| С другой стороны, хотя человек и обладает способностью познания истины, и объектом его познания может служить высочайшая истина или существо Божие, но отсюда еще не следует, что слабый и ограниченный человеческий ум может вполне постигать сущность Божества; мы видим, например, на небе множество светил и имеем некоторые сведения о них, но в то же время для нас остаются еще неизвестными их число, величина, расстояние, движение и т. п.; то же самое нужно сказать и относительно возможности нашего познания о Боге 102 . Для доказательства своего положения о безусловной постижимости существа Божия для человека, Евномий прибегал, далее, к такого рода аргументам: Божество просто, и в Нем не должно быть реального различия между сущностью и свойством; поэтому, что известно о Нем с несомненностью, то должно быть тождественно с Его сущностью или составлять Его сущность; несомненнее же всего Ему принадлежит «нерожденность», так как Он не получал ни от кого своего бытия, не имеет ничего прежде Самого Себя, ни Сам не существовал прежде Самого Себя; следовательно, «нерожденность» должна составлять Его сущность 103 . Но это доказательство, по словам св. Василия, не что иное, как софизм. Не смотря на простоту Божества, мы можем говорить о Его творчестве, благости, правосудии, всеведении и других свойствах, которые в своей совокупности хотя и определяют сущность Божества и составляют с ней внутреннее единство, но в то же время не тождественны с ней и должны отличаться от нее. «Мы утверждаем, что познаем Бога из Его действий, но не знаем Его существа, потому что Его действия нисходят к нам, но Его существо для нас недоступно» 104 . Что же касается «нерожденности» Божества, то она не может быть сущностью Его потому, что сущностью Божества не может быть то, что является по отношению к Нему следствием, – а «нерожденность» Божества, по словам самого Евномия, есть следствие Его безначалия или вечности, – и в то же время тождественно с Ним 105 . Еще остроумнее делает замечание по поводу приведенного доказательства Евномия св. |
| По свидетельству академика В. В. Виноградова, лишь к половине XIX века у нас получили права гражданства такие слова: агитировать, максимальный, общедоступный, непререкаемый, мероприятие, индивидуальный, отождествлять и т.д. Можно не сомневаться, что и они в свое время коробили старых людей, родившихся в XVIII beke. В детстве я еще застал стариков (правда, довольно дряхлых), которые говорили: на бале, Александрынский театр, генварь, румяны, белилы, мебели (во множественном числе) и гневались на тех, кто говорит иначе. Вообще старики в этом отношении чрезвычайно придирчивый и нетерпимый народ. Даже Пушкина по поводу одной строки в «Онегине» некий старик донимал в печати вот такими упреками: «Так ли изъясняемся мы, учившиеся по старинным грамматикам? Можно ли так коверкать русский язык?» II Но вот миновали годы, и я, в свою очередь, стал стариком. Теперь по моему возрасту и мне полагается ненавидеть слова, которые введены в нашу речь молодежью, и вопить о порче языка. Тем более что на меня, как на всякого моего современника, сразу в два-три года нахлынуло больше новых понятий и слов, чем на моих дедов и прадедов за последние два с половиной столетия. Среди них было немало чудесных, а были и такие, которые казались мне на первых порах незаконными, вредными, портящими русскую речь, подлежащими искоренению и забвению. Помню, как страшно я был возмущен, когда молодые люди, словно сговорившись друг с другом, стали вместо до свиданья говорить почему-то пока. Или эта форма: я пошел вместо я ухожу. Человек еще сидит за столом, он только собирается уйти, но изображает свой будущий поступок уже совершенным. С этим я долго не мог примириться. В то же самое время молодежью стал по-новому ощущаться глагол переживать. Мы говорили: «я переживаю горе» или: «я переживаю радость», а теперь говорят: «я так переживаю» (без дополнения), и это слово означает теперь: «я волнуюсь», а еще чаще: «я страдаю», «я мучаюсь». У Василия Ажаева в «Предисловии к жизни» в авторской речи: «И напрасно Борис переживал». |
| Упомянув о том, что на пшеничном колосе иногда вырастает куколь, нарост не только бесполезный для питания, но и даже вредный для здоровья, говорит: «подобные наросты на здоровом колосе изображают собою тех, которые искажают учение Господне, не изучили Писания как должно и повреждены учением лукавого, но присоединяются к здравому телу Церкви, чтобы неприметно сообщить свое повреждение незараженным». Указав на то, как возделываются виноградники и как растет виноградная лоза, св. Василий говорит: «достаточно для тебя и одного взора и разумный взгляд на виноградную лозу внушит тебе о чем напоминает природа. Ибо помнишь конечно, об уподоблении Господа, Который называет Себя лозою и Отца делателем, каждого же из нас именует розгою, через веру насажденною в Церкви и побуждает нас к многоплодию, чтобы не преданы мы были огню по осуждении за бесплодность ( Ин. 15, 16 ). И Он не перестает везде уподоблять человеческие души виноградным лозам. Ибо сказано: виноград быстъ возлюбленному в розе, на месте тучне. И: лозу насадих и оградах ограждением ( Ис. 5, 1–2 ). Очевидно, что под виноградом разумеет человеческие души, для которых соградил ограждение – оплот заповедей и охранение от Ангелов. Ибо ополчится Ангел Господень окрест боящихся Его ( Пс. 33, 8 ). Потом как бы и окоп сделал около нас, положив в Церкви первее апостолов, второе пророков, третие учителей ( 1Кор. 12, 28 ). Примерами же древних и блаженных мужей возводя мысли наши на высоту не оставил их поверженными долу и достойными попрания. Он хочет также, чтобы мы, как бы некоторыми завивками, соплетались с ближними объятиями любви и упокаивались в них, и всегда стремясь к горнему, как вьющиеся виноградные ветви, старались уравниваться с вершинами самых высоких. Он требует еще, чтобы мы терпели, когда окапывают нас. А душа окапывается через отложение мирских забот, которые составляют бремя для наших сердец. Посему отложивший плотскую любовь и привязанность к богатству, и признавший презренным и смешным пристрастие к здешней бедственной славе как бы окопался и обновился в силах, свергнув с себя напрасное бремя земного мудрования. Не должно же по слову притчи разрастаться в ветви, то есть жить на показ и домогаться похвалы за вмешность; но надобно быть благоплодным, предоставляя истинному Земледелателю показание дел». |
| Глава пятая. Древнейшая основа, второстепенные разветвления и заключительная стадия развития уставной регламентации «Чтений» в Греческой Церкви Установленный анализом строя и состава «Чтений» Иерусалимского Устава факт, что практика Уставных Чтений Иерусалимского Устава в своем основном и преимущественном содержании буквально совпадает с таковой же обоих константинопольских Уставов – Алексеевского и Евергетидского и, следовательно, с тождественными элементами общецерковной константинопольской монастырской практики начала XI – средины XII века дает исходный опорный пункт для выяснения, истории происхождения и отдельных стадий развития уставной регламентации «Чтений» в Греческой Церкви. Среди тождественных элементов иерусалимской и константинопольской практики мы встречаем три несомненно константинопольского происхождения, свидетельствующие о том, что тождество той и другой практики обязано, между прочим, влиянию константинопольской студийской практики на иерусалимскую. Первый из них и самый красноречивый, это чтение оглашений Феодора Студита в конце утреннего богослужения в каждую неделю (агрипнию) целого года и, кроме того, в два будних дня седмицы – среду, пяток – в четыредесятницу. Этот обычай специфически-студийского происхождения и в иерусалимскую практику мог попасть только из студийской литургической практики не ранее второй половины IX века. Второй элемент – чтение Завета Феодора Студита 11 ноября, введенное, конечно, впервые в студийской обители. Третий – это чтение житий в переработке Симеона Метафраста . Метафраст трудился над этой переработкой в Константинополе в последней четверти X века 1043 ; труды его, специально обусловленные в своем объеме и характере нуждами уже прочно утвердившегося уставного богослужебного института чтения за утренним богослужением житийно-повествовательных произведений соответственно памятям дня 1044 , вошли в церковное употребление сначала в Константинополе же в самом начале XI столетия, затем, после некоторого времени гонения на них со стороны императора Василия Болгаробойцы 1045 , не позже 30-х годов XI столетия, как свидетельствует об этом Алексеевский Устав, уже прочно утвердились в церковной практике, а к концу этого века «были приняты и читались преимущественно во всех греческих церквах» 1046 . Очевидно, здесь мы имеем второе заимствование из константинопольской литургической практики, сделанное не ранее начала XI века. |
| 82. В эти дни прибыло в Город и некое чудо из Армении – сросшиеся дети мужского пола, которые появились из одной утробы, со всеми полноценными членами тела, но от устья живота до места под животом срослись и были обращены друг к другу лицом. Весьма долго пробыв в Городе и рассматриваясь всеми как некая диковина, они были изгнаны из Города, как некое дурное предзнаменование. А при единоличном правлении Константина они снова пришли туда. Когда же один из них умер, какие-то опытные врачи аккуратно разрезали сросшиеся части в надежде на то, что другой выживет, – прожив три дня, тот скончался. 83. И, как было сказано выше, император испытывал безмерное доверие ко всем монахам, но особенно почитал и превозносил Сергия, просиявшего среди иноков: он был братом магистра Космы и племянником патриарха Фотия – больше, чем за благородное происхождение, он почитал его за благородство души. Ведь он достиг высот добродетели и знания, так что трудно было решить, чем он больше изобилует, настолько сильно он преуспел в каждом. Процветала же в нем среди прочего и находчивость в рассуждении, и приятность нрава, и разумность в мыслях. Ведь он не хмурил брови, подобно нынешним мудрецам, и не казался каким-то наглецом и гордецом, но произносил речи, текшие слаще меда, нрав его был твердым и стойким, а ум смиренным. Такого вот славного мужа император постоянно держал при себе, словно правило и лекало, всегда размеряющее его жизнь. Он постоянно убеждал императора заботиться о детях и не оставлять их без наставления, если они уклоняться во зло, чтобы и ему самому не претерпеть участь Илия, подвергнутого наказанию за беззакония детей – что и произошло. Когда же дети вывели его из дворца и сослали на остров Проти, он снова держал его при себе, как утешение в несчастьях и болеутоляющее лекарство от скорбей. Был с ним тогда и благочестивейший монах Полиевкт, который его также утешал и который после кончины патриарха Феофилакта рукополагается в патриархи императором Константином 1250 . 84. Поскольку же Бог разными способами хочет спасти человека, то он попустил, чтобы и император Роман впал в неожиданную беду, дабы, вразумленный ей и придя к пониманию своих прегрешений, он сподобился спасения. Ведь Бог попустил, чтобы восстал против него его сын Стефан, как некогда Авессалом восстал на Давида, своего родного отца. Пользуясь для этого советами бывшего монаха Мариана, Василия по прозвищу Петин и Мануила Куртикия, с ведома остальных императоров, он безжалостно удалил его из дворца и, сослав на остров Проти, постриг в монахи 1251 . 137. Самодержавное правление 1252 Константина [VII] |
| 5. А Феоктист, вернувшись оттуда в Город, продолжал пользоваться своими связями и, вступив в разговор с братом августы Вардой, на него взвалил и возложил это поражение, якобы по его увещаниям и желанию ромейское войско обратилось в бегство; и изгоняет его из Города по решению августы Феодоры. Этот Феоктист, имея власть над августой, устроил себе дом, баню и сад в так называемой Апсиде, чтобы быть близко ко дворцу. А для своей охраны и безопасности он соорудил также железные ворота в Дафне и определил сторожить их папия. 6. Император, уже возмужав, проводил время в псовой охоте, конских скачках на ристалище ипподрома и прочих непотребствах. И вот августа Феодора держит совет с логофетом Феоктистом относительно того, чтобы дать жену Михаилу, своему сыну. Ведь она знала, что он сдружился с Евдокией, дочерью Ингера 999 , которую логофет и государыня ненавидели за бесстыдство. Поэтому они женят его на Евдокии, дочери Декаполита, с которой он был повенчан в Святом Стефане в Дафне, причем брачный чертог был устроен в Магнавре, а синклит собран в Девятнадцати акувитах. 7. Немного спустя стратиг фемы Вукеллариев привел императору коня, ярого и породистого. А тот, желая объездить его для конских ристаний, захотел посмотреть на его зубы, по которым узнается его возраст и норов. Поскольку же конь отбивался и рвался, то император был озадачен тем, что нет никого подходящего по мужеству и знанию, чтобы приручить коня или хотя бы совладать с ним. И вот, когда он был озадачен этим, присутствовал там Феофилица из нумеров, бывший тогда и комитом стен; и когда император произнес: «Нет у меня для моих коней ни одного храбреца!», Феофилица сказал: «Владыка! Есть у меня один молодец, очень опытный и храбрый с конями, какого желает твоя царственность, именем Василий». Когда же император немедленно приказал, чтобы тот пришел к нему, был послан китонит 1000 к Железным воротам и, найдя Василия, спешно привел его к императору. И, когда ему приказали усмирить коня, он, одной рукой взявшись за узду, а другой, схватив коня за ухо, сделал его кротким, как ягненок. Император, которому он понравился и услужил, передал его этериарху Андрею, чтобы он был в этерии и ухаживал за его конями. |
| Люди, которые знали отца Исаакия или только переписывались с ним, – бережно хранят всю жизнь его письма или фрагменты из писем, стихи, молитвы, школьные тетрадки с потрепанными страницами, в которых переписаны от руки проповеди отца Исаакия. Письма отца архимандрита – святыня, семейная реликвия, которая передается от родителей детям и внукам. Как же не хранить эти чудесные, по-отцовски добрые письма, которые несли радость и надежду? «Уныние – это смертный грех», – говорил отец Исаакий и призывал не поддаваться унынию. Чтобы поднять настроение, ободрить больного, рассказывал: «В кувшин со сливками упали две лягушки. Одна из них, потеряв надежду, сложила лапки и пошла ко дну. Вторая же била лапками изо всех сил. Под лапками образовался кусочек масла, с которого она сумела выкарабкаться и спастись. Так и мы должны молиться – и спасемся». Часто повторял: «Не унывайте, а на Бога уповайте, и все будет хорошо!» В письмах отец Исаакий наставлял совершенно разных по духовности, положению в обществе, званию и возрасту духовных чад (от академика Тихова, профессоров, ученых до простых «бабушек», от архимандрита Кирилла до инока, студента и школьника). Хочется отметить замечательную подробность: в последние месяцы своей земной жизни, чувствуя близкую кончину (или зная о ней), отец Исаакий на конвертах не писал свой обратный адрес. Архимандрит Исаакий в День своего ангела. Елец. 12 июня 1980 г. Конец земного пути За два дня до кончины, 9 января, в день памяти первомученика архидиакона Стефана, архимандрит Исаакий совершил последнюю свою Божественную литургию. Служил не спеша, как всегда сосредоточенно. Проникновенно читал Евангелие. Произнес краткое слово, говорил ясно, спокойно, но присутствующие богомольцы почувствовали, что их духовный отец прощается и, как родной отец своим детям, говорит заветное слово. Земная жизнь старца подходила к завершению. 10 января вечером он был в гостях на Рождественской елке у священника Василия Поваляева, чьи дети и зять были крестниками отца Исаакия. Когда отец Исаакий стал уходить, все заметили, что он как-то по-особому медленно и с печальной улыбкой благословил хозяев и гостей, поцеловал детей и крестников в голову, чего раньше никогда не делал. Как обычно, он благословил всех большим крестом. Дома после ночной молитвы почувствовал себя плохо, но решил никого до утра не беспокоить. А утром, резко встав с постели, потерял сознание. |
| Определили: Признавая просьбу исправляющего должность доцента Академии Павла Флоренского заслуживающею уважения, просить ходатайства Его Преосвященства пред Святейшим Синодом о продлении ему срока для получения степени магистра богословия на один год, т. е. до 23 сентября 1911 года. III. а) Отчет профессорского стипендиата Академии Василия Виноградова об его занятиях в течении 1909–1910 учебного года. б) Отзыв об означенном отчете и. д. доцента Академии по кафедре Священного Писания Ветхого Завета и временного преподавателя гомилетики и истории проповедничества – священника Д. В. Рождественского : «Из рассмотренного мною, по поручению Преосвященного Ректора, стипендиатского отчета г. Виноградова видно, что он, в своих занятиях за истекающий учебный год, преимущественное внимание сосредоточил на ознакомлении с научною разработкой гомилетической теории на протестантском и католическом Западе от начала XIX столетия до настоящего времени. В своем обширном (312 стр.) отчете он обстоятельно излагает сущность важнейших —58— сочинений по теории гомилетики следующих ученых, работавших в этой области, – протестантских: Шотта, Термэна, Винэ, Штира, Зиккеля, Шлейермахера, Швейцера, Баура, Краусса, Бассермана, Нича, Штоккмейера, Пальмера, Гаупа, Христлиба, Геринга, Готтшика, Клейнерта, Нибергаля, Баумгартена, Шиана и католических: Юнгмана, Кунце, Дюпанлу и др. При изложении сущности взглядов ученых различных направлений, г. Виноградов относится к ним всюду строго критически, отмечая последовательность в развитии учения протестантов и католиков о существе проповеди и выясняя отношение представителей одного направления к представителям другого. В результате изучения трудов протестантских гомилетов, он приходит к заключению, что в протестантстве не может быть удовлетворительно объяснен исходный момент проповеднического творческого процесса, так как здесь отсутствует идея благодатного дара священства. В католичестве на тот же вопрос обычно дается ответ словами церковно-юридических актов и вообще теория проповеди в трудах католических гомилетов отличается догматичностью метода. «Это не значит, по словам составителя отчета, – как полагает протестантская наука, что такой метод неизбежен вследствие исходного пункта католической гомилетики – самостоятельной идеи богоустановленности церковного учительства, как функции иерархического служения. Такой метод неизбежен в католической науке не в силу самого существа этой идеи, а в силу исключительно внешнего юридически-правового её представления… Эта то идея, заключающаяся в тезисе богоустановленности проповедничества, как функции священства, тезисе общем у католичества с православною Церковью, но вследствие конфессиональных особенностей католичества не разумеваемом последним, и должна быть положена в основу научно-гомилетических исследований и построений православной гомилетической науки» (стр. 268–270). Развитием этого положения и заканчивается критический обзор протестантских и католических систем теории проповеди. |
| «Летописцы греческие», продолжает акад. Голубинский, «не называет по имени епископа…; но в наших славянских сказаниях он называется митрополитом Михаилом: в лето 886 – читаем в Густинской летописи – прииде Михаил митрополит в Русь, послан от Василия Македона, царя греческаго, и Фотия патриарха, иже, уверяя Русь, вверже Евангелие в огнь, и не изгоре, и сим чудом ужаси Русь и многия крести» (стр. 280). Относительно этого указания заметим следующее: чтение Густинской и других летописей XVII в. представляет собою лишь весьма краткое изложение того, что рассказывается в Хронографе —333— 1512 г., в Никоновской летописи и других памятниках XVI в. Здесь нет ни указания года, ни митрополита, ни патриарха, но зато вполне определенно рассказ связывается с военным походом. Самое событие следует связать с походом руссов на Византию в 860 году; 2617 след., 886 г. поставлен совершенно произвольно. Отправление митрополита на Русь в 886 году – такой вздор, который мог явиться результатом грубого искажения фактов. В Никоновской летописи ничего подобного нет: здесь говорится лишь о посылке архиерея к русам, которые, как и половцы (куманы), жили в Евксинопонте, т. е. по северному берегу Черного моря. Итак, известие 886 г. о патриархе Фотии явилось только в XVII в. По мнению акад. Шахматова, появление в летописях имени Фотия, современника болгарского царя Бориса, объясняется тем, что вся летописная повесть о крещении Владимира представляет из себя не что иное, как переделку предполагаемого автором болгарского сказания о крещении Бориса. 2618 Эта смелая и весьма остроумная гипотеза не может однако иметь никакой убедительности, так как такого сказания неизвестно, и нет данных на то, что оно когда-нибудь существовало. Одним из оснований сближения повести с событиями времени крещения Болгарии автор считает тождество имен Кирилла (Константина), участвовавшего в просвещении Болгарии, и философа, посланного греками наставлять кн. Владимира. Но если имя Кирилла было в древнейшей летописи (его нет в летописях Новгородской I, Лаврентьевской, Никоновской и др.), что автором не доказано, то это имя нет основания связывать с именем первоучителя славян, который в летописи называется только Константином, а в Остромировом Евангелии читаем: «Константина философа, наречена в чрньчьство именьм Курила» (л. 265), так что, если бы составитель повести имел в виду первоучителя славян, он назвал бы его или двумя именами, или одним именем Константина. Что касается слова философ, то оно встречается в памятниках XI–XIV в очень часто, и составитель повести такого мудреца и не мог иначе назвать, |
| II . Заявление Преосвященного Ректора Академии: «В заслушанной сейчас резолюции Владыки Митрополита на моем представлении о кандидатах на свободные кафедры Русской церковной истории и Педагогики выражена воля Владыки о приведении в исполнение относительно доцента Академии Василия Виноградова его резолюции от 16 Августа сего года за 3344. В качестве справки, объясняющей происхождение этой резолюции и обстоятельств подачи доцентом Виноградовым прошения об освобождении его от занимаемой им кафедры Пастырского богословия с Гомилетикой и о предоставлении ему другой свободной кафедры (Русской церковной истории или Педагогики) считаю долгом сообщить следующее: 1056 Определили: Принять к сведению. На сем журнале резолюция Его Высокопреосвященства: «18 ноября 1916. Исполнить». —139— 27 октября 1916 года 16 Присутствовали , под председательством Преосвященного Ректора Академии Феодора, Епископа Волоколамского, Инспектор Академии архимандрит Иларион, сверхштатный заслуженный ординарный профессор М. Д. Муретов , ординарные профессоры – С. С. Глаголев , М. М. Тареев и Д. И. Введенский ; экстраординарные профессоры – И. В. Попов , священник И. В. Гумилевский, священник П. А. Флоренский, священник Д. А. Лебедев и иеромонах Варфоломей. Отсутствовали : Ординарные профессоры – А. И. Алмазов , С. И. Соболевский и М. М. Богословский ; заслуженный экстраординарный профессор П. П. Соколов; экстраординарные профессоры – священник Е. А. Воронцов, Н. Л. Туницкий, протоиерей Д. В. Рождественский и священник В. Н. Страхов. В собрании сем преподаватель Московской духовной семинарии, кандидат богословия, Петр Нечаев прочитал, согласно резолюции Его Высокопреосвященства от 28 сентября и определению Совета Академии от 18 октября 1916 года, две пробные лекции по педагогике, одну на тему по собственному избранию: «Основные педагогические воззрения С. А. Рачинского», другую по назначению Совета Академии: «Религиозное воспитание, как условие выработки нравственного характера». Обе лекции, прочитанные преподавателем Нечаевым, Совет Академии единогласно признал удовлетворительными, а лектора – достойным избрания на должность преподавателя Академии по вакантной кафедре педагогики. |
|
|
