| Среди ученых одни приписывают его Евсевию Верчельскому, другие Афанасию Синаиту, иные некоторому безымянному французскому богослову времен Пипина или Карла (Natalis–Alexandre, loc. cit.). Патер Кесне, в своем четырнадцатом рассуждении о творениях св. Льва, приписывает этот символ Вигилию Тапскому. Антельми опровергает это мнение и приписывает упоминаемый символ Викентию Лиринскому . Но это мнение отвергнуто всеми учеными или почти всеми. Между многочисленными доказательствами, которыми подтверждается, что символ приписываемый св. Афанасию, не принадлежит этому учителю, западные писатели дают значение одному, но самому решительному, то есть, тому, что содержащееся в нем учение о Filioque противоречит учению св. Афанасия, изложенному в его подлинных творениях, и в частности в его письме к Серапиону о Святом Духе. Из указания на различных авторов, которым приписывают, так называемый, символ св. Афанасия, достаточно ясно, что ученые не согласны относительно эпохи, когда составлено было это исповедание веры. Воссий (Dissert. de tribus Symb.) положительно утверждает, что первый писатель, присвоивший его св. Афанасию, есть Аббон, аббат монастыря Флёри, в десятом столетии. Но Тиллемон замечает, что он цитируется подобным образом в девятом столетии Гинкмаром Рейнмским, Ратрамном и Энеем в сочинениях, составленных ими в защиту прибавки к Никейскому символу Filioque. Поэтому лишь со времен этого разногласия символ стали приписывать св. Афанасию. Он появился прежде этой эпохи; и Тиллемон говорит: " полагали, что четвертый и шестой Толедский соборы, в 633 и 638 г.г., заимствовали из него различные выражения». Таким образом, самое раннее происхождение, которое можно приписать, так называемому, символу св. Афанасия необходимо полагать в седьмом столетии. Тиллемон думает, что он миг появиться в шестом столетии, но в то же время сознается, что некоторые выражения его попадаются лишь на соборах Испанских, в седьмом веке. Замечательно, что первое появление его в истории совпадает с эпохой, когда возбужден был вопрос о Filioque; и что появление это имело место в Испании, на тех самых Толедских соборах, где учение о Filioque было провозглашено в первый раз. Другой равно достоверный и имеющий высокую важность факт состоит в том, что ученые вообще допускают, что он писан по латыни и не мог происходить от грека, не знавшего этого языка; потому что в нем не встречается эллинизмов. Более того, на греческом языке существует много различных текстов этого символа; а это доказывает, что он не был составлен на этом языке, но переведен с латинского многими различными авторами; и что Восток принял его от Запада, за исключением слов Ex Filio. |
| В кон. IX в. был составлен «Учебник музыки» («Musica enchiriadis»; предполагаемый автор - Хогер, аббат мон-ря в Вердене; ранее автором этого труда считался Хукбальд из мон-ря Эльнон; см. также ст. Анонимы ), содержащий первые известные истории образцы многоголосной музыки (музыка в жанре органума записана в особой, «дидактической», форме дасийной нотации ). Истоки средневек. муз. театра - литургической драмы - в наст. время также связываются c К. в.; прототипы - плач «A solis ortu» на смерть Карла Великого в рукописи X в. из аббатства Сен-Марсьяль в Лиможе (Paris. lat. 1154) и диалогический пасхальный троп «Quem quaeritis» из санкт-галленской рукописи X в. (St. Gallen. Stiftsbibl. 381). Из обычая тропировать мелизмы аллилуиария мессы в период К. в. возник лат. гимнографический жанр секвенции ; одним из первых сочинителей секвенций считается санкт-галленский мон. Ноткер Заика (сб. «Liber hymnorum», между 881 и 887). В письменных источниках К. в. встречается первое в европ. истории иллюстрированное описание муз. инструментов (древнейшая рукопись с миниатюрами, т. н. Псалтирь из Анже (Angers. Bibl. municip. 8), относится к сер. IX в.; полный текст компиляции, известной под названием «Послание к Дардану», без иллюстраций, был помещен в энциклопедии «О Вселенной» (De universo. XVIII. 4) Рабана Мавра в 843 г. В бенедиктинском аббатстве Корби с помощью каролингского минускула были выполнены самые ранние из сохранившихся списков труда «Основы музыки» (Institutio musica) Боэция (Paris. lat. 13955; 14080; 13020; возможно, также Paris. lat. 7200; 7181; все - IX в.). Из галльских скрипториев (в Корби, Сент-Амане, Флёри и др.) этот основополагающий учебник музыки распространился по всему западнохрист. миру, связав варварскую Европу с научной и дидактической традициями античности. Лит.: Hammerstein R. Instrumenta Hieronymi//Archiv für Musikwissenschaft. Stuttg., 1959. Bd. 16. S. 117-134; Huglo M. Les tonaires: Inventaire, analyse, comparaison. P., 1971; Page C. Biblical Instruments in Medieval Manuscript Illustration//Early Music. L., 1977. Vol. 5. P. 299-309; Stevens J. Words and Music in the Middle Ages. Camb., 1986; |
| времени в Эльче (Юго-Вост. Испания), где возникновение успенской мистерии датируется ок. 1530 г. Л. д. ряда др. праздников возникли независимо от пасхального диалога. Импульсом к их появлению мог стать возрастающий интерес к эмоционально окрашенному высказыванию действующих лиц. Так, в лат. Л. д. об избиении Вифлеемских младенцев (пам. зап. 28 дек.) важная роль принадлежала драматизированным - благодаря использованию жестикуляции, зафиксированной в сохранившихся источниках, и введению фигуры «утешительниц» (consolatrices) - плачам Рахили . Из 4 сохранившихся его образцов 3 - франц. происхождения: самостоятельный «Плач Рахили» из мон-ря св. Марциала в Лиможе (XI в.), заключительная сцена богоявленской Л. д. из Лана (XII в.) и Л. д. из собрания аббатства Флёри, в к-рой инсценированы также бегство Св. Семейства в Египет и Его возвращение (XIII в.); Л. д. из баварского Фрайзинга (кон. XI в.), хотя и охватывает весь круг рождественских событий, озаглавлена «Чин Рахили» (Ordo Rachelis). Имеющаяся база источников слишком фрагментарна, однако гипотеза Янга о возникновении этой Л. д. как тропа респонсория на утрене праздника Вифлеемских младенцев «Sub altare Dei» заслуживает доверия. Первоисточником еще одной Л. д. рождественского цикла - «Процессии пророков» (Ordo Prophetarum) - послужила проповедь «Против иудеев, язычников и ариан» Карфагенского еп. Кводвультдеуса († ок. 453/4), большой фрагмент к-рой - мессианские пророчества ветхозаветных иудеев, а также язычников Вергилия, Навуходоносора и Сивиллы - был частью чтения на рождественской утрене. Чтец произносил текст от лица блж. Августина (которому проповедь долгое время приписывалась); действо начиналось либо его воззванием, либо шествием «пророков» на хоры под пение кондукта . Чтения утрени, за которыми следовала серия респонсориев (historia), сыграли важную роль в развитии Л. д.: они позволяли достаточно свободно излагать разнообразные сюжеты (в т. ч. житийные) и предоставляли возможность для их дальнейшей театрализации. |
| В науке существовало и существует мнение, будто Сенека был знаком с ап. Павлом; а некоторые, напр. Флёри 336 считали его даже христианином. Мнение о знакомстве Сенеки с ап. Павлом высказано было еще в древности, именно, Иеронимом, 337 Августином 338 и автором мученических актов под заглавием: «Passio Petri et Pauli». Оно было господствующим в средние века и поддерживается многими в текущем столетии. Его высказывали Гелпке, 339 Шолль, 340 абб. Греппо, 341 Троплон, 342 Шмид, 343 и в недавнее время Крейгер. 344 Главными противниками этого мнения в текущем столетии были Фердинанд Баур, 345 Обертен, 346 Буасье, 347 Вестенбург 348 и другие. Со своей стороны мы вопрос об отношении Сенеки к ап. Павлу, не смотря на его обширную литературу, считаем открытым; но решать его здесь почитаем не совсем уместным. Для нас, имеющих дело с основными принципами стоического и христианского нравоучения. безразлично, знаком был Сенека с ап. Павлом или нет. Пусть было между ними знакомство; все же Сенека, несомненно, был язычник и стоял на языческой точке зрения, как это показывают его сочинения. Если же он не встречался с ап. Павлом, то он по самому положению своему не мог не слышать о появлении христианства. При дворе, где он жил, были христиане уже во время ап. Павла ( Флп. 4:22 ). Столкновение философа с христианами и взаимный обмен мыслей представляются возможными. Не сочувствуя христианству в целом, не признавая в нем божественной религии, Сенека мог останавливать свое внимание на отдельных, частных пунктах его учения и вносить их в свои моральные рассуждения. Пусть он нигде не упоминает о христианах, это обстоятельство, по нашему мнению, нисколько не говорит против возможности встречи его с ними. В глазах образованных язычников того времени христианство было лишь сектою иудейства, а об иудеях Сенека несомненно знал. Он знаком был с их богослужебными обрядами и церемониями и со своей стоической точки зрения осмеивал их. 349 Еще более возможно допустить влияние христианства на Эпиктета. |
| —113— ных не безопасно пользоваться книгами неправославными, разумеется в качестве учебников, и указывает в этом основание (ratio), почему он принялся за труд составления своей истории. Другое основание, какое его побуждало к этому же делу, он находит в желании помочь юношам, изучающим церк. историю, ибо сочинения иностранные по церк. истории так обширны, что изучение их отняло бы у них слишком много времени. Мефодий обещает составить такое сочинение, в котором не будет ничего лишнего, и которое в тоже время познакомить с самым характеристичным. 1525 Затем начинается самая существенная часть в prolegomena. Именно здесь мы встречаем у него историю церковно-исторической литературы. Этот отдел у Мефодия изложен довольно подробно (от 13 по 78 стр.). Если изучение истории церковно-исторической науки должно быть признано делом вообще полезным, то мы должны будем согласиться, что Мефодий был историком со вполне научными приемами. Здесь встречаем у него более или менее обширные и притом критические замечания о следующих историках: Иосифе Флавии, Егезиппе, Юлии Африкане , Евсевии, Сократе, Феодорите, Евагрии, Филосторгии, Сульпиции Севере, Зонаре, Никифоре Каллисте. А также о новейших греческих историках, напр., Мелетии Афинском (XVIII в.). Нужно заметить, впрочем, что эти отзывы Мефодия относительно указанных историков не самостоятельны. Он просто переписывает в книгу готовые уже мнения об этих историках или древних рецензентов, напр., патриарха Фотия (из его «библиотеки»), или более замечательных новейших рецевзентов: Каве, Флёри, Фабриция. Хотя эти отзывы и не самостоятельны у Мефодия, во всяком случае они показывают в нем человека глубоко ученого. По местам, хотя и редко, Мефодий делает заметки и от себя касательно того или другого историка. Так мы находим у него не мало самостоятельных мыслей о церковном историке Евсевии. Вообще его трактат об Евсевии нужно отнести к числу самых совершенных в книге: отзыв его отличается и правдивостью, и тонкостью анализа, напр., он —114— |
| Непосредственное впечатление на читателя самих стихотворений святого Григория Богослова , совершенно гармонирующее с его теоретическим воззрением на поэтическое призвание и вполне оправдывающее его собственное признание в своей внутренней способности к поэтической деятельности, не только не позволяет нам сомневаться в том, что великий христианский писатель ничуть не ошибался, противопоставляя себя как поэта, как художника слова античным классикам, но и убеждает нас в том, что он далек был от самообольщения, требуя, чтобы ему на поприще поэтической деятельности оказана была " χρις λοντιος» 334 , «львиная милость». Уступая силе столь осязательных и решительных доказательств поэтической способности святого Григория, как непосредственному впечатлению самых творений его и его собственному искреннему и вполне сознательному признанию в этом, мы сочли себя вправе опустить без внимания в своем сочинении различные сторонние соображения и догадки ученых критиков в отношении поэтической деятельности святого отца, какими они, прямо или косвенно рассуждая об этой деятельности, старались по-своему мотивировать ее и объяснить происхождение стихотворений Григория Богослова . Исключение в этом отношении мы сделали только для одного из самых распространенных мнений, развиваемого и доказываемого некоторыми критиками в связи с соображением о периоде жизни святого отца, к какому относится его поэтическая деятельность. Выходя из точки зрения на стихотворения Григория как на плод не столько гения, сколько изумительного терпения, некоторые ученые (например, Флёри) полагают, что святой отец подчинял себя нелегким трудам стопосложения и размера, как одному из видов аскетических упражнений, имевших целью моральное самоумерщвление. Основанием или точкой опоры для такого странного взгляда могло служить следующее уклончивое объяснение самого поэта. «Во-первых, я желал, трудясь для других, связать таким образом свою греховность и при самом писании писать немного, вырабатывая стих» 335 . Догадка критиков, основанная на этих прикровенных словах, едва ли состоятельна как в исходной точке своей, так и в самом выводе. |
| Все это понятно именно потому, что древнехристианское искусство, согласно со своим полуязыческим характером, начинало с декоративных форм, и самый символизм этого искусства был удобною отвлеченною схемою для декоративных композиций. Достаточно указать на «декоративную» фигуру церкви, изображаемой тождественно с Богоматерью. Но в V столетии это направление сменяется ныне, более содержательным, и среди форм греко-римского характера в римских катакомбах наблюдается наслоение типов греко-восточного происхождения. Таково, напр., известное изображение Божией Матери с Младенцем на ее груди (так наз. Знамение) в катакомбах Агнесы, с греческою монограммою, в котором западные историки видят одно из первых проявлений на римской почве византийского стиля. Вновь латинская художественная форма разнообразится влиянием греческого Востока, и содержание христианского искусства обогащается византийскою иконографиею. Однако, западный историк (Рого-де-Флёри) по-прежнему следит древнехристианское искусство в уродливых римских мозаиках IX – XI стол., в северно-итальянских грубых рельефах, наивно-детских иллюстрациях латинских рукописей, включительно до XIII столетия, когда истощается эта неблагодарная задача. Между тем, тот же автор насчитывает в одном Риме 1420 образов и икон Божией Матери, особо чтимых, перед которыми постоянно теплятся лампады или свечи, и между этими иконами считает весьма многие византийскими произведениями, но ограничивается замечанием, что эта древность не может быть, впрочем, доказана: византийское искусство будто бы «посмеялось над временем», продолжая пребывать целые века в «некоем окаменелом бессмертии». Кратко рассмотрены автором только прославленные иконы Рима; в ц. S. Maria Maggiore (римская Богоматерь, см. там же), S.M. del Popole (поздневизантийского происхождения, известная с 1230 г.), Ara-Coeli (также не ранее XII века, по композиции – «Деисусная» Богоматерь), S. Agostino (не ранее XV века, по композиции – Одигитрия), SS. Cosna е Damiano (Богоматерь с младенцем на правой руке), San Domenico е Sisto («Деисусная»), S. |
| Мон. Йотсальд упоминает о том, что О. был известен как мудрый наставник и праведник, поэтому все желали, чтобы он, «словно второй Соломон, был им другом, отцом и заступником перед Богом» ( Iotsaldus. Vita Odilonis. I 7). Аббон из Флёри называл О. «знаменосцем благочестия» (totius religionis signifer - PL. 139. Col. 431), «превосходнейшим в нашем монашеском чине» (in nostra professione singularis - Ibid. Col. 437). Рассматривая монашество как равноангельский чин, Фульберт Шартрский назвал О. «архангелом монахов» (illo sancto monachorum archangelo Odilone - PL. 141. Col. 251; ср.: Iotsaldus. Vita Odilonis. I 10; см. также: Iotsald von St.-Claude. 1999. S. 166-167). Множество людей добивались вступления в монашескую общину Клюни, так что О. «принимал и детей, и молодых, и стариков» ( Iotsaldus. Vita Odilonis. I 10). Среди насельников мон-ря были уроженцы Испании ( Rodulfus Glaber. Historiae. III 3; IV 22). Наваррский кор. Санчо III Великий, питавший исключительное уважение к О. ( Iotsaldus. Vita Odilonis. I 6), направил для изучения клюнийских «обычаев» мон. Патерна, к-рый по возвращении в Испанию ввел их в мон-рях Сан-Хуан-де-ла-Пенья и Сан-Сальвадор-де-Онья (Recueil. 1888. T. 4. N 2891). Т. о., при О. клюнийцы впервые установили связи с Испанией. Однако не все церковные иерархи положительно воспринимали деятельность О. Так, еп. Адальберон Ланский (977-1030), обращаясь к кор. Роберту Благочестивому, сетовал на неподобающее поведение клюнийцев: они укрепляли свое положение за счет полномочий короля и прелатов, присваивая властные права. Епископ представлял «воинственный чин господ монахов» как армию, покорную воле «короля» и «военачальника» О. ( H ü ckel G.-A. Les poèmes satiriques d " Adalbéron//Mélanges d " histoire du Moyen Âge/Éd. A. Luchaire. P., 1901. P. 129-167). Адальберон с негодованием отзывался о том, что клюнийцы посягали на прерогативы епископов, испрашивая привилегии у папы Римского. Убеждение О. в превосходстве монашества над церковной иерархией проявилось в его отказе выполнить повеление папы Бенедикта IX , к-рый в 1031 г. назначил его на Лионскую архиепископскую кафедру ( Rodulfus Glaber. Historiae. V 4). Корпоративный дух клюнийцев, их убежденность в собственном превосходстве вызывали отторжение и у Родульфа Глабера, к-рый, однако, восхищался их усилиями по сохранению бенедиктинской традиции и насаждению уставной дисциплины (см.: Idem. Historiarum libri quinque. Oxf.; N. Y., 1989. P. LVIII-LXIII). |
| С 90-х годов XVII в. до 20-ых XVIII в. издавалась церковная история аб. Клода Флёри, духовника Людовика XV. Она замечательна по более осмысленному и беспристрастному изложению исторических фактов. Правда, он излагает ещё по векам; но в начале каждого века представлены общие характеристики. Обращено внимание не на одну только сторону внешней церковной жизни, но и на развитие нравственной жизни христианского общества. Изложение складное, взгляд беспристрастный, благородный. К этим трём церковным историкам примыкает и излагатель общей политической истории, но с религиозной точки зрения, Боссюэ, известный богослов, проповедник и защитник прав галликанской церкви против папства. Общая мысль его истории та, что Промысел Божий управляет судьбами царств и народов. – Это краткая книжка, написанная прекрасным языком. Затем, во 2-й половине XVII в. явилось новое направление в католицизме, так сказать, побочное. А именно, возгорелся спор по поводу изданной в то время книги умершего еп. Янсения, озаглавленной «Бл. Августин». Она была направлена против правил иезуитской морали и, по настоянию иезуитов, запрещена папой. Но всё-таки она нашла многочисленных почитателей. Близ Парижа, в монастыре Поррояль, образовалось общество янсенистов, к которому примкнул, между прочим, известный математик и философ Паскаль. Отношение этого общества к Риму было довольно неопределённое. Оно не хотело отделиться от церкви; янсенисты считали себя католиками, папа же отвергал их. Это общество выставило в XVII в. несколько даровитых учёных Себастьян Тилльмон. Он был французский дворянин. Церковной историей он занимался из любви к науке. Всю свою жизнь он провёл в уединении и скромности. Он далеко был от того, чтобы что-нибудь писать или печатать. Уже друзья убедили его не оставлять под спудом своих громадных знаний и трудов. Он написал несколько исследований по Церковной Истории. Он начал писать Мемуары по Церковной Истории, обнимающие первые шесть веков: он остановился на первом десятилетии VI в. В этих мемуарах находится чрезвычайно много важных и интересных исследований по истории христианства. Здесь затронуты самые различные стороны; но преимущественно он занимается литературой, т. е. сочинениями христианских писателей первых пяти веков. – Труд этот отличается необыкновенной объективностью и беспристрастием. О спорных вопросах он отзывается чрезвычайно скромно и осторожно. Личных суждений он высказывает очень мало и даже уклоняется рассказать дело своими словами, он большею частью делает извлечения и рассказывает языком самих памятников. Поэтому труд этот имеет мозаичный характер. Но всё-таки он имеет внутреннее единство и получает характер складного и цельного изложения. При всей скромности Тилльмона в нём обнаруживается такой ум, он иногда высказывает такие критические замечания, с которыми наука считается и до настоящего времени. Тилльмон слишком далеко определил своих современников. Он разъяснял такие вопросы, которые затронуты уже в XVIII u hыheшheм столетии. |
| Сия ведомость от доброй части тем, что ныне в Швеции происходит, подтверждается. Мы вам о том для того пространно сообщаем, дабы вы, будучи там на месте, толь наипаче обо всем том подлинно проведать в состоянии были и надлежаще стараться могли, что надлежит до ваших поступков при всех таких обстоятельствах. Подлинно оные наиглавнейше в том состоять имеют, что с крайним прилежанием и тамошние поступки, и происхождении смотреть и заблаговременно и обстоятельно обо всем доносить». Чтоб вызвать какое-нибудь объяснение, в конце марта Кантемир обратился к кардиналу Флёри с предложением, что император готов вступить в соглашение с французским королем об общих мерах для исполнения гарантии прагматической санкции; император тем охотнее открывает свое намерение королю, что из всех донесений его, Кантемира, усмотрел доброе расположение короля к Марии Терезии и к сохранению европейской тишины и что если две такие сильные державы примут общие меры, то исполнение гарантии будет легко. Кардинал отвечал с сердцем, что король не может и не должен принимать никаких мер к поправлению дурного положения королевы венгерской; удивительно, что от короля требуют помощи Марии Терезии, к чему он вовсе не обязан; эту тягость нести должны те державы, которые приняли на себя гарантию прагматической санкции, а французский король прагматическую санкцию не гарантировал; Франция хотя и не объявляла войны англичанам, однако находится с ними не в такой дружбе, чтоб вместе с ними принимать общие меры в пользу королевы Венгерской. «Такая неожиданная и дикая речь» привела Кантемира в великое удивление. Кардинал, отвечал он, не мог забыть, что между королем и покойным Карлом VI заключен союзный договор, в котором Франция за большие уступки со стороны Австрии гарантировала прагматическую санкцию; договор этот так нов, что и чернила на нем еще не высохли; кардинал не может также забыть, сколько словесных и письменных обнадеживаний сделано французским правительством как министрам венского двора, так и находящимся здесь министрам других держав о святом исполнении этих обязательств. |
|
|
