| Поддерживаемое властями движение обновленчества имело целью вытеснение Православия спекулятивной организацией, сохраняющей лишь видимость церковности, и, по существу, лишенной благодати церковных таинств, не говоря уже о лояльности по отношению к новой власти. А удар в отношении митрополита Вениамина был частью рассчитанной политики уничтожения Русской Православной Церкви. Патриарх Тихон должен был лишиться одного из самых главных своих помощников. Необоснованность и провокационный характер действий властей в Петрограде осознавалась даже в рабочей среде. Изъятие богослужебных предметов сопровождалось волнениями. В церкви Путиловского завода, например, рабочие не позволили произвести изъятие. В других приходах при появлении советской комиссии ударяли в набат, созывая верующих оказать сопротивление. Симпатии людей были явно на стороне законной церковной власти. Однако в те годы принцип народного волеизъявления использовался большевистским ЦК весьма избирательно… Выдержанное поведение митрополита Вениамина во время судебного слушания, его удивительное терпение до самой последней минуты, когда в кратком слове он выразил отношение к происходящему, сами по себе служили опровержением клеветы. Обвинительный приговор он принял смиренно, как Крест, соединяющий его со Спасителем. …5 июля трибунал объявил приговор, а в ночь с 12 на 13 августа того же года митрополит Вениамин и вместе с ним архимандрит Сергий (Шеин), миряне Юрий Новицкий и Иван Ковшаров были расстреляны на окраине Петрограда. Организованные процессы над священнослужителями, воспринимавшиеся многими современниками как «поражение» Церкви, принесли всходы спустя десятилетия, когда в России появилось новое поколение, воспитанное вне церковной традиции, в условиях запретов со стороны богоборческого государства, но повзрослевшее быстро, благодаря сотням и тысячам примеров свидетельства. Судьбы новомучеников задолго до их прославления для многих людей стали своего рода откровением, моментом, определившим выбор в пользу веры. |
| ТРЕТЬЕ КЛЕЙМО Суд над священномучеником Вениамином (Казанским), митрополитом Петроградским и Гдовским, и с ним пострадавшими. В 1922 году святитель Вениамин и большая группа духовенства и верующих были привлечены к суду по ложному обвинению в сопротивлении изъятию церковных ценностей. В ночь с 12 на 13 августа 1922 года святитель Вениамин вместе с архимандритом Сергием (Шеиным), Юрием Новицким и Иваном Ковшаровым были преданы смерти. Желая более почтить святых, в данном случае иконописцы несколько отошли в композиции от древних традиций, дабы сохранить определенный уровень фактической действительности. В древних иконах судья всегда изображался сидящим, а судимый – стоящим. Это соответствовало обычаям древности и средневековья. Намерение изобразить скамью “подсудимых”, кафедру “судьи” неправедного судилища потребовало значительной творческой переработки известных иконографических изводов, чтобы вписать современные реалии в традиционную иконографическую систему. Использован прием “мертвого угла”, когда две стороны – в данном случае подсудимые и судья – повернуты друг ко другу в три четверти, так, что они одновременно обращены и друг ко другу, и к зрителю. На высокой кафедре стоит судья со свитком. Согласно канонической традиции, текст свитка или книги соответствует моменту речи и как бы озвучивает речь говорящего: написание слова равно звуку. На свитке в руке судьи читаются только имена обвиняемых. Этим приемом показывается, что неправедный судья невольно свидетельствует о исповедническом подвиге святых, готовых принять смерть за веру Христову. В ответ на приговор святитель благословляет. К нему с жестами, выражающими веру и смирение, обращаются другие осужденные. За их спинами высятся силуэты стражников. Вся сцена окружена круглящейся стеной – это обычный прием ограничения внутреннего пространства, известный по крайней мере с XIV века. За стеной изображена печально знаменитая петроградская тюрьма “Кресты”, где томились осужденные, купол Исаакиевского собора и море, обозначающее прибрежное положение Петрограда. |
| В хор приглашались все желающие петь и читать, лишь в редких случаях это были профессионалы и, как правило, совершенно невоцерковленные люди, которые постепенно воцерковлялись через посещение служб и участие в хоре. Еще одним миссионерским средством были хорошо подготовленные архипастырские проповеди. Из воспоминаний приближенных лиц известно, что по приезду в разные города с архипастырскими целями, Владыка просил ипподиаконов покупать ему местную прессу – для того чтобы быть в курсе, чем живет население и с какими трудностями сталкиваются верующие. Это нужно было ему в том числе и для подготовки своего пастырского слова, проповеди, дабы оно было живым, актуальным и укрепляющим людей в вере и в сложных обстоятельствах безбожия и всевозможных угроз. Но главное в проповедях архипастыря была, конечно же, не информированность, а любовь к Богу, к Царствию Небесному. В своих поучениях Владыка излагал не только темы чисто духовного характера, но и приводил научные доводы, находя в них подтверждение церковно-богословским истинам. Через проповеди архиерея Господь призывал к Себе людей. Многие представители молодого поколения стали прихожанами Знаменского собора Иркутска, именно услышав те слова Владыки, которые в безбожные времена не слышали нигде. Лия Горелова из Иркутска вспоминала: «В Иркутск я приехала в возрасте 27 лет с шестилетним сыном Василием к родной сестре... Ничего не понимала, воспитанная в духе атеизма и безбожия. В Знаменский Собор зашла больше из любопытства. Поставила свечку и обратила внимание на Архиепископа Вениамина. Я была очарована: казалось, что вошла в иной мир. Проповедь меня сразила. Таких слов я никогда не слышала прежде. С тех пор стала ходить в собор с сыном…» Прихожанка иркутских храмов Виктория Белькова так написала о владыке в своей статье: «На Иркутской кафедре он пробыл 14 лет, заслужив всеобщую любовь мирян и духовенства. Это был истинный столп церковный, выдающийся иерарх, пострадавший много за веру, талантливо сочетавший любовь и требовательность, высокую духовность и незаурядные административные способности, молитвенность и общительность с людьми». |
| Многие заключенные мечтали о том, чтобы покинуть рудники. Владыка Вениамин не искал спасения, безропотно выносил все ниспосланные Богом обстоятельства, и когда наступило отчаянное положение, Господь вмешался и Сам освободил Владыку от работ в забое… Произошло событие, коренным образом изменившее тюремный статус заключенного епископа. Рисунок 8 Скорее всего, это событие произошло осенью 1946 года. Золотодобычу проводили в сопках. За лето земля лишь немного отогрелась, заключенным приходилось взрывать слой вечной мерзлоты, откалывать куски золотосодержащей породы и грузить в вагонетки. Никто из работающих не понял, каким образом произошло ЧП – одна из груженых вагонетка с силой ударила стоящего рядом епископа Вениамина. Она повредила ему позвоночник. Когда пострадавшего доставили в больницу, окружавшие услышали скептические и безнадежные слова санитара-фельдшера. Владыка был между жизнью и смертью… За несколько лет до этого события братия Почаевской лавры, ничего не зная о судьбе епископа Вениамина и считая, что он мученически погиб в киевской тюрьме, уже отпела его. Но апостол Павел говорил о себе и о испытаниях юной Церкви, постоянно пребывающей среди угроз: «Нас почитают умершими, но вот, мы живы…». Владыка выжил. Служитель лечебницы Травма была тяжелой, перенеся большие физические страдания, епископ Вениамин поправился чудесным образом. Доктора стремились помочь ему, как могли. В тех обстоятельствах его дух и вера только крепчали. Он видел премудрость и милосердие Божие. Постепенно он начал двигаться, лишь несколько склоненная голова напоминала о случившемся с ним. Эта страшная травма была и духовным событием – через нее Владыка навсегда вышел из забоев, бараков, лесоповалов. Специальная медицинская комиссия Северного горного управления исследовала состояние его здоровья и признала инвалидом, неспособным выполнять тяжелые работы на приисках. Известно, что в судьбе Владыки тогда принял участие лечсанинспектор Павел Дмитриевич Васильев, он был в комиссии врачей и избавил его от возвращения на работу в рудник. |
| Ездила туда и моя дочь, семнадцатилетняя девочка Аня, с одной моей знакомой дамой – бывшей начальницей одной женской гимназии, где я был долгое время законоучителем. Ответ из Москвы пришел только в начале августа, а нам был объявлен 14 августа. Все это время, т.е. с 5 июля по 14 августа – эти сорок дней мы находились как " смертники " в ожидании известий из Москвы, окончательно решающих наше дело: расстрелять нас или нет. Четверо, а именно митрополит Вениамин, архимандрит Сергий, Новицкий и Ковшаров не были помилованы, нам же остальным расстрел был заменен пятью годами лишения свободы, т.е. тюрьмой, которая в то время именовалась " исправдомом " , т.е. Домом исправления преступников. Все эти мои записки описывают мои переживания за этот период, сорок дней " подсмертного " состояния. Писал я их по переводе уже из ДПЗ, что на Шпалерной улице, во 2-й исправдом, из этого последнего они были пересылаемы домой, к семье, в качестве писем. Начались писания с ноября 1922 г. и закончены были в феврале 1923 г. Я старался в них быть искренним и правдивым, воспроизводя только то, что и как действительно было и переживалось. Это не дневник " смертника " , а лишь воспоминания его о времени с 5 июля по 14 августа (нов.ст.) 1922 г. Переписаны они с оригинала сохранившихся писем в июле 1926 г. Протоиерей Михаил Павлович Чельцов 24 июля 1926 г. Воспоминания С 10 июня по 5 июля (нов.ст.) 1922 г. в Ленинграде происходил громкий процесс " церковников " во главе с митрополитом Вениамином. Судили до ста человек, главным образом – священников, но были и миряне – мужчины и женщины. Судили в военном трибунале по делу о неотдаче церковных ценностей в пользу голодающих Поволжья, но по статье 62-й Уголовного Кодекса, обвиняя в контрреволюции – " в содействии международной буржуазии в целях низвержения Советской власти " . Обвиняемые были присуждены к различным наказаниям. Между прочим десять человек были присуждены к расстрелу, а именно: митрополит Вениамин, еп. Венедикт, Ковшаров, архимандрит Сергий (Шеин) – из профессоров правоведения и член Государственной думы, Ю.П. |
| В отношении пламенной веры он походил на митрополита. В остальном же был полной противоположностью митрополиту, начиная с внешности. Огромные, пламенные глаза, аскетическое лицо, громкий голос. Он все силы политического дарования и незаурядного красноречия отдал на служение делу церкви. Митрополит Вениамин на все отвечал кратко. Арх. Сергий при всяком удобном случае произносил пламенные речи. Митрополит Вениамин не боялся смерти, но и не искал ее; арх. Сергий хотел актом мученичества запечатлеть свою веру. Из какой духовной глуби восстали эти два главных героя процесса? Временами некоторые из присутствовавших переживали такое чувство, что вся современность, все совершившееся кругом нереально, а реально то, что внесли сюда эти два человека. Далее – Юрий Павлович Новицкий, профессор университета, крупный юрист, человек дела, с огромной памятью. Иван Михайлович Ковшаров – человек умный, убежденный, решительный. Он знал о своей участи, знал, что ему живым уже не уйти. В отношении большевиков держался иронически спокойно, беспощадно высмеивая их при всяком случае. В качестве прокурора выступал бывший действительный статский советник Драницын, бывший преподаватель истории в привилегированном учебном заведении для девиц. Перепрыгнув к большевикам, он рекомендовал себя в качестве знатока канонического права. Поэтому и был назначен обвинителем. Другим обвинителем был Красиков – бывший присяжный поверенный – пьяница фантастический, в прежнее время выступал по делам об увечьях, и Смирнов – рабочий-булочник. О нем говорили, что это выдающийся самородок, обладающий большим даром красноречия. Оказался полной бездарностью. Даже митинговым оратором его назвать нельзя. Одно было у него достоинство – действительно прекрасный, громкий голос. Среди обвиняемых был известный специалист церковного права проф. Бенешевич. Обвинители, особенно Смирнов, «допекали» профессора, придирались к мелочам, снова и снова возвращались к одним и тем же вопросам. Если в «Обществе объединенных приходов» занимались мелкими вопросами, говорили обвинители, то зачем вы, крупный ученый, были приглашены туда? Вероятно, там были и более крупные вещи, чем мелкие вопросы? Бенешевич в первый раз спокойно ответил, что он был приглашен в качестве эксперта, потому что считался специалистом по церковным вопросам. |
| Архиепископ Вениамин был человеком высокой культуры и широких знаний не только церковных, но и светских (знал иностранные языки, латынь, медицину, астрономию, музыку, был опытным педагогом), он был еще и очень активным и деятельным архиереем, любящим Бога и свою паству. Это привлекало к нему как простых людей, так и интеллигенцию. Фото 2. Епархиальное управление Иркутско-Читинской епархии находилось на территории иркутского Знаменского монастыря О культурном уровне владыки и налаженных контактах с интеллигенцией, с молодыми образованными людьми, может свидетельствовать очерк иркутянина А.Шарунова, который общался с владыкой в конце 1960-х годов и помогал епархии поддерживать в рабочем состоянии аудиотехнику, которую по инициативе Владыки использовали для записи спевок и усовершенствования церковного хорового пения. О своей первой встрече с Преосвященным Вениамином он рассказывает так: « О моем появлении доложил секретарь, священник. Из двери вышел невысокий сухонький старичок, очень бледный, в простом черном подряснике, с кожаным поясом, в руках четки. Его голова была абсолютно без волос, как-то склонялась к правому плечу. Это и был владыка, архиепископ Вениамин (Новицкий). Он взглянул на меня быстрым оценивающим взглядом удивительно ясных и глубоких глаз. Я подошел под благословление, сложив руки. Перекрестив меня, владыка взял меня за плечи, и мы троекратно поцеловались, точнее, слегка соприкоснулись щеками. Все это было неожиданно и трогательно» В епархии были уникальные для того времени стереозаписи колокольных звонов и церковных песнопений, была самая лучшая по тем временам аудиозаписывающая профессиональная аппаратура как отечественная, так и японская. Владыка был не только ценителем церковного музыкального искусства, но и его популяризатором, стремился обогатить этим духовенство и паству. Виртуозное хоровое пение, о котором он радел – одно из сильных миссионерских средств, используемых им еще со времен духовной просветительской работы на Западной Украине в 1930-х годах. Церковные искусства – путь Слову Божию, Евангельской вести через сердце человека к его уму и душе. Прекрасное пение соответствовало красоте православных храмов, которые в Иркутске нередко посещали иностранцы. |
| Говоря об этой истории, необходимо вспомнить и о тех, кто был вместе с владыкой. Это замечательные люди: архимандрит Сергий (Шеин), адвокат Ковшаров, профессор Новицкий; и все они были расстреляны вместе с митрополитом Вениамином. А для того чтобы всё это оформить юридически, был проведен суд — в том самом помещении, где мы с вами в таком множестве собрались. И я хотел бы процитировать слова владыки Вениамина, которые он здесь произнес, обращаясь к суду: «Что бы вы ни провозгласили, приму как волю Божию. Слава Тебе, Господи Боже, за всё!» Даже в этот трагический момент, когда владыка понимал, что его жизнь заканчивается, он нашел правильные слова, слова пастыря. Слова не искусственные, не декларативные, но проистекавшие из его убеждений, из его сердца, из его веры. А за несколько дней до расстрела митрополит Вениамин написал: «Трудно, тяжело страдать, но по мере наших страданий избыточествует и утешение от Бога». Страдание всегда воспринимается как нечто тяжелое — то, что наносит ущерб человеческой психике и здоровью. Но владыка увидел в страдании действие избыточествующей Божией благодати. Из его слов следует, что чем тяжелее человеку, который страдает за Христа, за правду Божию, тем больше действует Божественная благодать. Вспоминая сегодня события того страшного времени, нам следует еще и еще раз обратиться к личности владыки Вениамина, чтобы понять весь ужас происходивших процессов, которые взбудоражили нашу великую, но в то время такую несчастную страну. Когда по ложным обвинениям, под надуманными предлогами верующих подвергали гонениям, пыткам, лишению имущества, здоровья, часто — самой жизни. Но в трудные времена Господь дает Своей Церкви особых людей, обладающих большой силой духа, способных вести за собой народ, подающих пример жертвенного служения Христу и ближним. Владыка Вениамин и был таким архипастырем, настоящим Божиим человеком — вот как можно было бы его охарактеризовать. Он стал правящим архиереем в Петрограде в смутное, очень тревожное для нашей страны время — сразу после Февральской революции 1917 года, и воспринял жребий нового служения со свойственным ему горением сердца и ревностью, сознавая тяжелейшую ответственность, которая ложилась на его плечи. Народ искренне полюбил своего архипастыря. Он был удивительным человеком, и многие отмечали его евангельскую простоту в обращении, кротость, отзывчивость, любовь к людям вне зависимости от их знаний и убеждений. А ведь последнее было особенно важно для того тревожного времени, когда страна буквально бушевала, охваченная политическими страстями, когда политические взгляды становились преградой для нормального человеческого общения. Люди уже не могли общаться со своими политическими противниками, а вот владыка умел, поверх этих человеческих преград и конфликтов, по-доброму относиться ко всем вне зависимости от их взглядов — особенно к своей пастве, среди которой в то время тоже были разные люди. |
| Порою, начиная говорить, Введенский и сам не контролировал того, что говорит. Погружался в транс. Не случайно выступления его даже и сейчас производят сильное и неприятное впечатление. Они все пропитаны болезненностью и жутью. Хотя и говорил Введенский о Христе, о православии, но трудно отделаться от ощущения, что он говорит совершенно о других силах... Когда было прочитано заявление митрополита Вениамина, с Введенским, как свидетельствуют очевидцы, случилось что-то вроде сомнамбулического припадка. Глаза закатились, переставая различать окружающее, а на нервно подергивающемся лице появилась злобная усмешка. Говорят, что люди, подобные Введенскому, обладают особой восприимчивостью к будущему... Чему же усмехался сейчас Александр Иванович ? Быть может, он прозревал то, что произойдет в этом зале ровно через три месяца, когда его, Введенского, хлопотами усядутся здесь на скамье подсудимых священномученики митрополит Вениамин и архимандрит Сергий, Юрий Петрович Новицкий и Иван Михайлович Ковшаров? Когда целый месяц будут выпытывать судьи, обвинители, защитники самые малейшие подробности появления оглашенного нынче заявления митрополита, все нюансы его отношения к Александру Ивановичу Введенскому? Неведомо, что прозревал протоиерей Введенский в тот вечер, но доподлинно известно, что именно здесь, где впервые было оглашено заявление владыки, и будет проходить процесс, осудивший священномученика на расстрел. Какое странное и зловещее совпадение! Только совпадение ли это? Глава 5 Вторая «публикация» заявления митрополита Вениамина состоялась в этот вечер, 6 марта 1922 года, на заседании Правления Общества православных приходов. Здесь заявление огласил сам митрополит, а потом поделился своими впечатлениями от посещения Смольного и сказал, что «наступила новая полоса в жизни, когда можно будет активно приступить к тому, к чему он стремился». 28 «Трудно в простых и ясных словах достаточно сильно передать, что за человек был митрополит Вениамин, – вспоминал анонимный современник владыки. – Простое, кроткое лицо, тихий свет прекрасных голубых глаз, тихий голос, светлая улыбка, все освещавшая, полная таинственного веселия и вместе – постоянной грусти. Весь его облик так действовал на душу, что невозможно было сопротивляться его обаянию... Митрополит обладал выразительной, редкостной, абсолютной аполитичностью. Это не значило, что его не трогало все, совершающееся кругом. Он беззаветно любил Родину, свой народ, но это не колебало его аполитичности. Все слабы, все грешны; большевики, совершающие так много зла, еще более слабы и грешны; их следует особенно пожалеть, – так можно, неполно, выразить основное настроение владыки...» 29 |
| Объяснения остальных подсудимых особого интереса не представляли. Большинство заявило, что ничего прибавить к речам защиты не имеет. Председатель объявил, что приговор будет объявлен завтра (в среду 5 июля) вечером. Ко времени объявления приговора зал был почти пуст. Обыкновенной публики не пускали. Зато хоры были переполнены красноармейцами... В 9 часов вечера трибунал вышел, и председатель огласил приговор. Были присуждены к расстрелу десять лиц: митрополит Вениамин, архимандрит Сергий, Ю.П. Новицкий, И.М. Ковшаров, епископ Венедикт, Н. Н. Чуков (настоятель Казанского собора и ректор богословского института), Л, К. Богоявленский (настоятель Исаакиевского собора), М.П. Чельцов (протоиерей), Н. Ф. Огнев (проф. военно-юридической академии) и Н.А. Елачич (б. пом. статс-секретарь Государственного совета). Остальные обвинённые были приговорены к тюремному заключению на разные сроки – с «изоляцией» и без таковой. Значительная часть подсудимых (главным образом, из уличной толпы) была оправдана. «Хоры» приветствовали приговор аплодисментами. На подсудимых, их защитников и сумевших проникнуть в зал немногих лиц из публики приговор особого впечатления не произвёл. Многие знали его содержание уже за много дней и были к нему подготовлены... Потянулись томительные дни... Кассационные жалобы, поездки в Москву, хлопоты, ходатайства перед ВЦИКом о помиловании... Предвестником окончательного результата был омерзительный длинный пасквиль Красикова, появившийся в московских «Известиях», в котором этот быв. присяжный поверенный наносил последний удар в спину беззащитным и беспомощным осуждённым, доказывая, что о помиловании первых четырёх приговорённых к расстрелянию не может быть и речи. Президиум ВЦИКа так и постановил, заменив только последним шести подсудимым расстреляние – долгосрочным тюремным заключением (еп. Венедикту, Чукову, Богоявленскому, Чельцову, Огневу и Елачичу). В понедельник 14 августа 1922 г. лицам, явившимся в дом предварительного заключения для обычной передачи пищи митрополиту, отцу Сергию, Новицкому и Ковшарову, было объявлено, что эти заключённые «потребованы и уже отправлены в Москву». Люди, знающие большевистский условный жаргон, поняли, в чём дело... |
|
|
