| Прошло несколько месяцев после поражения и гибели Максимина Дазы, и империя вступила в новый раунд гражданской войны. Прологом к ней послужило предложение Константина о новой ревизии внутренних границ, а именно о выделении третьей области, которую должны были составить Италия и балканские провинции. Лициний вынужден был согласиться с этим проектом. Соправителем августов стал Вассиан, военачальник, женатый на сестре Константина Анастасии и удостоенный звания цезаря. Это назначение оказалось неудачным. Неизвестно, по какой именно причине Вассиан оказался вовлечен в заговор против своего тестя. Возможно, он был недоволен тем, что его не удостоили титула августа, который бы поставил его в равное положение с двумя другими правителями, или тем, что Константин не спешил с передачей провинций в его подчинение. Причиной его недовольства могли быть и внутрисемейные отношения. В тайные сношения с ним вступил Лициний. Связующим звеном интриги стал родной брат Вассиана Сенеций, оказавшийся клевретом Лициния. Именно он предложил Вассиану организовать заговор и свергнуть Константина, пообещав ему поддержку Лициния. Заговор был открыт и Вассиан вместе со своими вовлеченными в интригу и схваченными сторонниками незамедлительно казнен, но один из главных обвиняемых, Сенеций, успел бежать к Лицинию. Константин потребовал его выдачи – Лициний отверг это требование. Война между августами стала неизбежной, тем более что оба они в ходе ее надеялись окончательно решить вопрос о верховной власти. Прямым запалом к войне послужил приказ Лициния низвергнуть статуи Константина, находившиеся в Эмоне (современной Любляне), расположенной у самых границ Италии. Летом 314 г. Константин двинулся из Галлии во главе армии численностью в 25 тысяч человек, как и в прошлых его войнах, это были в основном бритты, галлы и германцы. Навстречу ему Лициний вел 35-тысячное войско, состоявшее почти исключительно из иллирийцев. Противники встретились вблизи Сирмия (Сремской Митровицы). Сражение состоялось ранним утром 8 октября у деревни Кибалы, расположенной в долине Савы. Иллирийцы сражались стойко, но несли тяжелые потери. Германская и галльская кавалерия, действовавшая под прямым командованием Константина, в конце концов смяла их передовые ряды. Лициний приказал отступить. Потери его были обескураживающими – на поле битвы пало больше половины его воинов. |
| Именно поэтому 300 человек долго могли сдерживать огромное войско. У нас на Угре было то же самое, и хотя войск было намного больше, но и " проход " шириной не 20 метров, а 250 километров. Если бы татарская конница прорвалась на каком-либо участке этого " прохода " и создала плацдарм основным силам - это был бы конец Руси. Тем более Москвы. Вы же помните: Дмитрий Донской победил на Куликовом поле, а через два года Тохтамыш сжег Москву. Поэтому главное было - не пустить. Еще до того, как стать единоличным правителем, Иван встречал ордынцев на Оке (недаром Коломенский кремль мощнее Московского). Делал он это и позднее. Поэтому татары боялись переходить Оку, они двинулись на Запад вдоль берега, искать хорошего брода и надеясь на соединение с Казимиром IV. Но дипломатия Ивана сделала свое дело. Союзник Ивана, крымский хан Менгли Гирей, набегом прошел по южным окраинам Великого княжества Литовского и Казимиру стало не до Ахмата. Наконец ордынское войско попыталось форсировать Угру. Четыре дня шли ожесточенные бои при попытках орды переправиться. Войска под командованием старшего сына Ивана - великого князя Ивана Молодого и младшего брата Андрея (Меньшого) Вологодского - отбили все атаки. Ордынцы встали. А время шло. По ходу дела мятежных братьев уговаривали одуматься. Беседовать с ними ездил архиепископ Ростовский Вассиан по прозвищу Рыло - прозвали его так за то, что очень он любил рыть пруды около монастырей и разводить там рыбу. Вассиан вел переговоры с братьями, те постепенно поняли, что их уже предателями считают. Московское войско стоит и отбивает татар, а эти не идут защищать русскую землю, да еще сговариваются с Казимиром и Ахматом, ну и кто они? - Иван ждал конца переговоров? - Не только. Ивана иногда называют нерешительным, но в тот момент он был обложен, как волк, флажками со всех сторон. Но он хладнокровен и расчетлив. Он гениальный психолог. Он просчитывает шаги, он тянет время. Затевает переговоры с Ахматом, но затем не отвечает на его требования приехать к нему в стан. |
| весьма важных церковно-политических вопросов, появляются такие редакции Кормчих, в которых нельзя не видеть тенденции дать основания для решения этих вопросов в том или другом направлении. Одни из таких Кормчих отличаются, так сказать, прогрессивным характером, другие – строго-консервативным. Из Кормчих, редактированных в первом направлении, нам известна одна, составленная в 1517 г. иноком-князем Вассианом Патрикеевым, по прозванию Косым. Цель составления этой Кормчей была – доказать, что монастыри не имеют права владеть населенными вотчинами. Это был один из самых жгучих вопросов того времени, по которому в среде самого монашества происходила жаркая литературная полемика. Вассиан принадлежал к партии противников монашеского землевладения. Пользуясь покровительством и родственным расположением самого великого князя Василия Ивановича, он пришел к смелой мысли опровергнуть канонические основания вотчинного быта русских монастырей. С этою мыслью он обращается к тогдашнему м-ту Варлааму, как видно, сочувствовавшему идеям и инока-князя, и просит у него благословения написать новую Кормчую, в которой бы не было замеченного им в старых Кормчих противоречия с священным писанием, т.е. не было бы оснований для монастырского землевладения. Благословение дано, но с условием ничего не выкидывать из старой Кормчей, ибо говорил митрополит – кто имеет целомудренный разум, тот не соблазнится смыслом правил, говорящих о монастырских селах. Вассиан избрал оригиналом для своего списка такую Кормчую, в которой правила изложены были в системе Фотиева номоканона и, значит, все правила, в которых говорилось о монастырях и монастырских имуществах, находились в одном титуле. Так как в них прямо упоминались монастырские села, то противоречие их с божественными писаниями, запрещавшими монахам владеть населенными вотчинами, должно было казаться Вассиану непримиримым. Он уже кончил списывание своей Кормчей, когда к нам прибыл в 1518 г. знаменитый Максим Грек , вызванный с Афона вел. кн. Василием Ивановичем для разбора его библиотеки, в которой было не мало |
| Различие взглядов на многие другие вопросы современной общественной и государственной жизни, из которых одни если затрагивалась в полемике, то весьма слабо, а другие и вовсе не были затрагиваемы, но которые тем не менее людьми различных воззрений проводились в жизни независимо один от другого, вносят окончательное и полное разъединение между сторонниками того и другого направления. VI) Несмотря на юридическое разрешение вопросов в смысле благоприятствовавшем одному направлению, литературное обсуждение как еретического вопроса, так и вопроса о монастырских имущества продолжает развиваться и рассматриваться с противоположных точек зрения в течение всей первой четверти XVI в. и несколько далее. VII) Жизненность затронутых полемикою вопросов и интересов, которых она касалась, ее продолжительность, и наконец более всего личные особенности характера людей, стоявших во главе того и другого направления и заправлявших борьбою, – все это взятое вместе усиливает напряжение и возбуждение полемики и доводит ее до того, что она получает оживленный, но в то же время острый характер, где уже обнаруживается личное раздражение полемизирующих противников. Таково было в общих чертах положение двух направлений русской мысли в период времени, непосредственно предшествовавший смерти одного из замечательнейших и первых борцев – Иосифа Волоцкого . Он умирает во время самого разгара литературной борьбы. Между тем его противник Вассиан Косой продолжает действовать в духе своего направления и пользуется в то же время большим вниманием великого князя. Таким образом победа, по-видимому, более обещала склониться в пользу Вассиана, который теперь не имел себе более антагонистов. Но преп. Иосиф умирая постарался, на сколько это было для него возможно, о том, чтобы не дать торжества Вассиану и особенно его идеям. Благосклонность, какою пользовался Вассиан у в. князя, не обезоруживала и не приводила в полное отчаяние Иосифа. Его практическая настойчивость и умение узнавать людей открыли ему доступ к сердцу в. |
| Максим прибыл в Россию в то время как Вассиан Косой вёл свой полемику и пропаганду против вотчиновладения монастырей, и тот для своих справок в греческой Кормчей имел нужду завязать знакомство с ним, чтобы вместе с тем познакомить его и с предметом своей полемики, тотчас же, как он явился в Москву. Когда Максим объявил себя в полемике решительным сторонником Вассиана, тот, нет сомнения, настоятельно убеждал его подать свой компетентный голос относительно спорного предмета. Необходимо, однако, думать, что Максим не преминул бы подать свой голос и без всяких убеждений со стороны Вассиана. Вопрос о том, должно или не должно владеть монастырям вотчинами, представлял собой слишком важный вопрос из числа тех вопросов, которые входили в круг компетенции Максимовой. Но Максим был человек, который вменял себе в обязанность отзываться на всё, входившее в круг его компетенции, хотя бы то и не важное. Он считал себя призванным с необиновением глаголать слово истины во всех тех случаях, где слово его могло иметь место: «никтоже не зазрит мне, – говорит он в одном своём списании, адресованном именно к нашим русским монахам, хотя и не по поводу вотчиновладения, – аще, повинуяся божественным поучением (повелевающим пред цари глаголати и не стыдитися) дерзостнее пишу и по ревности Божией восстаю на обличение неких братий моих безчинствующих и сопротив нашим обетом, яже к Богу, жительствующих и мыслящих» 1438 . Совершенно вероятно, что Максим сознавал всё неблагоразумие принимать участие в полемике крайне жгучего свойства: но не напрасно он говорил о Савонароле, что «в нихже бо аще возгорится огнь ревности, яже по Бозе, не точно имений и стяжаний, но и самое житие преврати творят»: он принадлежал к числу людей, вовсе неспособных повиноваться голосу благоразумия. Вассиан, вслед за Нилом, восставая против вотчиновладения монастырей, доказывал, что монахи должны питаться трудами рук своих, а в случае нужды обращаться к милостыне. Максим, не освобождая монахов от обязанности трудиться самим, допускает, чтобы главным средством их содержания была милостыня, как это было в тогдашней Греции, но под условием иного с их стороны поведения в отношения к мирянам, нежели как это было в последней. |
| Попытку он и сделал было 1346 . Но случилось так, что он приведён был к убеждению в повреждённости и древних наших, т. е. существовавших у нас в славянском переводе, правил. Он окончил свой, напрасный по отношению к его цели, труд составления своей новой Кормчей в 1517 году. Через год прибыл в Россию знаменитый Максим Грек , с которым наш противник вотчиновладения монастырей тотчас же завязал знакомство, скоро перешедшее в тесное дружество. К многоучёному Греку Вассиан поспешил обратиться со справкой о канонических правилах, дозволяющих владеть монастырям недвижимыми имениями, именно – о 24 правиле четвёртого вселенского собора и о 12 и 18 правилах седьмого вселенского собора. Из справки оказалось, что существовавший у нас славянский перевод правил был неверен: в 12 правиле седьмого вселенского собора принадлежащие епископам и монастырям недвижимые имения обозначаются по-гречески словом γρς, что значит поле, тогда как у нас оно переведено было словом: село, что в Вассианово время было понимаемо в смысле селения, населённого места, деревни (тут была не неправильность перевода, а двусмысленность, произведённая временем: когда переводимы были правила, слово «село» значило поле, а потом оно начало быть употребляемо в смысле селения); в 18 правиле того же собора помянутые имения обозначены по-гречески словом προστεια, что Максим перевёл словами: «приградие сельное», каковые слова по толкованию Вассиана означали пашни и винограды, а не сёла с житейскими христианами, тогда как у нас в переводе опять стояло слово: сёла, понимавшееся в сейчас указанном смысле 1347 . Открытие Вассиана, что в греческом подлиннике занимавших его правил говорится не о сёлах, населённых крестьянами, было собственно мнимое, ибо Вальсамон в своём толковании на 12 правило седьмого вселенского собора, которое переведено было для него Максимом вместе с правилом, ясно говорит, что под проастиями должно разуметь не только пашни и виноградники, которые бы обрабатывали монахи собственными руками, но и сельские усадьбы с поселёнными на них крестьянами (холопами 1348 ): но Вассиан поспешил провозгласить, что в греческой Кормчей, находящейся в московской соборной церкви и привезённой митрополитом Фотием, с которой Максим переводил для него правила, сёл у монастырей не велено держать и что в нашей русской Кормчей вероятно кто-нибудь приписал к правилам, что монастырям держать сёла 1349 . |
| 1343 Воспроизводя в своей Кормчей правила канонические из Софийской Кормчей, Вассиан говорит, что писал первую с Кормчей Симонова монастыря в ещё с другой Кормчей, принесённой с Афона (приписка на конце Кормчей, см. у преосвященного Макария, VIII, 150 примечание). Это нужно понимать так, что из двух называемых им Кормчих он взял план изложения правил, которые приводятся у него не в хронологическом порядке соборов, как в Софийской Кормчей, а в систематическом порядке их содержания по титлам и главам титл Фотиевым. 1345 Кормчая, составленная Вассианом, возбуждает весьма недоуменный вопрос. Ему нужно было дознаться, читаются или не читаются в древних наших Кормчих известные правила канонические, и вместо того, чтобы сделать простую справку в Кормчих, он предпринимает составление своей Кормчей: для чего это? На вопрос пока мы не в состоянии ничего отвечать, кроме того, что иные люди имеют обычай делать не так, как бы сделали все другие, и что вместо того, чтобы пройти версту прямо, делают десять вёрст обходу. (Думать, чтобы, помимо преследования своей специальной цели, Вассиан считал желательной замену хронологического изложения правил соборных систематическим вообще для удобства пользования Кормчей вовсе не представляется вероятным, ибо нет никаких оснований усвоять ему общих забот об удобстве пользования Кормчей, а если взять им новый план расположения правил, то, нужно предполагать, потому, что он каким-то образом находил последний предпочтительным для его специальной цели).– Оглавление Вассиановой Кормчей, которой известно в настоящее время пять списков, не совершенно между собой согласных: по списку Румянцевского Музея – у Востокова, в Описании Музея, стр. 313; по списку Публичной Библиотеки – у преосвященного Макария в Истории, т. VIII, стр. 150, примечание 185; по списку суздальского Спасо-Евфимиева монастыря – в Описании рукописей монастыря, составленном г. Шляпкиным и напечатанном в IV выпуске Памятников древней письменности (СПб, 1880), стр. 53 fin.. (Остальные два списка находятся: в московском Главном Архиве Министерства Иностранных Дел и в московском Публичном Музее, в собрании Пискарёва). |
| Несколькими годами позже Тамбовскую кафедру занимал известный епископ Феофан (Говоров), который тоже после нескольких лет управления епархией ушел в затвор, чтобы всю свою духовную энергию воплотить в книгу. Он жил в Вышенской пустыни, на границе Рязанской и Тамбовской областей, в отдельном домике, причем даже на улицу не выходил, — прогулки совершал на террасе, загороженной от посторонних глаз деревянной решеткой, и все свое время отдавал литературным трудам: переводил с греческого и латыни, множество произведений написал и сам. Я в свое время был знаком с известным танцовщиком Большого театра — Юрием Ждановым, партнером Лепешинской. Он говорил, что они, танцовщики, уезжая на спектакль, уже заготавливают наломанный зеленый чай, а когда возвращаются — заваривают и выпивают его не меньше литра — с молоком. Только после этого они в состоянии пойти в ванную, привести себя в порядок, а потом поесть. Он же говорил, что для того, чтобы держать себя в форме, нужно всю жизнь есть капусту. Шутили, например, что в Москве есть два парадоксальных явления: непьющий извозчик и непьющий дьякон. Извозчик — тот, который стоит на Большом театре, а дьякон — первопечатник Иван Федоров. (Имелся в виду, разумеется, памятник). быть (лат). — Концевая сноска 1 на с. 384. Снежноягодник. — Концевая сноска 2 на с. 384. Епископ Вассиан (Пятницкий) в миру, еще до революции, был адвокатом. Слышал я о нем такой рассказ: когда его постригли в монашество (в строгом лаврском скиту, на первой седмице Великого Поста), к нему приехали его прежние московские друзья–юристы и привезли торт со сливочным кремом. Вассиан, не зная, что ему делать, пошел за советом к старцу, и тот сказал: «Друзей обижать нельзя». Так и пришлось Великим постом есть торт. Действительно, когда мы потом на военной кафедре, готовясь быть офицерами–путейцами, проходили военную подготовку, самые большие успехи у нас были в штыковом бою. «Длинным, с выпадом, коли!» — была фраза, всем нам знакомая. Вообще русский воин — человек труда. Штык для него был продолжением тех вил, которыми он метал стога или той косы, которой косил траву. Наш национальный герой — пахарь Микула Селянинович, который в бою оказывается сильнее «профессионального воина». Если мы говорим о профессиональной армии, то в определенном смысле не соответствуем нашему национальному менталитету. |
| Но сколько вор ни воруй, а доля его худая. Уже одно то худо, что он, предавшись диаволу, бродит по темным ночам и делает, что внушает ему враг – диавол. Никогда нейдет ему в прок и добытое воровством. Но вместе с тем воры нередко терпят строгую кару. Их часто можно видеть в судах, на скамьях подсудимых, и в острогах, под строгим надзором, и в арестантских ротах; их не терпит общество; их часто лишают всех прав состояния и ссылают в ссылку. Не дай, Господи, никому такой худой доли! Воров нередко строго наказывает и Сам Господь. Из многих на это примеров мы укажем на один. Однажды корабельники, плывя морем, пристали к берегу недалеко от келии, в которой жил с учеником своим препод. Лука Елладский. Они вошли в келию и не нашедши в ней никого, ибо святой с учеником своим вышел куда-то, взяли один жерновой камень и унесли с собою. Пришедши в келию и не видя камня, преп. пошел к корабельникам и просил их возвратить камень, так как ему нечем теперь стало молоть для себя хлеб. Но они божились, говоря, что не брали камня. «Если не взяли, плывите с миром, сказал им святой, а взявшему да воздаст Бог , как Ему угодно». Сказавши сие, святой ушел, и вдруг тот, кто взял камень, пал мертвым. Ужаснулись корабельники и, пришедши к святому, просили у него прощения и возвратили камень (Чет.-Мин. 7 февр.). Вот как строго наказывает Господь воров! А в Господнем писании сказано, воры царствия Божия не наследуют ( 1Кор. 6:10 ). Есть еще другого рода воровство, которое совершается посредством хитрости и обмана. А это бывает тогда, когда, напр., торговцы, потеряв совесть, обманывают, обмеривают, обвешивают и обсчитывают своих покупателей, и худой товар отдают вместо хорошего. Но об этом иные, пожалуй, и так скажут: «что делать, случается, что и обманешь кого-либо, без этого не проживешь, пускай Господь прощает, все хочется заработать». Нет, рабы Божии, этот заработок нечестный и Господу противный (Притч. Сол. 11:1). Это, скажем опять, воровство, при котором находится и помогает враг-диавол. Выслушайте об этом следующий пример. Однажды св. епископу Вассиану случилось быть в городе Медиолане. Здесь, на торжище у одного обманщика-продавца он увидел на весах беса в образе малого ефиопа, сидящего и перетягивающего вес. Св. Вассиан, призвав купца, обличил его, и когда сей отказывался и не признавался в грехе, то св. Вассиан, показав ему того беса, сказал: «сейчас он войдет в тебя и станет мучить твое тело, и душу твою исторгнет от тебя“. Тогда покаялся продавец, а святитель велел ему неправедно собранное тотчас раздать нищим (Чет.-Мин. 10 июня). |
| Когда монахи, с грустью замечает кн. Курбский, стали любить стяжания, особенно села с деревнями, «тогда угасоша божественные чудеса». Обличители не любили и новых чудотворцев, прославленных Русскою церковью, именно за то, что они были «мужики сельские» и основали монастыри, быстро богатевшие вотчинами. Весь этот энтузиазм ожесточения и брани любопытен только потому, что характеризует политическое настроение боярства. Он показывает, что класс этот в ΧVΙ веке не оставался равнодушным зрителем того, что происходило вокруг него и в нем самом. Напротив, он следил за явлениями общественной жизни по-видимому с самым возбужденным вниманием и воспринимал впечатления с нервною раздражительностью. Государственный порядок касался его ближе и больнее, чем церковный; да и самый церковный порядок волновал его преимущественно по своей связи с государственным. Литературные органы боярства недовольны ходом дел и в государстве, как в церкви; только их суждения об этом выражались с большею сдержанностью языка. Любопытна в этом отношении некоторая разница между Вассианом и кн. Курбским. Они были представителями одного слоя, но разных поколений боярства. Первый вырос и начал действовать еще при Иване III, а к этому Ивану оппозиционное боярство и после относилось мягче, чем к его преемникам, считало его добрым и до людей ласковым, любившим выслушивать возражения и жаловавшим тех, кто против него говаривал. Правда, князь Василий, в иночестве Вассиан, и люди его духа «высокоумничали» уже при Иване, на что жаловался последний, «износили ему многие поносные и укоризненные словеса», что припоминал после его внук. Однако можно заметить, что политический вопрос еще не был возбужден тогда во всей своей силе, взаимное недовольство обеих сторон не пропиталось еще всею горечью последующего времени. Вассиан неохотно и осторожно касается политических явлений и все свое жесткое красноречие обращает на свою братию по иночеству, на «мужиков сельских, утучнявших себя христианскими кровьми», вселукавых мнихов осифлянских с самим их духовным родоначальником. |
|
|
