| Явилась и отповедь на эти издания в виде особых книг, а также журнальных статей, из которых укажем на известную статью покойного преосвященного Смоленского Иоанна в «Православном Собеседнике» – «Общество и духовенство», ряд статей в «Христианском Чтении» под заглавием: «В защиту православного русского духовенства от современных обвинений и нареканий». Под влиянием ли этих изданий и этой полемики, или в связи с общим возбуждением общественного сознания на Руси, духовенство сделалось предметом внимания со стороны общества и нарочитой заботливости правительства. Начинается ряд реформ в духовенстве, имеющих целью улучшить нравственный и материальный быт его. В жизни и быту самого духовенства произошло немало изменений к лучшему. Возникает для нас вопрос: как отнеслась к духовенству в это время наша интеллигенция, наша публицистика, современные нам представители и передовые деятели общественной мысли? Изменились ли воззрения, выраженные Белинским, на лучшие, или – они остались по-прежнему жить в русском обществе? Читатель знает, чем был Белинский для современного ему русского общества и чем он отчасти не перестает быть для него доселе. Белинский был главный двигатель общественной мысли в современном ему обществе; Белинский доселе высоко уважается всеми мыслящими людьми на Руси. На нем воспиталось и развилось не одно поколение русских людей. Все, что живет у нас вне круга верующих в простоте сердца благочестивых посетителей храмов Божиих, мыслит и чувствует по духу Белинского и его продолжателей. Поэтому мы едва ли ошибемся, если скажем, что в то время, как одна часть нашего общества и наш народ – люди, верующие в простоте сердца, подобно Гоголю относятся к духовенству с полным благодушием, не заявляют никаких претензий по отношению к нему, ничего от него не требуют, как только требоисправлений и благочестивых нравоучений, выслушиваемых и принимаемых очень часто чисто платонически, и устрояют свою жизнь духовную более или менее самобытно, как кому Бог на душу положит, – другая, более развитая часть нашего общества, мыслящая и чувствующая по духу современной нам науки и литературы, – общество, в условном смысле этого слова, относится к духовенству с теми же чувствами, какие так безцеремонно и так презорливо изобразил Белинский в приведенном выше письме... |
| Гегель породил правое и левое гегелианство, на его философию одинаково опирается консерватизм и революционный марксизм. Этой философии был свойствен необыкновенный динамизм. Белинский переживает бурный кризис, по Гегелю примиряется с «действительностью», порывает с друзьями, с Герценом и с другими, и уезжает в Петербург. Революционер по натуре, склонный к протесту и бунту, на недолгое время делается консерватором, пишет взволновавшую и возмутившую всех статью о годовщине Бородинского сражения, требует примирения с «действительностью». Он принимает гегелевскую философию тоталитарно. Он восклицает: «Слово «действительность» имеет для меня то же значение, что Бог!» «Общество, – говорит Белинский,– всегда правее и выше частного лица». Это было сказано в его несправедливой статье о «Горе от ума». Из этого могут быть сделаны и консервативные, и революционные выводы. Белинский делает консервативный вывод и пишет апологию власти. Он вдруг проникается мыслью, что право есть сила и сила есть право, он оправдывает завоевателей. Он проповедует смирение разума перед историческими силами, признает особую нравственность для завоевателей, для великих художников и пр. Действительность прекрасна, страдание – форма блаженства. Было время, когда поэзия представлялась квинтэссенцией жизни. Белинский – решительный идеалист, для него выше всего идея, идея выше живого человека. Личность должна смириться перед истиной, перед действительностью, перед универсальной идеей, действующей в мировой истории. Тема была поставлена остро и пережита со страстью. Белинский не мог долго на этом удержаться, и он разрывает с «действительностью» в Петербурге, возвращается к друзьям. После этого разрыва начинается бунт, решительный бунт против истории, против мирового процесса, против универсального» духа во имя живого человека, во имя личности. У нас было два кризиса гегелианства – кризис религиозный, в лице Хомякова, и кризис морально-политический и социальный, в лице Белинского. Тема о столкновении личности и истории, личности и мировой гармонии есть очень русская тема, она с особенной остротой и глубиной пережита русской мыслью. |
| …не говорите нам, что мы будто бы глумились над г-ном Громекой и хотели имя его превратить в собрикет. — Подразумеваются несколько достаточно иронических фраз из статьи Достоевского «„Свисток“ и „Русский вестник“». («Я читал статьи г-на Громеки» и т. д. — см. выше, с. 167), вызвавших следующую отповедь в статье Каткова «Наш язык и что такое свистуны»: «Г-н Громека сказал несколько горячо прочувствованных слов о деле ему знакомом. Кому было угодно, тот мог оспаривать его слова, но ничего неблагонамеренного в них не было, и публика встретила их с сочувствием. Откуда же эти попытки сделать его скромное и почтенное имя каким-то прозвищем, собрикетом?» (Рус. вести. 1861. Литературное обозрение и заметки. С. 20). Собрикет ( франц sobriquet) — насмешливое прозвище, кличка. Отношение Достоевского к статьям С. С. Громеки, напечатанным Катковым, было резко отрицательным, хотя это и не высказывалось им прямо. 251 …Вы желчно завидуете Белинскому и несколько раз намекали, что он невежда и крикун, и даже недавно были в восторге от стихотворения, в котором его хотели сечь — розгой эпиграммы, разумеется. — Скрытая «зависть» к Белинскому сквозила в отрывке статьи Каткова «Наш язык и что такое свистуны», изобиловавшем резкими выпадами против литературной критики журнала братьев Достоевских. «С нынешнего года, — писал здесь Катков, — издается у нас ежемесячный журнал „Время“, в котором половина книги бывает занята прекрасными критическими статьями, писанными приятным слогом, где тоном самого счастливого самодовольства разбираются все фазы нашей духовной жизни, объясняется, как прежде была у нас гладь и ширь необъятная, как потом господствовал у нас французский классицизм, и как мы шалили романтизмом и как явился великий Белинский, и что такое Пушкин, и что такое Лермонтов и как все замыкается великим Островским» (Рус. вести. 1861. Литературное обозрение и заметки. С. 14–15). В таком контексте определения «великий Белинский» и «великий Островский» имели иронический смысл. «Невеждой и крикуном» (хотя и не в буквальном смысле этих слов) выглядел Белинский также в статье «Из современных записок», принадлежавшей перу известного библиографа, а впоследствии начальника главного управления по делам печати M. H. Лонгинова (1823–1875). Утверждая, что Белинский «не знал последовательно событий истории литературы» и «отношений писателей между собою», что «история литературы самая слабая сторона в сочинениях» критика, Лонгинов писал: «Нельзя принимать безусловно всех его литературных приговоров, писанных иногда в ослеплении пристрастья. Это могут делать только некоторые рьяные фельетонные витязи, о которых сказано в одном неизданном стихотворении: Затем на скопище клевретов Решил верховный их совет, Что, так как нет авторитетов, Белинский будь авторитет. |
| О народности Гоголь „нимало не думает, и она сама напрашивается к нему“. Но эта теория „объективности“, „бессознательности“ творчества плохо вязалась с демократической, революционной натурой критика. Она плохо вязалась и со смыслом лучших украинских повестей Гоголя. Восхваляя поэзию „идеальную“, „объективную“, Белинский вдруг начинает убеждать читателя (в той же статье о повестях, 1835 г.), что поэзия реальная ближе к современности: „вот поэзия реальная, поэзия жизни, поэзия действительности, наконец, истинная и настоящая поэзия нашего времени. Ее отличительный характер состоит в верности действительности“. Поэзия Гоголя есть именно такая реальная поэзия. В первом печатном отзыве о „Вечерах“ Белинский выдвигал „остроумие“, „веселость“ автора. Через год, продумав проблему гоголевского юмора, Белинский уже пишет, что гоголевский юмор „не щадит ничтожества, не скрывает и не скрашивает его безобразия, ибо, пленяя изображением этого ничтожества, возбуждает к нему отвращение“. Комизм Гоголя консервативные и реакционные круги пытались истолковать как безобидный. В статье против Шевырева („Телескоп“ 1836, и 6) Белинский защищает Гоголя от такого снижения: „В его «Вечерах на хуторе», в повестях: «Невский проспект», «Портрет», «Тарас Бульба» смешное перемешано с серьезным, грустным, прекрасным и высоким. Комизм отнюдь не есть господствующая и перевешивающая стихия его таланта. Его талант состоит в удивительной верности изображения жизни в ее неуловимо-разнообразных проявлениях. Этого-то и не хотел понять г. Шевырев: он видит в созданиях г. Гоголя один комизм, одно смешное“. Так, на материале гоголевской новеллистики, Белинский раскрывает критический реализм Гоголя, тесно связанный с народностью; это было как раз то, что необходимо было сказать, когда повести Гоголя входили в тридцатые годы в читательскую среду. Библиографическая справка Ниже указываются специальные работы и главы из более общих монографий, трактующие темы, общие для всего сборника „Вечеров“. Списки работ, касающихся отдельных повестей, приводятся в конце комментариев в каждой из них. |
| Романът, въпреки опасенията на автора, има шумен успех. За Достоевски започват да говорят като за ново явление в руската литература. Некрасов, прочел ръкописа за една нощ, тича при Достоевски в четири часа сутринта, за да му изрази своя възторг. След това с думите «Нов Гогол се е явил!» предава ръкописа на Белински. Онзи също прочита романа, без да се откъсне, и пожелава да се запознае с автора. «Доведете го, доведете го час по-скоро!» – казва той на Некрасов. Белински успява да направи силно впечатление на младия Достоевски. Признава го след много години самият писател: «Заварих го страстен социалист и той направо започна да говори с мен за атеизъм… Като социалист, той преди всичко трябваше да низвергне християнството; той знаеше, че революцията непременно трябва да започне с атеизъм… Тук оставаше обаче сияйната личност на самия Христос, с която му бе най-трудно да се бори… Но в своя безпрестанен, неугасим възторг Белински не се спря дори и пред това непреодолимо препятствие…» Под влиянието на Белински Достоевски се увлича от идеите на социализма. Той започва да посещава кръжеца на свободомислещите млади хора, които се събират всеки петък в дома на служителя в Министерството на външните работи Петрашевски. Там се събира най-пъстра сбирщина от хора: от утописти-мечтатели до революционери, замислящи държавен преврат и разтуряне на монархията. На едно от тези събрания Достоевски прочита злополучното писмо на Белински до Гогол, в което критикът са нахвърля върху великия писател за това, че той защитава религията и Православната Църква. Тъкмо това става една от главните точки на обвинението срещу него, когато заедно с другите участници в кръжеца той е арестуван и изпратен в Петропавловската крепост. Следствието по делото на «петрашевците» се води осем месеца и завършва с присъда: лишаване от права и осем години каторга. Николай I полага резолюция: «Четири години, а подир туй редови». Той обаче пожелава за всички участници на кръжеца да бъде изигран «ритуалът» на смъртното наказание. Идеята очевидно е в това да се «даде урок» на заговорниците и да се изпрати сигнал до либералната интелигенция: ето какво ще стане с вас, ако не престанете да таите революционни замисли. |
| Станкевич писал Грановскому: «Помни, что созерцание необходимо для развития мышления». «Вообще, если трудно становится решить что-нибудь, переставай думать и живи. В сравнениях и выводах будет кой-что истинное, но верно вполне схватишь вещь только из общего живого чувства» (187). Изучение философии Гегеля убедило Станкевича, что концепция космического процесса как процесса развития абсолютной идеи не является абстрактным панлогизмом, т. е. не представляет собой теории диалектического самодвижения безличных абстрактных понятий. Он открыл, что у Гегеля носителем абстрактных понятий становится, в конечном счете, дух как конкретное, живущее существо. В Германии и в других странах философия Гегеля часто рассматривалась как философия абстрактного панлогизма. То, что Станкевич истолковал философию Гегеля в духе конкретного идеал-реализма, выражает общую тенденцию русской философии к конкретизации. Важно отметить, что одна из лучших работ по философии Гегеля— «Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека» — написана русским философом И. А. Ильиным. Этому же вопросу посвящена статья Н. Лосского «Гегель как интуитивист» . Станкевич не стал гегельянцем. Философия Гегеля, говорит он в письме Бакунину, — «обдает меня холодом» (624). Особенно Станкевич осуждал Гегеля за отрицание принципа бессмертия личности. Несомненно, в процессе своей последующей интеллектуальной эволюции Станкевич разработал бы оригинальную систему христианской философии и не остался бы типичным западником, подобно Белинскому или Герцену. 3. В. Г. БЕЛИНСКИЙ Виссарион Григорьевич Белинский (1811–1848) был талантливым литературным критиком. Во время учебы в Московском университете Белинский принадлежал к кружку Станкевича. В этом кружке он познакомился с философией природы Шеллинга. В 1836 г., под влиянием Бакунина, Белинский в течение короткого периода времени увлекался философией Фихте, а затем благодаря Станкевичу и Бакунину стал восторженным гегельянцем и оставался им с 1837 по 1840 г. Как использовал Белинский гегелевскую философию в своих критических статьях, можно видеть, например, из его понимания поэзии, изложенного им в статье «Горе от ума, сочинение А. |
| 7, 24-27). Белинский воздвигал, стремился воздвигнуть здание общественного благоденствия по человеческому разумению, но выкрикивая своему оппоненту: «Взгляните себе под ноги— ведь вы стоите над бездною!»— не сознавал, что бездна готова разверзнуться под ногами именно у него; и к этой бездне, движимый самыми благородными побуждениями, он толкал Россию, Белинский предстаёт поистине трагическою фигурою, но это не умаляет зла, какому он объективно служил, отстаивая свои внешне благородные идеи. Не просто служил— жизнью оплатил их утверждение. Трагизм проблемы в том и состоит, что люди, подобные Белинскому,— были нравственно высоки, чисты совестью. Как часто именно это мы возводим в абсолют— ту убеждённость, которая на обыденном уровне примелькалась расхожею истиною: был бы человек хороший... Вот трагедия: хорошие люди с чистой совестью жертвовали жизнью во имя сатанинского дела. Позже им на смену придут Нечаевы и прочие бесы русской революции. Пока же они горят верою в правду своей борьбы. «Кто не со Мною, тот против Меня; и кто не собирает со Мною, тот расточает» (Мф. 12, 30), — так Спаситель установил то разделение, при котором по одну сторону оказываются и благородный Белинский, и нравственный выродок Нечаев. Критерий один: они не с Христом, они— против Христа. Должно помнить о том— не чтобы судить, но уметь избегать подобных заблуждений. И уметь верно испытывать на истинность любое благородное стремление любой эпохи. Белинский сумел увлечь и заразить многих своими заблуждениями. Вообще с этого противостояния Гоголя и Белинского наметилось отчётливо разделение двух направлений в отечественной словесности: духовного и революционно-разрушающего. Да, Гоголь сумел круто повернуть всю русскую литературу и не без его воздействия даже революционное направление обретает в ней свойство религиозного служения. И именно Белинский эту «религию» окончательно обезбожил. Сверхличные же ценности, когда они возводятся на песке, опасны: рухнут неизбежно. ... Но отчего же Гоголь не отослал своего ответа? Нам не дано этого знать, дано лишь предполагать. |
| Понятно, что возрождение художественной периодики, а вместе с нею и литературной критики, требует государственных дотаций, а у нас пока чиновники склонны полагать, что и воспитанием патриотизма желающие будут заниматься на общественных началах. Но нет... Надежда на то, что все заменят, не требующие государственной поддержки интернет и телевизионные шоу - и призрачна, и обманчива. В том числе и экономически. Сейчас уже государство тратит на борьбу с разными неугодными сайтами больше, чем раньше тратилось на создание безопасного духовного и государственного пространства. Заметили ошибку? Выделите фрагмент и нажмите " Ctrl+Enter " . РНЛ работает благодаря вашим пожертвованиям. Комментарии Оставьте комментарий Закрыть Закрыть 4. Re: Белинский: за и против Из-за таких, как Белинский даже Тургенев уехал. Диктат граждансттвенной тоски задушил много талантов. 3. Re: Белинский: за и против Ничего, теперь все хлебают их телевизионной помойки. 2. Re: Белинский: за и против Хорошо написано. Просто и понятно. Молодец, Николай Михайлович. Не стареют душой ветераны. 1. Сейчас критик уже не может придти так к читателю. Критик и сейчас может придти к читателю и периодики для этого совершенно не обязательно. Но критик должен быть честным, не фальшивить, не называть чёрное белым. Но таким человеком быть ныне не то что не комфортно, но и опасно. Да и нет в народе потребности на честное слово, народ нередко сам обманываться рад. Сплошное одобрям-с. В век интернета периодика себя изжила, периодика это перевод тысяч тонн бумаги, это кое-кому приличный бизнес. Добротную хорошую статью нет проблемы скопировать и потом разбирать её по буквам. Авторитет писателя и критика это не миллионные тиражи, а честность. Жить не по лжи, как говорил Солженицын. Если даже под Солженицына начинают копать, какая же тут честность. А ложь рождает апатию у населения. Апатию ко всему. Даже к рывку готовы. На словах. Сообщение для редакции Закрыть Закрыть В Москве мужчина напал на бывшую жену в примерочной ТЦ Что запрещается делать всем во второй день Страстной Седмицы |
| «Да, знаете ли вы, взвизгивает он раз вечером (он иногда как-то взвизгивал, если очень горячился), обращаясь ко мне, – знаете ли вы, что нельзя насчитывать грехи человеку и обременять его долгами и подставными ланитами, когда общество так подло устроено, что человеку невозможно не делать злодейств, когда он экономически приведен к злодейству, и что нелепо и жестоко требовать с человека того, чего уже по законам природы не может он выполнить, если бы даже хотел... В этот вечер мы были не одни, присутствовал один из друзей Белинского, которого он весьма уважал и во многом слушался; был тоже один молоденький, начинающий литератор, заслуживший потом известность в литературе. – Мне даже умилительно смотреть на него, – прервал вдруг свои яростные восклицания Белинский, обращаясь к своему другу и указывая на меня, – каждый-то раз, когда я вот помяну Христа, у него все лицо изменяется, точно заплакать хочет... Да, поверьте же, наивный вы человек, – набросился он опять на меня, – поверьте же, что ваш Христос, если бы родился в наше время, был бы самым незаметным и обыкновенным человеком; так и стушевался бы при нынешней науке и при нынешних двигателях человечества. – Ну, не-е-ет! – подхватил друг Белинского. (Я помню, мы сидели, а он расхаживал взад и вперед по комнате). – Ну, нет: если бы теперь появился Христос, Он бы примкнул к движению и стал во главе его. – Ну-да, ну-да, – вдруг и с удивительной поспешностью согласился Белинский. – Он бы именно примкнул к социалистам и пошел за ними» 43 . Была и личная причина, побуждавшая Достоевского к критическому пересмотру взглядов Белинского и его приятелей западников. Белинский отрицательно оценил повесть «Двойник» и все последовавшие за нею повести и рассказы Достоевского. «Каждое его новое произведение – новое падение», – писал он П. В. Анненкову в феврале 1848 г. (Белинский, Письма, т. III, 338) и окончательно усомнился в таланте Достоевского. Друзья и приятели его, превозносившие вместе с ним Достоевского, Некрасов, особенно Тургенев и др., теперь начали осмеивать слабости Достоевского и нередко жестоко издевались над ним. |
| — В чём причина того? — В безрелигиозном восприятии. Поиск славянофилами выхода в мир всеобщего был связан, как мы знаем, с понятием соборности , свободной церковной общности, однако эта чисто православная идея не могла найти сочувствия и даже понимания у неприемлющих Православие: для них единственной реальностью оставалась лишь оболочка, но не само содержание славянофильства— с оболочкою они и совершали свои мыслительные операции, обрекая себя на неверность выводов и суждений. Принимая славянофильство как самообособление, Тургенев видел в нём как раз выражение неверия во внутреннюю устойчивость народного начала: «Неужели мы так мало самобытны, так слабы, что должны бояться всякого постороннего влияния и с детским ужасом отмахиваться от него, как бы он нас не испортил? Я этого не полагаю: я полагаю, напротив, что нас хоть и в семи водах мой,— нашей русской сути из нас не вывести. Да и что бы мы были, в противном случае, за плохонький народец!» (10, 262). В подтверждение своих мыслей он ссылался на Белинского: «А что западнические убеждения Белинского ни на волос не ослабили в нём понимания, его чутья всего русского, не изменили той русской струи, которая била во всём его существе,— тому доказательством служит каждая его статья. Да, он чувствовал русскую суть, как никто» (10, 294). Апелляция к авторитету Белинского— не убеждает: ещё Гоголь в своём ответе на брань против «Выбранных мест...» ясно указал именно на непонимание неистовым критиком главного, религиозного своеобразия русской жизни. Тургенев, правда, этого мнения Гоголя не знал, как не понимал и того, что вне Православия русское начало утратит свою самобытность,— о том писал позднее Достоевский, да для Тургенева авторитет Белинского был несомненнее. Без православной основы русское начало обречено на вырождение— и это-то как раз является доказательством его высокой развитости: более примитивные организмы всегда устойчивее. Амёбу можно «разрезать» пополам— она амёбою же и останется. У человека достаточно повредить сердце— и он погибнет. |
|
|
