальной встрече союзников, о чём упоминает Зензинов, происходило 13 ноября. 15-го утром Болдырев уехал на фронт. Не могло при таких условиях происходить через несколько дней заседание, на котором было принято столь определённое решение по отношению к эсеровскому ЦК. Надо предположить, что решение было принято только после отъезда Болдырева. Это мало правдоподобно. Скорее всего, Зензинов излагает частные беседы, споры и предположения, которые возникали в то время в правительственной среде. Предположения Зензинову рисуются уже решениями. Конечно, это только догадки, основанные на контекстах мемуаристов 548 . Некоторое недоумение вызывают и другие места статьи Зензинова. Трудно как-то поверить, что Авксентьев и Зензинов – лица, занимающие центральные места в партии с.-р. (неважно, что в тот момент Авксентьев не входил в состав ЦК), лишь случайно узнали об обращении ЦК 11 октября. Как-то невероятно, что «правые» члены Съезда, протестовавшие против резолюции ЦК, не осведомили своевременно о своих шагах Омск. Они имели ряд совещаний перед пленумом Съезда 6–7 ноября. Кроме того, в Омске находилась специальная делегация от Бюро Съезда, которая должна была воздействовать на членов Директории. Можно не сомневаться в том, что и Авксентьев и Зензинов (и особенно первый) отрицательно относились к позиции своего ЦК 549 . Но ведь вопрос в том, выявили ли они внешне достаточно определённо своё отрицательное отношение. В этом внешнем выявлении была вся суть дела – широкая публика не могла знать, что делается внутри партийных фракций. На поставленный вопрос приходится ответить отрицательно: Зензинов и позже отнёсся весьма легко к прекарной резолюции своего ЦК. «Прокламации нельзя приписывать решающее значение», – говорил Ключников в парижском докладе. |
| Иеродиакон Авксентий вышел от старца Серафима совершенно изменившимся: укоряя себя за свое малодушие, он скорбел, что поддался искусителю диаволу, внушившему ему богопротивные намерения, на которые он изъявил свое соизволение. А при этом благодарил Бога, не допустившего его до совершенной пагубы через угодника своего старца Серафима, и готов был, как истинно кающийся, на все, лишь бы загладить перед Господом свои поползновения. Собравшись в путь, он пошел прямо в Глинскую пустынь, которой достиг благополучно. Явившись к настоятелю с просьбой о принятии его в число братии, он получил отказ, а посему он оставался в гостинице в качестве странника. Соседний помещик Д. Бровцын, по близости бывший в дружеских отношениях с настоятелем, а по доброте знавший всю братию Глинской пустыни наперечет и любивший иеродиакона Авксентия за его простоту, видел сего последнего в гостинице, расспросил его, зачем он здесь находится. Авксентий чистосердечно объяснил все, как он был выслан из обители и как возвратился из путешествия и желает остаться здесь, но настоятель не принимает. «О нет! — сказал добрый Бровцын. — Этому не бывать; я сам сейчас пойду просить настоятеля и буду просить неотступно». С этой просьбой явился Бровцын к настоятелю Филарету, но сей последний не склонялся ни на какие убеждения. Тогда Бровцын прибегает к последнему своему приему: «Если уж нет мне уважения, — сказал он, — в таком случае, отец настоятель, дружбе нашей конец. Никогда теперь ни вы ко мне, ни я к вам». Настоятель, дорожа расположением своего друга и благодетеля, поспешил успокоить его тем, что готов принять Авксентия, чем Бровцын остался доволен. После сего Авксентию было объявлено, что настоятель его принимает, но с тем, что ему назначена епитимия, которая состояла в том, чтобы ему одеться в серую одежду и на экономии трудиться в качестве чернорабочего и, не имея келлии, жить вместе с рабочими неопределенное время. Иеродиакон Авксентий, не рассуждая о трудности возлагаемого, готов был на все, принялся ревностно за возлагаемые на него труды: навоз чистил, дрова рубил, волов гонял, исполнял обязанность кучера и прочее. В таких трудах он был всегда кроток, смирен, молчалив и обращался со всеми любезно, как бы с веселою улыбкою. Эконом, человек сурового характера, из военных стариков, не любил церемониться со своими подчиненными, почему и иеродиакону Авксентию не было ослабы. Но сей терпеливец, укрепляемый Божественною благодатью, решился безропотно переносить все до положения жизни. В таких покаянных трудах провел он шесть месяцев, изнуряясь тяжкими трудами и лишением покоя, подвергаясь переменам погоды наравне с чернорабочими; это по непривычке к такой обстановке жизни, как видно, повлияло на его здоровье: он начал болеть. |
| Чт. 1911 г., стр. 831. 845. – А. А. Спасский, История догматических движений, стр. 215, по какому-то недосмотру заносит Антония в число присутствовавших на никейском соборе арианствующих епископов-лукианистов! 39 Издан у F. Nau, Littérature canonique syriaque inédite: Concile d’Antioche etc. в Revue de l’Orient Chrétien. Deuxieme série. Tome IV (XIV). 1909. 1, p. 13 (французский перевод) 17–18 (сирский подлинник). В латинском списке на 26 месте стоит Theodorus Vasadens. 40 В изданных недавно Э. Швартцем (в греческом переводе) (Е. Schwartz, Zur Geschichte des Athanasius, Mittheilung VIII в Nachrichten d. K. Ges. d. Wiss. zu Göttingen. Phil.-hist. Cl. 1911. S. 392–3) двух сирских списках (по рукописи А) епископов этого собора Феодор сидонский занимает 2-е место – прямо после Евсевия кесарийского : А 1 : Θεδωρος Σιδνος Φοινκης; А 2 : Θεδωρος πσι τος ρισθεσιν τς γας συνδου παρν συγκατθεααι. 3-е место во 2-м списке занимает тоже Θεδωρος – вероятно – уасадский; в А 1 именно другого Феодора нет; но вероятно он скрывается под одним из двух Феодотов, занимающих два последних (28-е и 29-е) места в этом списке (ни один из них не тождествен с Феодотом лаодикийским, который занимает в этом списке 10-е место). – Под другим же из этих Феодотов скрывается, по-моему, Феодосий трипольский. 42 О Феодоре тарском Свида под словом Αξντιος – вероятно, на основании Филосторгия – сообщает только, что он был младшим братом Авксентия, епископа мопсуестийского, очевидно, предшественника Македония (Авксентий был нотарием во дворце Ликиния, но, как христианин, вынужден был оставить эту должность, почему его навивали, как и Македония, исповедником; но Македоний был епископом мопсуестийским в 324–344 гг.; Авксентий же сделался епископом, по-видимому, раньше Феодора тирского), и что он получил свое образование в Афинах. Supplementa Philostorgiana, Ex Suida in voce Αξντιος. ap. Valesius, p. 544: τοτου [Αξντου] δ δελφς νετερος Θεδωρος ν, νρ τν θνησι παιδευθντων· ς κα ατς (как Авксентий] χρν στερον πισκοπν τς Ταρσο κκλησας τυχε κληρωσμενος. |
| 1 сентября 1880 года Авксентий Стадницкий начал свою трудовую деятельность в качестве учителя географии, церковного пения и чистописания в Единецком духовном училище. В начале 1881 года в печати появились сообщения о возможной отмене циркуляра Министерства народного просвещения от 20 марта 1879 года о запрещении выпускникам средних духовно-учебных заведений поступать в университеты по своим аттестатам. Узнав из газетных сообщений о состоявшемся соглашении между обер-прокурором К.П. Победоносцевым и министром народного просвещения А.А. Сабуровым о допущении семинаристов в университеты на прежних основаниях, Авксентий Георгиевич начал активную подготовку к экзамену на аттестат зрелости, который необходимо было сдать в местной гимназии для поступления в университет. В своем дневнике он писал, что университет, «живущий общественной жизнью» и известный обществу, привлекал его больше, чем академия, «чуждая всяких веяний, живущая монастырской жизнью» и мало кому известная. Он не делал предпочтения университетской науке по сравнению с академической, но в самом академическом строе находил непривлекательную для себя сторону – «отчужденность и косность» академии 15 . Однако в связи с совершенным 1 марта 1881 года убийством Императора Александра II решение о допущении семинаристов в университеты было отложено, и Авксентию Георгиевичу пришлось оставить мысль о поступлении в Новороссийский университет в Одессе. Единственную возможность получить высшее образование давало ему поступление в Духовную академию. Первоначально Авксентий Георгиевич хотел поступать в Санкт-Петербургскую Духовную академию, полагая, что в ней, как в столичной академии, будет меньше формализма, но затем его выбор пал на Киевскую духовную академию. В середине июня 1881 года он приехал в родное Комарово, где до приезда братьев усиленно готовился к поступлению в академию. Отдохнув и набравшись сил, он в конце июля, простившись с родителями, выехал сначала в Кишинев, а оттуда уже в Киев. В Киевской Духовной академии, в которую он вскоре по приезде благополучно поступил, началось его становление как будущего ученого и архипастыря. Увлеченные занятия в церковно-историческом и археологическом академических обществах в дальнейшем помогли ему в выборе церковной истории как основы своей научной деятельности. Пение на клиросе дало возможность более глубоко постигать православное богослужение, любовь к которому он благоговейно пронес через всю свою жизнь. Паломничество, совершенное летними каникулами 1883 и 1884 годов на Святую гору Афон, заставило юношу задуматься о смысле монашеской жизни. Все виденное и слышанное им на Афоне глубоко взволновало душу, вызвало в ней множество вопросов, требующих разрешения (за описание этого путешествия, опубликованное в 1885 году в «Трудах Киевской духовной академии» под названием «Дневник студента-паломника на Афон», А. Стадницкий удостоился студенческой Макарьевской премии). |
|
|
