| Диалог метко характеризует противоположность воззрений полемизирующих и источники, из которых она исходила, Иосиф писал между прочим: «яко подобает православным христианам учительство приводити от ветхих писаний и божественным писанием нового завета». Вассиан на это отвечал: «аще от ветхого закона к новому закону что приведено от святых Христовых уст от Евангелия и от апостольских посланий и от святых правил седьми соборов и от поместных, сие приемлем. Аще ли же кто нововведет, или что приложит, или уложит кроме Евангелия и Апостола и правил и в святых правилах, сего иноязычника и мытаря именуем, и проклятию предаем». Увлекаясь более строгостью ветхого завета и черпая оттуда для себя доводы, Иосиф с точки зрения своих взглядов подозрительно смотрел на учение Вассиана о милосердии Божием, как основании для обращения с еретиками, и видел в нем покровителя самих еретиков. В недошедшем до нас сочинении Иосифа находился между прочим трактат «о том, еже Вассиан глаголет и пишет о милосердии Божии, яко всех хощет спасти, сие убо пишет еретиком хотя устроити жизнь не мятежну, яко да не боящеся еретицы прельщают и в жидовство отводят». Вассиан на такое обвинение с достоинством возражал: «вем, истинно милосердие Божие, яко всех Бог хощет спасти и в разум истинный грешных привести покаянием, яко же мытаря, и блудницу и отступников и всех согрешающих». Самое разногласие во взгляде на еретиков между Вассианом и Иосифом заключалось в том, что Иосиф требовал для них заточений и лютых казней и смерти, между тем как Вассиан, соглашаясь с ним в том, что не кающихся еретиков действительно священному собору должно проклинать, а царям и князьям подобает их заточить и казнить (но не «в гневу») т. е. наказывать исправительными мерами. Но что касается до кающихся еретиков, то тех священное писание повелевает принимать на покаяние. Здесь Вассиан повторяет то, что им прежде писано было в его «любопрепирательном послании» Иосифу. Кроме доселе рассмотренных полемических сочинений Вассиана по еретическому вопросу от него сохранилось еще особое сочинение «собрание на Иосифа Волоцкого », где он также трактует об отношении к еретикам. |
| И долго задумывался и «изыскивал» эти строки Вассиан, живя в своей пустыне, и с этими сомнениями явился опять в Москву. Живя в Симоновом монастыре, он сблизился с одним иосифовским постриженником по имени Досифеем, которого он долгое время считал за старца «доброго и великого», непохожего на других иосифлян. Вассиан, считая Досифея за своего верного друга, открыл пред ним всю свою душу и мучившие его сомнения. Но откровенность много повредила в последствии Вассиану. По прибытии в Москву Максима Грека , сомнения Вассиана получили правильное разрешение, и взгляды его под влиянием ученого святогорца изменились, и он теперь совершенно отказался от своего ошибочного и еретического взгляда. Однако Вассиану не прошли даром его прежние сомнения. На соборе 1531 года ему напомнили и об них. Тут, сверх всякого ожидания, свидетелем и обвинителем просив Вассиана выступил его старый друг и доверенное лицо, иосифлянин Досифей, который здесь оказался верным последователем правила о богонаученном коварстве, коим одобрялись и грешные средства для благочестивого открытия еретиков. Вассиан, конечно не разделявший теперь еретического мнения о Иисусе Христе, как твари, совершенно отказался от него. Когда же против него стал говорить на соборе Досифей, человек, которому он доверялся во всем, и в котором он так жестоко обманулся, Вассиан сильно возмутился таким предательством Досифея и на все его показания с видимой горечью заметил ему только, что «Бог меня с тобою разсудит». 482 Покончив давно под просветительным влиянием Максима Грека с своим сомнением, навеянным встреченным в учительном Евангелии выражением о лице И. Христа, как твари, Вассиан, как часто бывает в подобных случаях, ударился в противоположную крайность. Теперь он не только не хотел признавать тварию личность Богочеловека, но даже стал видеть в ней почти исключительно одно божественное существо, самое тело Его считая божественным и нетленным по своей сущности. Это учение Вассиана, действительно, есть в полном смысле ересь. Он учил, что воспринятое И. |
| Там, за монастырской стеной, началась его новая жизнь. Однако Вассиан недолго оставался в обители: вероятно, монастырский устав не очень подходил его характеру, он построил себе собственный скит и познакомился со старцем Нилом Сорским, который спасался в скиту в тех же местах. После этого знакомства Вассиан (впрочем, возможно, что он и раньше был наслышан об учительном старце) стал ревностным сторонником нестяжателей и их аскетических воззрений, которые, однако, он разделял не вполне, особенно в том, что касалось его собственного образа жизни. Нил и Вассиан были людьми совершенно разными, и жизнь их складывалась тоже по–разному. Вассиан причислял себя к ученикам Нила , но, кажется, не в смысле аскетической выучки, ибо душевно мягкий, склонный к духовному деланию и созерцанию Нил не мог переделать гордый, энергичный и страстный характер московского боярина, не мог вложить в него иноческого смирения. Вассиан, судя по его сочинениям, многому научился, но он перенял от Нила и вообще от старцев–нестяжателей лишь их принципиальные взгляды и воззрения — скорее для того, чтобы отстаивать их как истинный идеал для иночества, чем для того, чтобы руководиться ими в своей собственной жизни . Характер своевольного, деятельного отпрыска боярского рода не мог вынести уединения в монашеской келье; ему нужна была арена для действия, на которой он смог бы практически осуществить воззрения Нила. Окидывая взглядом жизнь и деятельность князя–инока Вассиана, мы видим, что он был одной из самых интересных фигур русской истории XVI в. Это был своеобразный человек, сочетавший в своем характере и в своей деятельности самые разнородные черты: высокомерие и страстность; преданность своей идее и вражду против Иосифа Волоцкого и иосифлянства; ученость, ограниченную эпохой, и критически–полемический задор; признание основ христианской аскезы и неаскетический образ собственной жизни; наконец, приверженность взглядам заволжских монахов на монастырские владения и на государственно–политические дела, — человек, который стойко и ожесточенно боролся за свои убеждения и за свою партию, хотя и понимал, что его противники сильнее и что у него почти нет шансов на победу. И еще: когда судьба его была уже решена, он, верный своему боярскому характеру, встретил приговор с иронией и сарказмом. |
| Он открыто заявляет, что царям должно совершать дела со всеми князьями и боярами и прочими мирянами, а не с иноками 236 . Вассиан сильно вооружается против монашествующего духовенства, которое по праву вотчинных владельцев уподоблялось в своих действиях «аки царевым мирским приказным» и особенно настойчиво проводить мысль о том, что не должно инокам «владети волости со христианы, и мир им судити, и на поруки их давати, и приставов по ним иноков посылати». Вообще Вассиан проводит ту строго определенную и безусловную мысль, что иноки ни под каким видом «в мирския вещи не должны вступаться» 237 и самое вторжение духовенства в область гражданских дел признается им величайшим злом для государства 238 . Отрицание Вассианом права вмешательства духовенства в светские дела вытекают не из антипатии его к церковной иерархии, а из более глубокого нравственного понимания цели и назначения пастырского служения. Ограничением сферы действий духовенства имелось в виду поставить его и отвести ему истинное положение в обществе, дать ему возможность всецело посвятить себя на служение Богу и предаться вполне долгу своего нравственного служения обществу, – долгу, завещанному Христом и апостолами. Вассиан выделяет нравственную сферу пастырям, он установляет духовенству ведать только свои духовные дела. 239 Последняя цель Вассиана и других нестяжателей состояла в том, чтобы поставить церковную иерархию на прежнюю, недавно потерянную ею высоту духовной независимости от мирской власти и нравственного могущества и сделать ее вполне самостоятельною к своей определенной духовной сфере. А между тем вмешательство в светские дела, где вся сила находилась на стороне светского правительства, само собою ставило духовенство в зависимость от мирской власти и сменяло свободу его действий. Вот где скрывается одна из причин, почему братия Заволжцев-нестяжателей так настойчиво заявляла о необходимости отобрания у монастырей вотчин, делавших монахов, светскими приказными, как выражается сам Вассиан. Этим путем они хотели достигнуть того, чтобы церковная иерархия, отрешившись от материальных пожертвований со стороны правительства, и несвязанная с ним материальными земными интересами, могла стать и твердо держаться на прежней высоте духовного и нравственного могущества, какое завещал, ей удельно вечевой период русской истории. |
| – Ну и? Вы же, кажется, все хотите освободиться от них? Так говорил Кудурмабук, или как его там. Что же вы за столькото веков не освободились? С вашимито знаниями? – Знания и есть та цена, за какую мы себя продали. Ловушка. Жадность познания бездонна – в эту пропасть можно падать бесконечно. Как соленая вода – чем больше ее пьешь, тем сильнее становится жажда. И другой воды у нас нет. А у тебя есть, Вассиан. Вода истины. Истинное знание. – Опять ты за свое! Какая еще вода, какое знание? – То, что может дать истинную свободу. Мы сидим во тьме лжеименного знания, которое лишь порабощает и засасывает в себя… – И виноваты, значит, анаким? А зачем им вообще власть над вами? Какой с вас прок? – Им нужна власть как доказательство реальности их бытия. Я ведь говорил тебе, что они мертвы. А они все пытаются доказать себе, что живут, потомуто завидуют нашей жизни и паразитируют на ней, увлекая нас в свою погибель… – Я больше не верю тебе. Вы убили одного из нас и ранили другого. Ты допустил это. Ты привел меня туда. Ты не предупредил о том, что меня ждет. Я не настолько глуп, чтобы не разглядеть дел за словами. Даже если бы у меня было то, о чем ты говоришь, я бы не помог тебе. – Вассиан, поверь, я не знал, что так случится! Я виноват лишь в том, что пытался дать тебе напиток Перехода под видом тщая. Я каюсь. Прости меня, я выполнял приказ… – И сейчас тоже выполняешь? Набунаид сжал кулаки и наклонил голову. Затем сдержанно продолжил: – Вассиан! С юности я мечтал о свободе. Ты не знаешь, что мне пришлось вынести. И какую цену заплатить, чтобы вы здесь оказались… Я вытерпел. Остался собою. И что? Я живу как здоровый среди безумных, трезвый среди пьяных. Безысходный кошмар, без надежды на пробуждение. Одна отрада – Энмеркар. Мой сын. Молитва дала рождение его жизни. Я решил помолиться, как древние. Не этим… с этими можно лишь торговаться… да и то себе в убыток… Я Тому… – Набунаид зашептал так, что стало едва слышно, – о Ком… не говорят! Попросил… И у меня родился сын! Луч спокойствия среди страшного сна. Но анаким не оставили этого так. Они мстят мне, как и другим бесконтактным. Пять лет назад забрали мою жену. А теперь хотят отобрать последнее. Сегодня! Вассиан, пожалуйста, спаси его! Я никогда никого из людей не просил. Тебя прошу… |
| Преследование таких видных лиц, как Вассиан и Максим, послужило бы для общества новою пищею для нападок на в. князя, которое основательно увидело бы в нем новую возмутительную несправедливость с его стороны и окружило бы Максима и Вассиана ореолом невинных страдальцев. А этого никак не хотелось в. князю; почему он повел дело с Вассианом дипломатическим путем. Максим, как человек более опасный для развода, пострадал, причем падение это так обставлено было с внешней стороны благовидно, что за массою подобранных разнообразных обвинений трудно было выделить первую причину его падения. А Вассиан, который по своему образованию стоял неизмеримо ниже Максима, потому самому менее представлял опасности для великого князя. Вот почему князь некоторое время терпел Вассиана при себе и даже иногда обнаруживал по отношению к нему знаки видимого своего благоволения 431 . Так продержался Вассиан несколько лет. Великий князь совершенно охладел к своему бывшему любимцу. Враги Вассиана, члены высшей духовной иерархии с митрополитом Даниилом во главе, употребляли все средства к тому, чтобы окончательно удалить Вассиана от в. князя и с нетерпением выжидали случая, чтобы сделать на него нападение. И вот, когда в 1530 году от второго брака великого князя 432 родился сын, в котором счастливый отец увидел для себя благословение неба, тогда-то он с некоторым сознанием своей правоты мог напомнить Вассиану его прошлую вину для того, чтобы свести с ним свои давние счеты. А второй суд над Максимом 1531 года, в котором последний представлялся между прочим политическим преступником и на который привлечен был к допросу Вассиан, как единомышленник (на него, значит, могла быть брошена тень подозрения и в политической неблагонадежности, как это сделано было с Максимом) и соучастник Максима, ясно дал понять врагам Вассиана, что наконец настало время, когда они могут с своей стороны рассчитаться с Вассианом, столь ненавистным им за его полемику о монастырских имущества и за едкие нападки на роскошную жизнь высшего духовенства и монашества. |
| Если первое слово Вассиана против Иосифа характеризует его как защитника и проводника положительного строго-евангельского духовного взгляда на монашество, то второе его слово или «собрание на Иосифа Волоцкого » 202 представляет его как последователя критического направления. Иосиф черпал весьма много своих оснований для защиты вотчинных прав монашества из житий и исторических сказаний о древних святых русских подвижниках и особенно много из позднейшего добавочного отдела их – из сказаний о посмертных чудесах их. Заволжцы, начиная с Нила Сорского , при возбуждении вопроса о монастырских имуществах, обратились к критическому исследованию оснований, на которых утверждалось мнение их противников. Сам преп. Нил и тот трудился над исправлением жития святых, и отыскивал и списывал их «с правых списков». Его примеру следовал и Вассиан, который изучал – жития святых по их самым первоначальным и древним редакциям, без последующих, к ним наслоений в форме сказаний о чудесах, при чем много мог помогать ему своими указаниями и многообразованный его учитель, Нил. Когда Иосиф стал ссылаться на жития святых, как глубокий и веский авторитет в пользу своего мнения, понимая их в очень широком смысле, т. е. внося сюда и позднейшие прибавления к ним – сказания о чудесах, Вассиан, воспитавшийся в другой школе и на других источниках, серьезно стал подрывать основательность его доводов, подвергая сомнению их историческую достоверность и авторитетность. Самостоятельное, критическое изучение житий святых привело его к совершенно противоположным выводам. 203 С точки зрения своих оснований и источников Вассиан вполне прав 204 . Вот почему совершенно последовательно Вассиан многие из аргументов Иосифа называл «человеческим преданием и языческим обычаем, ими же имя Божие хулимо есть». Понятно как должны были подействовать на Иосифа Волоцкого и его сторонников нападки Вассиана на современную распущенность монашества и на его свободное отношение к тем авторитетам, которые Иосиф признавал за самые непреложные истины. Иосиф не мог смолчать пред Вассианом. Он скоро написал против него новое сочинение, в котором он вооружался против мнений Вассиана. Последний также не молчал и отвечал новым полемическим сочинением в защиту мнений заволжской братии. Оба полемические сочинения как Иосифа так и Вассиана не дошли до нас. О характере их можно судить только на основании краткого диалога, сохранившегося среди полемических сочинений Вассиана. |
| А непреодолимое желание развода, дела явно незаконного, побуждало в. князя позаботиться о том, чтобы, если только представится удобный случай, освободить себя от открытых обличений строгих пустынников – Вассиана и Максима. Последние тем более могли быть опасными для в. князя, что на их стороне была правда, очевидная для всех, которая потому самому естественно должна была привлечь на их сторону все симпатии общества. – Таким образом противоречие разводу пошатнуло положение Вассиана и Максима в глазах в. князя до того, что теперь нужен был только повод для того, чтобы их падение сделалось совершившимся фактом. С другой стороны, высшая церковная власть – митрополит также не мог равнодушно и беспристрастно относиться к их судьбе и основательно рассчитывал воспользоваться падением своих противников для того, чтобы упрочить свое влияние при дворе и в то же время отмстить им за нанесенные ему со стороны их оскорбления. Первый начал страдать Максим Грек . Да это и понятно. Он был человеком пришлым, не умевшим прочно нравственно укрепиться в новой сфере, в какую его закинула судьба. При том он казался его врагам князю и митрополиту несравненно опаснее Вассиана. Его ум, просвещение, его литературная полемическая деятельность, поражавшая своею силою и убедительностью все доводы собственных, русских книжников, не могших противопоставить ей ничего основательного и веского, естественно возбуждали более сильные опасения, чем деятельность одного Вассиана, человека по своему просвещению стоявшего неизмеримо ниже Максима. Первым делом, которое навлекло неприятность на Максима, послужили его сношения с некоторыми боярами и вообще людьми, недовольными новыми установившимися порядками управления. Так как о нем в известной части русского общества составилось самое лестное мнение, как о человеке весьма просвещенном, от которого значит было чему поучиться, то около Максима который был не такого характера, чтобы скрывать свои знания и таланты, образовался маленький кружок просвещенных людей которые собирались иногда к нему и здесь «говаривали с ним книгами и спиралися меж себя о книжном». |
| Лучшим средством в этом случае по отношению к духовенству было то, чтобы держать его в постоянном страхе за его вотчины, вопрос о которых был поднят на соборе 1503 года. Это и сделал Василий Иванович, приблизив к себе Вассиана, настойчивого противника вотчиновладения. Видя любимцем государевым этого противника вотчиновладения (собственно – вотчиновладения монастырского), духовенство ежеминутно должно было опасаться, что великий князь, поддаваясь его внушениям, решится, наконец, осуществить по отношению к церковным вотчинам мечту своего отца, и таким образом должно было стараться отвращать от себя беду усиленной покорностью государю 1338 . Так или иначе, но Вассиан был весьма приближённым человеком у Василия Ивановича, хотя, по всей вероятности, приближённым и не до такой необыкновенной степени, как это казалось иным или как это хотели представлять иные. Пользуясь своим положением, Вассиан энергично добивался того, чтобы мысль Нила о реформе наших монастырей стала делом при участии власти государственной: Как говорят о нём другие и как сам он признаёт, он настоятельнейшим образом внушал великому князю и проповедовал в среде бояр, что у монастырей, для их собственного блага и для возвращения монашеской жизни в её первоначальное совершенство, должны быть отобраны недвижимые имения или вотчины 1339 . Одновременно с тем, как вести против вотчиновладения монастырей устную проповедь перед великим князем и в среде бояр, Вассиан предпринял вести против него пропаганду письменную. Ученик и продолжатель Нила был человек, несомненно, очень умный, наделён был весьма важным для публициста и пропагандиста талантом остроумия и едкости; но он не мог вести своей письменной пропаганды слишком блистательно потому, что у него не было выработано способности литературного изложения, которое страдает у него отсутствием ясности, отчётливости, складности, и последовательности в изложении мыслей, и что как большой барин он не мог иметь охоты к усидчивости в письменном труде. Вассиан написал три небольших трактата против вотчиновладения монастырей 1340 . |
| Во втором случае он отвечает, что хочет не запустения монастырей, а их возвращения на первую духовную красоту, что древние св. отцы не имели вотчин, питаясь трудами рук своих, и живя, единственно, упованием на Бога, и что монашество при них процветало, сияя всем своим блеском. Вотчиновладельцы, защищаясь, указывали на существование вотчин при монастырях с самого их начала существования. Пр. Нил объявил, что эти сведения были приписаны впоследствии вотчиновладельцами, проверить то и другое было затруднительно по отсутствию научных средств. Но у вотчиновладельцев были положительные правила, заключавшиеся в книге Церковных правил, или Кормчей, и разрешавшие дозволение монахам владеть недвижимыми имениями. Исследовать Кормчую книгу о вотчиновладении и взялся Вассиан. Предположения Вассиана, что правила, дозволяющие владеть монахам вотчинами, суть позднейшие и поддельные, вовсе не оправдались, и из всей работы Вассиану пришлось убедиться, что правы были защитники вотчиновладения, когда ссылались на правила канонические. Обличая монастыри, Вассиан не оставляет также без порицания и вотчиновладения архиерейского, доходы коих, по его словам, употребляются не на благотворение, а для умножения себе несытно бесчисленных образов, одежд и пищи. Одновременно с полемикой письменной, он вел и устную пропаганду среди боярства. В устной пропаганде он разил и бичевал своих противников и язвительными обличениями, и площадной бранью столько, сколько могли это сносить человеческие слухи. Понятно, что противники питали к нему самую ожесточенную ненависть. Но сделать ему ничего не могли, ибо он находился под защитой великого князя, который видел свой расчет в том, чтобы предоставлять свободу его перу и языку. Во главе противников был пр. Иосиф Волоколамский (ум. 9 сентября 1515 г.) и Вассиан нещадно поносил его личным образом, т. к. ненавидел его не только как противника, но и как человека, который одержал верх над ним перед вел. князем по делу о каявшихся еретиках. Иосиф был бы в состоянии отвечать и на полемику, и на брань Вассиана; мог бы, и имел желание также и писать в защиту вотчиновладения, но был связан: воля вел. князя налагала на его уста печать молчания. Если вел. князь предоставил Вассиану свободу писать и говорить против вотчиновладения монастырей по своим государственным расчетам, то относительно митр. Варлаама можно думать, что он был сторонник убеждений Вассиановых, и к числу его главных друзей и советников принадлежал Вассиан. |
|
|
