| – Да хлопец напал на крестоносца, но только так, смеха ради. Песеннику, который был шляхтичем, человеком бывалым, такая шутка показалась не очень благопристойной, но, видя, что Мацько говорит о ней с легкостью, он тоже не придал ей особого значения. Между тем немцу такое поведение пришлось не по нутру. Он поглядел раз-другой на Збышка, затем перевел взгляд на Мацька и понял наконец, что они и не думают спешиваться и умышленно не обращают на него внимания. Тогда глаза его сверкнули стальным блеском, и он тут же стал прощаться… Когда он тронул коня, рыцарь из Тачева не удержался и сказал ему на прощанье: – Поезжайте смело, храбрый рыцарь. Край наш спокойный, и никто на вас не нападет, разве какой-нибудь шутник-мальчишка… – Хоть и удивительные у вас обычаи, но я не защиты искал у вас, а хотел побыть в вашем обществе, – отрезал Лихтенштейн. – Впрочем, надеюсь, что мы еще встретимся и при здешнем дворе, и в другом месте… В последних словах прозвучала как будто скрытая угроза, поэтому Повала сурово бросил: – Даст Бог… Тут он поклонился, отвернулся и, пожав плечами, сказал вполголоса, но так, чтобы услышали те, кто стоял поближе к нему: – Мозгляк! Поддел бы тебя копьем да поднял в воздух, чтоб ты ногами поболтал у меня, покуда я «Отче наш» трижды прочту! И он заговорил с княгиней, с которой был хорошо знаком. Анна Данута спросила, что он здесь делает, он доложил ей, что, по велению короля, ездит по дорогам, чтобы поддержать порядок в округе, где в связи с наплывом гостей, съезжающихся отовсюду в Краков, легко может произойти какая-нибудь стычка. В доказательство этого Повала рассказал о случае, свидетелем которого он оказался. Подумав, однако, что просить княгиню заступиться за Збышка можно попозже, когда в этом будет нужда, и не желая портить общее веселье, он в своем рассказе не придал происшествию большого значения. Княгиня даже посмеялась над Збышком, которому так не терпелось добыть павлиньи чубы, другие же, узнав о том, что пан из Тачева одной рукой переломил копье, дивились его силе. |
| — Доброе утро, медвежонок Пух, — уныло ответил Иа. — Если это утро доброе. В чем я лично сомневаюсь. — Почему? Что случилось? — Ничего, медвежонок Пух, ничего особенного. Все же не могут. А некоторым и не приходится. Тут ничего не попишешь. — Чего все не могут? — переспросил Пух, потерев нос. — Веселиться. Петь, плясать и так далее. Под ореховым кустом. — Аа, понятно… — сказал Пух. Он глубоко задумался, а потом спросил: — Под каким ореховым кустом? — Под которым орешки каленые, — уныло продолжал Иа-Иа. — Хоровод, веселье и тому подобное. Я не жалуюсь, но так оно и есть. Пух уселся на большой камень и попытался что-нибудь понять. Получилось что-то вроде загадки, а Пух был слабоват по части загадок, поскольку в голове у него были опилки. И он на всякий случай запел загадочную песенку: ПРО СОРОК ПЯТОК — Вопрос мой прост и краток, — Промолвил Носорог, — Что лучше — сорок пяток Или пяток сорок? — Увы, никто на это Ответа Дать не мог! — Вот-вот, правильно, — сказал Иа-Иа. — Пой, пой. Трум-тум-тум-тирим-бум-бум. В лесу родилась палочка, в лесу она росла. И много-много радости детишкам принесла. Веселись и развлекайся. — Я веселюсь, — сказал Пух. — Кое-кому удается, — сказал Иа-Иа. — Да что такое случилось? — спросил Пух. — А разве что-нибудь случилось? — Нет, но у тебя такой грустный вид. — Грустный? Отчего это мне быть грустным? Сегодня же мой день рождения. Самый лучший день в году! — Твой день рождения? — спросил Пух, ужасно удивленный. — Конечно. Разве ты не замечаешь? Посмотри на все эти подарки. — Иа-Иа помахал передней ногой из стороны в сторону. — Посмотри на именинный пирог! Пух посмотрел — сначала направо, потом налево. — Подарки? — сказал он. — Именинный пирог? Где? — Разве ты их не видишь? — Нет, — сказал Пух. — Я тоже, — сказал Иа-Иа. — Это шутка, — объяснил он. — Ха-ха. Пух почесал в затылке, совсем сбитый с толку. — А сегодня правда твой день рождения? — спросил он. — Правда. — Ох! Ну, поздравляю тебя и желаю много-много счастья в этот день. — И я тебя поздравляю и желаю много-много счастья в этот день, медвежонок Пух. |
| – Друзья, – вскричал Толомьес тоном человека, вновь обретшего авторитет, – придите в себя. Право же, этот каламбур, упавший с неба, не стоит того, чтобы его встретили таким оцепенением. Далеко не все, что падает оттуда, достойно восторженного почитания. Каламбур – это помет парящего в высоте разума. Шутка падает куда попало, и разум, разрешившись очередной глупостью, уносится в небесную лазурь. Белесоватое пятно, расползшееся по скале, не мешает полету кондора. Я не собираюсь оскорблять каламбур. Я уважаю его, но в меру его заслуг, никак не более. Все самое возвышенное, самое прекрасное и самое привлекательное в человечестве, а может быть, и за пределами человечества, забавлялось игрой слов. Иисус Христос сочинил каламбур по поводу святого Петра. Моисей – по поводу Исаака, Эсхил – по поводу Полиника, Клеопатра – по поводу Октавия. Заметьте, что каламбур Клеопатры предшествовал битве при Акциуме и без него никто не вспомнил бы о городе Торине, что по-гречески значит – «поварешка». Установив это, возвращаюсь к моему призыву. Братья мои, повторяю вам: поменьше рвения, поменьше суматохи, поменьше излишеств даже в остротах, в радостях, в веселье и в игре слов. Послушайте меня, обладающего благоразумием Амфиарая и лысиной Цезаря. Все хорошо в меру, даже словесные ребусы. Est modus in rebus . Все хорошо в меру, даже обеды. Вы, сударыни, любите яблочные оладьи, так не злоупотребляйте же ими. Даже яблочные оладьи требуют здравого смысла и искусства. Обжорство карает самого обжору – gula punit gulax. Расстройство пищеварения уполномочено господом богом читать мораль желудкам. И запомните вот что: каждая наша страсть, даже любовь, обладает своим желудком, который не следует обременять. Нужно уметь вовремя написать на всем слово finis , нужно обуздывать себя, когда это становится необходимым, запирать на замок свой аппетит, загонять в кутузку фантазию и отводить собственную особу в участок. Мудрец тот, кто способен в нужный момент арестовать самого себя. Доверьтесь мне хоть немного. Из того, что я, как-никак, занимался юридическими науками – а это подтверждают сданные мною экзамены, – из того, что я знаю разницу между процессом, подлежащим разбирательству, и процессом, находящимся в производстве, из того, что я защищал по-латыни диссертацию на тему о способах казни, применявшихся в Риме во времена, когда Мунаций Деменс был квестором по делам об отцеубийстве, из того, что я, по-видимому, буду доктором права, из всего этого, мне кажется, не так уж безусловно следует, чтобы я был круглым идиотом. Я рекомендую вам умеренность в желаниях. И я прав – это так же верно, как то, что меня зовут Феликс Толомьес. Счастлив тот, кто сумел вовремя принять героическое решение и отречься, как Сулла или как Ориген! |
| Не лучше ли нам жилось при Каппе и Хи? – Что это значит: Каппа и Хи? – Не разумеешь? Греческой буквой Каппа начинается имя Констанций, а Хи первая буква в слове Христос. Ни Констанций, ни Христос, говорю я, не сделали жителям Антиохии никакого зла не то, что разные проходимцы-философы. – Что верно, то верно, при Каппе и Хи нам лучше жилось! Пьяный оборванец, подслушав эту остроту, с торжествующим видом помчался разносить ее по улицам. – При Каппе и Хи недурно жилось! – кричал он. – Да здравствуют Каппа и Хи! Шутка облетела всю Антиохию, понравившись черни бессмысленной неопровержимостью. Еще большее веселье царствовало в кабаке, против бань, принадлежавшем каппадокийскому армянину Сираксу: давно уже перенес он торговлю из окрестностей Цезареи близ Мацеллума в Антиохию. Из козьих мехов, из огромных глиняных амфор щедро цедилось вино в оловянные кубки. Говорили, как и везде, об императоре. Особенным красноречием отличался маленький сириец-солдат, Стромбик, тот самый, который участвовал в походе цезаря Юлиана против северных варваров Галлии. Рядом с ним был его неизменный спутник и друг, исполинского роста сармат Арагарий. Стромбик чувствовал себя, как рыба в воде. Больше всего в мире любил он всевозможные бунты и возмущения. Он собирался произнести речь. Старуха тряпичница сообщила новость: – Погибли, погибли мы все до единого. Покарал Господь! Соседка такое сказывала, что сперва не поверили. – Что же, старушка?.. Расскажи!.. – В Газе, милые, в городе Газе случилось. Напали язычники на женскую обитель. Выволокли монахинь, раздели, привязали к столбам на площади, рассекли тела их и, обсыпав ячменем трепещущие внутренности, кинули свиньям! – Я сам видел, – добавил молодой прядильщик с бледным упрямым лицом, – в Гелиополисе Лаванском язычник пожирал сырую печень убитого дьякона. – Мерзость! – проговорил медник, нахмурившись. Многие перекрестились. При помощи Арагария Стромбик вскарабкался на липкий стол с лужей вина и, подражая ораторам, с величественным видом обратился к толпе. |
| Скоро он очутился в толпе мальчуганов, которые бегали, прыгали, играли в мяч и в чехарду, — каждый забавлялся, как мог, и все страшно шумели. Они были одеты одинаково, как одевались в те дни подмастерья и слуги . У каждого на макушке была плоская черная шапочка величиною с блюдце, — она не защищала головы, потому что была очень мала, и уж совсем не украшала ее; из-под шапочки падали на лоб волосы, подстриженные в кружок, без пробора; на шее — воротник, как у лиц духовного звания; синий камзол с широкими рукавами, плотно облегавший тело и доходивший до колен; широкий красный пояс, ярко-желтые чулки, перетянутые выше колен подвязками, и туфли с большими металлическими пряжками. Это был достаточно безобразный костюм. Мальчики прекратили игру и столпились вокруг принца. Тот проговорил с прирожденным достоинством: — Добрые мальчики, скажите вашему начальнику, что с ним желает беседовать Эдуард, принц Уэльский. Эти слова были встречены громкими криками, а один наглый подросток сказал: — Ты, что ли, оборванец, посол его милости? Лицо принца вспыхнуло гневом, он привычным жестом протянул было руку к бедру, но ничего не нашел. Все дружно захохотали, и один мальчишка крикнул: — Видали? Он и впрямь был уверен, что у него, как у принца, есть шпага! Эта насмешка вызвала новый взрыв хохота. Эдуард гордо выпрямился и сказал: — Да, я принц. И не подобает вам, кормящимся щедротами отца моего, так обращаться со мною. Слова его показались чрезвычайно забавными, и толпа опять захохотала. Подросток, который вступил в разговор раньше всех, крикнул своим товарищам: — Эй вы, свиньи, рабы, нахлебники царственного отца его милости, или вы забыли приличия? Скорее на колени, вы все, да стукайте лбами покрепче! Кланяйтесь его королевской особе и его королевским лохмотьям! И с буйным весельем они все упали на колени, воздавая своей жертве глумливые почести. Принц пнул ближайшего мальчишку ногой и с негодованием сказал: — Вот тебе покуда задаток, а завтра я тебя вздерну на виселицу! Э, это уж не шутка! Какие тут шутки! Смех мгновенно умолк, и веселье уступило место ярости. Голосов десять закричало: |
| В этом месте своих размышлений директор остановился, прервал размышления на минутку и улыбнулся. Ему понравилась собственная шутка, и он повторил ее вслух, щелкнув ногтем по глобусу: — Да-да, пускай лучше пятерки на уроках получают. Повизгивая, крутился глобус, мелькали океаны и материки. Крутящийся глобус навел директора на мысли глобального масштаба. Он взглядом остановил глобус и продолжил размышления: «А что, если получить премию и послать ее в какой-нибудь город, пострадавший от землетрясения? Вот это интересная задумка!» Директор Губернаторов заволновался, снова щелканул по глобусу и внимательно теперь разглядывал мелькающие части света, как бы выискивая город, пострадавший от землетрясения. Директор Губернаторов вообще любил интересные задумки и частенько сам задумывал их. «Ладно, — решил директор. — Получим премию сами и купим на нее десяток глобусов, а Мериновой и Калинину объявим благодарность. Вот это задумка так задумка! Остается дошкольник Серпокрылов. Но тут дело проще пареной репы. На будущий год, когда он поступит в школу, посадим на первую парту — это будет хорошая награда. Да-да! Сегодня же после уроков надо собрать во втором классе собрание и объявить благодарность. Вот настоящая праздничная задумка!» Директор Губернаторов посмотрел на часы. Через три минуты должен был кончиться последний урок, и, наверно, подъезжал уже к школе «газик» со зверофермы. Директор Губернаторов решил глянуть еще раз на чрезвычайного зверя и вышел на крыльцо, повторяя про себя: «Хорошая, интересная задумка!» Он пересек пришкольный участок, заглянул в кроличью клетку, и, как вспугнутые с дороги грачи, поднялись на крыло директорские брови и вовсе улетели со лба — дверца клетки была распахнута, пропал зверь чрезвычайной важности, исчез, растаял. И тут залился-заклокотал за спиной директора валдайский колокольчик: кончился, кончился последний урок первой четверти, а завтра каникулы — свобода и веселье. Завтра зазвенят и сбудутся слова, отлитые на колокольчике: «Купи — не скупись, ездий — веселись!» Второй класс глядит на Менделеева |
| С 1990 Российским детским фондом издаются журналы “Трамвай” для детей младшего возраста и “Мы” для подростков, привлёкшие читателя яркостью и оригинальностью. Пользуются популярностью литературные альманахи “Мальчик” и “Девочка”, создатели которых ставят перед собой задачу помочь нравственному становлению растущих мужчин и женщин, сформировать у них хороший эстетический вкус. В 50–70х гг. появились новые переводы и пересказы для детей произведений мировой детской литературы, народных сказок. В круг детской поэзии вошли баллады Э. Лира, шуточные стихи А. Милна. Во многих любимых детьми переводных произведениях детство выступает как некая автономная страна, законы которой не умеют понять взрослые (“Король Матиуш Первый” Я. Корчака, “Маленький принц” А. де Сент-Экзюпери). Персонажи книг Дж. Барри (“Питер Пэн и Бенди”), Милна (“Винни-Пух и все-все-все”), П. Траверс (“Мэри Поппинс”) попадают в воображаемый мир, где живут увлекательной, активной жизнью. Юные читатели наслаждаются игровой стороной этих сказок, взрослым они открывают многое в сложном мире ребёнка. Большой популярностью пользуются книги шведской писательницы А. Линдгрен “Малыш и Карлсон, который живёт на крыше”, “Пеппи Длинный чулок”, “Мио, мой Мио!”. Весёлые приключения героев, мягкий юмор произведений Линдгрен раскрывают полноту жизни, создают поучительные характеры. Польский поэт Юлиан Тувим точно выразил универсальный характер детской литературы, сказав, что если под обстрел попадают лень, хвастовство, болтливость, самонадеянность, если в стихах царят добрый смех, шутка, игра, веселье — значит, это для всех детей. Достоянием детской литературы России, как и многих других стран, стали книги Э. Кестнера и Дж. Крюсса (Германия), А. Маршалла (Великобритания), Дж. Рода-ри (Италия), писателей стран Вост. Европы А. Босева, Д. Габе, М. Алечкович, В. Незвала, Ф. Грубека, А. Секоры. Высокий профессиональный уровень отличает переводы и пересказы произведений зарубежных писателей на русский язык Т. Г. Габбе, А. И. Любарской, Заходера, Токмаковой, Коринца, Берестова, В. Орла, Ю. Вронского, Акима и др. |
| Разочарование и пессимизм. Желания, любовь, а внутри пустота, радость муки… всё ничтожно. Страсти исчезают при слове рассудка. А жизнь — такая пустая и глупая шутка. Чаша жизни: «мы пьём из чаши бытия с закрытыми глазами», омочив её слезами. Но перед смертью чаша кажется пустой, потому что напиток в ней был — мечта, и она не наша (ст. «Чаша жизни», стр. 194). Молил о счастии… и дождался, но «стало тягостно от счастья» (ст. «Как в ночь», т. I, стр. 263). Но рядом с разочарованием — у него — христианская надежда, в виде птички, которую он звал своей надеждой. Она поёт только ночью, когда уснёт земля (ст. «Надежда», 1831, стр. 190). В стих. «Исповедь» «Что время лечит от страданья, Что мир для счастья сотворён, Что добродетель не названье И жизнь поболее, чем сон». (Стр. 190). Поэт — не абсолютный пессимист, несмотря на то, что современный ему мир носит печать проклятья, «где полны ядом все объятья, где счастья без обмана нет» (ст. 1831, стр. 172). Нет «бедный свет не достоин презренья», хотя есть минута сновиденья, а смерть — звон порванной струны. Несмотря на обманы дружбы и измены в любви. Не следует бросать всё в мире, можно и счастье найти. Есть розы и на земном пути, есть утехи в толпе простонародной. Но, если на ком «уныния печать», того не усладят «ни дружба, ни любовь… ни песни боевые) (ст. «К Пну», 1829 г.). Одиночество и отчуждённость. Поэт был одинок в семье, об этом свидетельствует его родственник Шан-Гирей в, своих воспоминаниях . Но и в период его успеха и признания звучат ноты одиночества. «И скучно и грустно. И некому руку подать». Нельзя лучше передать тему одиночества и оторванности, как в стихотворении «Дубовый листок» (стр. 77). Оторвался и не может найти пристанища, всеми отвергнут. Никто не будет горевать о смерти поэта, а будут веселиться (звучит пророчески). Страшны оковы жизни, которые он влачит в одиночестве. Годы уходят «будто сны» (ст. «Одиночество», стр. 130). «Делить веселье все готовы; Никто не хочет грусть делить» (т. ж.). И сам избегает людей. Из за дуэли с Барантом был под арестом. Своему заключению он посвящает 3 стихотворения: «Соседка», «Узник» и «Пленный рыцарь». Воспринимает тюремное заключение, как изгнание. Ему мерещится освобождение, бегство из тюрьмы, но непременно в союзе или заговоре с черноокой». |
| Многие, прожив на свете 30, 40, 50, 60 лет, когда подводят итог пережитому, в памяти своей обретают лишь сор, грязь, нечистоту, пошлость и готовы сказать, что «жизнь пустая и глупая шутка» и готовы обращаться и с своею, а особенно с чужою жизнью как с пустою и глупою шуткою. Но неужели же есть на свете человек, в чьей жизни, в детстве, в юности, в отношениях к матери, к отцу, к родине, к делу, к Богу не было ничего светлого, чистого, радостного, святого? По справедливому уверению поэта (Mierina) такого горемыки нет на свете. Только люди без памяти, только люди с фальшивою памятью могут говорить иное. Если ничто так не располагает человека к исполнению долга, как благодарная честная память о добре, полученном в жизни от Бога и ближних, то самыми неверными долгу людьми всегда являются эти не помнящие добра люди. Эти неблагодарные люди с фальшивою памятью. Гибнут общества, гибнут народы, гибнут государства, когда в них начинают преобладать эти непомнящие и фальшиво помнящие люди, эти неблагодарные люди обращающие жизнь в пустую и глупую шутку, эти люди без святого былого. Нерадение о долге, упущение долга неизменный спутник неблагодарного беспамятства и лживой памяти; святые слова: ближний, родина, отечество, церковь, Бог для людей, не помнящих или фальшиво помнящих былое, — ничего не говорящие звуки. Я уверен, что среди искренних православных христиан нет людей сознательно неблагодарно отвергающих явления славы божией и милосердия Божия в былом и сознательно отвергающих веления долга. Но от нерадения и упущений по слабости не свободны и верующие. Подобно великому сыну великого английского народа Карлейлю, каждый день мы должны бы встречать приветом: «из вечности ты пришел к нам и в вечность уходишь, но от нас ты должен уйти не иначе, как в сопровождении добрых дел». Возьмите же в руки календарь и проверьте прошедшие, прожитые дни, есть ли среди них прожитые так, как должно? То усталость нам мешала, то горе, то веселье, то недуги, то друзья, то враги. И нет, кажется, дня, когда было бы исполнено все, что надлежало исполнить. |
| Резвы ноги (колени) подкосились (подломились, осеклись). Подо мной ножки, как лучинки, хрустнули. Язык прилип к гортани. Сказал бы словечко, да волк недалечко. Лучше бояться, чем не бояться. И хочется, и колется, и болит, и матушка не велит. Кому что гребтится (думается), тот того и боится. Один со страху помер, другой ожил. Кто смел, тот два съел, да и подавился. О веселье и шутках Тут не до смеху (не до смешков). Лучше пребывать в дому плача праведных, нежели в дому радости беззаконных. Кто в радости живет, того и кручина неймет. Есть нечего, да жить весело. Радость не вечна, печаль не бесконечна. Мешай дело с бездельем, проводи время с весельем. Мешай дело с бездельем: с ума не сойдешь. Шутка в пазуху не лезет. За шутку не сердись, а в обиду не вдавайся. Точить балы, точить балясы, белентрясы. За хлебом-солью всякая шутка хороша. Шутку сшутить, людей посмешить. Шутку шутить, всех веселить. Умеючи пошутить – людей повеселить. Кто людей веселит, за того весь свет стоит. Шутник покойник: пошутил да и помер. Шутник покойник: помер во вторник, а в среду встал да лошадку украл. Нет лучше шутки, как над собою. Это и курам смех. Куры нахохочутся. Сердце веселится, и лицо цветет. Надорваться со смеху. Смехом бока надсадили. Все со смеху покатились. Со смеху не лопнуть стать. У насмешливого зубы белы. Слезливый слезами обольется, а смешливый со смеху надорвется. Нет лучше веселья, кому сердечная радость. Веселье лучше богатства. Веселого нрава не купишь. Весело пожить, да красно умереть. В веселый час и смерть не страшна. Веселому жить хочется, помирать не можется! Красивый (муж) на грех, а дурной на смех. Полно тебе зубы скалить. И волк зубоскалит, да не смеется. Хохочи, коли зубы хороши (доколе зубы не болят). Молод смеяться: еще на зубах волоса не выросли. Смех тридцать лет у ворот стоит, а свое возьмет. |
|
|
