| Под некоторыми именами царей, императоров и консулов Кассиодор приводит краткие исторические справки. Написанная Кассиодором «Церковная история в трех частях» («Historia ecclesiastica tripartita») была задумана как продолжение «Церковной истории» Евсевия Кесарийского . В ней близко к оригиналу воспроизводятся фрагменты из греческих историков Церкви – Созомена, Сократа, блаженного Феодорита – в переводах на латинский язык, выполненных Епифанием Схоластиком. Лучший исторический труд Кассиодора «Происхождение и история готов» («De origine actibusque Gothorum») в 12 книгах, над которым он трудился с 526 по 533 г., утрачен, но его содержание известно по переделке, принадлежащей Иордану, переименовавшему готов в гетов для того, чтобы, присоединив к истории готов историю другого народа, сведения о котором уходят в глубокую древность, облагородить происхождение завоевателей Италии. Но стремление возвеличить готов, подчеркнуть значимость этого народа во всемирной истории свойственно было и самому Кассиодору. В виде фрагментов сохранились «Речи» («Orationes») Кассиодора и его генеалогический трактат, посвященный истории собственного рода, – «История рода Кассиодоров» («Ordo genesis Cassiodororum»). Последний труд Кассиодора, написанный им перед смертью, в девяностолетнем возрасте, посвящен лингвистике и называется «Об орфографии» («De orthographia»). В него включены многочисленные отрывки из утраченных трудов древних авторов по латинской и греческой грамматике. По характеристике И. Н. Голенищева-Кутузова, «литературное наследие Кассиодора Сенатора было мостом, перекинутым из Античности через самый темный период Средневековья к 11–13 вв. – периоду восстановления наук и обновления литературных традиций в западно-европейских странах» 748 . По словам французского историка Жака Ле Гоффа, Кассиодор «заложил основу интеллектуального воспитания новых варварских народов, организовав работу по переводу греческих текстов, а также переписыванию рукописей. Кассиодор стоит у истоков Европы книжной и библиотечной. |
| Еще одной административной мерой против христиан был изданный 17 июня 362 г. эдикт, запретивший христианам преподавать риторику и грамматику. Эту акцию находил несправедливой и такой поклонник Юлиана, как Аммиан Марцеллин. «Изданные им указы... – писал он, – были вообще хороши, за исключением немногих. Так, например, было жестоко то, что он запретил преподавательскую деятельность исповедовавшим христианскую религию риторам и грамматикам, если они не перейдут к почитанию богов» 235 . Предлог к дискриминации Юлиан находил в том, что, как он писал, «правильное преподавание заключается не в складной речи и красивых словах, а в том, чтобы учитель обладал здравым расположением мыслей и имел верные понятия о добре и зле, о благородных и постыдных вещах. ... Разве, по воззрениям Гомера, Гесиода, Демосфена, Геродота, Фукидида, Исократа и Лисия, боги не являются творцами всякого знания... Я находил бы нелепым, чтобы те, которые объясняют указанных писателей, позволяли себе отвергать чтимых ими богов. Я не требую, чтобы они переменили свои воззрения перед слушателями, но предоставляю на их свободный выбор: или не преподавать то, что не считают серьезным, или, если желают продолжить преподавание, должны прежде всего собственным примером убедить слушателей, что Гомер, Гесиод и другие, которых они толкуют и которых обвиняют в нечестии и заблуждении по отношению к богам, на самом деле не таковы» 236 . По словам Оросия, «почти все те, кого касались предписания эдикта, предпочитали покидать службу, нежели оставлять веру» 237 . Оставлявшим преподавание риторам Юлиан предлагал идти в церкви галилеян «объяснять Матфея и Луку» 238 . Своеобразной акцией, нацеленной на причинение вреда ненавистной ему Церкви, была та, за которую его трудно укорять в попрании справедливости. В самом начале своего правления Юлиан даровал амнистию всем осужденным по обвинениям в церковных преступлениях. Ею воспользовались как православные никейцы, так и крайние ариане вроде Аэция, одинаково преследовавшиеся при Констанции. Аэций, в прошлом учитель Юлиана, был, пожалуй, единственным вернувшимся из ссылки «галилеянином», которого император приблизил к себе. Юлиан вернул епископов из изгнания вовсе не ради справедливости или по гуманным соображениям, а чтобы и таким образом нанести урон Церкви. Об этом откровенно пишет почитатель и единомышленник Юлиана Марцеллин: «Он созвал во дворец пребывавших в раздоре между собой христианских епископов вместе с народом, раздираемым ересями, и дружественно увещевал их, чтобы они предали забвению свои распри и каждый, беспрепятственно и не навлекая тем на себя опасности, отправлял свою религию. Он выставлял этот пункт с тем большей настойчивостью в расчете, что, когда свобода увеличит раздоры и несогласия, можно будет не опасаться единодушного настроения черни. Он знал по опыту, что дикие звери не проявляют такой ярости к людям, как большинство христиан в своих разномыслиях» 239 . |
| остальные же или отстали от нас, или же исключены... И большая часть из них исключена из училища, из третьего и четвертого классов... – Но ведь это не только не педагогично, но даже не нормально: исключать малых детей значит не давать им возможности показать себя... Тут может быть очень много невинных жертв: среди плохих, тупых и неразвитых учеников легко могут быть исключены и даровитые дети, почему либо не успевшие выказать себя... – А вы думаете, этого не бывает?... И очень даже часто случается это. У нас, например, был один ученик Кириллов, превосходно знавший русскую грамматику, но не понимавший хорошо латинского языка и потому попавший под исключку... Случайно поступивши в гимназию, он там прежде нас окончил курс первым учеником с медалью и поступил в университет… Но это не случайность; если бы ему дали возможность дойти до семинарии, где латынь отодвигается на задний план, а словесность, логика и догматика занимают ее место, он и в семинарии был бы в числе первых учеников, потому что сочинения его всегда выручили бы из беды... А вот вам и еще пример! Мой бывший профессор словесности Гостунский на четырнадцатом году был исключен из четвертого класса училища за латынь, но сумев как-то снова поступить в училище, переполз в семинарию, а там пошел в гору: в первую же треть в риторике добился первого разряда, а к концу года занял первое место в классе, к году из богословского класса был отправлен в академию и там окончил курс в числе первых магистров... – Удивительно!... Но хорошо, что эти ученики добились возможности снова поступить в учебное заведение; а ведь большинство-то гибнет так, оставаясь без дальнейшего образования. – Конечно... Большинство идет в сельские причетники, погрязает там в житейские дрязги, тупеет и гибнет. – Ужасно!... И я никак не могу себе взять в толк того, как может доселе существовать глупое обыкновение исключать детей из низших классов?... – Конечно, это какое-то необъяснимое явление, какое-то педагогическое безумие... Здравый смысл никогда не допустил бы наших педагогов исключать малых детей, но в том и беда, что его у них нет: они затмили его своими ложными убеждениями, будто бы кто латыни не знает, тот никуда не годен, и будто бы латынь есть самый главный предмет знаний... |
| И все ветви славянства почувствовали свое общее, коренное единство племени, затем единство языка, выражавшего собой единство народных стихий, и послужившее затем новым средством высшего, духовного единства. Все это совершилось при помощи грамоты, порожденной ею письменности и вызванного всем этим высокого творчества славянской культуры. И тогда большая половина Европы от Царьграда по всей восточной половине Балканского полуострова, в обширном Болгарском государстве, по течению всего Дуная, в современной Венгрии, до окраин Польши, Чехии, Хорватии и Сербии, наконец, до Киева и Новгорода пробудилась в грандиозном историческом движении. Здесь к новой жизни призвались целые народные массы, обмениваясь посольствами и письмами друг с другом, налаживая различные культурные и торговые связи. Лучшие вожди народные, образованнейшие славянские умы того времени – все были соединены в общем деле; в трудах пребывали все правительства славянских народов, во главе деятельности – государи: Михаил Греческий; Борис и Симеон Болгарские; Ростислав, Святополк Моравские; Владислав и Людмила Чешские; Российские Ольга, Владимир и Ярослав – какие великие имена, какая несравненная сила! И в наши дни каждое новое разыскание о славном деле славянских просветителей, каждый новый труд по церковно-славянской грамматике или печатное издание памятника кирилловской письменности, проливают свет на современные славянские наречия, на судьбы славянской науки. Труды современных славистов, устремленные своим взором в ту далекую пору и эпоху, помогают понять пути развития современных славянских языков и всей славянской литературы. А сама история славянских народов уясняется тем более, чем ближе мы приникаем к их единому великому началу. И если осознание этого начала оказывает такое сильное влияние на современную славистику в науке и жизни, то, наоборот, каждое новое явление в жизни современного славянского мира пробуждает собой память о прошлом, дает повод лучше понимать его, ценить, исследовать и воссоздавать. |
| В. Е. Адодуров и В. К. Тредиаковский для обозначения взрывного Г предлагали ввести в рус. азбуку букву («га», усеченное от «гамма»). Активным противником этого нововведения был Ломоносов, в ходе полемики написавший стихотворение «О сомнительном произношении буквы Г в российском языке» (1748-1754). Буква начертание к-рой восходит к курсивному или декоративному начертанию греч. буквы «гамма», известна на Руси с XIV в. (напр., в надписях на хранящейся в ГТГ иконе вмц. Варвары из Углича, кон. XIV в.). Данная буква была кодифицирована в «Грамматике церковнославянского языка» Мелетия (Смотрицкого) 1619 г. (исключена из московского издания 1648 г.) для написания слов, заимствованных из греч. и лат. языков: , , , . («гамма», «кгамма») вошла в букварную традицию Юго-Зап. Руси для обозначения взрывного звука [г]. Ранее, начиная с XIV в., в деловой письменности Юго-Зап. Руси для обозначения взрывного Г (в основном в иностранных именах и заимствованных словах) использовалось сочетание «гк» (напр., «Скиригкаило» в договорной грамоте 1386 г. смоленского кн. Юрия Святославича с польск. кор. Владиславом (Ягайло) . В совр. укр. языке обозначает взрывной звук, фрикативный звук передается буквой Г. Начертание буквы в кириллице восходит к унциальному варианту греч. буквы «гамма» (Г), к-рая по рисунку и названию представляет собой видоизменение финик. знака «гимель» (верблюд) . В уставных и полууставных почерках на протяжении всего периода их существования начертание буквы отличается исключительной устойчивостью. В южнослав. рукописях нач. XIII в. ( Вуканово Евангелие , Боянское Евангелие ) встречается особое начертание в форме лат. F - «двойное» или «с молоточком» ( Карский Е. Ф. Славянская кирилловская палеография. Л., 1928. С. 183). Начертание печатной буквы в XVIII в. воспроизводило рукописный полуустав. Совр. вариант рукописных начертаний оформился на основе нового московского письма (канцелярского курсива) кон. XVII - нач. XVIII в. и ренессансного шрифта «антиква» и вошел в широкий обиход в нач. XVIII в., после реформы гражданского алфавита. Отличающиеся друг от друга рукописные начертания строчной и прописной буквы - восходят к скорописи XVIII в., воспринявшей нек-рые начерки юго-западнорус. (киевской) скорописи XVII в., в частности для Г - . |
| Средними духовными школами, по плану, являлись семинарии – по одной на епархию, с шестилетним обучением, разделенным на три двухлетних отделения, которые по-старинному именовались риторическим, философским и богословским. В Семинариях преподавали словесность, гражданскую историю, географию, математику, физику, философию, а из богословских дисциплин – Священное Писание, герменевтику, догматическое, нравственное и пастырское богословие, церковную историю с археологией, древние и новые языки. В семинарии принимались выпускники уездных духовных училищ (с шестилетним курсом), в которых изучали грамматику, арифметику, историю, географию, пение, пространный катехизис, церковный устав и классические языки. Уездные училища подчинены были епархиальным Семинариям. Кроме того, планом комитета предусматривалось открытие в благочиннических округах приходских училищ с обучением чтению, чистописанию, грамматике, пению, арифметике и краткому катехизису. Для управления Духовными школами из членов временного комитета в 1808 году была составлена комиссия Духовных училищ. По семинариям рассылались вновь составленные конспекты по богословским и философским наукам. К 1814 году трудами, главным образом, архиепископа Феофилакта (Русанова) и М.М. Сперанского были разработаны уставы новых Академий, Семинарий и училищ. Новый академический устав, в противоположность старой школе, главное внимание уделял не механическому запоминанию учебного материала, а его свободному, творческому усвоению: «Добрая метода учения заключается в том, чтобы способствовать к раскрытию собственных сил и деятельности разума воспитанников». Устав особое значение придавал письменным упражнениям учащихся на всех степенях обучения. Всячески поощрялось чтение литературы кроме учебных программ. В принципе в уставе осуждалось засилие латыни: «Введение в училищах латинской словесности, хотя в некотором отношении принесло им великую пользу, но исключительное в ней упражнение было причиною того, что во многих из них учение письмен словесных и еллинских, только для Церкви нашей необходимых, мало-помалу ослабевало». Тем не менее латынь осталась языком преподавания. |
| Восходящая к древним Анналам и «Записями понтификов» (Comentarii pontificum) римская историография продолжена была стихотворными «Анналами» Энния, от которых сохранились лишь 600 стихотворных строк, утраченной грекоязычной прозаической «Хроникой» Фабия Пиктора, на которого впоследствии опирался Тит Ливий, и также утраченной «Летописью» Цинция Алимента, который, как и Фабий, писал по-гречески. Не сохранились исторические труды известных по именам старших анналистов Катона Старшего, Луция Кассия Гемина и Луция Кальпурния Пизона Фруги, писавших в первой noлobuhe II beka до Р.Х., равно как и младших анналистов, живших в следующем столетии – Квинта Клавдия Квадригария, Гая Лициния Макра и Гая Квинта Элия Туберона. В конце республиканской эпохи появились превосходные как с точки зрения достоверности, так и литературных качеств исторические труды видного популяра и цезарианца Гая Саллюстия Криспа: «О заговоре Катилины» и «Югуртинская война». Имя Саллюстия стоит уже в ряду классиков римской историографии Ливия, Тацита и Аммиана Марцеллиана. Одной из тех научных дисциплин, которой в Риме уделялось серьезное внимание, была латинская филология. Ее родоначальником можно считать выдающегося государственного деятеля Аппия Клавдия – эпонима знаменитой дороги, ведущей из Рима в Кампанию; он первым стал подвергать свои речи литературной обработке. Аппий писал юридические трактаты и стихи, содержавшие продуманные нравственные сентенции, одна из которых известна – «Faber suae quisque fortunae» (Всяк своего счастья кузнец). Он явился реформатором латинского правописания, заменив в некоторых словах, в соответствии с изменившимся b IV beke до Р.Х. произношением, букву s на г: например, uмя Valesius стало писаться kak Valerius. Крупнейшими римскими фuлoлoraмu I столетия до Р.Х. были Стилон, уже упоминавшийся здесь эрудит Марк Терренций Варрон и Фигул, автор трактатов по латинской грамматике и этимологии. Наряду с проницательными и верными догадками относительно происхождения тех или иных латинских слов, Фигул в иных случаях предлагает поверхностные и даже курьезные по своей неосновательности заключения в стиле народной этимологии. |
| Участь рабов из городской фамилии обыкновенно бывала более сносной, чем у сельских рабов. В домах высокопоставленных и состоятельных римлян обреталась многочисленная челядь, среди которой возвышались любимцы господ, купавшиеся в роскоши. Некоторые из рабовладельцев, особенно часто магистраты и претенденты на государственные должности, пока это не было запрещено законом, покупали гладиаторов, из которых они составляли личную вооруженную охрану, чтобы использовать ее в смутную эпоху гражданских войн в стычках со своими политическими противниками. Вооруженных гладиаторов содержали Цезарь, Клодий, Цицерон, Катон Утический, Брут и Кассий. В свою бытность цензором Катон ввел налог на рабов возрастом моложе 20 лет, купленных за цену дороже 1000 динариев, и этот налог принес основательный доход казне. Помимо домашнего услужения и охраны господ, городские рабы занимались ремеслами либо в эргастерии своего владельца, либо, если они были искусными мастерами, самостоятельно, доставляя доход господину и сами пользуясь его частью. Имущество раба называлось пекулием – юридически оно, конечно, оставалось в собственности рабовладельцев, но рабу позволялось пользоваться и распоряжаться им. Некоторые рабы располагали средствами для приобретения собственных невольников, таких рабов называли викариями – заместителями. Рабов использовали также в качестве банковских служащих, агентов откупщиков. Невольники из Эллады обучали греческой, а заодно и латинской грамоте детей своих владельцев, либо даже, оставаясь рабами, устраивали платные школы. В распоряжении магистратов были государственные рабы, но они обыкновенно привлекали и своих собственных невольников не только для услужения, но и в качестве секретарей и даже советников. Угодивших ему рабов владелец мог чрез акт манумиссии отпустить на волю, после чего вольноотпущенники, или либертины, становились клиентами своего прежнего владельца. Большинство римских грамматиков и риторов было из числа либертинов. Из рабов вышли Теренций и знаменитый мим Цецилий Статий, известный писатель, ученый и педагог Веррий Флакк, которого позже Август назначил учителем своих детей. Некоторые вольноотпущенники обладали большим состоянием, для них не был закрыт путь к приобретению римского гражданства, а их потомки могли войти и в высшее сословие нобилей. В этом отношении римское общество отличалось большей социальной мобильностью, чем средневековое. Для потомков римского раба путь к занятию высших государственных должностей был короче, чем для потомка крепостного крестьянина путь к водворению в замок с титулом бургграфа или хотя бы барона. В то же время из-за порабощения пленников сын римского консула и сам магистрат имел реальные шансы быть проданным на невольничьем рынке. |
| Глава 5. Империя в кризисе 1. Правление Пертинакса и Дидия После убийства императора Коммода, в ночь на 1 января 193 г. заговорщики во главе с префектом претория Эмилием Летом побудили префекта Рима и сенатора Публия Гельвия Пертинакса взять на себя верховную власть. Его кандидатуру охотно одобрил сенат, который и провозгласил его принцепсом. Обнадеженные обещанием исключительно щедрых подарков по 12 тысяч сестерциев каждому, преторианцы поддержали выбор дворцовых заговорщиков и сената. Пертинакс родился в 126 г., и когда он занял высший пост в республике, он был уже пожилым человеком – ему шел 67 год. Уроженец лигурийского городка Альбы Помпеи, он вырос в семье либертина, торговавшего лесом. Впервые императором Рима стал сын вольноотпущенника. В молодости Пертинакс был учителем грамматики, а потом стал солдатом и сделал карьеру в легионах, выслужившись в центурионы. При Антонине Пие он уже командовал когортой в Сирии, затем легионом, сражался с парфянами; Марк Аврелий назначил его командующим Рейнской флотилии, затем он служил в должности сборщика налогов в Дакии, был удостоен звания сенатора, консула, командовал армией на Дунае, управлял провинциями: Мезией, Дакией, Сирией, Британией, где успешно руководил военными операциями, и Африкой, заведовал анноной, а перед тем как его провозгласили принцепсом, занимал должность префекта Рима. Пользуясь поддержкой сената, Пертинакс попытался возвратиться к системе правления, сложившейся при Траяне и его первых преемниках, когда сенат принимал реальное участие в управлении государство; он собирался даже привлечь к соправительству с перспективой преемства одного из самых популярных сенаторов Ацилия Глабриона, который имел репутацию ревнителя республиканских традиций. Армию и преторианские когорты, составлявшие опору императорской власти, Пертинакс намеревался держать в узде строгой воинской дисциплины. Опытный генерал, он, подобно Гальбе, ставшем принцепсом после устранения Нерона, не отличался гибкостью, которая ему понадобилась теперь, когда он занял не только высшую военную, но и ключевую политическую должность. Свои планы он проводил с прямолинейной настойчивостью, исходя из соображений их целесообразности для государства, без учета опасности негативной реакции со стороны влиятельных сил. |
| Политическое устройство Скандинавии мало изменилось в сравнении с предыдущим столетием. Помимо относительно крупных королевств свеев, или шведов, на территории Уппланда, гаутов, занимавших земли современной шведской провинции Эстергетланд, и данов, там сохранялись и другие, более мелкие политические образования, во главе которых стояли племенные вожди, именовавшиеся также королями – конунгами или ярлами. На территории современной Швеции это были известные нам своими этнонимами племена или племенные союзы хельмингов, загадочных хадобардов, которых некоторые исследователи отождествляют или сближают с лангобардами, венделов, сближаемых с вандалами, завоевателями не менее знаменитыми, чем лангобарды. В шведской провинции Уппланд течет маленькая река с названием Вендел, и на ее берегу стоит одноименная деревня. Наименования других племенных союзов во главе с их конунгами или ярлами, упоминаемые Иорданом, сохранились до сих пор в названиях некоторых шведских провинций: Халланд и халлины, Луггуд и лиотиды. Что касается Дании, то, по замечанию Дж. Гвина, «чтобы лучше понять географию этих мелких королевств, достаточно составить карту областных тингов и ярмарок… Среди искомых нами центров были Хедебю, Рибе, Орхус, Виборг, Аггерсберг, Линдхольм, Хейе в Ютландии, Роскилле и Рингстед на Зеландии, Оденсе на Фюне и, несомненно, Лунд в Сконе. Первые мелкие королевства появлялись, сливались, делились и исчезали, как пузыри на воде. Не исключено, что большинство распрей и битв, о которых потом складывались героические песни и предания, на деле были заурядными усобицами местных вождей» 1080 . На территории Норвегии, разрезанной многочисленными фьордами, способствовавшими изоляции племен друг от друга, в 6 столетии сохранялась политическая раздробленность предыдущих веков. В литературных памятниках Средневековья – исландских сагах, «Круге земном» Снорри Стурлусона, у Саксона Грамматика, в «Роскилльской хронике» упоминаются многочисленные имена древних конунгов данов, свеев и гаутов, но степень достоверности этих сведений невелика. |
|
|
