| —328— та или другая сестра кончила институт или прошла педагогические или иные курсы. Сказанного достаточно, чтобы обрисовать деятельность этой обители хоть общими чертами. Она не только носительница православия в полурусской окраине, но и носительница русской идеи, и русского языка... Перейдем теперь к другому монастырю – Вировскому. Вировский монастырь, это плоть от плоти, кость от кости Леснинской обители. В нем тот же дух, тот же строй... Вировский монастырь еще недавно имел всего одну десятину усадебной земли, на которой помещалось все: церковь , школы, приюты, детские мастерские, дом священника, садик, огород. Не было только места для самих монахинь. Днем они работали от зари до зари, а ночь размещались, где и как приходилось. После долгих хлопот монастырю удалось купить еще пять десятин земли у окрестного помещика, который не хотел содействовать расширению православного монастыря. Все, что сделано в Вирове – дело трудов матери Анны. ...Ей не было 30 лет, когда она, сопутствуемая несколькими сестрами и послушницами, приехала в Виров. На первое время новая община нашла себе приют в единственно покрытом крышей здании около церкви. Это был сарай прежнего католического причта. После того началась тяжелая, полная испытания жизнь, как и в Лесне. Ждать оттуда помощи было нельзя: голодный не может накормить голодного, а в Лесне столько было маленьких ртов, что тамошним сестрам часто и самим не оставалось ничего. Но несокрушимая вера у матери Анны, вера в неизбежность помощи оправдалась... Теперь в Вирове уже около 140 монахинь, сестер и послушниц и 320 детей. Внутренний строй жизни почти одинаковый, разница в некоторых отраслях деятельности объясняется местными условиями. Вследствие отдаленности города здесь шире поставилось призрение больных и старых. В монастырской богадельне нашли приют 30 стариков и старух, калек или совершенно уже дряхлых. Приют и помощь, уход и ласку добрые сестры раздают щедрой рукой, не разбирая вероисповедания, и среди нашедших себе тихое пристанище есть несколько католиков. Честь и слава для мона- |
| В качестве заключительного аккорда – содержательная выдержка по теме из воспоминаний выдающегося иерарха Русской Церкви митрополита Евлогия Георгиевского, который между прочим упоминает о кончине матери Анны, игумении Вировского монастыря. Образ игумении Анны, которая, без всякого сомнения, состоялась как истинная духовная мать, сумевшая сделать из своего монастыря духовно благополучную монашескую семью, кстати, в очень непростых условиях и в очень непростое для русского монашества время, удивительно прекрасен и глубок во всех отношениях: «В конце августа пришла скорбная весть: скончалась мать Анна, игуменья Вировского монастыря... Болела она давно (у нее был туберкулез). Аскетические и молитвенные подвиги надломили ее здоровье. Она жила в темной, в одно оконце, холодной келье, над погребом, и никакие уговоры и просьбы сестер не могли ее заставить перебраться в другое помещение. Сильная духом и характером, она была среди сестер первой подвижницей, первой труженицей. Мать Анна примером удивительной своей самоотверженности увлекала за собой и сестер. Она была – сама любовь. К себе строга, к другим она относилась снисходительно. Ее любовь всем передавалась – ее любили ответно. Войдет, бывало, в приют – дети на ней виснут, со всех сторон ее облепят; проезжает по деревне – бросает ребятишкам конфеты, орехи... Сколько детей «упорствующих», к неудовольствию родителей, влеклись к матушке Анне! Она умерла 29 августа (1903 г.) 37 лет. Смерти она не боялась, подготовилась к ней с подобающим вниманием. Скончалась в присутствии сестер, сидя на своем убогом, жестком ложе, с крестом в руках; и до последней минуты молилась, не спуская глаз с образа Божией Матери... Архиепископ Иероним послал меня на похороны. Мать Анну сестры обожали. Горе их было неописуемо. Когда я подъехал к обители, со стороны храма до меня донесся гул рыданий. Я вошел в храм, сестры увидели меня – и плач усилился. Я хотел сказать слово утешения, стал на амвоне – не мог вымолвить ни слова: заплакал... Три дня длилось сплошное моление: парастасы сменялись панихидами. В последний день я взял себя в руки и сказал проповедь. На похоронах сестры обезумели – поскакали в могилу: «Закапывайте и нас!..» Полицейские их вытащили ». |
| 267 Архим. Палладий (Добронравов); с 6 декабря 1903 г. – епископ Вольский, викарий Саратовской епархии. 269 Настоятельница Вировской Спасской женской пустыни игум. Анна (Потто) скончалась 29 августа 1903 г. 271 Архим. Иннокентий (Кременский) – выпускник Казанской духовной академии 1892 года; ректор Томской духовной семинарии в 1901–1903 годах; хиротонисан в викарного епископа Кинешемского 24 февраля 1908 г. 274 Епископа Александра (Окропиридзе) уволили на покой, а преосвящ. Димитрия (Абашидзе) назначили епископом Гурийско-Мингрельским 4 ноября 1903 г. 275 Прот. Евстафий Елиев был возведён, по пострижении в монашество с именем Евфимий, в сан архимандрита в ноябре 1903 года. 28 ноября в зале заседаний Свят. Синода было совершено наречение о. Евфимия во епископа Алавердского, второго викария Грузинского экзархата, а 30 ноября 1903 г. в Свято-Троицком соборе Александро-Невской лавры – хиротония архим. Евфимия. Святитель Тихон присутствовал на наречении и участвовал в рукоположении архим. Евфимия в епископа Алавердского. (Наречение и хиротония архимандрита Евфимия во епископа Алавердского//ПЦВ. 1903, 49, с. 1927–1930.) 276 Мемнона (Вишневского), епископа Елизаветградского. викария Херсонской епархии, уволили на покой 4 ноября 1903 г. 277 Ректор Киевской духовной семинарии архим. Феодосий (Олтаржевский) был хиротонисан во епископа Елизаветградского 30 ноября 1903 г. 278 Нестор (Фомин), епископ Балахнинскпй, викарий Нижегородской епархии, и Исидор (Колоколов), епископ Новгород-Северский, викарий Черниговской епархии, были переведены один на место другого. 283 Архим. Феофилакт (Клементьев) был уволен от должности начальника Урмийской духовной миссии и назначен настоятелем Козловского Троицкого монастыря Тамбовской епархии 4 апреля 1902 г. 284 С 1 января 1904 г. из казны отпускалось на содержание викарного епископа Алеутской епархии и на другие нужды Аляскинского викариатства по 7 200 кред. руб. в год [определение Свят. Синода от 21–30 января 1904 г. за 274. по вопросу о средствах, потребных на содержание викарного епископа Алеутской епархии (РГИА. ф. 796, оп. 209, год 1904. д. 2199. л. 180–181об.)]. |
| —327— помощь – одно из лучших миссионерских средств обители. С целью удешевления лекарств, все они приготовляются домашними средствами, в монастырском саду разводятся нужные лечебные травы, в свободное время собираются и дикорастущие растения. По возможности все свое – вот задача монастыря. Весной и летом полным ходом идут огородные и полевые работы. Наемные работники делают лишь самую тяжелую, собственно мужскую работу: пашут и косят. Монахини все остальное делают сами, при усердной помощи детей. Всякая работа на свежем воздухе – для детей радость и забава. Я видел, как они шутя очистили поле от небольших каменьев и каменистый клин обратили в прекрасную пашню. Далее, дети занимаются засыпкой овражков около монастырских зданий. Как муравьи носятся они, неся на самодельных носилках землю, и мало-помалу из забавы получается дело... Леснинская обитель, хотя существует всего 16 лет, но уже успела сделаться центром православия во всем Забужьи. Она служит как бы рассадником других обителей. Из нее выделяются новые побеги, сперва, как отделения, потом образуемые в самостоятельные обители. Такова история Теолинского монастыря в Августовском уезде, Вировского – в Соколовском, Радечницкого – на юге Люблинской губернии. Во все эти монастыри были назначены настоятельницы из ближайших помощниц матери Екатерины, ее дочери по духу, ею благословлённые на тяжелый, ответственный искус. Берут настоятельниц и в соседние епархии. В новые обители переходит часть Леснинских сестер, составляя основные ячейки новой общины, а вокруг них, а также на место уехавших, являются новые смиренные труженицы, горящие рвением служения Богу и ближнему. Состав сестер самый разнообразный. Для всяких способностей найдется своя работа, свой подвиг, но особенно ценится в Лесне помощь интеллигентных девушек, могущих нести главную службу: обучение детей. Чтобы научить грамоте 350 детей и подготовить наиболее способных к учительской деятельности, требуются немалые знания. Жизнь всех сестер одинакова, и разве только из беседы можно видеть, что |
| —330— тей увеличивается, отказывать в приеме так тяжело и так противоречит всем стремлениям Леснинских и Вировских монахинь. Я думаю, что это их главный искус, что будь у них неограниченные средства, они взяли бы всех детей околотка, чтобы воспитать их в доброй нравственности и сделать хорошими людьми. В прошлом году матери Анне удалось собрать несколько пожертвований покрупнее и построить хороший каменный дом для женской школы и приюта. Освободившиеся старые помещения были заняты новыми маленькими пришельцами. В этом году строится еще одно новое здание с зимней церковью, сначала предназначенное для сестер, но теперь уже получившее иное назначение – служить детским приютом. А сестры как-нибудь проживут, ведь жили же до сих пор! Такое полное забвение о себе вселяет в монахинях своим примером мать Анна. В ее настоятельской келье троим негде поместиться. О том, как сестры кормятся, лучше и не говорить: лишь бы дети были сыты, а они, Бог даст, проживут и на одном хлебе. Верстах в трех от Вирова имеется село Моложево, в котором помещается приют-школа для мальчиков с несколькими ремесленными отделениями. Дети приучаются к трудовой, честной жизни, их учат не только уметь зарабатывать кусок хлеба себе и будущей семье, но учат также любить друг друга, быть хорошими слугами Царю. Через них начинают проникать в население семена истины и давать первые ростки... Не довольствуясь сношениями с семьями через взятых детей, мать Анна отдает сирот, по преимуществу девочек постарше, в крестьянские семьи окрестных деревень, в помощь на летние месяцы. За это монастырь не выручает никаких денежных выгод. Строго говоря, это даже лишняя обуза, так как нужно тщательно следить, чтобы монастырских добровольных батрачек не притесняли, не обижали. В такие дома на будущий год детей уже не отдадут и их непременно берут обратно. Девочки-сироты таким образом не отвыкают от своей крестьянской жизни, не чуждаются того обихода, среди которого большинству из них суждено скоротать век. А монастырь пожинает новые нравственные лавры. Девочки, |
| Огромную роль монастыри играли в создании и развитии системы церковно-приходских школ. Так, в Московской епархии в 1901 г. школы имелись при 36 монастырях, в 1910 г. — при 46 (т. е. едва ли не в каждом). В каждой школе в среднем обучалось по 44 ученика. Московская епархия в этом отношении была образцовой. В Петербургской епархии активно действовал лишь Воскресенский Новодевичий монастырь. В 1901 г. на его попечении находился приют для 65 девочек, ЦПШ и церковноучительская школа (в них учились более 120 человек). Многие монастыри оказывали помощь ЦПШ в ближайшей округе. В 1914 г. на их содержание от монастырей поступило 506 тыс. руб. С. 212]. Монастыри жертвовали также большие суммы на постройку сиротских приютов, школ и больниц. В 1910 г. на иждивении монастырей находилось 202 больницы и 104 богадельни. Во время Русско-турецкой 1877—1878 гг., Русско-японской 1904—1905 гг. и Первой мировой войн в монастырях были устроены лазареты для раненых С. 334]. Среди монастырских лечебных учреждений выделялись больницы при киевском Покровском монастыре, обеспечение которых шло из Св. Синода (в размере 80 тыс. руб.). Можно говорить о создании на рубеже XIX-XX вв. монастырей «нового типа», где просветительной и благотворительной деятельности уделялось особое внимание. Среди них прежде всего следует упомянуть о женских монастырях Холмско-Варшавской епархии, духовным центром которых был Леснинский монастырь, основанный в 1884 г. игуменьей Екатериной (Ефи-мовской) с целью широкого служения народу по благословению старца Амвросия Оптинского: «Новый монастырь по-новому и устрой…» С. 105]. При нем были созданы приюты для сирот, школы для детей всех возрастов, больницы, аптека, открыты сельскохозяйственное женское училище, церковноучительская семинария. В его школах обучалось до 1000 детей. Впоследствии сестрами этого монастыря были открыты Вировской, Теолинский, Радочницкий, Красностокский и Туровицкий монастыри, продолжившие леснинские традиции. Всюду вокруг обителей возникали приюты, школы, больницы… Из воспоминаний митр. Евлогия (Георгиевского): «В женских монастырях Холмщины установилась внутренняя дисциплина: каждая монахиня сознательно относилась к своему долгу, понимая всю серьезность своего призвания. Монастыри были обвеяны одним духом, связаны единством духовно-просветительских методов монашеского труда — и стали для холмского народа необходимой и крепкой опорой» С. 108]. |
| Екатерина. „Ты на меня не сердись, говорила ей, прощаясь, усопшая, – каюсь, каюсь“... На полотне такой жизнерадостности картина христианского устремления к небу оказывается религиозною тайною, выступающею за рамки социальной пользы. С религиозной точки зрения ценны личности, а не дела. В описании погребения м. Анны мне глубоко запала в душу одна страничка. Первый день и ночь по смерти её были дождливые. В воскресенье 31 августа утром выкатилось из-за Буга чудное ясное солнце. Так оно, пишет протоиерей Мизецкий, восходило и в XV веке, когда, по сведеньям из Виленского центрального архива, здесь была православная церковь ; так оно восходило и в 1712 году, когда умер незабвенный создатель церкви Иоанна Крестителя в Вирове Иоанн Годлевский; так оно восходило и 100 лет после того, когда Кушель сжег все, созданное Годлевским; так оно восходило, когда в наши дни, после воссоединения униатов, ксендз Вировский сделал Виров центром упорства; так оно восходило, когда этот ксендз в день воскресный утром застрелил себя двадцать лет назад; так оно восходило, когда 10 лет назад опять в Вирове воскресла церковь и православие... Был такой случай. Чей-то череп из размытого Бугом кладбища Вировского, древнего, принесла вода к берегу обители, когда там стояла мать Анна. Она взяла из воды —81— череп, благословила его, сотворила над ним молитву, зря к востоку. И солнце глядело на тот череп. Матушка понесла его на гору свою и погребла при церкви. Девять лет солнце Вировское, восходя за Бугом, первым делом глядело в келию м. Анны и почти всегда заставало ее за работою, измученную, еще не дававшую сна очам своим. Иногда солнце видело там то, что так тщательно скрывалось от всех, напр. лежащего в крошечной келии игуменьи больного нищего.... В последние два месяца солнце глядело уже и на нее болящую, uccoXIIIyю, зрящую к смерти. 31 августа оно явилось, после предшествовавших пасмурных дней, во всей славе видеть славное погребение закрывшей очи навеки неусыпавшей в ночных и дневных трудах и молитвах Вировской Анны. |
| В Варшаве „Аня“ делается неузнаваемою, другим существом. Она там в немецком пансионе г-жи Брендель, откуда ходит в первую женскую гимназию. Когда она на каникулы приезжает в Брест, ее не узнают: Живая, грациозная, танцующая, всех одушевляющая. 15 ½ лет от роду Анна Александровна кончает гимназию с медалью. Назначенная на должность помощницы главной воспитательницы Холмского Мариинского училища Марии Наумовны Нолле, она в ней находит свою вторую мать, под её руководством проходить житейскую науку, делается серьезным тружеником. Шесть лет административной, учебной и хозяйственной жизни в Холме были отличною подготовкой для будущей игумении Вировского монастыря. Совершенно новый, неведомый дотоле мир вносят в идеальную душу Анны Александровны Потто Холмская гора, Архиепископ Леонтий, Епископ Флавиан, ученые монахи – Антоний, Владимир, Серафим... В это время и леснинская обитель стала манить к себе своими подвигами уже замечательную Анну Александровну. Когда она приезжала из Холма в Брест, новая перемена с нею бросалась в глаза. „Правда ли, что Аня в монастырь поступает“, спрашивали прежние её друзья и подруги... Выход в отставку М.Н. Нолле и перевод Анны Александровны из Холма в Калишскую гимназию сделал ее замкнутою, пока она через два года после того не поступила в Леснинский монастырь. Здесь она имела пред собою житие препод. Феодосия в Киево-Печерской лавре до игуменства: первою в церковь приходила, последнею выходила; усердно участвовала в чтении и пении на клиросе. Под руководством, старца протоиерея Тимофея Софроновича она изучила практически весь церковный устав, от буквального исполнения которого до смерти не отступала и на йоту. Знавшие ее —77— знают и её искусство владеть пером, – этот дар она принесла на службу обители, работая постоянно в её канцелярии. Знание канцелярской работы весьма пригодилось потом для Вирова. Она же уроки давала детям в монастырской школе, она же и благочинною скоро стала в обители... 22 сентября 1890 года Архиепископ Леонтий постриг ее в рясофор. |
| И то обстоятельство, что в поименованных обителях молитвенный подвиг доведен до совершенства – да и кто может так молиться, как не тот, кто видит человеческие страдания? – это обстоятельство показывает, что с известной точки зрения для идеального состояния монастыря считают – недостаточным положительное условие – молитвенный подвиг, но требуют еще отрицательного условия – принципиального воздержания от подвига служения ближнему. И эти взгляды высказывают под знаменем православия. Пусть эти монастыри нового типа представляют собою уклонение от установившегося вида, – ведь это уклонение в сторону идеала. И если представители исторического монашества отрекаются от этого нового типа, то тем хуже для них. Можно было бы радоваться, если бы таких уклонений было „не мало“. Когда я вошел на хоры Свято-Леонтьевской церкви, то моим глазам представилось зрелище, подобного которому я никогда не видал. Вся церковь была полна детьми, – лишь вверху стоял хор инокинь и в коридоре некоторые богомольцы. Дети стояли группами, посреди – малолетки. Костюмчики однообразные, с незначительными отличиями в цвете по группам. Мальчики в красных рубашках, девочки в синих сарафанчиках. У малышей через плечо сумки с носовыми платками. Дети вымыты, —86— здоровы и радостны; стоят чинно и молятся осмысленно. Здесь было более 400 детей. Картина была восхитительная; трудно было оторвать глаза. Это победное знамя Вировского монастыря, это свидетельство его подвижниц пред Богом и людьми. Это письмо Христово, чрез служение их написанное не чернилами, но Духом Бога живого, не на скрижалях каменных, но на плотяных скрижалях сердца“. Богу и обществу они уготовляют людей, в лучшем смысле этого слова. Ведь все это или дети бедных родителей или брошенные на произвол судьбы, – это материал, из которого естественно вырабатываются враги общества и Бога, деятели и страдальцы дна, хулиганы, разрушительные элементы, и их Воровские сестры приняли, подобрали, обмыли, накормили, выучили, научили молиться Богу – своими согретыми любовью сердцами. |
| Однако появление гжи Володимировой в Оптиной Пустыни вызвало вскоре настоящую трагедию. Началось с того, что в Оптину Пустынь прибыла некая Мария Михайловна Булгак, рожденная Бартенева. Трудно себе представить существо более отталкивающее и физически, и морально. Это была Квазимодо в образе женщины. Она была начальницей женской гимназии в г. Гродно. Перед приездом в Оптину она наскандалила в Вировском монастыре Седлецкой губернии, где ее собаки врывались в церковь. Пришлось обратиться к полиции, чтобы ее удалить. Там жила тогда на покое мать игумения София — сестра Елены Александровны Нилус. Явившись в Оптину Пустынь, гжа Булгак возгорелась пламенным обожанием к старцу Варсонофию и обещала сделать завещание в его пользу, то есть в пользу Скита, на сумму в сто тысяч рублей. На этом основании она считала себя вправе командовать Старцем. Когда же это ей не удалось, ее обожание сменилось страстной, яростной ненавистью. Вооружившись, всевозможными клеветами и сплетнями, Булгак покатила в столицу и явилась в салон графини Игнатьевой. Этот салон посещался также архиереями, которые, увы, не задумываясь, поверили этой болтовне. Дабы лично проверить столь любопытные сенсационные слухи, в Оптину Пустынь отправилась сама графиня Игнатьева. Сначала она сделала визит настоятелю архимандриту Ксенофонту, потом дала знать о. Варсонофию, что явится к нему не как к старцу, но как к настоятелю Скита. Ввиду такого неприятного посещения о. Варсонофий попросил М. Н. Максимович выручить его при приеме графини и вести с ней светскую беседу. М. Н. Максимович была супругой Варшавского генерал-губернатора. Она жила почти безвыездно в Оптиной в собственном домике и была смиренной старицей, поистине святой жизни. Она пришла к чаю и вела с графиней любезный светский разговор, а Старец пребывал в молчании. Результат был такой: графиня вернулась в Петербург с доносом — в Скиту растут цветы, а у Старца в келье хозяйничают женщины. К этому прибавилось, что в монастыре оказалось 3 монаха-бунтовщика. Старец и Настоятель их усмирили. Но они подали на Настоятеля донос в Синод о якобы существовавших безпорядках в лесном хозяйстве. |
|
|
