| В августе текущего года в Московскую академию прислано было из Казани сообщение, что, с разрешения высшей власти, Казанская духовная академия имеет праздновать 21-го сентября пятидесятилетний юбилей своего существования. Совет Казанской академии приглашал Московскую академию принять участие в предполагаемом торжестве. Из присланной вместе с приглашением печатной программы оказывалось, что юбилейное празднование, в состав которого входили заупокойные и торжественные богослужения, торжественное собрание и поездка в Свияжск, должно будет продолжаться четыре дня, с 20 по 23 число сентября. Время Казанского юбилея было, к сожалению, весьма неудобным для Московской академии так как совпадало с предполагавшимся в Троицкой лавре торжеством празднования 500-летия со дня блаженной кончины преподобного Сергия и с приуроченным к этому же торжеству праздником освещения новой академической церкви. Как бы то ни было, но совет Московской академии счел для себя приятным долгом принять возможное участие в Казанском торжестве, уполномочив двоих своих членов, экстраординарных профессоров: В. А. Соколова и И. А. Татарского, отправиться в Казань в качестве представителей Московской академии и поручив проф. Соколову ставить по этому случаю приветственный адрес. Когда, исполняя поручения совета, я ступил на пароход, чтобы спуститься в нем вниз по матушке по Волге, я вполне был уверен, что любуясь её широким раздольем и предвкушая радость предстоящего юбилейного торжества, я буду испытывать одно лишь светлое, отрадное чувство; но, к удивлению, мои ожидания не совсем оправдались. Уж так устроен человек, что если засядет ему в голову какая-либо не совсем приятная, но упорная мысль, то она способна побороть все, хотя бы часто и радостные, впечатления окружающей обстановки. Так было и со мною. Всю дорогу меня занимала и несколько смущала мысль о том, что вот я явлюсь в Казань, чувствуя себя в ней совсем чужим и одиноким. Развертывавшиеся предо мною чудные картины волжского побережья не в силах были вполне завладеть моим вниманием; успокаивающий плеск тихой волны не мог заглушить мои назойливые мысли. |
| Прот. Андрей Ткачев: Братья и сестры, здравствуйте! Сегодня мы выбрали темой нашей встречи юродство как явление церковной жизни, как некую неизбежность проявления святости в определенных условиях, как вызов для каждого человека. Потому что иногда и нам приходится быть безумными в веке сем, чтобы быть мудрыми. Ну, об этом всем дерзнем поговорить в нашей аудитории. Здравствуйте, друзья! Юродство — славянское слово, означающее безумие. То есть юродивый — безумец, сумасшедший, но с добавкой — ради Христа. Сумасшедший ради Христа, безумный ради Христа. Но безумный — он и есть безумный, он ведет себя так, как не принято, он пугает окружающих нарушением общественных норм, его сторонятся, над ним смеются. И вот кто-то впервые избрал для себя это как святость, как некую одежду святости, как модель поведения. Юродство возникло на востоке, там, где человеку легче быть бездомным. Юродствовать же легче в Сочи, например, чем в Архангельске. В Сочи можно поспать под забором, и если у соседа через забор свисает с дерева какой-нибудь инжир, то его можно, не украв, сорвать и съесть, а дальше ходи и юродствуй. Другое дело — юродствовать в Магадане, да в той же Москве или в Петербурге, как блаженная Ксения. Походи-ка ты без ночлега по сырым промозглым улицам Петербурга в октябре или марте, не говоря уже о феврале. То есть каким-то образом с этих теплых югов, где был юродивый Симеон, и Андрей Цареградский, и другие, оно перебралось на север, в Московское царство, на Русь, и каждый город разбогател своими блаженными. В Ростове их было очень много, в Москве, в Новгороде, в Устюге Великом и в других местах. Ближайшие к нам — это блаженная Ксения Петербургская, Московский Христа ради юродивый Василий Блаженный. Эти блаженные люди, которые смеялись над миром и плевали на все, на что обычно человек не плюет, и не только на грех, но и на все приличия — на опрятность и аккуратность, на социальную значимость, на сытость и довольство, на создание семьи и воспитание детей достойными членами общества — на такие хорошие вещи, которые грех осуждать и нужно хвалить и воспитывать, они на это плевали. |
| LVI. Письмо к царю Алексею Михайловичу грека Василия Иванова о словесных приказаниях патриарха Иерусалимского, касающихся до патриарха Никона и Афанасия митрополита иконийского; о разглашении Мелетием в Яссах данного ему тайного поручения; о шубах Мелетием распроданных и о растраченных им деньгах и проч. (Получ. 3 июня 1665 г) Перевод с греческого письма, каково писал к великому государю царю и великому князю Алексею Михайловичу всеа великия и малыя и белыя Росии самодержцу греченин Василий Иванов в нынешнем в 173-м году июня в 3 день, а на Москве в Посольском Приказе подал то письмо греченин Анастас Юрьев. Благочестивому, Богом венчанному, Богом почтенному и победителю, великому государю царю и великому князю Алексею Михайловичу всеа великия и малыя и белыя Росии самодержцу, Московскому, Невскому, Владимирскому, царю Казанскому, царю Астраханскому, царю Сибирскому и иных многих государств государю и обладателю. Благожеланно бью челом и покланяюсь, и облобызаю стопы ног твоих. Не малое было дарование и доброта, Богом венчанный христианский царю, то есть, что от твоего христианского великого царствия прял есми, учинил меня тайного работника святому царствию твоему, и я было радуяся пошел работать прилежно, а яже ненавидяй добра дьявол , что от твоего царского величества повеление, чтоб я опять в друго ряд ехал таможе, где преже был. И яз вашего царского величества повеления не ослушался, но был есми и в друго ряд нещадя головы своей, чтоб мне совершить всякие дела вашего царского величества сполна, якоже и о патриарших грамотах, которые дал есми Перфилью то бо есть истинно, что писано в них, что после Пасхи думал ехать и приитти. Такоже иныя грамоты дал есми Захарью Алексееву, двоюродному брату Христофорову Колареву, который живет тут. Первая грамота та есть, что взял есми сперва преж от патриарха, а другую от меня, и о том в той грамоте писал есми, что мне приказывал блаженнейший патриарх, и дал есми их в руки Захарию и Перфилию, и потом опять шел Иван Алексеев, и в те поры поспел архидьякон Досифей блаженнейшего патриарха, чтоб было ему всякому промыслу помешал богатую и дарованную десную душевное дело, всяким своим навожением дьявольским смутил многим сердца человеком, ожидали многое время, чтоб надо мною зло сотворити, сколко что и стало мне, невозможно мне проехать через Черкасы, приити и поклонитися святому и Богом венчанному вашему царствию с теми делами, что вез с собою. |
| —43— фический) трактат. Не удобнее-ли допустить, что цитованная тирада принадлежит не Иларию, а позднейшему составителю того сборника, в котором дошли до нас и несомненные фрагменты ex opere historico Илария, – что автор этого сборника, имея под руками ряд разрозненных документов, относящихся к одной и той же эпохе и личности (в данном случае – Либерия), пожелал связать их в одно целое, и сделал это при помощи обсуждаемой довольно неуклюжей по форме фразы? Дать категорический (положительный или отрицательный) ответ на этот вопрос мы, разумеется, не имеем права. Почти точно также дело обстоит и относительно приписки, следуемой за посланием «Pro deifico timore». По поводу слов Либерия в данном послании что он, папа, приемлет, как «кафолическую», «веру», изложенную ему Демофилом, quae Sirmio а pluribus fratribus et coepiscopis nostris tractata, exposita et suscepta est, 1226 неизвестный автор поясняет: perfidiam autem apud Sirmium descriptam, quam dicit Liberius catholicam, a Demophilo sibi expositam, hi sunt qui conscripserunt: Narcissus, Theodorus, Basilius, Eudoxius, Demophilus, Cecropius, Silvanus, Ursacius, Valens etc… Simplicius et Junior (requirendum) omnes haeretici. 1227 Что данное замечание, в полном его объеме, нельзя приписывать Иларию, за это ручается та характеристика, какая дается в приведенной тираде участникам «демофиловой» формулы, подписанной Либерием: omnes haeretici. Иларий, как замечает В. В. Болотов , не мог так сурово отозваться об них, поскольку в их числе мы видим Василия (очевидно Анкирского), которого Иларий называл sanctissimus vir, 1228 – Сильвана (епископа Тарсского), имя которого стоит на первом месте в известном уже нам послании восточных омиусиан к ариминским делегатам (составляющем основное содержание X фрагмента, несомненно принадлежащего Иларию), 1229 и «которого Василий Великий называет не иначе, как блаженным Сильваном». 1230 Отмеченное противоречие Илария —44— самому себе В. В. Болотов устраняет тем, что не отрицай принадлежности цитованной тирады Иларию, объявляет интерполяцией (со стороны какого-то фанатика-люциферианина) лишь её последние слова: requirendum, omnes haeretici. |
| «Мы приезжие были свидетелями, как за несколько дней до начатия крестного хода из Москвы в Троице-Сергиеву Лавру, сомневались даже, что он может состояться. Говорили, что не хватит богомольцев, что на такой крестный ход не достанет у духовенства энергии, но Высокопреосвященный Леонтий своим архипастырским жезлом указал быть крестному ходу и мы видели величайшее народное воодушевление. Десятки тысяч народа из Москвы пришли с крестным ходом и соединились с другими десятками тысяч, пришедших из Лавры от гроба преподобного, всю жизнь свою посвятившего Москве.» «Мы приезжие были обласканы, накормлены, напоены, видели как Лавра накормила и приютила десятки тысяч пришедшего народа и уезжаем отсюда поддержанные духовно, ободренные нравственно и приносим душевную благодарность и провозглашаем многия лета Высокопреосвященнейшему Леонтию, Троице-Сергиевой Лавре и любимой дщери её духовной Академии“. Сказал еще несколько слов председатель совета братства Преп. Сергия, профессор Д. Ф. Голубинский . Он говорил, что настоящий праздник, посвященный памяти Препод. Сергия, невольно вызывает всех православных людей, а в особенности тех, которые живут и действуют под ближайшим покровом Его обители, к воспоминанию, себе в назидание, Его высоких добродетелей. Из этих многих добродетелей Преподобного оратор считает в настоящем случае особенно благопотребным вспомнить об Его страннолюбии, ибо ровно двенадцать лет тому назад при Московской академии открыто было такое учреждение, которое именно страннолюбие поставляло основою своей деятельности – братство Преподобного Сергия для вспомоществования недостаточным студентам и воспитанникам М. Д. Академии. На первых порах это учреждение, в своих заботах дать обеспеченный приют ищущим высшего образования недостаточным юношам, встретило повсюду горячее сочувствие и обильный приток пожертвований скоро дал ему надлежащую прочность; но в восьмидесятых годах, вследствие некоторого недоразумения, порождённого новым академическим уставом 84-го года, приток пожертвований значительно ослабел и братство весьма затруднялось при удовлетворении все возраставших потребностей нуждающегося юношества. Только в последнее время сочувствие благотворителей снова пробудилось и одним из наиболее щедрых жертвователей на нужды братства явился Высокопр. Владыка, Московский Митрополит Леонтий. Как представитель братства, оратор выразил глубокую благодарность Его Высокопреосвященству и всем благотворителям, приглашая присутствующих пожелать им многая лета. |
| Сие усмотря, заключает, что ласкательство есть наилучший способ ко уловлению его. Приступает, берет на себя вид притворный (ибо ласкатель должен быть и и лицемер): что он смирен, прост, не дальновиден, послушлив, всею душою ему предан. Устроив такой приступ, начинает нравиться: ибо является быть добросердечен. Радуется о первом своего ухищрения успехе: поступает далее. Начинает все выхвалять слова, что они исполнены Божественной мудрости; что таковое благоразумие некоторым свыше вдохновением в него влиянно: удивляется всем его делам, что они правосудны, полезны, и едва ли кто из смертных таковые оказать мог, и поздравляет себя, что он в такое время родился, в которое даровало ему счастье, таковых великих дел удостоену быть зрителем. Сим хитрейшим способом входит в доверенность слабого или высокомерного человека. Но сего не довольно. Нельзя без того, продолжает Платон, намекая на себя, самого, чтоб между людьми хитрыми и развратными не было людей добрых и праводушных. Сие ласкатель без примечания не оставляет. Он усматривает, что некоторые из таковых окружают ту персону, которую он уловить предпринял. Почитает нужным для себя делом, таковых людей удалить, дабы не могли они ему воспрепятствовать в его злых замыслах. Начинает издалека черными описывать их красками. Помалу, и как будто не нарочно, с некоторым видом боязливости, вмешивает в посторонние разговоры, что они были бы хороши, когда бы не столь были упрямы, 66 что происходит от излишнего их о самих себе мнения: когда б не столь своей пользы искали: когда б более усердием к нему были привязаны, что он иногда с сожалением и с страхом примечает, как они благоразумным и премудрым его наставлениям и повелениям упрямо сопротивляются; вместо того, что всяк должен бы себя блаженным почитать, чтоб удостоиться быть их исполнителем. И так по малу прохлаждает к ним любовь своего начальника: а на себя обращает всю его доверенность. И сей есть первый ухищрения ласкателя способ. Вторый род ласкательства происходит от малодушия. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла АМУСИН Иосиф Давидович (16.11.1910, Витебск - 12.06.1984, С.-Петербург), специалист по античности, востоковед-гебраист, основатель кумрановедения в России. Окончил исторический фак-т ЛГУ (1941); д-р исторических наук (с 29 апр. 1965); преподаватель ЛГУ, ЛГПИ им. А. И. Герцена (1945-1950), Ульяновского педагогического ин-та (1950-1954); научный сотрудник Ин-та археологии и Ленинградского отд-ния Ин-та востоковедения АН СССР (1955-1984). В фундаментальных трудах 60-80-х гг. ХХ в. А. подвел итоги работ зарубежных ученых, дал глубокую текстологическую и историко-религ. интерпретацию текстов «рукописей Мёртвого моря» и заложил основу дальнейшего их анализа. Под его редакцией был выпущен 1-й т. «Текстов Кумрана» (М., 1971). А. показал место общины кумранитов в религ. жизни эллинизованного Ближ. Востока на фоне духовных исканий, политической и социальной жизни кон. I в. до Р. Х.- I в. до Р. Х., обратив особое внимание на взаимосвязь раннего христианства и ессеев . Комментарии «кумранитов» на книги пророков А. исследовал как исторический источник. Соч.: Рукописи Мертвого моря. М., 1960; К определению идеологической принадлежности кумранской общины//ВДИ. 1961. 1. С. 3-22; Находки у Мертвого моря. М., 1965; Из кумранской антологии эсхатологических текстов//Краткие сообщ. Ин-та народов Азии. М., 1965. 86: История и филология Ближ. Востока. С. 56-66; Кумранская община. М., 1983; Проблемы социальной структуры обществ древнего Ближнего Востока (I тыс. лет до н. э.) по библейским источникам/РАН, Ин-т востоковедения. М., 1993. Лит.: Амусин И. Д.//Краткая еврейская энциклопедия. Иерусалим, 1976. С. 122; Некролог//ВДИ. 1984. 4. С. 220; Тантлевский И. Р. История и идеология Кумранской общины. СПб., 1994. Л. А. Беляев Рубрики: Ключевые слова: ДРУЖИНИН Василий Григорьевич (1859 - 1936), историк, исследователь старообрядчества, археограф, палеограф, собиратель древнерус. и старообрядческих рукописей и икон КАЛАЙДОВИЧ Константин Федорович (1792-1832), археограф, палеограф, нумизмат, исследователь древнерус. и славянской письменности, член-кор. С.-Петербургской АН МАРР Николай Яковлевич (1864-1934), российский востоковед и кавказовед, филолог, историк, этнограф, археограф; академик (1912), награжден орденом Ленина (1928); заслуженный деятель науки (1933) НЕВОСТРУЕВ Капитон Иванович (1815-1872), археограф, палеограф, филолог и археолог, чл.-кор. Российской Имп. АН, проф. богословия МДА АБУЛАДЗЕ Илья Владимирович (1901 - 1968), грузинский филолог, арменовед, палеограф, лексикограф, д-р филологических наук, чл.-кор. АН Грузии, заслуженный деятель груз. науки «АГАФАНГЕЛА ВИДЕНИЕ» (полное название – «Видение блаженного Иеронима Агафангела»), одно из многочисленных пророчеств о грядущем освобождении греков от тур. ига |
| «Блаженный Феодорит, епископ Киррский. Его жизнь и литературная деятельность». Церковно-историческое исследование Н.Н. Глубоковского. Том I. Москва 1890, 349 стр. Том II. Москва 1890, 510 стр. Кто пишет о сочинении H. Н. Глубоковского в 1892 г., тот имеет дело с литературной величиной установившейся. И подробные рецензии компетентных лиц в России и впечатление, высказанное иностранным ученым, признают недюжинные достоинства этого двухтомного исследования, затрудняясь указать равноправную с ним величину в европейской литературе по данному вопросу. К этому лестному суждению о книгах молодого ученого присоединяю свой голос и я, хотя и на несколько низшем регистре. Эта разность мне, однако, не препятствует видеть в этом исследовании труд, достойный полной премии высокопреосвященнейшего митрополита московского Макария . Феодорит, его творения, его время, изучены и описаны двумя учеными огромной эрудиции и той зоркости, которая дается долгими годами научных занятий. Это были Гарнье и Ленэн де-Тилльмон. В их творениях для последующих генераций дана была такая сокровищница, что едва ли возможно найти вопрос, к Феодориту относящийся, который так или иначе не был бы уже предрешаем. Но Гарнье писал свои Dissertationes в 1684 г., а первый том Mémoires Тилльмона издан в 1693 г. Два столетия, не бедные ни литературными трудами, ни высокими талантами, ни, наконец, счастливыми открытиями в области древней письменности, отделяют нас от этих капитальных творений. И кто обращался к ним за справками, как бы ни было велико его уважение к самоочевидной начитанности и к меткой аргументации этих достойных ученых XVII в., тот не мог освободиться от чувства неуверенности, которое вызывала мысль: не открыто ли за эти 200 лет каких-нибудь новых данных, которые имеют решающее значение в вопросе? Инвентарь всему скопленному за эти годы отвечал бы действительной потребности. В г. Глубоковском счастливо соединились условия для удачного разрешения этой задачи. На его долю выпало счастье работать при библиотеке московской духовной академии, столь богатой книгами по церковной истории, что немецкому ученому с изумлением пришлось узнать о существовании некоторых исследований немецких же по цитатам, поставленным в России. |
| Но один из них, славолюбивый, облеченный епископским саном, донес царю об их общем совете, и многие отказались от общего решения 422 . И не только царева страха убоялись, но и на блаженного Филиппа иные из них восстали, если он об их решении объявит. Царь начал свой совет, все же от страха не смели ничего сказать. Иные же, желающие славы мира сего, молчали, и никто не смел говорить что-либо против царя или его умолить, или тем, кто его возмущает, запретить. Блаженный же Филипп приступил к царю и сказал: «Знаем тебя, как хранителя благочестия и истинного поборника, и православия снабдителя, и своей державы осмотрительного правителя. Никто ничего на державу твою злого не советует – свидетель тому Всевидящее Око. О царь! Мы от отцов наших приняли обычай почитать царя, но прежде всего благоразумие в нем чтить. Прекрати такое неугодное начинание, держись, прежде чем пожелать, разума; встань крепко на камени веры, он же крепко Господом заложен. Подражай добродетелям, которыми и отец твой, царь и великий князь Василий, возвысился. Возвысься благочестием, сияй смирением и просветись любовию Божественного Духа. Желанием добродетели назидайся в правой вере. Благие деяния и честное житие – это не дрова, не сено, не стебли, мгновенно сжигаемые грехом, годные только к сожжению и более ни к чему не годные, но золото и серебро.Для того ли собрались мы, отцы и братия, чтобы молчать? Почему боитесь правду сказать? Ваше молчание грех влагает в душу цареву, а своей душе оно на горшую погибель. Православную веру в скорбь и смущение повергает. Почему желаете тленной славы мира сего? Ни высокий сан мира сего не избавит от муки вечной преступающих заповеди Христовы, но наше истинное должное стремление – иметь духовное попечение о благочестии, благоверии, смирении всего православного христианства. На то ли взираете, что молчит царский синклит – все они связаны куплями житейскими. Нас же Господь Бог ото всего этого освободил, да знают ваши преподобия, что для этого поставлены – исполнять всякую истину. |
| Если и есть факты, которые не подходят под это правило, то они очень немногочисленны, и могут считаться исключениями из него. Именно к такого рода исключениям из общего правила, по которому предварительный обыск всегда предшествовал канонизации святого, относится канонизация святых: Василия юродивого Московского, Иосифа Волоцкого и Антония Сийского. В источниках, сохранивших нам сведения об их канонизации, мы, действительно, не находим известий о том, чтобы при их канонизации применялись те правила и формальности, которые составляют предварительный обыск. Конечно, можно предполагать, что последний имел место и в данных случаях, только об этом не сохранилось известий. Но не говоря уже о том, что такое предположение будет произвольно и ни на чем не основано, есть, кроме того, данные, которые позволяют нам думать, что при канонизации всех этих святых и на самом деле не применялись эти известные нам правила. Какие же это данные? Мы видели 534 , что канонизация Василия Блаженного совершилась в Москве, где лежали и мощи этого святого. Чудеса, вызвавшие и самую канонизацию его, совершались, так сказать, на глазах высшей центральной власти, которая лично могла убедиться в истинности и достоверности их. А это последнее обстоятельство, по нашему мнению, делало совершенно излишним применение в данном случае тех правил и сложных формальностей, которые необходимо соединялись с предварительным обыском. Эти правила вполне заменялись личным свидетельством высшей центральной власти, которая могла сама видеть все и лично во всем увериться. Гораздо труднее объяснить, почему при канонизации двух остальных святых – Иосифа Волоцкого и Антония Сийского не применялись эти правила. То, что мы сейчас только говорили о Василии Блаженном, не приложимо к ним. Отсюда мы должны представить другие причины для объяснения этого. Главная цель предварительного обыска состояла в собрании агиобиографических данных о святом и проверке их. Между тем, как житие, так и канон преп. Иосифа Волоцкого существовали уже, и при том сведома высшей центральной власти, задолго, не только до его всецерковной канонизации, но и местной. |
|
|
