| 431 Тимофеев характеризует здесь тот длительный период, когда под Москвой в Тушине стояли войска второго Лжедимитрия, пытавшегося неоднократно взять столицу Русского государства, чтобы низложить Василия Шуйского и завладеть русским престолом. Немало представителей господствующего класса перебегали от Тушинского вора в Москву и из Москвы в Тушино; польско-литовские отряды грабили окрестности Москвы, жители которой голодали. Москва была освобождена от осады весной 1610г. войсками под предводительством Скопина-Шуйского. 433 К Тройскому владычеству... сего сравниша. Под «Тройским владычеством» подразумевается город-государство Троя, некогда расположенное на малоазийском побережье. Легендарная война греков против Трои воспета Гомером в Илиаде и Виргилием в Энеиде. Рассказ о ней в древней Руси был известен из «Хронографа» и «Сказания о взятии Трои». С разорением Трои Тимофеев сравнивает разорение Русского государства. 434 К этому месту знаками отнесены написанные на полях листа слова: сбоку страницы «Зри» и внизу страницы «Днесь и на них то же по сему пророчеству збыстся». 438 Вемы, яко паче египецких сокровищ быша. В древности Египет был одним из крупнейших государств и славился своими богатствами. Тимофеев мог знать о Египте из «Хронографа» и из Библии. 439 О князе Михаиле Васильевиче Шуйском-Скопине. Князь М.В.Скопин-Шуйский родился около 1585г. Выдвинулся во время царствования Лжедимитрия I, который возвел его в сан «великого мечника» (титул заимствован самозванцем из Польши). Его придворная карьера продолжалась и при царе Василии Шуйском, который был его дядей. Василий Шуйский отправил своего племянника воеводой в Новгород с наказом собирать там ратных людей и войти в соглашение со Швецией. Скопину-Шуйскому удалось собрать в Новгороде 3 тысячи ратников и договориться со шведским правительством о помощи. Вместе со шведским вспомогательным отрядом, под начальством Делагарди, талантливый воевода Скопин-Шуйский начал медленно, но успешно наступать на тушинцев и 12 марта 1610г. торжественно въехал в Москву. В апреле 1610г. Скопин-Шуйский внезапно заболел на пиру у князя Воротынского и через две недели скончался. Распространились слухи о его отравлении, причем в преступлении открыто обвиняли жену брата царя Василия, завистливого и бездарного Димитрия Ивановича Шуйского, который после смерти племянника стал во главе русско-шведских войск. (См. С.Ф.Платонов. Сказания и повести о Смутном времени как исторический источник. СПб., 1913, с.201). |
| Сотнями таскались они по Московской земле и сновали преимущественно там, где жители были еще покорны, т.е. в Суздальском, Ростовском уездах и по украинным местам. Напрасно требовали паны, чтобы они воротились. Пришлось посылать для усмирения их роты. Несколько старшин, избранных этими молодцами, были схвачены: их посадили на кол посреди тушинского обоза 215 . От того не легче было земле русской: свои изменники терзали ее пуще иноземцев. Не раз случалось, что, когда у пришельцев возбуждалось чувство человеколюбия, Московского государства воры называли их за то бабами и щеголяли своею бесчувственностью и зверством. «И пременились тогда – говорит современник – жилища человеческие в жилища диких зверей: медведи, волки и лисицы стали обитать на местах сел человеческих, и хищные птицы из дремучих лесов слетались над грудами человеческих трупов, и горы могил воздвигались на Руси» 216 . «Несколько сот тысяч москвитян погибло тогда – говорит современный польский стихоплет 217 , – кроме детей и младенцев. А сколько погибло, сколько осрамлено женщин и девиц! сколько награблено народного достояния! Все это за негодного Шуйского». – «Камень бы заплакал о тогдашних бедствиях земли Московской», говорит очевидец, немец 218 . К пущей беде и разорению, в этот год крымцы набегали на южные пределы государства три раза, сожигали деревни, угоняли много скота, взяли в плен толпы молодежи. Они шли как будто помогать царю Василию, но делали Московскому государству не меньше вреда, как поляки и черкесы, служившие тушинскому царику. X. Москва в осаде. – Мятеж против Шуйского. – Деятельность патриарха Гермогена. – Измены. – Дороговизна. – Состояние тушинского табора Семнадцатого февраля сделалось против царя Василия восстание. Главными коноводами в этом деле были рязанец Григорий Сумбулов, князь Роман Гагарин и Тимофей Грязной; к ним пристали дворяне и дети боярские разных городов, находившиеся в Москве на службе. С толпою сообщников они вошли в Кремль, явились в боярскую думу и сказали: «надобно переменить царя Василия: он сел на престол самовольством, а не всею землею выбран!» Из бояр, сидевших тогда в думе, были братья Шуйского, его шурья и родственники Ростовские. |
| Патриарх Гермоген. Фигура, залитая светом Патриарх Гермоген — фигура, залитая светом, прозрачная, все главные его дела высвечены солнцем, всякое его поучение ясно. Как пастырь духовный, он говорил: следует стоять за веру, не колеблясь. Вокруг ложь и беснование? Будь тверд. Требуется претерпеть мучения? Претерпи, только не отступай от истины. Потребовалось смерть принять? Прими, это большое благо. 28 февраля, 2012 Патриарх Гермоген — фигура, залитая светом, прозрачная, все главные его дела высвечены солнцем, всякое его поучение ясно. Как пастырь духовный, он говорил: следует стоять за веру, не колеблясь. Вокруг ложь и беснование? Будь тверд. Требуется претерпеть мучения? Претерпи, только не отступай от истины. Потребовалось смерть принять? Прими, это большое благо. В этом году исполняется 400 лет, как закончилась первая русская Смута. Огромную роль в этих событиях играл патриарх Гермоген. Но парадокс — фигура эта современному человеку практически неизвестна. Кроме того что он писал воззвания против поляков и его за это уморили в заточении, о нем мало что знают. Мы решили восполнить этот пробел, обратившись к доктору исторических наук Дмитрию Володихину. — Дмитрий Михайлович, что большинству НЕ известно о патриархе Гермогене, что следовало бы знать всякому образованному человеку? — Редко вспоминают о том, сколь прочно судьба патриарха Гермогена была связана с судьбой государя Василия Ивановича. Царь Василий Шуйский скорее вызывает у образованных русских людей нашего времени антипатию, нежели почтение. Между тем патриарх Гермоген был его стойким защитником. Даже когда Василия Шуйского свергли с престола и насильственным образом постригли в монахи, патриарх отверг ложное пострижение и продолжал звать государя мирским именем. Откуда такая преданность? Мало кто помнит, что именно Гермоген возложил на Василия Ивановича монарший венец. И сделал это, формально не являясь первенствующим архиереем в русской церковной иерархии. Он венчал Василия Шуйского на царство, пребывая в сане митрополита Казанского, а это шло вразрез с установившимся обычаем. |
| Гермоген стоял за царя Василия даже тогда, когда, казалось, все уже от него отступились. Воины, уже не первый год оборонявшие Москву, взбунтовались против царя во главе с Захарием Ляпуновым, князем Федором Мерином–Волконским и другими известными воеводами. 17 июля 1610 г. вооруженная толпа «мелких» дворян ворвалась во дворец и закричала царю: «Долго ли за тебя будет литься кровь христианская? Земля опустела, ничего доброго не делается в твое правление, сжалься над гибелью нашей, положи посох царский, а мы уже о себе как–нибудь промыслим!» Шуйский проявил твердость, но толпа ринулась на Красную площадь, а затем за Москву–реку, к Серпуховским воротам, ухватив с собой патриарха. В ответ на вопли о необходимости «ссадить» царя Василия, Гермоген укреплял народ в верности царю и заклинал не сводить его с царства. Немногие стоявшие за царя бояре «тут же уклонились». Приговорили «бить челом царю Василию Ивановичу, чтоб он, государь, оставил царство для того, что кровь многая льется, а в народе говорят, что он, царь, несчастлив, и многие города его на царство не хотят!» Патриарх стойко стоял за Василия, но депутация москвичей уже отправилась к государю и свела его с престола на прежний боярский двор. Тушинцы, обещавшие в случае низложения Василия отказаться от Лжедмитрия и избрать единого государя «всей землей», заявили москвичам насмешливо: «Вы не помните государева крестного целования, потому что государя своего с царства ссадили, а мы за своего помереть рады». Это дало возможность Гермогену вновь потребовать, чтобы Шуйскому вернули престол, но речи патриарха не были услышаны. 19 июля Шуйский был насильно пострижен в монахи. Гермоген не признал законность этого действа, продолжал считать царем Василия, а монахом объявил князя Тюфякина, произносившего за государя обеты. Однако царство Василия было кончено бесповоротно, и патриарху пришлось подумать о новой кандидатуре на русский престол. Наилучшим выходом было бы избрание государя «всею землею» — и Гермоген наконец поддержал эту мысль. Разосланная по Руси окружная грамота объявляла, что в условиях, когда король Сигизмунд осаждает Смоленск, гетман Жолкевский стоит под Москвой, а войска Лжедмитрия II — в Коломенском, все должны насмерть биться против поляков, литовцев и самозванца, «а на Московское государство выбрати нам государя всею землею, собрався со всеми городы, кого нам государя Бог подаст» . |
| Легко можно представить, какое впечатление должны были произвести эти объявления Шуйского, царицы Марфы и бояр на многих жителей самой Москвы и преимущественно на жителей областных! Неизбежно должны были найтись многие, которым могло показаться странным, как вор Гришка Отрепьев мог своим ведовством и чернокнижеством прельстить всех московских правителей? Недавно извещали народ, что новый царь есть истинный Димитрий; теперь уверяют в противном, уверяют, что Димитрий грозил гибелью православной вере, хотел делиться с Польшею русскими землями, объявляют, что он за это погиб, но как погиб? – это остается в тайне; объявляют, что избран новый царь, но как и кем? – неизвестно: никто из областных жителей не был на этом собрании, оно совершено без ведома земли; советные люди не были отправлены в Москву, которые, приехав оттуда, могли бы удовлетворить любопытству своих сограждан, рассказать им дело обстоятельно, разрешить все недоумения. Странность, темнота события извещаемого необходимо порождали недоумения, сомнения, недоверчивость, тем более что новый царь сел на престол тайком от земли, с нарушением формы уже освященной, уже сделавшейся стариною. До сих пор области верили Москве, признавали каждое слово, приходившее к ним из Москвы, непреложным, но теперь Москва явно признается, что чародей прельстил ее омрачением бесовским; необходимо рождался вопрос: не омрачены ли москвитяне и Шуйским? До сих пор Москва была средоточием, к которому тянули все области; связью между Москвою и областями было доверие ко власти, в ней пребывающей; теперь это доверие было нарушено, и связь ослабела, государство замутилось; вера, раз поколебленная, повела необходимо к суеверию: потеряв политическую веру в Москву, начали верить всем и всему, особенно когда стали приезжать в области люди, недовольные переворотом и человеком, его произведшим, когда они стали рассказывать, что дело было иначе, нежели как повещено в грамотах Шуйского. Тут-то в самом деле наступило для всего государства омрачение бесовское, омрачение, произведенное духом лжи, произведенное делом темным и нечистым, тайком от земли совершенным. |
| К счастию, в это же время Тушинский вор был убит в Калуге (11 декабря 1610 г.). У России остался один враг – поляки. По почину и с благословения патриарха, русские города и области стали пересылаться между собою грамотами и собирать ополчение для спасения Москвы от врагов. Св. Патриарх Гермоген. В тяжкое Смутное время, какое переживала Россия, явился ее истинным спасителем, хранителем основных начал ее жизни и руководителем всего народа патриарх. Этим Патриархом был Святитель Гермоген. Еще будучи казанским митрополитом, он показал себя архипастырем ревностным, твердым и великим патриотом. Когда Лжедимитрий I, сделавшись царем, задумал жениться на Марине Мнишек, то Гермоген решительно потребовал, чтобы последняя приняла православие: иначе он грозил признать самый брак самозванца незаконным. За свою твердость в этом деле Гермоген был выслан из Москвы в Казань. Когда Лжедимитрий I был убит и Шуйский сделался царем, Гермоген был избран в патриархи. Патриарх Гермоген, видимо, не сочувствовал Шуйскому, как человеку. Но, ценя выше всего покой и счастие отечества, он твердо стоял за царя Василия Шуйского. Когда возникло в Москве первое возмущение против Шуйского, то патриарх Гермоген один был на стороне его и на этот раз успел отстоять его. Недовольные Шуйским вывели патриарха на Лобное место и, тряся его за ворот, требовали от него публичного согласия на перемену царя. Гермоген не убоялся разъяренной, бушующей толпы и, не щадя собственной жизни, заступился за царя. Когда через год вторично возмутились против Шуйского, силою свергли его с престола и постригли в монашество, то п. Гермоген и теперь восставал против насилия, не хотел признавать пострижение царя в монашество законным, требуя, чтобы те, кто произносил за него монашеские обеты, сами исполнили их. Но особенную силу духа, мужество и непоколебимое стояние за веру и отечество явил п. Гермоген в тяжкое время междуцарствия. Долго и сильно противился он избранию в цари польского королевича Владислава, и согласился с мнением сильной, господствовавшей тогда боярской партии только под тем непременным условием, чтобы королевич Владислав принял православие. Когда же в Москву дошел слух, что царем хочет сделаться король Сигизмунд, который был известен, как великий гонитель православия в Западной Руси, то патриарх Гермоген первый возвысил голос на защиту отечества. Он стал открыто говорить о той великой опасности, какой подверглась бы Русь, если бы ее царем сделался поляк-католик. Гермоген безбоязненно разрешил всех русских от присяги, какую они дали Владиславу. |
| Отцы ваши не только к московскому царству врагов своих не подпускали, но и сами ходили в морские отоки, в дальние расстояния и в незнаемые страны, как орлы острозрящие и быстролетящие, как на крыльях парящие и все под руку покоряли московскому государю царю». В следующем 1610 году, положение Шуйского сделалось еще хуже. Г. продолжал убеждать и со слезами умолять народ хранить верность царю. Наконец, 11 июля 1610 года произошло свержение Шуйского. Захар Ляпунов с товарищами большой толпой пришли во дворец, причем Ляпунов обратился к царю со словами: «долго-ли за тебя будет литься кровь христианская? Земля опустела, ничего доброго не делается в твое правление, сжалься над нашей гибелью, положи посох царский, а мы уже о себе как-нибудь промыслим». Шуйский, поводимому, уже привык к подобным сценам и в ответ закричал: «смел ты мне вымолвить это, когда бояре мне ничего такого не говорят» и вынул было нож, чтобы еще более пристращать мятежников. Ляпунов был человек высокого роста и сильный; услыхав брань и увидав грозное движение Шуйского, он закричал ему: «не тронь меня; вот, как возьму тебя в руки, так и сомну всего!» После этого мятежники отправились на лобное место, куда вскоре собралась громадная толпа народа, так, что когда приехал патриарх и нужно было объяснить дело, народ не помещался на площади. Тогда Ляпунов и товарищи закричали, чтобы все шли на просторное место за Москву-реку, к Серпуховским воротам; сюда должен был отправиться и патриарх. Здесь бояре, дворяне и лучшие купцы стали советоваться. как предотвратить полное разорение московского государства, и приговорили; бить челом государю царю Василию Ивановичу, чтобы он, государь, царство оставил для того, что кровь многая льется, а в народе говорят, что он государь несчастлив, и города украинские, которые отступили к вору, его государя на царство не хотят же. Г. сопротивлялся такому решению, но его не послушали. Во дворец отправился князь Воротынский просить Василия, чтобы оставил государство и взял себе в удел Нижний Новгород. |
| Дорогомилово к тому времени уже немало повидало на своем веку. В 1586 году здесь с почетом встречали Антиохийского патриарха Иоакима, в самый канун учреждения патриаршества в России. Оттого встреча была особенно важной и торжественной. Вероятно, не обошлось без участия Богоявленской церкви – по крайней мере, звонили ее колокола, и духовенство выходило встречать высокого гостя на его пути в Кремль. Уже в 1589 году в России появился собственный патриарх, а дальше грянула Смута. И в 1606 году через Дорогомилово проехала в Кремль Марина Мнишек со свитой, причем для ее встречи были построены первые в Москве деревянные Триумфальные ворота – не при Петре I, как гласит расхожее мнение. А в июне 1635 году в Дорогомилове встречали останки царя Василия Шуйского. Эта встреча была еще одним последствием Смутного времени: несчастный «народный» царь, сверженный с престола, был захвачен полякам и увезен в Польшу; его везли в Варшаву как побежденного правителя вслед за колесницей польского короля Сигизмунда, намекая этим на поражение России. Шуйский так и умер в плену. А когда Россия победила и с Польшей был заключен мир, царь Михаил Федорович просил польского короля отдать останки Шуйского. Конечно, полякам было лестно иметь у себя могилу пленного русского царя, но пришлось согласиться. Гроб с прахом Шуйского встречали в Дорогомилове бояре и дворяне, и вероятно, что духовенство Богоявленского храма тоже принимало участие в этом печальном торжестве. Петровская эпоха изменила судьбу старого Дорогомилова. После перенесения столицы в Петербург Смоленская дорога стала менее оживленной, хотя ямщики продолжали нести свою службу и возить почту. Вольности в Дорогомилове кончились после создания Камер-Коллежского вала в 1742 году. Дорогомилово оказалось за его чертой, и на местных ямщиков возложили городские и полицейские повинности, обязали их к несению воинской службы и к уплате налогов, потихоньку прибирая их пахотные земли. Эра ямщиков стала закатываться при Екатерине II, когда было создано Главное управление почтовых дел, вместо ямов учредили почтовые станции, а почтовых служащих набирали по вольному найму. Ямщики перестали существовать как сословие, но еще оставались чисто транспортным средством, по-прежнему гоняя по русским дорогам, перевозя пассажиров да большие грузы. |
| Пишете, чего знающим людям писать не годится. В Российском государстве над нами государь наш царь и великий князь Василий Иванович, и мы все единодушным изволением имеем его, как и прежних великих государей, и во всяких делах без его повеления и начинания ссылаться и делать не привыкли. Удивляемся тому, что ты называешь себя человеком доброго рода, а не стыдно тебе, что вы, оставя государя своего Сигизмунда короля и свою землю, назвавши неведомо какого вора царем Димитрием, у него в подданстве быть и кровь христианскую невинно проливать хотите. Мы тебе ответ даем: то дело будет доброе, как ты князь Роман Рожинский со всеми литовскими людьми, поймав того вора, пришлете к государю нашему, а сами немедленно из нашего государства в свою землю выйдете; вам ведомо, что государь наш с королем литовским помирился и, закрепив мирное постановление, послов и сендомирского со всеми людьми в Литву отпустил». Между тем Лисовский с козаками действовал особо, взял Зарайск, для отнятия у него этого города пришел из Рязани воевода Захар Ляпунов, но был разбит Лисовским наголову. После этого Лисовский пошел к Коломне, взял ее приступом, разорил, но на дороге к Москве был разбит князьями Куракиным и Лыковым и Коломна опять была занята на имя Шуйского. Так война велась с переменным счастием, но для Шуйского впереди не было ничего утешительного. Самозванец укрепился под Москвою; вопреки договору, заключенному с послами королевскими, ни один поляк не оставил тушинский стан, напротив, приходили один за другим новые отряды: пришел прежде всего Бобровский с гусарской хоругвью, за ним – Андрей Млоцкий с двумя хоругвями, гусарскою и козацкою; потом Александр Зборовский; Выламовский привел 1000 добрых ратников; наконец, около осени пришел Ян Сапега, староста усвятский, которого имя вместе с именем Лисовского получило такую черную знаменитость в нашей истории. Сапега пришел вопреки королевским листам, разосланным во все пограничные города и к нему особенно. Мстиславский воевода Андрей Сапега прямо признался смоленскому воеводе Шеину, что польскому правительству нет никакой возможности удерживать своих подданных от перехода за границу: «Я тебе настоящую и правдивую речь пишу, что все это делается против воли и заказу его королевской милости; во всем свете, за грехи людские, такое своевольство стало, что и усмирить трудно; не таю от вас и того, что многие люди, подданные его королевской милости, и против самого государя встали и упорно сопротивляться осмелились; но Бог милостив, государю нашему на них помог, и они, убегая от королевского войска, идут своею волею в чужие государства, против заказа его королевской милости». |
| Воротынский. Ну. а кабы здесь, можно бы за дельце взяться, можно бы, а? Шуйский. Что гадать впустую… Воротынский. Не впустую. Сказывал намедни крестовый дьяк Ефимьев: двух чернецов забрали в шинке; один говорил: он-де спасенный царевич Димитрий, и скоро объявится, будет царем на Москве. Шуйский. Мало ли, что люди с пьяных глаз по кабакам болтают. Вырвут им языки, плетьми отдерут, и дело с концом. Воротынский. Воля твоя, Иваныч, только смотри, может, счастья Бог тебе посылает, а ты брезгаешь… Шуйский. Коли от дураков счастье? Воротынский. Эх, батюшка. Русь-то вся на дураках стоит! Ну, один-то чернец и впрямь дурак, забулдыга, пьянчужка, а другой – паренек вострый, и жития постного, от роду вина в рот не брал, да видно бес попутал. От него польза может быть. Шуйский. Ты-то сам их видел? Воротынский. Нет, Ефимьев сказывал. Шуйский. Знает царь? Воротынский. Не знает, еще и не пытали, как следует. Слушай-ка, Иваныч, хочешь, велю их прислать? Чем черт не шутит? Ну-ка, пощупай! Шуйский, глубоко задумавшись, наливает ковш меда, медленно подносит ко рту и, не выпив, ставит обратно на стол. Воротынский. Ну, так как же, отец, прислать? Шуйский. Пришли, пожалуй. Ин быть по-твоему: чем черт не шутит! Воротынский (встает, наклоняется и благоговейно, как святую икону, целует Шуйского в лысину). Премудрость! (Указав на флягу). Это что? Шуйский. Клубничная. Воротынский (налив две чарки и подавая одну Шуйскому). Ну-ка, батюшка, выкушай, полно камень сосать! (Крестится). Благослови, Господи! За здравие и благоденственное житие царя Василия Ивановича Шуйского! (Выпив чарку до дна одним духом и грозя кулаком). А ты, Борис Федорович, коли этого зелья хлебнешь, никаким безоаром не отсосешься! Дверь в баню открывается, и оттуда выскакивают, голые, красные, как ошпаренные, Мстиславский и Репнин. Клубом валит пар, сгущается в белое облако, и мелькают в нем золотые маковки церквей, зубчатые стены Кремля, терема, хоромы. VIII. Допрос Утренний луч солнца, сквозь круглые, в свинцовом переплете, грани оконной слюды, попадает на обитую голландской кожей стену, захватывая лысину Шуйского. Он сидит за столом, что-то пишет. |
|
|
