| — Если бы вы не окликнули нас, сэр, мы бы не заметили вашего дома, — сказала Нелл. — Где тут заметить! — воскликнул он. — Сверкает-то как! Ну, становитесь поближе к огню, малость обсушитесь. Если хотите что-нибудь заказать, пожалуйста. Если нет у вас такого намерения, не стесняйтесь, заказывать не обязательно. Говорю так потому, что вы находитесь в трактире «Храбрый вояка» — а это заведение, слава богу, известное. — Ваш дом называется «Храбрый вояка», сэр? спросила Нелл. — Неужто первый раз слышите? — удивился трактирщик. — Откуда же вы взялись? «Храброго вояку» надо знать не хуже, чем катехизис. Да! Это «Храбрый вояка», а хозяин его Джем Гровс, — Джем Гровс, честный малый Джем Гровс! Другого трактирщика с такой репутацией да с кегельбаном под навесом не сыщешь во всей округе. Если кто-нибудь вздумает сказать слово против Джема Гровса, пусть говорит ему в лицо, а Джем Гровс найдет желающих, которые поставят на Джема Гровса любую сумму — от четырех до сорока фунтов стерлингов. Трактирщик ткнул себя пальцем в жилетку, показывая, что он и есть тот самый достохвальный Джем Гровс, потом, мастерски выставив кулаки, подскочил к Джему Гровсу номер два, который на страх всем грозил выставленными кулаками из черной рамы над очагом, после чего поднес к губам недопитый стакан джина с водой и выпил за здоровье Джема Гровса. Так как вечер выдался теплый, посреди комнаты были поставлены длинные ширмы, которые загораживали жарко горевший очаг. За ними, видимо, сидел кто-то, кто сомневался в доблестях мистера Гровса и тем самым подавал ему повод к самовосхвалению, ибо, закончив свой выпад, мистер Гровс забарабанил костяшками пальцев по этим ширмам и замер в ожидании ответа с той стороны. — Не много таких найдется, — продолжал мистер Гровс, так ничего и не дождавшись, — кто осмелится перечить Джему Гровсу под его собственной крышей. Правда, один такой смельчак есть, и за этим смельчаком далеко ходить не надо. Но он десятерых за пояс заткнет, почему я и позволяю ему говорить обо мне все, что его душе угодно. |
| Я успел рассмотреть все эти мелкие детали и заметить тяжелое дыхание и лихорадочную дрожь больного, прежде чем он обратил внимание на мое присутствие. В беспокойных попытках улечься поудобнее он свесил руку с кровати, и она коснулась моей руки. Он вздрогнул и тревожно заглянул мне в лицо. – Джон, это мистер Хатли, – сказала его жена. – Мистер Хатли, за которым ты посылал сегодня, помнишь? – А... – протянул больной, проводя рукою по лбу. Хатли... Хатли... Дайте вспомнить. – В течение нескольких секунд он, казалось, старался собраться с мыслями, потом крепко схватил меня за руку и сказал: – Не бросайте меня, старина, не бросайте. Она меня убьет, я знаю, что убьет. – Давно он в таком состоянии? – спросил я у его плачущей жены. – Со вчерашнего вечера, – ответила она. – Джон, Джон, неужели ты меня не узнаешь? – Не подпускайте ее ко мне! – содрогнувшись, сказал больной, когда она склонилась к нему. – Уведите се, я не могу ее видеть. – В смертельном испуге он не спускал с нее дикого взора, потом стал шептать мне на ухо: – Я колотил ее, Джем... вчера ее побил, да и раньше бил не раз. Я морил голодом и ее и мальчика, а теперь, когда я слаб и беспомощен, она меня убьет за это, Джем... знаю, что убьет. Вы бы убедились в этом, если бы видели, как она плакала. Не подпускайте ее ко мне! Он разжал руку и в изнеможении откинулся на подушку. Я слишком хорошо понимал, что это значит. Если бы хоть на секунду возникли у меня какие-нибудь сомнения, один взгляд, брошенный на бледную и изможденную женщину, объяснил бы мне истинное положение вещей. – Отойдите лучше, – сказал я этой несчастной. – Ему вы помочь не можете. Пожалуй, он успокоится, если не будет вас видеть. Она отошла. Через несколько секунд он открыл глаза и тревожно осмотрелся по сторонам. – Она ушла? – взволнованно осведомился он. – Да, да, – ответил я. – Она вас не обидит. – А я вам говорю, Джем, что она обижает меня, тихо сказал он. – Глаза у нее такие, что меня охватывает смертельный страх, я чуть с ума не схожу. Всю прошлую ночь ее большие, широко раскрытые глаза и бледное лицо преследовали меня, я отворачивался, они были передо мною, и каждый раз, когда я просыпался, она сидела у кровати и смотрела на меня. – Он притянул меня к себе и прошептал глухо и тревожно: – Джем, должно быть, это злой дух... дьявол. Тише! Я это знаю. Будь она женщиной, она бы давным-давно умерла. Ни одна женщина не вынесла бы того, что вынесла она. |
| —661— Устройство мусульманских общин не везде имеет тождественный характер, но в общем оно сходно, так как утверждается везде на одних и тех же основаниях, и немусульманским государствам, в которых живут мусульмане, приходится управлять ими не на основания общих государственных законов, а на основании специального мусульманского права. Так это происходит у нас в Крыму, на Кавказе, в восточной России, так это имеет место у англичан в Индии, у французов в Алжире. Ислам охватывает всего человека и для правоверного мусульманина всегда будет крайне трудно жить в стране, которая игнорирует религиозные убеждения своих граждан. Вот почему даже во Франции, где на юридических факультетах не считают нужным изучать церковное право, существует и изучается мусульманское право. Неся всюду свои законы, мусульмане всюду несут и своё время. У них своё летосчисление от геджры Магомета – 622 г. по P. X. и так как точно день геджры неизвестен, то перевод многих древнейших мусульманских дат на христианское счисление возможен лишь только приблизительно. Год у магометан лунный. Он состоит из 12 лунных месяцев, нечётные из них (1, 3 и т. д.) заключают в себе по 30, а чётные (2, 4 и т. д.) по 29 дней. Таким образом в их году содержится 354 дня. Месяцы их следующие. Мохаррем (в 1904 г. первое мохаррем, т. е. новый год – 1322 – падает на 5 марта нашего юлианского календаря), сафар. Реби-эль-авель (Реби 1), Реби-эль-Ахир (Реби 2), Джем-эль-Авель (Джем 1) Джем-эль-Ахир (Джем 2), Реджеб, Шаабан, Рамадан, Шевал, Зюзь-кяда, Зюль-хадж. По этой системе каждый лунный месяц равен 29,5 суток, но на самом деле он равен 29 д. 12 час. 44 минут. Вследствие этого если бы мусульмане не внесли какой-либо поправки в своё летосчисление, у них очень скоро первые числа месяцев перестали бы совпадать с новолуниями. Чтобы избежать этого, мусульмане в течение тридцатилетнего цикла вставляют 11 дней, именно они делают Зюль-хадж состоящим не из 29, а из 30 дней в следующих годах цикла: 2, 5, 7, 10, 13, 16, 18, 21, 24, 26, 29. Таким образом их тридцатилетний цикл заключает в себе 10631 день. На са- |
| — Хоть и жалко тебя, но выбора нет, — вздохнул хозяин, и откупорил канистру. Он отрезал коту, не избалованному едой и вниманием, шмат колбасы, и обильно смочил его спиртом. — Держи, Джем. Зверю зверево. Джем брезгливо понюхал колбасу, потрогал ее лапой, недоуменно посмотрел на хозяина. В конце концов, демонстративно морщась, съел. — Радикально, я понимаю, — развел руками Серый. — Но уж лучше кот, чем... А я чайничек поставлю. Пока они заваривали чай, кот съел еще один кусок колбасы. Затем поднял голову, внимательно посмотрел на людей долгим человеческим взглядом. Пошатываясь, вышел в коридор… И, вдруг, рванув с места, поскакал галопом сквозь спящую квартиру, пока не ударился головой в дверь. — Убился? — Шепнул Том. Серый прислушался. — Непохоже. Действительно, из-за угла вскоре снова выглянул кот. Он улыбался, хотя и был предельно сосредоточен, как-то излишне погружен в себя. Том хотел было взять его на руки, но не успел. Кот, заняв исходную позицию для прыжка, замер на миг, а затем снова бросился вперед. Сухой удар полого предмета снова рассыпался по углам, затих. — Во дает! Еще раз, и дыру пробьет, — прошептал Том. Но третьего раза не было. Джем, вернувшись на кухню, прошел юзом вдоль стены, повалился на бок... И затих. Приятели, поглядывая на кота, молча пили чай. — Щас посмотрим, — наконец сказал Серый, и пощупал кота за шею. — Жив? — Нетерпеливо спросил Том, уже разводя спиртом воду. — Теплый! Дрыхнет радикально. …Через час они стояли перед спящим котом на коленях, и, размазывая пьяные слезы, говорили: — Прости нас, Джем. Прости за такое… Выручил, брат… — И с тех запасов пару литров осталось. — Закончил Том. Монгол угрюмо кивал, думая о чем-то своем. — Третье. Смена белья. Чистая рубашка и шорты для прогулок по городу. Чтобы ежели чего, — никто не отличил нас от обыкновенных мажоров. Ну там, личные принадлежности. Нож, бритва, щетка, и все такое. Я бы охотничий нож взял, но мало ли. Возьму столовый. Теперь по жратве. По кило сала на нос. По две пачки риса и гречки на каждого. Ну там, или сколько в сумку влезет. По две пачки чая. Хлеба купим на месте. |
| С каждым годом увеличивается груз. До поры-до времени бывает это незаметно. Потому что мы ещё растём, растут наши плечи, и прибавляется сил. А бывает и так — сразу, в одночасье, падёт на человека такой груз, что колеблется человек под его тяжестью. Кто колеблется, а кто и падает. Кто падает, и встаёт, а кто падает, и встать не может уже. Или не хочет, потому что в лежачем положении тоже есть свои преимущества. Лежачего не бьют, например. Надо, надо вставать на ноги, надо идти. Говорят, что там, на небесах, известно точно, кому какой груз по силам. Всё точно отмеряно! И когда тебе кажется, что встать невозможно, ты просто отдохни чуть-чуть и вставай. Не залеживайся долго — чем дольше лежишь, тем труднее вставать. Медленно шла Анька по лестнице, медленно шла по коридору к своей палате. Возле поста столкнулась Анька с заплаканной Лидой. Лида стояла рядом с Дорой и вытирала слёзы взятым на посту белым вафельным полотенцем. — А вы чего плачете, Лидия Георгиевна? Это же не ваша смена была? — спросила Анька. За вас, дураков, просить ходила! — ответила за Лиду Дора. — Вы-то домой поедете, а Стёпка куда? До этих пор только Дора знала, что Лида хотела усыновить Стёпку. Теперь же пришлось открыть эту тайну Яро-славцеву — в надежде, что он сумеет сохранить её до поры, до времени, пока всё было так неясно с этим усыновлением. Дора посмотрела на Аньку и, погодя немного, более мягко добавила: — Иди, не мучайся. Мы за вас ходили просить. За всех. На тумбочке Аньку ждала записка на тетрадном листике, сложенном вчетверо. «Аня, давай встретимся у нас в палате после ужина. Джемали». Стукнуло сердце Аньки, сжалось. Она получила первую в своей жизни такую записку. Ей нравился Джем, но она и помыслить не могла, что может быть тоже влюблённой, как Наденька, или как Светка из десятого. И вот… В такой момент, когда она сама была противна себе! Джем… Джем… Спасибо, Джем. На веранде все ждали, что будет дальше. Томительно тянулись минуты, часы. Странное дело — Анька уже не плакала и вообще, была более-менее спокойна. Внутри у неё всё уже было решено. |
| Так это происходит у нас в Крыму, на Кавказе, в восточной России, так это имеет место у англичан в Индии, у французов в Алжире. Ислам охватывает всего человека и для правоверного мусульманина всегда будет крайне трудно жить в стране, которая игнорирует религиозные убеждения своих граждан. Вот почему даже во Франции, где на юридических факультетах не считают нужным изучать церковное право, существует и изучается мусульманское право. Неся всюду свои законы, мусульмане всюду несут и свое время. У них свое летосчисление от геджры Магомета – 622 г. по P. X. и так как точно день геджры неизвестен, то перевод многих древнейших мусульманских дат на христианское счисление возможен лишь только приблизительно. Год у магометан лунный. Он состоит из 12 лунных месяцев, нечетные из них (1, 3 и т. д.) заключают в себе по 30, а четные (2, 4 и т. д.) по 29 дней. Таким образом в их году содержится 354 дня. Месяцы их следующие. Мохаррем (в 1904 г. первое мохаррем, т. е. новый год–1322–падает на 5 марта нашего юлианского календаря), сафар. Реби-эль-Авель (Реби 1), Реби-эль-Ахир (Реби 2), Джем-эль-Авель (Джем 1), Джем-эль-Ахир (Джем 2), Реджеб, Шаабан, Рамадан, Шевал, Зюзь-кяда, Зюль-хадж. По этой системе каждый лунный месяц равен 29,5 суток, но на самом деле он равен 29 д. 12 час. 44 минут. Вследствие этого, если бы мусульмане не внесли какой-либо поправки в свое летоисчисление, у них очень скоро первые числа месяцев перестали бы совпадать с новолуниями. Чтобы избежать этого, мусульмане в течение тридцатилетнего цикла вставляют 11 дней, именно они делают Зюль-хадж состоящим не из 29, а из 30 дней в следующих годах цикла: 2, 5, 7, 10, 13, 16, 18, 21, 24, 26, 29. Таким образом их тридцатилетний цикл заключает в себе 10631 день. На самом деле 360 лунных месяцев, из которых состоят их 30 лет, содержат в себе на 16 минут и почти 50 секунд более. В течение 44 циклов, протекших с года геджры это дает уже более полсуток. Это ведет к тому, что новую луну могут увидать тогда, когда по теории приходится не первое, а последнее число месяца. |
| 17 Прошла неделя. Колонистов всех, кроме девочек, перевели работать в цех. Рассовали кого куда. Несколько человек попали на мойку банок. Мойка-карусель из штырей, на штыри надевают донышком вверх стеклянные банки. Карусель крутится, в одном конце ее кожух железный, там банки попадают под фонтаны кипятка, потом их обдают сильным паром. Когда карусель сделает круг, банки возвращаются такие раскаленные, что их снимают рукавицами. В горячие банки заливают кипящий джем. Рукавицы в первый же день колонисты стырили. Сами у себя. Далее — хватали ошпаренные банки рукавами, благо у всех одежда была не по росту, велика. Мойка нравилась ребятам, потому что рядом варился джем. Другую часть колонистов, с ними и Кузьменышей, направили на конвейер. Тот самый конвейер, о котором упоминала веселая шоферица Вера. Ребят привели, показали. Из огромного бака, где плавали в воде высыпанные из корзин помидоры, выползала широкая резиновая лента. Стоя по обе стороны, надо было ловко выхватывать всяческие веточки, листья, гниль, не пропуская ничего лишнего. За этим строго следили две женщины, поставленные в самый конец ленты. Шелестящая, мягко изгибающаяся лента уползала под самый потолок, где из специальных сеток на нее проливалась густая струя воды, вымывая остатки сора, всю грязь. Лента скрывалась за железным массивным колпаком, из-под которого вырывался во все стороны с шипеньем горячий пар. С обратной стороны колпака, из короткого хобота, в широченный чан изрыгался вместе с паром резко пахнущий, красный, раскаленный поток томата. Стоять у конвейера целый день надоедало. Но он, правда, и не работал целый день: то ленту заест, то помидоры запоздают… То пар отключат или вообще энергию. А когда ленту не заедало, палки в нее вставляли! И тогда ребята, в первую очередь Кузьменыши, торопились в дальний угол цеха, где рядом с мойкой банок в отгороженных стальными барьерчиками котлах варили сливовый джем. На этот запах джема колонисты слетались, как пчелы на мед. Кузьменыши так раньше многих других! |
| Другой вариант: предложите ребенку последовательно соединить точки. Придумай загадку «Ты знаешь разные загадки и умеешь их отгадывать. А сможешь ли ты сам придумать загадку? Ты будешь описывать какую-нибудь вещь так, чтобы я смог угадать, что это. Давай первую загадку придумаем вместе». Помогите ребенку вопросами. – Эта вещь есть в этой комнате? – Какой она величины? – Какой она формы? – Из чего она сделана? – Как она служит людям? – С какого звука начинается ее название? – На какой оканчивается? Птичка Упражнение с палочками для счета. Сложите из палочек квадрат – это клетка, в которую попала птичка (птичка может быть как игрушечной, так и нарисованной). Предложите ребенку изменить положение трех палочек так, чтобы птичка оказалась на свободе, а клетка сохранила свою форму. Жадная жаба Предложите ребенку запомнить слова со звуком [ж], которые встретятся в этой сказке. (Это может быть любая сказка, и вы можете выбрать для запоминания слова с любым звуком.) Жили-были важный Жук, осторожный Уж и жадная Жаба. Однажды важный Жук говорит Ужу: – Надо бы нам крышу покрасить. – Покрасить можно, – говорит осторожный Уж, – только вот какой краской? – Желтой, – важно сказал Жук. – Но у нас нет желтой краски. – Ну, тогда оранжевой! – И оранжевой тоже нет. – Пойдем попросим у жадной Жабы, у нее целая бочка оранжевой краски. А жадная Жаба в это время ела джем из жбана. Увидела, что к ней идут Жук и Уж, быстренько спрятала джем и сидит ждет. – Здравствуй, Жаба! Ты не дашь нам оранжевой краски крышу покрасить? – Не дам! – отвечает Жаба. – Жалко краски. Ушли Жук и Уж ни с чем, а Жаба опять за джем принялась. Тут прилетел Шмель и жужжит: – Дай немнож-жечко дж-жема, Жжаба. – Нет у меня никакого джема! Ах, ты жжадина! – рассердился Шмель, да как ужалит Жабу. Жаба с перепугу – прыг в бочку с оранжевой краской! Вылезла вся оранжевая и плачет оранжевыми слезами: – Пожалейте меня несчастнуюю! Но никому не было жалко жадную оранжевую Жабу. Показ мод Расскажите ребенку: «Модельеры создают красивые и модные наряды, а манекенщицы демонстрируют их. Они надевают то брючный костюм, то летний сарафан, то длинное платье. Все их наряды красивые и очень хорошо сидят на них. Давай с тобой вместе придумаем коллекцию новой одежды для куклы Кати. |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 84 голоса: 3.3 из 5) Оглавление 17 Прошла неделя. Колонистов всех, кроме девочек, перевели работать в цех. Рассовали кого куда. Несколько человек попали на мойку банок. Мойка-карусель из штырей, на штыри надевают донышком вверх стеклянные банки. Карусель крутится, в одном конце ее кожух железный, там банки попадают под фонтаны кипятка, потом их обдают сильным паром. Когда карусель сделает круг, банки возвращаются такие раскаленные, что их снимают рукавицами. В горячие банки заливают кипящий джем. Рукавицы в первый же день колонисты стырили. Сами у себя. Далее — хватали ошпаренные банки рукавами, благо у всех одежда была не по росту, велика. Мойка нравилась ребятам, потому что рядом варился джем. Другую часть колонистов, с ними и Кузьменышей, направили на конвейер. Тот самый конвейер, о котором упоминала веселая шоферица Вера. Ребят привели, показали. Из огромного бака, где плавали в воде высыпанные из корзин помидоры, выползала широкая резиновая лента. Стоя по обе стороны, надо было ловко выхватывать всяческие веточки, листья, гниль, не пропуская ничего лишнего. За этим строго следили две женщины, поставленные в самый конец ленты. Шелестящая, мягко изгибающаяся лента уползала под самый потолок, где из специальных сеток на нее проливалась густая струя воды, вымывая остатки сора, всю грязь. Лента скрывалась за железным массивным колпаком, из-под которого вырывался во все стороны с шипеньем горячий пар. С обратной стороны колпака, из короткого хобота, в широченный чан изрыгался вместе с паром резко пахнущий, красный, раскаленный поток томата. Стоять у конвейера целый день надоедало. Но он, правда, и не работал целый день: то ленту заест, то помидоры запоздают… То пар отключат или вообще энергию. А когда ленту не заедало, палки в нее вставляли! И тогда ребята, в первую очередь Кузьменыши, торопились в дальний угол цеха, где рядом с мойкой банок в отгороженных стальными барьерчиками котлах варили сливовый джем. На этот запах джема колонисты слетались, как пчелы на мед. |
| В пол первого, как только за последним рабочим захлопнулась входная дверь, папа, Петер и Ван Даан бросились вниз по лестнице — за ящиками. Анна между тем набирала горячую воду из крана, а Марго уносила ведра. Все при деле! С каким-то странным ощущением я вошла в заполненную народом кухню конторы: там уже были Мип, Беп, Кляйман, Ян, папа, Петер — в общем, почти все обитатели Убежища и их помощники, и это среди белого дня! Шторы и окна открыты, каждый говорит в полный голос, хлопает дверями — у меня даже началась дрожь от волнения. «Собственно, скрываемся ли мы еще?» — спросила я себя. Наверно, такое же чувство я испытаю, когда в действительности окажусь на воле. Набрав полную кастрюлю, я быстро поднялась наверх, где в кухне у стола меня уже ждали. Мы принялись перебирать и чистить ягоды — если можно так сказать, поскольку больше исчезало во ртах, чем в ведре. Вскоре понадобилась новая порция клубники, Петер побежал за ней вниз, но тут два раза позвонили во входную дверь, и все работы приостановились. Петер вернулся, закрыв за собой нашу потайную дверь. Мы топтались на месте от нетерпения, но не могли пользоваться водопроводом и только смотрели на ягоды. Святое правило: «Посторонние в доме — не открывать краны» должно неукоснительно выполняться. В час явился Ян и сообщил, что приходил почтальон. Петер ринулся вниз, но новый звонок заставил его вернуться. Я стала прислушиваться на лестнице: кто же пришел? В конце концов, мы с Петером подобно двум ворам, перегнулись через перила, пытаясь разобрать звуки снизу. Так как чужих голосов не доносилось, Петер осторожно спустился на несколько ступенек и позвал: «Беп!» Потом еще раз: «Беп!» Но шум снизу перекрывал его голос. Петер дошел до кухни, однако вскоре в панике вернулся: Кляйман предупредил его, что в конторе ревизор. Снова дверь на замок и томительное ожидание. Наконец, в половине второго появился Куглер. «Ах нет, и здесь то же самое. Сегодня на завтрак я ел клубнику, Ян объедается клубникой, Кляйман смакует клубнику, Мип варит клубничный джем, Беп перебирает ягоды. Хочу избавиться от этого красного проклятья, поднимаюсь к вам, и что вижу? … Клубнику!». Часть ягод закатали, но две банки открылись, и папа спешно приготовил из них джем. Днем еще четыре банки открылись: Ван Даан плохо их простерилизовал. Теперь папа каждый вечер варит джем. Мы едим кашу с клубникой, кефир с клубникой, бутерброды с клубникой, клубнику на десерт… Две недели перед глазами была сплошная клубника, но |
|
|
