| Наконец, как ни славен, ни дорог славянскому сердцу «Кралевич», он подчинился общему закону природы, – наскучил мысли. Не происходило ли ещё чего-нибудь, действительно славного, в исторической местности? Византийцы познакомились и других познакомили с нею, по-видимому, впервые. До них, конечно, знали её ещё римляне и греки и, вероятно, не раз упомянули о ней в истории, но под каким именем её знали, остаётся неизвестным. Ничего созвучного с именем: Прилеп не встречается у древних историков и географов. Был тут в Пеонии весьма именитый город Стовы – по-гречески, а Stobi – по-латински. Но учёные древлесловы указывают ему другое место, – восточнее Прилепа – и старого (Вароша) и нового (Перлепе). По свидетельству Тита Лисия (книга XXXIX, глава 59) предпоследний царь Македонии Филипп V, ведя войну на жизнь и смерть с Римлянами, выстроил неподалёку от Стоби город, который назвал, по имени сына своего, Персеидой. Легко понять, чем мог водиться он, строя новый город. Ему нужна была неприступная крепость. Что лучше для этого теперешней Марковой горы? Могло это происходить только до 178 (года его кончины) года до Р.Х. ... После роковой битвы под Пидной, положившей конец Караловой монархии, погасло имя Персея, исчезло из истории и мертворождённое имя Персеиды. Постройка же должна была остаться, и, за негодностью для новых хозяев страны, мало-помалу запустеть, оставаясь безыменною развалиною во весь римский период. С ослаблением империи, пограничные Иллирийцы весьма естественно позарились на прелепое место, и втихомолку заняли его, пока не вытеснены были оттуда законными преемниками победителей при Пидне – Византийцами. Последние, не терпя варварского Прелепа, переименовали место Прилапом, напоминающим любезного педантам Приапа 222 ... Всё это, конечно, только могло быть. Настоящим образом познакомилась с местом Византийская хронография уже по случаю многовековых войн империи то с Болгарами, то с Сербами, из коих то те, то другие постоянно норовили отнять укреплённый пункт у греков. |
| Будучи принесено народу полудикому, христианство не могло сразу вытеснить язычества. Языческие воззрения долго жили совместно с христианскими в народном представлении. Язычество сказывается даже и теперь в произведениях народной литературы и обряде, наследиях седой старины. Но языческие предания в настоящее время совершенно утратили свой первоначальный смысл. Христианские воззрения настолько наложили свою печать на все воззрения Серба (что должно сказать и о других славянах), что нет никакой возможности составить себе более или менее определенное представление о языческих верованиях Сербов. И если где могут быть бесконечные разногласия в науке, так это по вопросу о языческой религии славян» (стр. 234–235). Поэтому-то, может быть, анализ и систематическое изложение религиозных верований Сербов автор заменяет большею частью пересказом или переводом относящихся к каждому отдельному очерку народных песен. Изложение религиозного миросозерцания, на- —188— сколько, конечно, оно возможно по памятникам народного творчества, должно бы непосредственно связываться с системой нравственного миросозерцания. Но, не выработав себе надлежащего плана или же руководясь своим собственным не вполне соответствующим теме планом, автор отделяет ту и другую сторону народного миросозерцания вставкою четырех очерков политико-исторического характера под заглавиями: «Марко Кралевич». «Косовская битва. «Гайдучество». «Взгляд Сербов на Россию и Русских» (стр. 239–486). Нельзя сказать, что эти очерки совершенно лишние, но надлежащее место им во введении или в обозрении материала и литературы вопроса (а именно у автора-то и нет обозрения ни источников, ни пособий по его вопросу!). Помещать же в исследование о религиозном и нравственном миросозерцании очерки бытовой и политической жизни Сербов не представляется уместным. Да автор и сам наказал себя, когда вынужден был, благодаря отсутствию единства плана, говорить о политическом положении Сербов в XIV веке чуть ли не в четырех местах своей диссертации. |
| Однако это не смутило Кралевича, и он продолжал так беззастенчиво ратовать в пользу унии, что вызвало страшное негодование и даже составился заговор на его жизнь. Кралевич имел обыкновение ежедневно кататься в своём экипаже по окрестностям города Шибеника. Заговорщики и решили воспользоваться этим случаем для исполнения своего плана, и выжидали экипаж епископа. Неизвестно, однако, по каким причинам, в день, назначенный для убийства Кралевич не отправился на свою обычную прогулку, и вместо самого епископа были убиты выехавшие кататься в его экипаже – ректор семинарии Ступницкий, его помощник – униатский священник и плац-майор г. Шибеника (1822 году). Этот случай навёл на епископа Кралевича такой страх, что он бежал в Задар, откуда австрийское правительство перевело его к Виченцу и наконец в Венецию, назначив ему ежегодную пенсию в 3.000 гульденов. В начале 40-х годов два белокриницких инока Павел и Алимпий, в поисках архиерея для русских раскольников, до своего знакомства с митрополитом босно-сараевским Амвросием, предлагали Кралевичу занять старообрядческую кафедру, но последний не принял предложение белокриницких раскольников. Епископ Кралевич умер в Венеции 1 февраля 1826 года. В последние годы своей жизни он глубоко скорбел о своих действиях и многое из своего имущества, особенно же из своей библиотеки завещал разным православным церквям и духовным училищам. А в своём завещании он писал: «Я умираю, веруя в пресвятые и неизменяемые догматы святой моей соборной, апостольской, православно-восточной церкви, которые получили своё начало через непрерывный ряд веков от св. апостолов, передавших нам учение Господа нашего Иисуса Христа, и от святых отцов, подтвердивших их своими канонами на семи вселенских соборах и воспретивших под страхом тяжкого проклятия всякое прибавление к ней. Верую твёрдо и признаю истинным всё, что содержит в себе символ, исповедуемый и признаваемый православной восточной церковью» 143 . После бегства епископа Кралевича распространители унии лишились своего главного вожака: униатские священники-преподаватели семинарии уехали обратно в Галицию, семинария закрылась и вместе с тем униатская пропаганда прекратила на время свои действия. |
| 44) «Беседе и други книжевни радови» (две книги) 1894 г. 45) «Поуке из хриштьянске вере» 1894 г. 46) «Православна српска црква» (сюда вошло описание церквей и монастырей и вновь присоединённых в 1879 г. местностей) 1895 г. 47) «Служба святому Петру митрополиту черногорскому, чудотворцу цетиньскому» (составленная митр. Михаилом и напечатанная в московской синодальной типографии) 1895 г. и др. отд. издания, менее важные. 134 Самые древние и замечательные монастыри, существующие и доселе: «Витовчица» и «Горняк» в пожаревацком округе; «Вратевшница» в Рудничком округе; «Каленит» в Ягодинском округе и там же «Любостиня»; «Манасия», «Раваница» и «Св. Петки» в Тюприйском округе; «Св.-Никольский монастырь» в Нишском округе и «Студеница» в Чечанском округе. Боголюб. Jobahobuh. «Монастырско непокретно имане у кралевини Cpбuju стр. 1, Еп. Жички Сава Дечанац. Манастири у Кралевини Cpбuju». 135 В. Дuмmupujebuh. Назаренство, стр. 106–165. «Зашто се у нас назаренство шири», стр. 67–68. «Глас истине». 1889. стр. 318–319. 136 Schwieker. Politiscke Geschichte der Serben in Unarn S. 74. 75. M. Jakшuh, Летопис. 1901. св. II 144 «Мусафир» – гость; так называют богомольцев – посетителей лавры, которая в течение трёх дней даёт им помещение и стол совершенно бесплатно, для этой цели при монастыре имеется так называемый «арфундарик» – учреждение, в ведении коего – приём и снабжение пищей гостей. 145 Священный характер этой войны, пишет Ксенопол, виден уже в приготовлениях к ней. 21 февр. 1711 г. совершается торжественное служение в московском кафедральном соборе в присутствии царя. Два гвардейских полка выстроены были перед церковью, и вместо обыкновенного знамени было особенное – красное с надписью: «во имя Спасителя и христианства». Выше этой надписи – крест, вокруг которого: «in hoc vinces». 146 Власти, пишет румынский историк И. Некульча, бояре и почётные старые горожане, во главе с митр. Гедеоном и со всеми церковнослужителями вышли далеко за Яссы, где устроили Петру I торжественную встречу, поклонялись с великой радостью, как императору-христианину, воздавши хвалу Богу за то, что наконец настало время освобождения их от турецкого ига. 147 Другой союзник Петра Великого А. Кантемир благополучно убежал в Россию; сын его Антиох Кантемир – известный в истории русской литературы «полезный обществу сатирик беспристрастный». 149 Кроме удовлетворения нужд собственно монастыря, хлеб скупался монастырями для прокормления многочисленных больных, престарелых, и воспитанников, которых содержали монастыри в своих богадельнях, больницах и школах. |
| Восклицания удивления довольно безучастно, впрочем, исходили из уст сановника, напоминая собою наши: скажите! и извольте видеть! Объяснением сему служила, тут же поблизости жилища его находящаяся, шумевшая и гамевшая, на тот раз, народная школа, которую тонкий человек сам порекомендовал нам посмотреть. Ничего, однако же, я не отыскал в аудитории ее, напоминающего географию и, со своей стороны, не имел повода воскликнуть: Чокшей! Из Медресе нам путь лежал к первой намеченной церкви, но некоторые соображения, более же – намеки сопровождавшей нас депутащи, заставили нас сделать, после мудира, тоже официальный визит и митрополиту. При этом случае я отрекомендовал владыке своего компаньона. Добрый старец изъявил нелицемерное удивление, услышав и его говорящим по-гречески. Мы объяснили ему, что во всех духовных училищах России обязательно изучается его родной язык, причем он молитвенно возвед взор свой к небу, видимо благословляя отечество наше. Мы взяли у него благословение на осмотр церквей городских, а он непременно потребовал, чтобы мы немедленно перебрались к нему из хана, чтобы таким образом он мог отнестись, куда следует, о нашей гостьбе под его кровом. Наконец, мы древлесловствуем... В столице Марка Кралевича компаньон мой и слышать не хочет об археологии, хотя есть полная возможность думать, что сам Кралевич и потом Краль, если и знал по-славянски, то, живя тут, и худо-не-добро державствуя, говорил по-гречески. Подходим к церкви Таксиарха (чиноначальника), то есть Архангела Михаила, – самой замечательной и как-бы соборной в городе. Как и следовало ожидать, нашли ее действительно древнею, но уже через-чур малою и тесною, и, притом, неправильного плана. Во многом она мне напомнила Трескавецкий Успенский храм, но уступает ему отсутствием куполов. Внутри темно и печально. Стены от верху до низу росписаны иконами, тоже потемневшими от времени, с греческими подписями, в рутинном стиле лицевых подлинников. Над главными, западными дверями – любимым местом древних памятописцев – уцелела, к утешению потомства, и ктиторская запись большими греческими буквами, в нескольких местах стершимися до того, что не дают смысла. |
| 41 Марко Кралевич – герой сербского эпоса, сложенного слепым поэтом и гусляром Филиппом Вишничем (см. примечание 89). 42 …Сердце матери братьев Юговичей… Богдан Юг (? – 1389) – воевода Топлицкий и Полимский Вратко – отец княгини Милицы (см. примечание 16), супруги князя Сербского Лазаря (см. примечание 12). Вел свое происхождение от Вукана, короля Сербского(1202–1203), старшего сына Великого князя Стефана Неманя (см. примечание 8). Привел на Косовскую битву (см. примечание 24) девятерых своих сыновей и героически погиб вместе с ними. 43 Княгиня Милица († 1405; память 19 июля/1 августа) – преподобная Евгения (в схиме Евфросиния) – супруга князя Сербского Лазаря (см. примечание 12), сестра братьев Юговичей (см. примечание 15). После гибели князя Лазаря княгиня Милица правила Сербией, пока сын ее, Стефан I Лазаревич Новый (1389–1427), не вошел в возраст. К ней прибыло посольство хана Баязида (1389–1402), сына султана Мурада I (1359–1389), с предложением мира, но при условии, что княгиня пришлет к хану свою дочь Оливеру. Для того чтобы спасти Сербию от дальнейшего разорения, княгиня вынуждена была согласиться, хотя и против воли Сербского патриарха Спиридона, но дочь ее при этом никогда не должна была переменять своей христианской веры, что Оливера и соблюла, став женой Баязида. В 1393 году княгиня удалилась в монастырь Жупания, недалеко от города Крушевац, где приняла монашеский постриг с именем Евгения. Когда Стефану пришлось покинуть страну, заменила его на престоле, несмотря на то что уже была монахиней. Заботясь о благочестии народа, возводила монастыри и храмы; благотворила вдовам и сиротам. В старости приняла великую схиму с именем Евфросиния. Мощи ее мироточили, подавая исцеление многим страждущим. 44 Девица косовская – в эпическом сказании о Косовской битве (см. примечание 24) воспевается подвиг девушки, которая, благословляя, провожала воинов на сражение и после него обходила поле битвы в надежде найти и спасти живых, а умирающим старалась облегчить страдания. 45 |
| См. об этом Archiv. 49, 152–155. 456 Geschäftsordnung für das Consistorium des griechisch-orientalischen Bisthums in Dalmatien. Wien. Aus der kaiserhch-konigliehen Hof-und Staatsdruckerei. 1870. 457 Что касается числа членов консисторий в Далматинских епархиях, то в Задарской ныне существует 3 члена действительных и 2 почетных, а в Которской – 2 действительных и 2 почетных. 459 Значение этих правил для далматских монастырей было утверждено постановлением далматинской епархиальной власти от 18 июля 1852 г. 460 Чтобы дать точные справки церковно-общественной жизни Сербии за время действия закона 1862 г., мы оставляем здесь два примечания из 34 § преосвященного автора, каковой § нами изменен применительно к 245 § закона 1890 г. «Этот закон, т. е. от 1862 года, говорят преосвященный, находится в «Зборник закона, уредаба и наредаба министерства просвете и црквених послова по црквении пословина» (Београд, 1880), стр. 1–49. В немецком переводе, сделанном по тексту того-же «Зборника», этот закон находится в Archiv für Kirchenrecht. Bd. 49. S. 373–408». – «Вследствие неудачного закона о таксах, от 3 апреля 1881 года (Зборник закона, XXXVI, 561–589; ср. Archiv. 48, 200–202), началось известное печальное столкновение между церковною и государственною властью (см. Канонка одбрана православне цркве у Cpбuju». Београд, 1881 г., ср. Archiv. 47, 97–105), а после того пошли уже и изменения закона 1862 года о церковном управлении, между которыми главное было от 31 декабря, изменившее состав архиерейского собора и порядок выбора митрополита. Другие законы и постановления относительно частного церковного права в Сербском королевстве находятся в упомянутом «Зборнику закона, уредаба и т. д. но црквениж пословнма, затем в оффициальном „Зборнику закона и уредаба у кралевини Cpбuju», а кроме того, в изданиях Михаила, митрополита Сербского: «Ручна свешт. Книга». Београд, 1867 г. и «Православна србска црква у княжеству Србии». 461 Его заглавие: «Закон о црквеним властима источно-православне цркве у Кральевини Cpбuju». |
| Последним предметом внимания нашего были две небольших размеров, весьма ветхие иконы Иисуса Христа и плачущей Богородицы. На обратной стороне их стоит объяснительная заметка: κτιτορικα (ктиторская). Их, ради великого к ним почета, кладут в Великую пятницу на плащаницу. Конец же и венец всего, на мой взгляд, есть древняя икона Богоматери, хранящаяся там же в особом ящике, писанная, как и упомянутые две, тоже на дереве, с малыми изображениями разных Святых кругом в виде рамки. При каждом из них была когда-то и частица мощей его, памятию чего остались теперь одни ямки, в которых были св. мощи. У ног Богоматери различается фигура коленопреклоненной женщины и при ней надпись: Мария, благочестивейшая царица, Ангелина, Комнина, Дукина, Палеологиня... Если бы еще хронологическая дата ко всей этой генеалогической характеристике! К сожалению, я не досмотрелся таковой нигде на потемневшей иконе 265 . Цариц с именем Марии немало. Но в роде Палеологов, по крайней мере в царствующей династии, только две Марии могли по праву называть себя „царицами“ – это, во 1-х, жена (третия) предпоследнего Императора Визатийского Иоанна VII, дочь Трапезунтского державца; во 2-х, дочь Андроника III, младшего, выданная в замужество за Михаила-Асана кралевича Болгарского. Затем, есть еще две Марии, обе незаконнорожденные, тетка и племянница, одна – дочь Михаила, первого из Палеологов, выданная за Апагу, другая – дочь Андроника старшего, вы данная за Токтая – обоих тохарских или татарских владетелей, которые тоже, при случае, могли писаться царицами. Последняя, по смерти мужа проживая в Константинополе, имела свой двор и титуловалась Владычицей Мугулийской т. е. Монгольской ( Δσποινα Μουγουλων). О. Игумен многоразличными способами давал знать, что есть время всякой вещи под небесем, более же всего крякал, внушая нам память того, что у нас на Руси зовется адмиральским часом. Столько занимавший его еще так недавно император-ктитор, как-бы вовсе уже и не существовал не только в Метеорах, но и вообще на свете. |
| Точно мы направились к западу к темным горам, за которыми должна лежать памятная мне по некоторым делам, Дибра, местность, получившая своё имя конечно от дебрей, коими славится даже в таких горных полосах, какова Верхняя Македония. Дорога наша обратилась в тропинку, и ту грязную от утреннего дождя. Солнце начало заглядывать нам прямо в лицо, но эта ласка его мало была ценима нами. Мысль была занята другим. Куда оно девалось наше... – Слепиште! договорил мою мысленную фразу Търпко, указывая рукою на выступавшую из-за холма кучку мазанок. Вышел некоторого рода сюрприз, хотя и нельзя сказать, неожиданный. Во 1-х, глаза смотрели вдаль, а село оказалось, как говорится, под носом. Во 2-х, вместо настоящего села в общепонятном смысле, тут представилось взору нечто вроде наших полевых землянок, беспорядочно разбросанных на пригорке, видимо служащих только убежищем людям «от всякаго зла противна», а вовсе не местом покоя, уединения и мирных домашних удовольствий. В 3-х, доколе чаемое село укрывалось под именем Слепча, оно не возбуждало в нас интереса к себе с исторической точки зрения. Мысль толкалась около лепого и лепленого, и далее не шла. Совсем иным повеяло от имени: Слепиште, т.е. по-нашему слепище. Тут хочешь не хочешь, делаешь прыжок в историю. – Търпче! спрашиваю я, не слыхал ли ты, чтобы тут кто-нибудь когда-нибудь ослепил кого-нибудь? – Давно? спросил он в свою очередь. – Давненько. Лет за 500 слишком до нас. – Не слыхал, отвечал он просто и безучастно. – Тут, по близости Прилепа, Краль Стефан Милутин приказал выколоть глаза своему сыну Кралевичу. – Старика передёрнуло при этом. Тревожно, как мне показалось, посмотрел он на суруджи, покачал головой, и сказал: Да разве можно это? – Ну? Неможно! отвечал я. Когда же было, когда пишут об этом в старых книгах! В старые времена чего не бывало. Верно и ты что-нибудь ещё припомнишь такое, чего теперь уже не водится... Старик только прищурил глаза на это, и не отвечал ничего более. Селение уже всё перед глазами. – А где же монастырь-то? спрашивает компаньон. |
| Там он прославился только своим семейным скандалом. Жена его – гречанка – бросила его, и вышла замуж за другого богатыря Балшу, который отнял у него, кроме жены, и самую землю, вместе и с резиденцией. Во всех этих приключениях не видно и тени геройства Марка. В обеих Коссовских битвах (1370 и 1389 г.) он мог быть и просиять военною славою, но сиял одним отсутствием. История не знает его во всё правление князя Лазаря и сына его Стефана IX, а вдруг, совсем неожиданно, застаёт его убитым в сражении Султана Баягида с Валашским Воеводой Мирчей (1395 г.), и притом в стане мусульманском, а не христианском! Это ли славный богатырь южнославянского мира? Правда, что он, как говорят, искал смерти, сгорая от стыда, что вынужден был воевать за чужих против своих, и тем как бы смыл пятно со своего имени, но это уже не герой песнопений народных, не юнак, не Кралевич, а сам пустоименный Краль Костурский или иной какой, купивший достоинство своё ценою унижения. Тело его привезено было с поля битвы и погребено по близости города Скопля в монастыре Власянне, следовательно, опять-таки не здесь, что бы чем-нибудь можно было объяснить приурочение имени его к местам этим. Впрочем, весьма могло быть, что и тот и этот монастырь выстроены были им, по общему обычаю времён тех. К году кончины его, он был уже преклонных лет, вероятно, давно порешивший с удальством молодости и ударившийся может быть в другую крайность. Самое место погребения Маркова не напоминает ли именем своим «власяницу» Маркову? Не довольно знакомые с памятниками южнославянской поэзии, воспевавшей с таким сочувствием Марка Кралевича, мы прекращаем свои рассуждения, боясь и так, что успели уже знатокам дела выказать себя если не смешными, то наивными 221 . Удовольствуемся тем, что вместе с другими признаем Прилеп родиною Марка. Довольно и сего, чтобы объяснить, отчего Прилеп старый с его замком на горе слыл в народе под именем Марковой Паланки. Обо всём этом я думал и передумывал, и отдыхая с книжкой в своём углу, и сидя за вечерней трапезой, и ходя потом по длинной галерее, освещённой полною луною. |
|
|
