| Защитники вотчиновладения монастырей не питали чувств любви к преп. Нилу Сорскому , но он, потерпев неудачу на соборе 1503 г., не вел уже полемики и оставил вотчиновладельцев в покое. Совершенно обратное принял Вассиан Косой, который задался, путем полемики письменной, вооружить против вотчиновладения монастырей общественное мнение. Естественно, что защитники вотчиновладения, с преп. Иосифом во главе, должны были почувствовать к Вассиану самую непримиримую ненависть. От пр. Иосифа наследовал недоброжелательное чувство и Даниил, которому это чувство досталось как бы по наследству. Преп. Максим Грек , оказавшись единомышленником Вассиана, выступил как его сотрудник: подобно последнему, он предпринял против вотчиновладения полемику письменную и горячую устную пропаганду. Вассиан и Максим сделались еще и личными непримиримыми врагами Даниила, т. к. Вассиан употреблял все старания, чтобы воспрепятствовать избраню иосифлянина, каким был Даниил. Не воспрепятствовав назначению, Вассиан возмещал себя беспощадной критикой, а в поведении митр. Даниила было достаточно материала для критики, начать хотя с дела Шемятича, за которое митрополит был осужден в обществе. Во время искания игуменства и потом архиерейства, Даниил, может быть, вел себя постником и воздержником, но, достигнув всего, он хотел жить хорошо и весело. И, если Вассиан обо всех современных ему архиереях говорил, что им надобно не что-нибудь, а «пиры и села и скакати, и смеятися с воры», то не могло быть пощады от него имевшему наклонность жить в свое удовольствие митрополиту. Преп. Максим, быв противником Даниила по вопросу о вотчиновладении монастырей, не питал к нему лично ненависти, но у него слишком была велика наклонность к критике людей, а посему, находясь в обществе Вассиана, он мог сделаться усердным критиком митрополита и критиком несравненно более тонким и ядовитым. Не вдруг добрался Даниил до Вассиана, но гораздо быстрее получил власть над Максимом, и обрушился на него со всею силою. Он был поставлен в митрополиты 27 февраля 1522 года, а Максима имел в своих руках, как уничтоженного врага, в начале 1525 года. |
| Общий положительный взгляд Вассиана на монашество тождествен со взглядом на него Нила Сорского . Вассиан написал по вопросу о монастырских имуществах против Иосифа Волоцкого два обширных слова и предисловие к ним. В «предисловии Нила и Вассиана на Иосифа, Волоцкого игумена», предпосланном Вассианом своим полемическим трудам 199 он высказывает отрицательный взгляд на внешнее благоповедение, формализм общежительного монастырского устава 200 , преимущественно намекая здесь на внешний формализм устава Иосифа Волоцкого . Вместо ревностного выполнения правил внешней монашеской дисциплины, Вассиан истинное призвание и назначение инока видит в том, чтобы вместе с молитвою, постом, воздержанием и бдением всегда заниматься изучением книг пророков, апостолов и евангелия, одним словом свящ. писания – для того, чтобы все это потом прилагать к своей нравственной деятельности и духовному усовершенствованию. Первое слово Вассиана против Иосифа: «Слово ответно противу кленущих истину евангельскую, 201 замечательно в том отношении, что оно вполне отображает собою дух и характер полемики Вассиана и всех его воззрений. Вассиан скептически здесь относится ко многим доводам, которыми пользовался Иосиф для защиты своих излюбленных идей, называя их заповедями человеческими и рассматривая их как плод неполезного учительства. Отсюда и самое благочестие, основанное на них, заключается в слове токмо и внешнем образе. Для определения настоящего истинного монашества Вассиан обращается к евангельскому учению, и истинному монашеству усвояет значение «жития и жительства евангельского», и все нравственные обязанности инока состоят, по нему, в том, чтобы быть инокам жительствующими «по заповеди самого Господа Спасителя». Держась своего евангельского взгляда на монашество, Вассиан переходит к оценке с точки зрения установленного взгляда современного ему монашества и находит, что оно живет «противу заповедей Господских ополчающееся». Здесь он иногда не без искусства делает сравнение между заповедями Спасителя, излагающими учение о христианском самоотречении и самопожертвовании, и действительным положением современного ему монашества, и находит полную противоположность между истинным, евангельским призванием иноков и их настоящею жизнью обставленною, благодаря владениям селами и поместьями, всевозможными удобствами высоковладетельного лица. |
| Будучи сам, более книжником, чем человеком просвещенным ученым и сознавая слабость своих научных сил, что яснее всего обнаружилось при составлении им своей кормчей, и теперь встретив в Максиме человека не только высокопросвещенного, но и солидарного с ним в основных своих воззрениях, он всею своею душою предался Максиму. Вассиан видел в Максиме своего просветителя 352 , в солидарность с ним во взглядах открывала Вассиану удобное средство воспользоваться богатыми знаниями святогорца для своих полемических целей. Действительно Максим оказал и постоянно оказывал научные услуги настойчивому Вассиану. При содействии его Вассиан составил особый канонический трактат под названием: «собрание некоего старца на воспоминание своего обещания от святаго писания о отвержении мира» 353 . Здесь уже, воспользовавшись научными соображениями Максима, он решительнее выступает против землевладельческих прав монастырей. Он прямо отвергает авторитет русских, т. е. переводных, правил и видит в них позднейшие приписки и изменения русских книжников. Встречавшееся в современных, ему Кормчих, так смущавшее его выражение, которое он называл, блазненным, т. е. соблазнительным, – выражение «монастырские села» в своем последнем каноническом трактате Вассиан заменил словами нового перевода некоторых правил, сделанного для него Максимом Греком 354 . В новом переводе «монастырския села» заменены словами «приградие сельное», которое Вассиан, согласно первоначальному значению греческого слова (προστειον) понимает и толкует как «пашни и винограды, а не села с житейскими хрестьяны». Таким образом, благодаря участию Максима Вассиан теперь уяснил себе различие землевладельческого быта монастырей России и Греции и с новою силою стал доказывать свою излюбленную идею о несоответствии монашеских обетов с вотчинным правом монастырей 355 . В своем собрании он отрицает основательность исторических ссылок на древних восточных греческих и русских монастыреначальников, которые все «сел у монастырей не имели, а кто давал им села они не имали, но жили безыменно по евангелию и по своему обещанию и своих учеников учили по евангелию жити и по иноческому обещанию». |
| Диалог метко характеризует противоположность воззрений полемизирующих и источники, из которых она исходила, Иосиф писал между прочим: «яко подобает православным христианам учительство приводити от ветхих писаний и божественным писанием нового завета». Вассиан на это отвечал: «аще от ветхого закона к новому закону что приведено от святых Христовых уст от Евангелия и от апостольских посланий и от святых правил седьми соборов и от поместных, сие приемлем. Аще ли же кто нововведет, или что приложит, или уложит кроме Евангелия и Апостола и правил и в святых правилах, сего иноязычника и мытаря именуем, и проклятию предаем». Увлекаясь более строгостью ветхого завета и черпая оттуда для себя доводы, Иосиф с точки зрения своих взглядов подозрительно смотрел на учение Вассиана о милосердии Божием, как основании для обращения с еретиками, и видел в нем покровителя самих еретиков. В недошедшем до нас сочинении Иосифа находился между прочим трактат «о том, еже Вассиан глаголет и пишет о милосердии Божии, яко всех хощет спасти, сие убо пишет еретиком хотя устроити жизнь не мятежну, яко да не боящеся еретицы прельщают и в жидовство отводят». Вассиан на такое обвинение с достоинством возражал: «вем, истинно милосердие Божие, яко всех Бог хощет спасти и в разум истинный грешных привести покаянием, яко же мытаря, и блудницу и отступников и всех согрешающих». Самое разногласие во взгляде на еретиков между Вассианом и Иосифом заключалось в том, что Иосиф требовал для них заточений и лютых казней и смерти, между тем как Вассиан, соглашаясь с ним в том, что не кающихся еретиков действительно священному собору должно проклинать, а царям и князьям подобает их заточить и казнить (но не «в гневу») т. е. наказывать исправительными мерами. Но что касается до кающихся еретиков, то тех священное писание повелевает принимать на покаяние. Здесь Вассиан повторяет то, что им прежде писано было в его «любопрепирательном послании» Иосифу. Кроме доселе рассмотренных полемических сочинений Вассиана по еретическому вопросу от него сохранилось еще особое сочинение «собрание на Иосифа Волоцкого », где он также трактует об отношении к еретикам. |
| Свои доказательства безусловной нестяжательности иноков Вассиан основывает преимущественно на истинах, почерпнутых из евангелия и апостола, и вообще стоит на строго евангельской точке зрения. Свое собрание Вассиан заключает словами, что «все святые отцы о отвержении мира писаша инокам жити по евангелию и апостолу и по Василию Великому сел не держати, ни владети ими, но жити в тишине, безмолвии, питаясь своима рукама», а нарушителям таких правил угрожает муками вечными и др. запрещениями, которые содержатся в апостоле и в святых отец писании. В самом названии своего канонического трактата, написанного им, по его словам, на «воспоминание своего обещания» (монашеского) и служащего приложением к его Кормчей, Вассиан дает понять, что последняя составлена была им только для своего келейного употребления, как то он и заявлял в последствии. Но это не совсем верно. Составляя свою Кормчую он несомненно имел в виду дать ей более широкое и практическое назначение, когда вручил список с нее великому князю 356 . Последнее обстоятельство ясно обнаруживает задние намерения Вассиана, в руках которого его Кормчая могла служить новым средством для убеждения в. князя действовать в духе идей пустынников белозерских. Под влиянием Максима Грека Вассиан окончательно убедился в порче, русских книг и стал относиться к ним с величайшим подозрением. Он еще раньше высказал свои подозрения относительно исправности церковных книг. 357 Теперь, когда Максим Грек открыл ему глаза, он свою известную мысль стал выражать в самой резкой форме. Человек, вынесший на своем веку не мало ломки, и оттого воспитавший в себе раздражительный характер, Вассиан и в других случаях, как и здесь, не умел держаться златой средины. Неудовлетворительное состояние современных переводов и списков Кормчей книги теперь сделалось для него самого неопровержимою истиною, которую он и выразил с свойственою его характеру односторонностью и крайностью, назвав здешние (т. е. русские) правила кривилами, а не правилами. 358 Ко времени появления Максима Грека в Москве умы общественных деятелей заняты были монастырским вопросом. |
| – «Божественныя писания и священные правила иноков отступники не именуют, так говорил Даниил на соборе против Вассиана, не яко же ты ныне всех монастырей иноков нарицаеши отступников... ино то еси еретическое мудрование мудрствовал». Митрополит с точки зрения формального канониста рассуждал, что тот, кто согрешит из православных, не называется отступником. В подтверждение своего взгляда Даниил сослался на одно правило Карфагенского собора 473 , на изречения св. Дорофея, Мефодия, – Константинопольского патриарха, учительного Евангелия и др. Из представленной им аргументации видно, что он понимал отступничество в его строго-юридическом, каноническом смысле, как отступничество от веры во Христа, а не как отступничество от тех или других правил и требований христианской морали, как-то напротив понимал Вассиан. Несмотря на такое разграничение понятий отступника м. Даниил все-таки отнесся по мнению Вассиана, как к ереси, и таким образом повторил туже неточность, в какую впадал и Вассиан. Выставляя Вассиана еретиком за его название отступниками монахов – вотчинников, Даниил тем самым платил одной и той же монетой Вассиану, который самое право монастырей на владение землями и крестьянами называл новой ересью 474 . В обвинении м. Даниилом Вассиана, за название отступниками монахов-вотчиников проглядывает намерение обвинителя преувеличить вину подсудимого. – «В лета же сия явись ты, Вассиан старец, говорил Даниил на соборе, вся верующия во Христа православныя похулил еси, и всех еретики и отступники нарек еси, и в правилех своих отступники и законопреступники написал еси». Собственно говоря, Вассиан название отступников относил только к монахам-вотчинникам, а далеко не ко всем христианам. Высказанная Даниилом и приписываемая им Вассиану мысль может быть признана только за логический вывод, сделанный самим митрополитом из мнения Вассиана. Так как последний высказывался об отступничестве монахов на основании только их нравственных недостатков, а так как ни один человек христианин, как справедливо доказывал митрополит, не может жить не имея никаких нравственных недостатков, то отсюда Даниил логически вывел и распространил название отступников, дававшееся Вассианом только одним любостяжательным монахам, на всех православных, чего на самом деле вовсе не делал сам Вассиан. |
| И долго задумывался и «изыскивал» эти строки Вассиан, живя в своей пустыне, и с этими сомнениями явился опять в Москву. Живя в Симоновом монастыре, он сблизился с одним иосифовским постриженником по имени Досифеем, которого он долгое время считал за старца «доброго и великого», непохожего на других иосифлян. Вассиан, считая Досифея за своего верного друга, открыл пред ним всю свою душу и мучившие его сомнения. Но откровенность много повредила в последствии Вассиану. По прибытии в Москву Максима Грека , сомнения Вассиана получили правильное разрешение, и взгляды его под влиянием ученого святогорца изменились, и он теперь совершенно отказался от своего ошибочного и еретического взгляда. Однако Вассиану не прошли даром его прежние сомнения. На соборе 1531 года ему напомнили и об них. Тут, сверх всякого ожидания, свидетелем и обвинителем просив Вассиана выступил его старый друг и доверенное лицо, иосифлянин Досифей, который здесь оказался верным последователем правила о богонаученном коварстве, коим одобрялись и грешные средства для благочестивого открытия еретиков. Вассиан, конечно не разделявший теперь еретического мнения о Иисусе Христе, как твари, совершенно отказался от него. Когда же против него стал говорить на соборе Досифей, человек, которому он доверялся во всем, и в котором он так жестоко обманулся, Вассиан сильно возмутился таким предательством Досифея и на все его показания с видимой горечью заметил ему только, что «Бог меня с тобою разсудит». 482 Покончив давно под просветительным влиянием Максима Грека с своим сомнением, навеянным встреченным в учительном Евангелии выражением о лице И. Христа, как твари, Вассиан, как часто бывает в подобных случаях, ударился в противоположную крайность. Теперь он не только не хотел признавать тварию личность Богочеловека, но даже стал видеть в ней почти исключительно одно божественное существо, самое тело Его считая божественным и нетленным по своей сущности. Это учение Вассиана, действительно, есть в полном смысле ересь. Он учил, что воспринятое И. |
| Одновременно с устной проповедью этой мысли Вассиан повел пропаганду и письменную. Ученик и продолжатель Нила был человек очень умный, наделен был весьма важным для публициста и пропагандиста талантом остроумия и едкости. Вассиан написал три небольших трактата против вотчиновладения монастырей. Общие мысли, которые он излагает в своих трактатах таковы: 1) иноческая жизнь есть та совершенная евангельская жизнь, о которой Спаситель сказал: «Аще хощеши совершен быти, иди, продаждь имение твое и даждь нищим» ... ( Мф.19:21 ), она есть всецелое отречение от мира, следовательно, притяжение монахами недвижимых имений есть нарушение ими евангельской заповеди о совершенной нестяжательности, соблюдать которую они дали добровольный обет; 2) обладание недвижимыми имениями заражает монахов страстью сребролюбия, а сребролюбие по апостолу ( 1Тим.6:10 ) корень всем злым. Вассиан изображает монахов стяжателей: дав обет нестяжательности, они беспрестанно объезжают города, чтобы со всевозможным ласкательством и раболепством выпрашивать у богатых людей сел и деревень; в лице своих крестьян они обидят, грабят и бичом истязают без милости христиан – своих братий; лихоимствуя по язычески, они отдают в рост за огромные проценты свои деньги и потом без всякого милосердия производят взыски с должников; 3) древние св. отцы, как греческие, так и русские сел у монастырей не держали, но жили по евангелию, без имений. В своих трактатах Вассиан дает ответ защитникам вотчиновладения на то их оправдание, что вотчины приложили монастырям бл. князья о спасении своих душ и, что, если бы власти послушали его, Вассиана, слова, то запустели бы церкви и монастыри. Первое он парирует так: вотчины были даны, дабы монахи, быв обеспечены во всем потребном, могли предаваться молитве и безмолвию, а избытки доходов употребляли на благотворение нуждающимся, но монахи, совсем забыв благочестивое намерение дарителей, употребляют доходы с вотчин на лучшее питание самих себя и не только не благотворят нуждающимся, но всячески угнетают крестьян, живущих в их вотчинах. |
| В последнее время перед закрытием Лавры Вассиан жил с Варфоломеем даже в смежных комнатах, но не упускал случая посмеяться над суетностью своего друга. Варфоломея должны были рукоположить в епископа сергиевского, что и произошло. Но в последние месяцы перед хиротонией Варфоломей очень волновался, хотя и старался этого не показывать. Причину волнения будущего епископа мне открыл Вассиан, сказав: – Варфоломей знает, что его дело в принципе уже решено. Епископом он будет, но боится, чтобы я его не обогнал – как бы ему не пришлось у меня благословиться! Видите, какие пустяки могут отравлять жизнь совсем не глупого человека... После хиротонии Варфоломей перебрался на жительство в Москву. Раза два я навещал его там, а когда он приезжал в Сергиев и служил в академическом храме, то был у него книгодержцем, как, впрочем, потом и у Вассиана, ставшего епископом Егорьевским. К этому промежутку времени относится курьезная история, которую мне со смехом поведал Вассиан. – На днях к матушке Клеопатре приезжала знакомая монахиня из Москвы. Конечно, расспрашивая о московских новостях, ее не преминули спросить, как чувствует себя новопоставленный епископ Варфоломей и что о нем в Москве говорят. Старица ответствовала, что «здоровье у владыки Варфоломея пока, слава Богу, хорошее, но вот говорят-то о нем нехорошо!» – «Как нехорошо?» – «Да как же, матушка! По всей Москве говорят втихомолку, что скоро Варфоломеевская ночь будет! Уж чего хуже для монаха, когда о его ночных делах поминают!» Вряд ли отец Варфоломей подозревал, сколько толков в умах московских простецов вызвало его имя в связи с ожидавшимися политическими событиями... Умер Варфоломей в 1936 году. Я говорил уже, что Вассиан любил читать, читал много, но был совершенно равнодушен к поэзии. Прозаиков русских и иностранных он знал хорошо, однако среди поэтов даже Тютчев и Владимир Соловьев его не трогали. О Вячеславе Иванове он не имел никакого представления, наоборот, «Огненного ангела» В. Брюсова держал в своей библиотеке и говорил, что там хорошо показан конец средневековья, а кроме того, указана обильная библиография... |
| Яде же мних Князь Вассиан приносимое ему брашно от трапезы Великого Князя, хлебы чисты, пшеничны, крупитчаты и прочая брашна заслажаемая и многопестротно застрояемая, вся яже обычно на трапезу Великого Князя приносятся, яже от рыб и масла и млека и яиц. И благоговейный мних Вассиан Князь разнствова в брашне от Симонова монастыря ради стяжания двою тысячу вытей; так бо слышах древле, яко Симоново 2000 вытей имать; не разнствоваше же Вассиан в брашне от Христолюбива и Боголюбивого Великого Князя, имеющего тмы тмам вытей. Ещё же и сие, яко в толицем множесте брашеннем Вассиан ядяше, яже хотяше и егда хотяше; а егда воздержашесь и егда посту надставшу, брашном же надежда ему неотчаянна, еже нехуде воздержнику возмогаше алчбу. Пияшеж нестяжатель сей романию, бостр, мушкатель, ренское белое вино. Мнимого же стяжательного монастыря мниси ядят убо, егда дадут им, а не егда хотят, и не еже хотят, ядят, но еже представят им; и посту наставшу и о едином брашне неизвестно качество и количество брашна, еже убога и кроме алкания безсиловати может». Наконец Зиновий в опровержение упрёков Вассиановых присовокупляет: «Слезити ми найде от жалости сердца. Прииде бо ми в память и ныне, яко иногда видех мнихов некоих монастырей оных, иже осуждаеми ради деревень, имеющих руце оклячевши ради страдания многа, и кожу на них аки воловую и расседающуся и лица их опусневша и власа их растрощена, без милости же от истязующих дани повлачими и нещадно биеми, жестоце аки от иноплеменных истязуеми; нозе же и руце посиневших и опухших; ови убо храмлюще, ови же и валяющеся; имением же своим толико могущих, яко и просителем нищим паче изобиловати их. Овем бо сребрениц пять или шесть имеющим, овем же три или две, множайшим же в них редце обретати у себе и едину медницу. Брашно же в них обретаемо хлеб овсян невеян, или классы ржаные толчены, и таковые хлебы сухи без соли; питие же воду, и варение имеющих капустное листвие; преимеющии же в них, аще зелие имеют свеклу и репу; овощи же им егда обретаются рябина и калина; о одежди же что и глаголати, искропаны, и проч. |
|
|
