| 376 Для того, чтобы узнать настроение банков, Протопопов собрал совещание их представителей, которое не высказалось определенно: «надо подумать». 377 Протопопов показывал, что его предположение о централизации дела в руках высшей администрации вызвало возражение со стороны его ближайших сотрудников по разработке проекта, поэтому он доложил свой проект в совете министров, не упомянув о роли, предназначенной губернаторам, на что обратил внимание Трепов. 378 Григорович в воспоминаниях, которые, к сожалению, нам известны лишь в отрывках из статьи Лукина, напечатанной в «Посл. Нов.» от 30 апр. 31г.), несколько по-иному излагает дело, относя (очевидно, ошибочно) обсуждение вопроса к более позднему времени – за день до открытия Думы. Григорович решительно высказался против нежизненного проекта, который должен был привести к ухудшению положения, так как все в конце концов окажется в руках полиции. Морской министр полагал, что вопрос нельзя решать без Думы и видел в попытках Протопопова захватить в свои руки продовольствие – ступень к занятию поста «верховного министра обороны», т.е., к диктатуре. (Впрочем, это мнение Григоровича вытекает не из текста приведенных отрывков, а из дополнительных комментарий автора статьи). Григорович утверждал, что к Протопопову присоединился только Трепов, позиция Штюрмера оставалась неясной, и на вопрос Григоровича: на чьей он стороне, Штюрмер «резко» ответил: на обеих. По словам Протопопова, именно Трепов был против, считая его «неспособным» вести продовольственное дело. Из показаний в Чр. Сл. Ком. последнего министра ин. д. Покровского, мы знаем, что он поддерживал продовольственную политику Пр-ва, резким политическим антагонистом которого он был. По словам Григоровича, Царь согласился с его доводом. 379 Тревога эта отпечатлелась в воспоминаниях Григоровича, рассказывающего, как кн. Волконский, тов. мин. вн. д., сообщив ему, что Государь одобрил «проект Протопопова» («не может быть» – воскликнул Григорович – не веря своим ушам), уговаривал его повлиять на Штюрмера в последний момент. Григорович пытался переговорить со Штюрмером по телефону, но «по-видимому» разговор носил слишком резкий характер, так как Шт. «оборвал разговор и повесил трубку». |
| Таковы филологические особенности церковнославянского языка. Еще любопытней значение его общественное и политическое, которое раскрыто Григоровичем с особенной энергией замечательной для того времени. Охраняя предание, церковнославянский язык дарует нами общение с предками, сближает нас в обширном отечестве нашем; находясь во взаимности с родными наречиями, он приводит нас к общению с соплеменниками; наконец, целостно поясняемый он расширяет пределы нашего сознания и ставит нас в обширнейшую сферу образованных народов. Словом, в церковнославянском языке Григорович усматривает залог непоколебимости и твердости наших общественных начал, условие славянской взаимности и стимул к просвещению и общечеловеческому развитию. Он первый пустил в оборот очень распространенное теперь выражение «славянская взаимность», которое у него, впрочем, имеет столько же научный смысл, сколько и политический. В Казани вполне определилось научное направление Григоровича, на него возлагались большие надежды, от него ожидали крупных филологических работ. Его специальная подготовка и обширное образование, казалось, выдвигали в нем первоклассного славянского филолога, который должен стать выше Бодянского, Прейса и Срезневского. Но Григорович был слишком живая и отзывчивая натура, он любил ставить себе разнообразные темы и каждой занимался охотно и с любовью, достигая часто блестящих выводов. Во всякой его статье непременно отыщется искорка – признак высокой талантливости; но мелкими статьями не создаются направления, не образуются ученые школы, к тому же очень скоро забываются и часто проходят бесследно. Вообще не плодовитый писатель и не охотник печататься, Григорович так поставил себя в глазах ученого мира, что от него ждали крупного труда, в котором будет сказано новое слово. И он действительно часто говорил о неисполненном долге, о подведении итогов, но до конца жизни остался лишь при добрых пожеланиях. Между статьями, блещущими искорками таланта и высокого научного достоинства, я не могу не отметить речь «О Сер6ии в ее отношении к соседним державам», произнесенную в 1858 году. Стоит остановиться вниманием хотя бы на том обстоятельстве, что здесь казанский славист выдвигает вопрос о значении византийских занятий для успехов славистики. Этот вопрос «был тогда почти совершенно чужд» его товарищам по профессии, которые стали ценить его лишь по тому, что им увлекался Григорович, показав в нем огромный запас знаний и смелость соображений 11 . Упомянутой речью брошено было новое слово о необходимой связи между изучением Византии и Славян. Этим словом определяется целое направление с широкими научными перспективами; следовало только точней определить эту связь, которая в настоящее время может быть выражена в следующей формуле: изучение славянства в Византии и византинизма в славянстве. Григорович был так близок к выражению этой формулы, что его смело можно назвать первым в России византинистом. |
| Адмирал был вызван в Ставку, о чем Григорович сам рассказал в воспоминаниях, которые нам известны только в выдержках и в весьма неточной интерпретации Лукина. Автор статьи «Несостоявшееся назначение» отнес, на основании слов самого Григоровича, посещение Ставки к 14 ноября, т.е. к тому времени, когда вопрос о назначении Трепова был уже разрешен. Это явная ошибка. Воспоминания Григоровича Лукин дополнил рассказом бывшего в Ставке пом. морск. министра ад. Русина. В частном порядке Русин узнал от члена Гос. Совета фон Кауфмана (Туркестанского), главноуполномоченного Кр. Креста при верховном главнокомандующем, что решено Штюрмера «убрать», и что в числе кандидатов в его заместители морской министр, а сам Русин намечается в морские министры. По рассказу Русина, – в изложении, конечно, Лукина – это Кауфман убедил Царя пойти на уступку общественности («два часа докладывал») – кандидатура Григоровича «желание Думы и Москвы». Предположения Кауфмана шли еще дальше и министром вн. дел вместо Протопопова он намечал будто бы кн. Львова. Григорович, узнав от посланного к нему навстречу флаг-кап. Бубнова о предполагаемом назначении его на пост премьера, отнесся к этому известию с «большим подъемом». В Могилеве встречавшие адмирала на дебаркадере поздравляли его и говорили, что «Государь громко об этом говорил» (слова уже Григоровича). Однако при личном свидании Царь, отнесясь к Григоровичу очень «доброжелательно», ничего ему не сказал о назначении и, выслушав ведомственный доклад министра, неожиданно спросил его, когда он предполагает вернуться в Петербург? «Я вышел немного ошеломленный», – вспоминает Григорович: – «По-видимому, произошло какое-то совершенно непостижимое недоразумение». Лица свиты были также «изумлены». На другой день утром Григорович получил «поток» телеграмм: «члены парламента, министры, общественные организации – все поздравляли меня». «Особенно поразило поздравление Штюрмера». «Наконец, приносят две телеграммы: поздравительную от Щегловитова и информационную Гаваса с сообщением, что председателем Совета министров назначен Трепов»... |
| — У меня может возникнуть много вопросов на профессиональном уровне, но я считаю, что я могу высказываться и критиковать в тот момент, когда моего мнения попросят артисты. Публика же вправе давать оценку тому, что видит на сцене. Если зритель не знает, как это должно быть, можно послушать профессионалов. Николай Цискаридзе, например, много выступает на эти темы. Несмотря на жесткость его формулировок, многое из того, что он говорит, правда. — Идеальный хореограф для вас? — Для меня такой хореограф — Юрий Николаевич Григорович. Он обозначил «перелом» именно в классическом мужском танце. Григорович создал балет, где танцовщик раскрылся не только как партнер и драматический артист, но стал фигурой, равнозначной балерине. Юрий Николаевич, сохранив связь с предыдущими этапами развития балета, поднял его к новым вершинам — в этом был прорыв. Вместе с балетами Григоровича на сцену вышла не одна плеяда гениальных артистов, таких как Екатерина Максимова, Владимир Васильев, Наталья Бессмертнова, Михаил Лавровский, Нина Тимофеева, Юрий Владимиров и многие другие. В 1961 году Григорович поставил в Ленинграде «Легенду о любви», ее тут же забрали в Москву. Дальше одна за другой стали выпускаться его гениальные постановки. Григорович предугадал, почувствовал веяния времени и создал то, что было актуально в его эпоху. Он явил на сцене то, что публика чувствовала, но еще нигде не видела. Он воплотил в одном спектакле масштаб и активное действо — именно этого ждал зритель. Сейчас Юрий Николаевич уже классик, мэтр, живая легенда. — Как вы относитесь к современным балетным постановкам? Как работает современный хореограф, ориентируется ли он на публику? — Бытует выражение: «Я художник, я так вижу». И я, в принципе, соглашусь с этим. Хореограф ничего не поставит, если он будет постоянно думать, как отреагирует публика на его постановку. Я не сторонник критики, я сторонник движения. Неудачные постановки тоже должны быть. Как сказал Микеланджело: «Я беру глыбу мрамора и отсекаю от нее все лишнее». Не может золотой самородок явиться сам по себе, его кто-то должен отыскать. |
| По возвращении в Россию В. И. Григорович ознакомил русские научные круги с найденным им сокровищем. В 1847 году к изучению Мариинского Четвероевангелия приступил академик И. И. Срезневский (1812-1880). В. И. Григорович осознавал громадную научную ценность, которую представляла собой найденная им глаголическая рукопись, и поэтому не покажется слишком странным то, что однажды И. И. Срезневский, взяв домой для работы некоторые рукописи у В. И. Григоровича, ночью был разбужен звонком их владельца, который не мог спать от беспокойства за их судьбу и пришёл за ними. О том, как Григорович берёг Мариинское Четвероевангелие, свидетельствует следующий рассказ А. И. Соколова: «Однажды, показывая мне новые шкафы своей библиотеки, он сказал, что заготовил мешки, чтобы в случае пожара, удобнее было вытаскивать книги. А если нельзя будет спасти библиотеку,— прибавил он,— то спасу только вот этот шкаф (в котором находились отборные рукописи), а если и его нельзя будет спасти, то захвачу только моё глаголическое Евангелие, и предоставлю всё остальное огню»47. «В афонских монастырях рассмотрел я 2800 греческих и 445 славянских рукописей,— писал В. И. Григорович в своем отчёте для министерства народного просвещения.— Сверх сего, на Афоне я старался ознакомиться с действительным сокровищем монастырей — их хризовулами, которых с достоверностью полагаю числом 2000. Несмотря на все усилия..., из сего числа успел я читать и частью списать до 120. Списанные хризовулы, как мне кажется, имеют особенную важность по отношению к географии и этнографии средних веков»48. Архимандрит Порфирий (Успенский) прибыл в первый раз на Афон 11 августа 1845 года и пробыл там до 1 июля 1846 года, за исключением февраля и марта, которые провёл в Константинополе из-за тяжелой болезни. «Посетив все 20 монастырей, 7 скитов и некоторые келий, в течение восьми с половиной месяцев, в часы досужные от богомолья и собеседования с духовными старцами,— пишет архимандрит Порфирий,— я успел не только прочитать, переписать частью в целости, частью сокращенно, и выметить большое число актов, но и сделать точнейшие снимки (факсимиле) с весьма многих из них и с некоторых древних икон и рукописей греческих и славянских, накладывая на них тонкую прозрачную бумагу, которую приготовляли мне русские иноки, пропитывая её деревянным маслом и высушивая на солнце»49. |
| Г. был членом-корреспондентом С.-Петербургской АН. Среди его учеников в разные периоды были М. П. Петровский, И. Я. Порфирьев , А. А. Кочубинский и др. Г. оказал большое влияние на формирование научных интересов А. П. Щапова , П. В. Знаменского и др. Арх.: РГБ ОР. Ф. 86, 87; ОГНБ. Ф. В. Григоровича. Библиогр.: Петровский Н. М. Библиогр. список печатных трудов В. И. Григоровича//ИОРЯС. 1914. Т. 19. Кн. 3; Петрунь Ф. Е. Рукописна збipka B. I. Григоровича: Бiблiorp. зaмimku//Працï Одеськоï Центр. науковоï б-ки. Од., 1927. Т. 1; он же. К библиогр. печатных трудов В. И. Григоровича//ИОРЯС. 1929. Т. 2. Кн. 1. С. 337-345; Иванова Л. М. Архив В. И. Григоровича//Записки ОР ГБЛ. 1953. Вып. 15. С. 5-47; Тихомиров Н. Б. Собр. В. И. Григоровича (Ф. 87)//Рукописные собрания ГБЛ: Указ. М., 1983. Т. 1. Вып. 1. С. 161-179. Соч.: Собр. соч. Од., 1916; Изыскания о слав. апостолах, произведенные в странах Европ. Турции//ЖМНП. 1847. 2. С. 1-28; Очерк путешествия по Европ. Турции. Каз., 1848. М., 18772. София, 1978р; Статьи, касающиеся древнего слав. языка. Каз., 1852; О Сербии в ее отношениях к соседним державам преимущественно в XIV и XV ст. Каз., 1859; Древнеслав. памятник, дополняющий житие святых апостолов Кирилла и Мефодия. Каз., 1862; Как выражались отношения К-польской Церкви к окрестным сев. народам и преимущественно к болгарам в нач. X ст. Од., 1866; Донесения В. И. Григоровича об его путешествии по слав. землям. Каз., 1915. Лит.: Знаменский П. В. История КазДА за 1-й (дореформенный) период ее существования (1842-1870 гг.). Каз., 1892. Вып. 2. С. 33-34, 374-378, 383-387; Ягич И. В. История слав. филологии. СПб., 1910. М., 2003р. С. 338-345, 479-484, 926-927; Петровский Н. М. Путешествие В. И. Григоровича по слав. землям//ЖМНП. 1915. 10. С. 203-261; 11. С. 62-131; 12. С. 205-236; Шишманов И. В. И. Григорович, неговото пътешествие в Европейска Турция (1844-1847) и неговите отношения към българите//Списание на Българската Акад. на науките. 1916. Кн. 6. С. 1-221; Срезневский В. И. Переписка И. И. Срезневского с В. И. Григоровичем//Там же. 1937. Кн. 54. С. 1-94; Романски Ст. Българските въпроси в переписката на И. И. Срезневски с В. И. Григорович//Там же. С. 95-176; Сергеев А. В. Ист. взгляды В. И. Григоровича. Каз., 1978; Куев К. Съдбата на старобългарската ръкописна книга през вековете. София, 19862. С. 63-72, 187-189, 205-208, 218-221, 236-239; Лаптева Л. П. Связи В. И. Григоровича с П.-Й. Шафариком (по данным их переписки)//Studia bohemica: К 70-летию С. В. Никольского. М., 1992. С. 73-83; она же. Казанский славист М. П. Петровский (1833-1912)//Слав. альм., 2002. М., 2003. С. 152-177; Дмитриевский А. А. Наши коллекционеры рукописей и старопечатных книг проф. В. И. Григорович, еп. Порфирий (Успенский) и архим. Антонин (Капустин)/Публ., коммент.: Ф. Б. Поляков, Б. Л. Фонкич//Byzantinorussica. М., 1994. 1. С. 165-197; Кондаков Н. П. Восп. и думы//Мир Кондакова: Публикации. Статьи. Кат. выставки. М., 2004. С. 69-70. |
| По возвращении в Россию В. И. Григорович ознакомил русские научные круги с найденным им сокровищем. В 1847 году к изучению Мариинского Четвероевангелия приступил академик И. И. Срезневский (1812–1880). В. И. Григорович осознавал громадную научную ценность, которую представляла собой найденная им глаголическая рукопись, и поэтому не покажется слишком странным то, что однажды И. И. Срезневский , взяв домой для работы некоторые рукописи у В. И. Григоровича, ночью был разбужен звонком их владельца, который не мог спать от беспокойства за их судьбу и пришел за ними. О том, как Григорович берег Мариинское Четвероевангелие, свидетельствует следующий рассказ А. И. Соколова : «Однажды, показывая мне новые шкафы своей библиотеки, он сказал, что заготовил мешки, чтобы в случае пожара, удобнее было вытаскивать книги. А если нельзя будет спасти библиотеку,– прибавил он,– то спасу только вот этот шкаф (в котором находились отборные рукописи), а если и его нельзя будет спасти, то захвачу только мое глаголическое Евангелие, и предоставлю все остальное огню» 96 . «В афонских монастырях рассмотрел я 2800 греческих и 445 славянских рукописей,– писал В. И. Григорович в своем отчете для министерства народного просвещения.– Сверх сего, на Афоне я старался ознакомиться с действительным сокровищем монастырей – их хризовулами, которых с достоверностью полагаю числом 2000. Несмотря на все усилия…, из сего числа успел я читать и частью списать до 120. Списанные хризовулы, как мне кажется, имеют особенную важность по отношению к географии и этнографии средних веков» 97 . Архимандрит Порфирий (Успенский) прибыл в первый раз на Афон 11 августа 1845 года и пробыл там до 1 июля 1846 года, за исключением февраля и марта, которые провел в Константинополе из-за тяжелой болезни. «Посетив все 20 монастырей, 7 скитов и некоторые келий, в течение восьми с половиной месяцев, в часы досужные от богомолья и собеседования с духовными старцами,– пишет архимандрит Порфирий,– я успел не только прочитать, переписать частью в целости, частью сокращенно, и выметить большое число актов, но и сделать точнейшие снимки (факсимиле) с весьма многих из них и с некоторых древних икон и рукописей греческих и славянских, накладывая на них тонкую прозрачную бумагу, которую приготовляли мне русские иноки, пропитывая ее деревянным маслом и высушивая на солнце» 98 . |
| В 1850 г. женился его брат Григорий и А В любил бывать у него, часто обедал. С его женой, а моей матерью, Ольгой Петровной они были друзьями. Он звал ее «Олинькой» (см. Дневник). Нас, детей, он также любил. Мне было всего 5 лет, когда он скончался но мне рассказывали родители, что он любил над нами подшучивать. Так, когда меня остригли под гребенку, он научил меня говорить, когда спрашивали: «Для чего тебя так коротко остригли?» Я должен был отвечать: «Чтобы вша не завелась». Вторая шутка была следующая. Он спрашивал: «Что ты делаешь?» Я должен был отвечать: «Пишу письма за границу».-- «Кому?» -- «Герцену».-- «О чем?» -- «О том, что наш царь помешался». Приходит к нам как-то Д. В. Григорович, и вот ему говорят, чтобы он спросил меня, чем я занят. Он спросил, а я ответил по-заученному. Он замахал руками, запрещая, чтобы я никогда так не говорил, потому что за это могут посадить в тюрьму. Этим и закончилась «политическая» шутка. Дневник свой, на листах писчей бумаги, не сшитых между собой, А В начал писать в половине 40-х гг. Каждую весну М П и Ал Вас уезжали на лето в Марьинское. М П хозяйничала в имении, а А В поселялся в своем флигеле и там продолжал заниматься литературой, редакцией «Библиотеки для чтения»; книги же получал из Петербурга, продолжал ведение своего дневника, в который вносил впечатления деревенской жизни, о посещении соседей, о приезжавших к нему и к матери его гостях. В хозяйство он не входил, только по освобождении крестьян он увеличил им земельные наделы против положенной нормы. К нему приезжали Григорович, Некрасов и Тургенев -- последние два ярые охотники. Они помещались в большой комнате флигеля, но бывали дома только утром и вечером, а весь день (кроме Григоровича) пропадали на охоте. Об этих посещениях есть сведения в Дневнике. Вечером они беседовали и занимались «чернокнижием», т. е. сочинением нецензурных стихотворений порнографического характера, писанных рукой Некрасова и Тургенева. В некоторых из них упоминаются приятели их: В. П. Боткин, Д. В. Григорович, М. Н. Лонгинов и др. 4 Есть предание, что Григорович написал в Марьинском часть своих «Рыбаков» 5 . |
| Собственно говоря, с этой точки зрения каждую книгу, пожалуй, можно назвать «Глубиной», но, очевидно, под таким именем фигурировали какие-то известные книги, которые были известны авторам индексов. Но названия, как «Бисер», «Глубина», «Жемчуг», «Златая Матица» не были в большом ходу, иначе говоря, книги под такими названиями не пользовались распространённостью, отчего и дошли до нас от них только скудные остатки, а от некоторых и ничего не дошло кроме имени. С названием книги «Глубиной», я думаю, следует сопоставлять знаменитую «Голубиную книгу», которую толкуют как «Глубинную книгу», но только под «Глубиной» следует разуметь не понятие мудрости, но понятие объёма книги: она велика как глубина морская. В своём исследовании о Голубиной книге В.Н. Мочульский склонен отожествить «Глубину» с «Беседой трёх Святителей» 12 , но с доказательствами автора я согласиться не могу. Исходным пунктом для такого отожествления является надпись на одной рукописи Григоровича, содержащей в себе один из списков «Беседы трёх Святителей». Автор говорит – «... при рассмотрении списка Григоровича не могу не указать в данном случае на довольно интересный факт. Рукопись В.И. Григоровича, новейшего письма, вывезенная из Чебоксар... имеет на верхнем обёрточном листке надпись «Глубина». Не придавая особенного значения этому, может быть, случайному обстоятельству, (продолжает автор) я, тем не менее, не прочь присвоить «Беседе трёх Святителей» это название и притом – по соображениям более веским» (стр. 49). Но должно сказать, что это не только случайное обстоятельство, но что надпись принадлежит самому Григоровичу и в полном виде читается «Глубина сиречь Голубиная книга», причём первые два слова несколько поистёрлись. Указать на это было бы очень важно, ибо в противном случае, действительно, является вопрос, не идёт ли название «Глубина» из более древнего времени, из того оригинала, с которого списан Григоровичевский список. Оставляя в стороне дальнейшее отождествление «Глубины» с «Беседой», я не могу оставить без возражения утверждение автора о древнем существовании «Глубины». |
| 180 . – Каталог греческих рукописей ленинградских хранилищ. Вып. 1–8. – ВВ, т.т. 16, 18, 19, 23, 24, 25, 27, 28, 31, 32. 181 .Греков А. Духовное торжество и сердечная радость между петербургскими почитателями Афонской святыни. Изд. 2-е, доп. СПб., 1889. 182 . Греков Ф. К. Жизнь и странствия В. Г. Барского. СПб., 1892. 183 . Греческое войско на Афоне, – ЦВ, 1912, 51/52, с. 1630–1631. 184 . Григорович В. И. Изыскания о славянских апостолах, произведенные в странах европейской Турции. – ЖМНП, 1847, ч. 53, 11, отд. 2, с. 1–28. Обзор 455 рукописей афонских монастырей. 185 . – Краткая записка о путешествии магистра Казанского университета Григоровича. – ЖМНП, 1847, ч. 54, отд. 4, с. 26–40. Обзор 455 рукописей афонских монастырей. 186 . – Очерк путешествия по Европейской Турции. Казань, 1848. 216 с. Об Афонской Горе: с. 4–103. То же. Изд. 2-е. М., 1877. IV, 181 с. 187 . Григорович X., священник. Имя Божие. (По поводу современных афонских споров). – МОб., 1913, февр., с. 203–214; март, с. 369–388. То же. Отд. изд. СПб., 1913. 33 с. 188 . Григорович-Барский В. Второе посещение Святой Афонской Горы Василием Григоровичем-Барским, им самим описанное, более подробное, с 32-мя собственноручными его рисунками и картою Афонской Горы. СПб., РПМА, 1887. 189 . – Краткое описание Горы Афонския в первое посещение оной Василием Барским в 1725–1726 годах. – В кн.: Леонид, архимандрит (Кавелин Л. А.) Три древних сказания о Святой Горе Афонской... М., 1882, с. 15–50. 190 . – Первое посещение Святой Афонской Горы Василия Григоровича-Барского, им самим описанное. СПб., РПМА, 1884. 191 . – Пешеходца Василия Григоровича-Барского – Плаки-Альбова, уроженца Киевского, монаха Антиохского, путешествие к святым местам, в Европе, Азии и Африке находящимся, предпринятое в 1723 и оконченное в 1747 году, им самим писанное... для пользы общества изданное под смотрением В. Г. Рубана. СПб., ИАН, 1778. XII, 796 с. с илл. Обзор афонских монастырей и краткие сведения о рукописных книгах и документах: с. 510–748. |
|
|
