| В обвинительном заключении, составленном в июне 1932 года, ему инкриминировалась «контрреволюционная работа среди молодежи». Фактически же арест был связан с непризнанием декларации митрополита Сергия. По этому делу было арестовано более ста человек духовенства и мирян, не поминающих митрополита Сергия, в том числе и большая группа прихожан Соломенной Сторожки. Особым Совещанием при Коллегии ОГПУ СССР 7 июля 1932 года священномученик Владимир был приговорен к высылке в Северный край сроком на три года, но затем было постановлено приговор считать условным и обвиняемого «из-под стражи освободить», о чем ходатайствовало руководство Академии наук, где он в то время работал. После освобождения отец Владимир продолжал работать научным сотрудником в ряде научно-исследовательских организаций, занимался разработкой и конструированием различных приборов и установок, имел авторские свидетельства на изобретения. «Помню, он что-то паяет, а потом ходит дует куда-то в трубку. Так он сделал мне маленькую железную чернильницу «невыливайку», так как в школе не было чернил и мы носили их из дома в пузырьках или стеклянных чернильницах и, кувыркая их, вечно обливались чернилами. Вместе с владыкой Мануилом он увлекался инкубаторами и курами. У меня с Женей были свои куры, для которых папа сделал специальный курятник из фанеры с гнездами и специальной поилкой из перевернутой бутылки». До зимы 1934—1935 годов отец Владимир не имел возможности жить со своими детьми, которых очень любил. Дети с Марией Алексеевной жили в Подмосковье, снимая комнаты то в одном, то в другом месте, а отец Владимир скитался из квартиры в квартиру по своим московским друзьям. Иногда, войдя в чей-нибудь дом, он видел, что там и так много народа, и уходил, ища пристанища на ночь в другом месте. Соскучившись по семье, он ехал ее навещать, говоря: «Я поехал в Лидино» — так по имени дочери он называл места, где жили дети. «Когда папа священствовал,— вспоминает Лидия Владимировна,— то мы были лишенцами, не получали карточек и не могли поступать в институт. Папа привозил продукты из Москвы, то, что нам собирали на приходе — собирали, урывая от себя». Когда дети подросли, он старался приезжать регулярно, хотя бы раз в неделю, занимаясь их воспитанием и образованием. «Помню, мы с Женей «делили папу» по часам, и иногда когда Женино время кончалось и он не отходил от папы, говоря: «О чем тебе с Лидой говорить, только о куклах», а я плакала». |
| Священномученик Владимир «был высокого роста с черными длинными волосами, всегда с бородой, и в молодости тоже». Он обладал твердым, не терпящим компромиссов характером и в то же время был очень миролюбив и не переносил ссор. С каждым человеком, за очень редким исключением, он разговаривал как с самым важным и дорогим. Он запечатлелся в памяти духовных детей как очень цельная личность; окружающих всегда поражал сосредоточенный взгляд его темно-карих глаз; трудно было представить у него хаотическое блуждание мыслей, как это бывает у большинства людей. Он мог сосредоточенно молиться среди шума и суеты; его близкие, у которых он нередко жил, вспоминают, как он подолгу молился, стоя в углу комнаты, в которой жизнь шла своим чередом: кто-то разговаривал, ел, спал и т. д. «Вспоминая его,— писал протоиерей Глеб Каледа,— стыдно оправдываться и слушать оправдания других, что не было условий для молитвы». Весной 1931 года благочинный предложил духовенству следовать формуле поминовения властей, введенной Временным Патриаршим Священным Синодом при Заместителе Патриаршего Местоблюстителя митрополите Сергии, и определить свое отношение к июльской Декларации 1927 года. В случае несогласия предлагалось уволиться на покой, чтобы не подпасть под запрещение в священнослужении. Отец Владимир признавал иерархическую власть митрополита Сергия, но сомневался в каноничности его местоблюстительства, хотя и не решался его отрицать, поэтому он принял решение выйти за штат и в сентябре 1931 года поступил на службу в Научно-исследовательский институт птицеводства заведующим группой измерительных процессов. Находясь на гражданской службе, он продолжал активную духовно-религиозную работу: руководил своими духовными детьми, совершал службы в домах наиболее близких из них, исповедовал, занимался с молодежью. Не имея возможности часто встречаться с духовными детьми, он прикреплял духовно неопытных чад к духовно и жизненно зрелым. Сам испытав тяготы лишенства, отец Владимир разыскивал семьи репрессированных и организовывал им постоянную материальную помощь. В то время он имел неплохой заработок, значительную часть которого отдавал неимущим, ограничивая потребности своих собственных детей, оставляя самый минимум и не допуская никакого излишества. |
| В 1969 г. Владимир, которому исполнилось 22 года, подал прошение о пострижении в монашество. Пройдя восьмилетний цикл обучения за четыре года, он заканчивал учебу в Духовной академии. Решение принять монашество пришло не сразу: «Я, поступив в семинарию, не думал о монашестве... Моей целью было окончить семинарию и академию, получить богословское образование. Я мечтал быть богословом и, может быть, совмещать это с приходским служением. Но когда я был назначен на пост секретаря митрополита Никодима, то стали возникать мысли о монашестве. Во-первых, потому, что Владыка подчеркивал важность монашеского служения для современной жизни Церкви. А во-вторых, образ жизни: мне необходимо было отдавать себя служению в гораздо большей степени, чем при обычной семейной жизни. Я невольно стал задавать себе вопросы о том, как же сложится моя судьба дальше. Митрополит говорил, что работать надо так и еще больше. Что другого пути нет, нас мало». Приблизительно за год до пострига Владимир понял, что просто так решить этот вопрос, взвесив все «за» и «против», невозможно: «Надо всего-навсего предаться в руки Божии. Я сказал себе, что если до хиротонии я встречу девушку, которая будет моей избранницей, то женюсь, а если нет, то приму монашеский постриг в преддверии праздника Благовещения. Так оно и получилось». Некоторые преподаватели академии отговаривали Владимира от этого шага. В частности, известный протоиерей Владимир Амбарцумов предостерег его: «Отдаешь ли ты, Володя, себе отчет в своем намерении? Ведь ты распорядился не только судьбой своей – 22-летнего человека, но и тридцати-, сорока-, пятидесятилетнего мужчины. За всех них ты сделал выбор, сказав „да». А не получится ли так, что семидесятилетний старик, которым ты станешь когда-то, плеваться на тебя будет?». Перед принятием пострига Владимир задал вопрос митрополиту Никодиму о том, как он, будучи монахом, справляется с естественными проявлениями человеческой плоти. Ответ митрополита Никодима поразил молодого студента: «Он сказал: „Сделай так, чтобы в твоей жизни не было свободного времени, и ты справишься с этой проблемой». Это действительно так. Если епископ или священник не имеет досуга, если он устает, то Господь дает силы управлять и своим инстинктивным началом. Если человек живет, имея досуг, если у него очень много свободного времени, если он не сопровождает свою жизнь молитвой и самоанализом, то практически невозможно сопротивляться. Это состояние души и ума. И еще митрополит Никодим говорил: „Никогда не концентрируйся на этой теме. Должны быть другие проблемы, и тогда ты пройдешь по жизни достойно»». |
| Володя был резвым и смелым мальчиком. Однажды во время ледохода он на спор перебежал по льдинам Волгу около Саратова. Другой раз на пари пролежал под проходящим поездом. Он «с ранних лет… очень любил природу, много бродил по лесам, хорошо знал пение птиц; имея прекрасный слух, умел вторить любой птице. Он их любил особенно и всегда мечтал иметь целое окно птиц. В лесу он всегда слышал пение птиц и сразу определял, какая поет, и удивлялся, что мы этого не слышим. Охотником папа никогда не был. В юности у него была собака терьер-фокс Дорон, спасенная им от мучивших его мальчишек. Дорон был очень умным псом и очень любил папу. Папа научил его всяким фокусам, в частности лазанью по деревьям за кошками… Папа был очень музыкальным, умел играть на скрипке, фисгармонии и хорошо пел. Видимо, его музыкальность способствовала изучению иностранных языков. Он знал греческий, латынь, английский и немецкий». В училище Владимир увлекся физикой, особенно электричеством. Дочери он показывал круглую дыру под окном в доме на Шаболовке, которую некогда пробил, соорудив электрическую «пушку». Своей «сестре Наташе он часто подсовывал какие-нибудь электроды, и ее било током, он довел ее до того, что при виде какого-нибудь блестящего предмета она с криком убегала». После окончания училища в 1911 году юноша поступил в Московский Императорский университет, где проучился полтора года. В марте 1913 года по настоянию матери он переехал в Германию, чтобы продолжить образование в Берлинском университете, считавшемся лучшим в мире по техническим наукам. В Берлине он жил у родственников Каролины Андреевны, а средства на учебу зарабатывал частными уроками. Здесь Владимир познакомился с христианским студенческим движением, целью которого была проповедь слова Божия среди молодежи, а основной формой деятельности — изучение Евангелия в небольших кружках. Владимир Амбарцумович стал активным членом движения и, возможно, уже тогда перешел в баптизм. Позднее он говорил: «Баптизм — это первый класс, но нельзя всю жизнь ходить первачком». |
| #lx_706553 #lx_706553 .lx_home_button #lx_706553 .lx_home_button svg #lx_706553 .lx_home_button svg path #lx_706553 .lx_home_button:hover #lx_706553 #lx_706553 .lx_close_button #lx_706553 .lx_close_button .lx_close_button_text #lx_706553 .lx_no_click #lx_706553[data-height="" ] .lx_close_button #ya-site-form0 .ya-site-suggest#ya-site-form0 .ya-site-suggest-popup#ya-site-form0 .ya-site-suggest__opera-gap#ya-site-form0 .ya-site-suggest-list#ya-site-form0 .ya-site-suggest__iframe#ya-site-form0 .ya-site-suggest-items#ya-site-form0 .ya-site-suggest-items li#ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem#ya-site-form0 a.ya-site-suggest-elem:link,#ya-site-form0 a.ya-site-suggest-elem:visitedhtml body #ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem-link,html body #ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem:link#ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem:hover,html body #ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem_state_hover#ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem_nav:hover,#ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem_nav .ya-site-suggest__link#ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem_translate .ya-site-suggest__link#ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem .ya-site-suggest__info#ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem_selected#ya-site-form0 .ya-site-suggest__fact#ya-site-form0 .ya-site-suggest__highlight Закрыть На протяжении четверти века программа борется с валом исторических фальсификаций Старейшей радиопередаче «Петербургский исторический клуб» исполнилось 25 лет Андрей Вассоевич 09:30 02.06.2018 2114 Время на чтение 10 минут 28 мая в Санкт-Петербурге в ТАСС состоялась научно-практическая конференция «Четверть века на страже исторической правды», посвященная 25-летию «Петербургского исторического клуба», сообщает ТАСС - Северо-Запад. О наиболее важных направлениях защиты национально-государственных интересов России в информационной сфере и противодействии фальсификации истории рассказали ректор Санкт-Петербургской Восточной академии, председатель Санкт-Петербургского совета мира и согласия, председатель «Петербургского исторического клуба» телерадиокомпании «Петербург», доктор философских наук, кандидат исторических наук профессор Андрей Вассоевич, заведующий кафедрой истории Нового и новейшего времени Института истории СПбГУ Владимир Барышников, профессор Института истории СПбГУ Анатолий Смолин, востоковед, доктор исторических наук, заведующий кафедрой истории стран Дальнего Востока СПбГУ, директор Института Хо Ши Мина при СПбГУ профессор Владимир Колотов, депутат Государственной Думы IV созыва Виктор Тюлькин, доцент Института истории СПбГУ Иван Амбарцумов, генерал-майор Игорь Маричев, дипломат, старший преподаватель кафедры международного менеджмента Санкт-Петербургского государственного экономического университета генерал-майор Феликс Сутырин, доктор исторических наук, кандидат филологических наук и кандидат богословия протодиакон Владимир Василик, д.ф.н. |
| «После смерти мамы нас сперва хотели разобрать и взять к себе разные друзья и родственники, но, чтобы сохранить семью, нас стала воспитывать и отдала нам всю свою жизнь ее очень близкая подруга, Мария Алексеевна Жучкова, считавшая мою маму своей духовной матерью. Мария Алексеевна всегда была православной. Это был великий человек, пожертвовавший для нас своей личной жизнью и счастьем иметь своих детей, чтобы мы не остались сиротами. Для меня она стала «мамой». Вскоре после смерти мамы Женя как-то сказал Марии Алексеевне: «Я бы тоже стал вас звать мамой, но боюсь, что надо мной будут смеяться». «Мама» очень расстроилась, что Женя так скоро забыл мать, но папа ее успокоил: «Что вы хотите от ребенка, ему нужна мать». Так она стала матерью для нас обоих. Жене сказали, что, если он хочет, он может звать ее мамой. Но так как родители, то есть папа и «мама», были на «Вы», то, видимо, от этого у нас в семье к папе обращались на «ты», а к «маме» на «Вы». От нас никогда не скрывали, что мама умерла, и мы всегда, как я себя помню, ездили 24 мая на ее могилу на Ваганьковское кладбище… О папе было предсказано, что он будет священником (священство ему предсказала блаженная Мария Ивановна (1931) из Дивеева, где первый раз он был еще до перехода в Православие), поэтому Мария Алексеевна, зная, что второженец не может быть священником, отказалась выйти за него замуж. Еще она боялась быть нам мачехой, если будут свои дети… Об этом разговор у них был только один раз. Больше отец к этому вопросу никогда не возвращался…» После смерти жены Владимир Амбарцумович целиком посвятил себя работе в кружке и жил в основном на его средства (время от времени он находил работу, не требовавшую от него большой отдачи: в 1922—1923 годах состоял на службе в Рентгеновском институте, а в 1923—1924 годах — в Союзе коммунальников). До 1924 года христианские студенческие кружки пользовались всеми правами легальных общественных организаций, проводили публичные лекции на религиозные темы, в том числе и в Политехническом музее. В 1924 году деятельность христианского студенческого движения была запрещена советской властью, и многие его руководители были готовы подчиниться запрещению, но Владимир Амбарцумович рассудил иначе. Он считал, что в такое сложное и бурное время, какими были послереволюционные годы, христианское просвещение в России необходимо, и продолжил деятельность нелегально. Занятия проводились на частных квартирах; собирались членские взносы, организовывались съезды представителей кружков (последний состоялся летом 1928 года в Подмосковье). |
| По одному с папой следственному делу расстреляли двух замечательных, двух таких разных людей: художника Владимир Алексеевича Комаровского и счетовода Сергея Михайловича Ильина, оба они были почти десятью годами старше папы, и оба стойко и достойно перенесли арест, издевательства, допросы, ни одним словом не отрекшись от Христа, от Православной веры. Граф Комаровский происходил из благочестивой семьи хранителя Московской Оружейной палаты. По настоянию родителей поступил на юридический факультет Петербургского университета. Но не завершив здесь обучения, перешел по призванию — в Академию художеств, а в 1909 году уехал на два года в Париж, где совершенствовал свое искусство живописца в мастерской «Кульяна и Коларосси». Писал много, до изнеможения. Много и выставлялся. Париж, конечно, заворожил молодого художника. Заворожили новые художественные приемы, манера живописи. Владимир увлекся импрессионизмом: не без успеха поработал в этой манере, но вскоре бросил. Разочаровало вдруг это беззаботное, бездуховное искусство суетного города… Ездили не раз — в Рим, где талантливейшие в мире художники переполнены были в своем искусстве любовью к человеку… К человеку. Но не к Богу. А такой любовью было не заполнить душу русского художника. Комаровский возвратился в Россию, попробовал себя в иконописи — и остался верен иконе до конца своей жизни, прерванной мученической смертью. Расписывал соборы, церковки, часовни, по городам и весям России. К великому сожалению, многие его работы не сохранились. Родственников Владимира Алексеевича Комаровского мы нашли уже на следующий день через наших знакомых по храму Ильи Обыденного. Оказалось, что с его дочерью, Антониной Владимировной († 20 окт. 2002 г.), или Тонечкой, как, любя, все ее звали, я была давно знакома, еще через Надежду Григорьевну Чулкову, у которой мы с «мамой» жили на Смоленском бульваре с 1943 по 1951 год. А с внуком Комаровского — Алешей Бобринским, сыном другой дочери Комаровского, Софьей Владимировной, давно дружил мой сын Кирилл. Так вот переплетаются порою судьбы. |
| Рубрики Коллекции Система пользовательского поиска Упорядочить: Relevance Relevance «Когда чекисты уводили папу, она сорвала для него яблоко в саду» – история дочери священника, которого убили за веру 3 мин., 05.12.2020 Отца арестовали, когда Лиде было 15 лет. Семья жила тогда в селе Никольском под Москвой. Вечерами папа, отец Владимир, насвистывая, шёл с электрички к домику, в котором его ждали сын, дочь и их мама Маруся — так дети звали свою крёстную, заменившую им мать после ее смерти. Брат с сестрой не могли усидеть на месте и бежали отцу навстречу. Папа был необыкновенным человеком: различал голоса птиц, мог сделать чернильницу, из которой никогда не проливались чернила, или соорудить куриный инкубатор. А еще он играл на фисгармонии, красиво пел и мог легко объяснить решение любой задачки. 1935-36 годы были для них очень счастливыми. Но наступил роковой 1937-й. Отца Владимира арестовали. Прощаясь, он снял нательный крестик и надел его на Лиду. А дочка, когда его уводили, сорвала в саду яблоко и дала папе. Сотрудник НКВД одёрнул было девочку, но тут вступилась мама Маруся: «У вас есть дети? Так дайте детям с отцом проститься». Тогда и кончилось детство. Приходя из школы, Лида, быстро сделав уроки, садилась в уголок между печкой и кроватью и сидела так до вечера. Иногда ходила на Кузнецкий мост, в приемную НКВД, в надежде что-то узнать об отце, но из раза в раз слышала одну и ту же фразу: «Десять лет без права переписки»… Известий об отце Владимире не было многие годы. В 1956 году Женя, который уже сам стал священником, подал запрос о судьбе отца в прокуратуру и получил ответ: Амбарцумов Владимир Амбарцумович умер 21 декабря 1943 года в лагере от заболевания почек. Но была ли правда в этом ответе? Лида к тому времени уже окончила институт, вышла замуж и сама стала мамой. Решили, что надо совершить отпевание папы в день смерти мамы 24 мая, — дата смерти отца, указанная в справке, так и не стала памятной. Отпевали четыре священника, вместе с сыном покойного, отцом Евгением. А муж Лиды, Глеб Александрович Каледа, потом тоже стал священником — в 1972 году его тайно рукоположили и до 1990 года он служил у себя на квартире. |
| У них так и получилось: одна её сестра вышла замуж за поляка, уехала потом в Польшу, её потомки сейчас живут в Америке, её сестра тётя Соня вышла замуж за миллионера, псковского купца, но он уже был стариком, достаточно быстро умер, детей у неё не было. А вот бабушка вышла замуж за студента, моего деда, они оба тогда были студентами. И они, действительно, очень любили друг друга. Однажды дедушка занимался в христианском студенческом движении со студентами изучением Священного Писания. Студентам всегда всё интересно, они задают разные вопросы каверзные. И вот ему задали вопрос: «Владимир Амбарцумович, когда Вы любили больше свою жену: до свадьбы или после?» Он на это ответил: «До свадьбы я свою супругу любил очень сильно, а теперь я не очень понимаю, где кончаюсь я и начинается она». Вот такие у них были отношения. Но, к сожалению, бабушка Валя, родив трёх детей (один сын, Виктор, умер во младенчестве), в 1924 году скоропостижно умерла. Маму и её старшего брата, впоследствии протоиерея Евгения Амбарцумова, клирика Ленинградской епархии, воспитывала их крёстная мать, Мария Алексеевна Жучкова. Надо отдать должное этой женщине: она ради воспитания детей своей подруги отказалась от своей личной жизни. Дедушка Володя, будущий священномученик Владимир, происходил из лютеранской семьи и в начале 1920-х гг. перешёл в баптизм . Его супруга, Валентина Георгиевна, умерла баптисткой. Некогда она была православной, но сама, без влияния деда, перешла в баптизм. Как мама и её близкие объясняли, видимо, она не встретила никакого яркого священника, а у неё душа была очень ищущая, жаждущая какой-то активной жизни. Но вот так у неё сложилось. Дедушка потом очень переживал, что она скончалась в баптизме. Но, поскольку она родилась в православии, мы её всегда поминаем без каких-либо сомнений. Дедушка через какое-то время после смерти бабушки Вали, увидев ту любовь, заботу, которую Мария Алексеевна уделяет её детям (а ему, конечно, очень тяжело было одному), предложил ей, чтобы она вышла за него замуж. Но бабушка — мы в семье её тоже называли бабушкой — бабушка Маруся, поскольку она была воспитана в православии, знала, что священники не могут быть двоеженцами, а к тому времени о дедушке уже было пророчество, что он будет православным священником. И она ему отказала. Дедушка никогда больше к этому вопросу не возвращался. |
| В Самаре же действовал тогда и Комитет старых кружковцев. В общем, кружковская жизнь здесь кипела, и на самарском съезде старых кружковцев было решено выделить и прислать сюда специальных работников для организации кружков и укрепления движения. Отбирались наиболее опытные труженики и продвинутая учащаяся молодежь из Москвы и Петербурга. Вскоре они приехали, и это действительно был цвет российского студенчества. В 1919 году в Самару призывают и Владимира Амбарцумова, чтобы он сменил на посту руководителя самарского кружка Владимира Филимоновича Марцинковского. Папа сразу же с головой уходит в работу. Неуёмный в своих духовных исканиях, он и в Самаре быстро добивается открытия новых отделений кружка; сам ведет занятия; сам читает лекции, но в то же время организует лекции известных богословов; трудится для открытия детского приюта для сирот (в это время в нашей семье появился приемный сын Никита); организует раздачу Евангелий в больницах и тюрьмах. Здесь же, в Самаре, папу впервые и арестовали. Случилось это в 1920 году, то есть когда Христианское студенческое движение действовало еще совершенно легально, а потому мотивы папиного ареста до конца не ясны. Его привезли в Москву, но, продержав чуть больше месяца, отпустили. Трудно объяснить — но под подписку о невыезде из Москвы?! Мама же продолжала жить в Самаре, изредка навещая папу в Москве, но в 1921 году после смерти от скарлатины младшего сына Виктора мама с Евгением и работники-кружковцы окончательно возвращаются в Москву. К их приезду отец с друзьями ремонтирует старый дом в Кречетниковском переулке. В одной половине живет семья Амбарцумовых, в другой проводятся занятия и собрания кружка. Примерно в это время организуется Центральный комитет, объединяющий все кружки России, и папу избирают его председателем. Движение набирает силу, ежегодно проводятся съезды представителей городов России, но в 1924 году деятельность Движения оказывается под запретом. Большинство руководителей были готовы подчиниться властям, но папа энергично протестовал: — В такое бурное и сложное время мы не имеем права прекратить проповедь Слова Божия. Будем работать нелегально. И работа кружка была продолжена нелегально. Продолжались занятия в группах, правда, проводились они конспиративно, на частных квартирах; тайно собирались членские взносы; подпольно созывались даже съезды движения. Последний съезд прошел летом 1928 года в Подмосковье. Я родилась в начале 1922 года в том самом доме в Кречетниковском переулке, который папа и его друзья восстановили собственными руками. Кружковцы называли его Кречетники. Дом оказался долгожителем: по преданию он уцелел в пожаре 1812 года и достоял вплоть до 60-х годов, когда был пущен под снос в связи со строительством Новоарбатского проспекта. |
|
|
