| Еще одна героиня романа «На ножах» – Катерина Астафьевна Форова, правдивая, горячая, честная, – проявляется поначалу как «положительная Марфа» в своих бесконечных заботах и хлопотах о муже, племяннице, ближних и дальних. В то же время жена майора Форова, подобно Синтяниной, соединяет в себе черты новозаветных Марфы и Марии. В конце своего жизненного пути героиня все больше напоминает евангельскую Марию. Перед смертью порывистая, импульсивная Катерина Астафьевна утихает, смиряется, просветляется, оставляет свое многозаботливое «марфунство». Кончина ее похожа на успение так же, как и смерть кротчайшей Натальи Николаевны – жены «мятежного протопопа» Савелия Туберозова в романе-хронике о жизни православного духовенства «Соборяне» (1872): «Славно мне, славно, не будите меня! И Наталья Николаевна заснула навеки». Отходящая к вечной жизни смиренная протопопица, верная спутница и помощница своего многострадального мужа – замечательного христианского проповедника, видит перед кончиной знаменательный сон: «Наталья Николаевна свернулась калачиком и заснула, и ей привиделся сон, что вошел будто к ней дьякон Ахилла и говорит: “Что же вы не помолитесь, чтоб отцу Савелию легче было страждовать?” – “А как же, – спрашивает Наталья Николаевна, – поучи, как это произнести?” – “А вот, – говорит Ахилла, – что произносите: Господи, ими же веси путями спаси!” – “Господи, ими же веси путями спаси!” – благоговейно проговорила Наталья Николаевна, и вдруг почувствовала, как будто дьякон ее взял и внес в алтарь, и алтарь тот огромный-преогромный: столбы – и конца им не видно, а престол до самого неба и весь сияет яркими огнями, а назади, откуда они уходили, – все будто крошечное, столь крошечное, что даже смешно бы, если бы не та тревога, что она женщина, а дьякон ее в алтарь внес. “В уме ли ты, дьякон! – говорит она Ахилле. – Тебя сана лишат, что ты женщину в алтарь внес”. А он отвечает: “Вы не женщина, а вы сила!” – и с этим не стало ни Ахиллы, ни престола, ни сияния». При жизни диакон обращался к матушке-попадье: «ваше преподобие, честная протопопица Наталья Николаевна». Чудесное внесение в алтарь праведницы – ассоциация с Введением во храм Пресвятой Богородицы, введением Ее в Святая святых, посвящением Богу. «Дивного Бога Дивная Мати от начатка Своего и до конца Своего есть дивна, – говорит святитель Димитрий Ростовский. – Дивна в преставлении: ибо гробом Своим не в землю нисходит, но в небо восходит». «Вся добра еси ближняя моя, и порока несть в Тебе», – учит Святая Церковь. |
| — Ах, старичок, какой чувствительный! — воскликнул растроганный Ахилла, хлопнув по плечу Николая Афанасьевича. — Да-с, — продолжал, вытерев себе ротик, карло. — А пришел-то я в себя уж через девять дней, потому что горячка у меня сделалась, и то-с осматриваюсь и вижу, госпожа сидит у моего изголовья и говорит: «Ох, прости ты меня, Христа ради, Николаша: чуть я тебя, сумасшедшая, не убила!» Так вот она какой великан-то была, госпожа Плодомасова! — Ах ты, старичок прелестный! — опять воскликнул дьякон Ахилла, схватив Николая Афанасьевича в шутку за пуговочку фрака и как бы оторвав ее. Карла молча попробовал эту пуговицу и, удостоверясь, что она цела и на своем месте, сказал: — Да-с, да, я ничтожный человек, а они заботились обо мне, доверяли; даже скорби свои иногда мне открывали, особенно когда в разлуке по Алексею Никитичу скорбели. Получат, бывало, письмо, сейчас сначала скоро, скоро сами про себя пробежат, а потом и всё вслух читают. Они сидят читают, а я пред ними стою, чулок вяжу да слушаю. Прочитаем и в разговор сейчас вступим: «Теперь его в офицеры, — бывало, скажут, — должно быть скоро произведут». А я говорю: «Уж по ранжиру, матушка, непременно произведут». Тогда рассуждают: «Как ты, Николаша, думаешь, ему ведь больше надо будет денег посылать». — «А как же, — отвечаю, — матушка, непременно тогда надо больше». — «То-то, скажут, нам ведь здесь деньги все равно и не нужны». — «Да нам, мол, они на что же, матушка, нужны!» А сестрица Марья Афанасьевна вдруг в это время не потрафят и смолчат, покойница на них за это сейчас и разгневаются: «Деревяшка ты, скажут, деревяшка! Недаром мне тебя за братом в придачу даром отдали». Николай Афанасьевич вдруг спохватился, страшно покраснел и, повернувшись к своей тупоумной сестре, проговорил: — Вы простите меня, сестрица, что я это рассказываю? — Сказывайте, ничего, сказывайте, — отвечала, водя языком за щекой, Марья Афанасьевна. — Сестрица, бывало, расплачутся, — продолжал успокоенный Николай Афанасьевич, — а я ее куда-нибудь в уголок или на лестницу тихонечко с глаз Марфы Андревны выманю и уговорю. «Сестрица, говорю, успокойтесь; пожалейте себя, эта немилость к милости». И точно, горячее да сплывчивое сердце их сейчас скоро и пройдет: «Марья! — бывало, зовут через минутку. — Полно, мать, злиться-то. Чего ты кошкой-то ощетинилась, иди сядь здесь, работай». Вы ведь, сестрица, не сердитесь? |
| Целую ночь он не спал, все думал думу: как бы теперь, однако, помочь своему министру юстиции? Это совсем не то, что Варнавку избить. Тут нужно бы умом подвигать. Как же это: одним умом, без силы? Если бы хоть при этом… как в сказках, ковер-самолет, или сапоги-скороходы, или… невидимку бы шапку! Вот тогда бы он знал, что сделать очень умное, а то… Дьякон решительно не знал, за что взяться, а взяться было необходимо. Добравшись до самолета-ковра и невидимки-шапки, непривычный ни к каким умственным ухищрениям Ахилла словно освободился от непосильной ноши, вздохнул и сам полетел на ковре; он прошел, никем не видимый, в сапогах и в шапке к одному и к другому из важных лиц, к которым без этих сапог пройти не надеялся, и того и другого толкнул слегка сонного в ребра и начал им говорить: «Не обижайте попа Савелия, а то после сами станете тужить, да не воротите». И вот, слыша невидимый голос, все важные лица завертелись на своих пышных постелях и все побежали, все закричали: «О, бога ради, заступитесь поскорее за попа Савелия!» Но все это в наш век только и можно лишь со скороходами-сапогами и с невидимкою-шапкой, и хорошо, что Ахилла вовремя о них вспомнил и запасся ими. Благодаря лишь только им дьякон мог проникнуть в своей желтой нанковой рясе в такой светозарный чертог, сияние которого так нестерпимо ослепляет его, что он даже и не рад уже, что сюда забрался. Может быть, и тех бы мест довольно, где он уже побывал, но скороходы-сапоги расскакались и затащили его туда, где он даже ничего не может разглядеть от несносного света и, забыв про Савелия и про цель своего посольства, мечется, заботясь только, как бы самому уйти назад, меж тем как проворные сапоги-скороходы несут его все выше и выше, а он забыл спросить слово, как остановить их… — Загорюсь! ей-богу, загорюсь! — кричал дьякон, прячась за мелькнувшее пред ним маленькое теневое пятнышко, и удивился, услышав из этого пятнышка тихий голосок Николая Афанасьевича: — Полно вам, отец дьякон, спать да кричать, что вы загоритесь! Со стыда разве надо всем нам сгореть! — говорил карлик, заслоняя от солнца лицо дьякона своим маленьким телом. |
| Лесков был глубоко убеждён в том, что «без трёх праведных несть граду стояния», то есть ни один русский город не может существовать, не выстоит, если в нём не будет хотя бы трёх праведников. « И пошёл я искать праведных...»– такова была творческая установка писателя. Эти поиски увенчались успехом: праведников отыскал Лесков в самых разных социальных кругах и сословиях русской нации, в том числе и в среде духовенства. Три праведника, три героя романа-хроники « Соборяне», три бронзовые фигуры, в основании которых уже не одна (как у других скульптурных групп вокруг фигуры Лескова), а три колонны – три столба, вернее – «три столпа», без которых «несть граду стояния». В письме к И.С. Аксакову писатель мечтал: « если бы, в недрах самой церкви нашей... появился проповедник с живым словом укора и обличения, который бы объехал села и деревни; нет сомнения, действие его слова было бы громадно... к исправлению общественных нравов. Разумеется, такому проповеднику нельзя явиться, – его бы забрали в полицию...» Именно таких вдохновенных пророков-проповедников изобразил Лесков в « Соборянах». Перед нами образы « многострадальных духовенных»: протопоп Савелий Туберозов «высок ростом и тучен он сохранил весь пыл сердца и всю энергию молодости. Голова его отлично красива: её даже позволительно считать образцом мужественной красоты. Волосы Туберозова густы, как грива матёрого льва, и белы, как кудри Фидиева Зевса. Глаза у него коричневые, большие, смелые и ясные. В эти глаза глядела прямая и честная душа протопопа Савелия, которую он, в своём христианском уповании, верил быти бессмертною». Захария Бенефактов – « второй иерей Старгородского собора»– «воплощённая кротость и смирение. сам он весь точно сплетён из соломки. но и он привык держаться бодро и при всех посещающих его недугах и немощах сохранил и живую душу, и телесную подвижность». Наконец, « третий и последний представитель старгородского соборного духовенства» дьякон Ахилла Десницын: « Роста Ахилла огромного, силы страшной, в манерах угловат и резок, но при всем этом весьма приятен». Эти герои исполнены внутренней духовной силы и правоты. Пророчески возвышаются их фигуры на фоне храма Михаила Архангела, венчают композицию уникального памятника Лескову. |
| Итак вот что было написано, и таков приговор и суд о мне епископов. А что не из милости и не по принуждению от кого-либо сделали они, – в доказательство этого, с позволения вашего, намерения рассказать дело с самого начала, и вы узнаете, почему и епископы, хорошо и справедливо рассудив, писали таким образом, и Валент и Урзаций, хотя и поздно, признали истину. 59) У нас до гонения епископом был Петр, который во время гонения скончался мученически. Он на общем Соборе епископов низложил Мелетия, называвшегося египетским епископом, обличенного в разных беззакониях и даже жертвоприношении идолам. Но Мелетий и к другому Собору не прибегал, и не старался оправдаться пред бывшими после Петра епископами, произвел же раскол, и его держащиеся стороны доныне вместо христиан именуются мелетианами. Вскоре стал он злословить епископов, вначале сего Петра, а после него клеветал на Ахилла, и после Ахилла на Александра, и в этом поступал он ухищренно, научившись тому у Авессалома, чтобы ему, когда низложение приводило в стыд, можно было обольстить, хотя бы неопытных, клеветами. А между тем, пока так действовал Мелетий, появилась и арианская ересь. Но ересь на Никейском Соборе предана анафеме, и ариане извергнуты, мелетиане же каким-то образом приняты, и теперь нет уже необходимости наименовывать тому причину. Ибо не прошло еще пяти месяцев, как блаженной памяти Александр скончался, – мелетиане, которым надлежало оставаться в покое и почитать за милость, что по крайней мере, они приняты, подобно псам, не забыв, что ими было изрыгнуто, снова стали возмущать Церковь . Почему Евсевий, узнав об этом и поборая арианской ереси, посылает к мелетианам, склоняет их на свою сторону многими обещаниями, тайно делается их другом и входит с ними в договоры на случай, какой будет усмотрен. Итак, сначала прислал он ко мне, убеждая меня принять ариан, и не на письме угрожал, а в письме просил. Поскольку же возражал ему я, говоря, что не надлежит принимать изобретших ересь вопреки истине и преданных анафеме Вселенским Собором, то делает он, что и Царь, блаженной памяти Константин, пишет ко мне с угрозами, что если не приму ариан, буду терпеть то же, что терпел и прежде, и ныне терплю. Вот отрывок этого послания; письмоподателями же были царедворцы Синклитий и Гавденций. ОТРЫВОК ИЗ ПИСЬМА ЦАРЯ КОНСТАНТИНА |
| — Это, отец дьякон, не мое, сударь, дело знать, — оправдывался, отыскивая свой пуховый картуз, Николай Афанасьевич. — Я в первый раз пришел в церковь, подал записку о бежавшей рабе и полтинник; священник и стали служить Иоанну Воинственнику, так оно после и шло. — Плох, значит, священник. — Чем? чем? чем? Чем так, по-твоему, плох этот священник? — вмешался неожиданно кроткий отец Бенефисов. — Тем, отец Захария, плох он, что дела своего не знает, — отвечал Бенефисову с отменною развязностью Ахилла. — О бежавшем рабе нешто Иоанну Воинственнику петь подобает? — Да, да! А кому же, по-твоему? Кому же? Кому? — Кому? Ведь, слава тебе господи, сколько, я думаю, лет эта таблица перед вами у ктитора на стене наклеена; а я ведь по печатному читать разумею и знаю, кому за что молебен петь. — Ну и только! Федору Тирону, если вам угодно слышать, вот кому. — Ложно осуждаешь: Иоанну Воинственнику они праведно служили. — Не конфузьте себя, отец Захария. — Я тебе говорю: правильно. — А я вам говорю: понапрасну себя не конфузьте. — Да что ты тут со мной споришь! Ишь! ишь!.. спорщик какой! — Нет, это что вы со мной спорите! Я вас ведь, если захочу, сейчас могу оконфузить. — Ну, оконфузь. — Ей-богу, оконфужу! — Ну, оконфузь! — Ей-богу, ведь оконфужу, не просите лучше, потому я эту ктиторскую таблицу наизусть знаю. — Да ты не разговаривай, а оконфузь, оконфузь! — смеясь и радуясь, частил Захария Бенефисов, глядя то на дьякона, то на чинно хранящего молчание отца Туберозова. — Оконфузить? извольте, — решил Ахилла и сейчас же, закинув далеко за локоть широкий рукав, загнул правою рукой большой палец левой руки, как будто собирался его отломить, и начал: — Вот первое: об исцелении отрясовичной болезни — преподобному Марою. — Преподобному Марою, — повторил за ним, соглашаясь, отец Бенефисов. Я, весьма вероятно, не решился бы написать этого очерка, если бы Вы первый не подняли своего голоса в защиту молодого человека, злополучные приключения которого здесь рассказаны. Ваш почин в этом деле дал мне мысль и возможность несколько подробнее опровергнуть злостные клеветы, преследовавшие Артура Бенни при его жизни и не пощадившие его в некрологе, напечатанном после его смерти. |
| Допускает ли Бог, направляет ли — само это допущение или направление происходит только волей и действием Бога, так как воля царя не может избежать действия всемогущего Бога, оттого что ни у кого пет воли хотеть и свершать — безразлично что: добро или зло. Но то, что из одной воли царя мы вывели общее заключение, я не считаю ни глупым, ни невежественным. Ведь если сердце царя, которое, кажется, наиболее свободно и владычествует над другими, способно хотеть только в том случае, если Бог его направит, то насколько же меньше способен это делать кто-нибудь другой? Этот вывод имел бы значение, если бы речь шла не только о воле царя, но о воле любого человека. Если же какой-нибудь человек — какой угодно — перед лицом Бога способен хотеть только в случае, если его направляет к этому Бог, то это надо говорить обо всех людях. То, что Валаам не мог сказать того, что он хотел , в Писании тоже явно доказывает, что человек не властен свободно выбирать или свершать свое дело. В противном случае в Писаниях не задерживались бы ни на каких притчах. Затем, после того как Диатриба сказала, что она, как и Лютер, может подобрать в этой книге много свидетельств, которые при соответственном истолковании способны выступить как в защиту, так и против свободной воли, она, наконец, приводит подтверждение Лютера, неотвратимое, как копье Ахилла,— пятнадцатую главу Евангелия от Иоанна: «Без Меня вы не можете делать ничего» и т. д. Я тоже хвалю замечательного защитника свободной воли, который, как это было показано, своими толкованиями учит приспосабливать свидетельства Писания так, что они действительно выступают за свободу воли, т. е. достигают не того, чего должны были достигнуть, а того, что нам подходит. Затем он представляет, что страшен ему только один этот Ахилл, и — как глупый читатель — полагает, будто, одолев его, он сможет пренебречь прочим. Но хотел бы я посмотреть на велеречивую и храбрую Диатрибу, на то, как станет она одолевать моего Ахилла, она, которая до сих пор не могла убить ни одного простого воина (пусть даже Терсита ), а только печальнейшим образом поражала собственными своими копьями себя саму. |
| Также читаем слово святого Ефрема о скончавшихся отцах, разделив его на три части. Псалом 50. Канон святаго обители на 6, и святых на 8. Стихословим же и Господеви поем: Канон святого обители на 6, и святых на 8. Стихословим же Господеви поем: . Глас 8. Глас 8. Песнь 1: Ирмос: Песнь возслем людие: Песнь 1 Ирмос: Песнь вознесем, люди: Вси в песнех духовных, в подвизех просиявшия,/божественныя отцы наша воспоим согласно,/яже изнесе Египет, Фиваида, и Ливия,/всякое место, и град, и страна. Все в песнях духовных/согласно воспоем/в подвиге просиявших божественных отцов наших,/которых произвел Египет, Фиваида, и Ливия,/всякое место, и город, и страна., Радуйся монахом первонаставниче, Антоние преславне,/Аммуне богоносне, Нитрийская славо,/Арсение ангеле, державо безмолвия,/и Аммоне духоносне. Радуйся монахов первоначальник,/Антоний всеславный,/Аммуне богоносный, Нитрии слава,/Арсений – Ангел, сила безмолвия,/и Аммон духоносный. Красуйся воистинну сосуде Божий, Агафоне священнодушне:/Ахилла и Аммон, цветы пустыннии:/Ануве и Алоние, Аммонафа и Анфиме, добродетелей светлии бисери. Веселись, воистинну сосуд Божий,/Агафон священнодушный;/Ахилла и Амой, цветы пустыни,/Анув и Алоний, Амонафа и Анфим,/добродетелей сияющие жемчужины. Светильницы разсуждения нам, пет буди Арис днесь, и Аполлос Великий,/послушания же светы Афре и Акакие,/с сими и Аввакир спросияет, якоже некая денница. Светильники рассуждения/в сей день нами да воспеваются:/Арис и Аполлос Великий;/послушания же светы – Афре и Акакий,/с ними и Аввакир сияет,/как некая утренняя звезда. Гора жительства высокаго явися Авксентий,/страдалец же чистоты Аврамий Великий,/с нимиже Афродисий столп воздержания явися, со Афинодором. Горою жития высокого/явился Авксентий;/подвижником же чистоты – Аврамий великий;/с ними Афродисий столпом воздержания провозглашен,/со Афинодором. Сияет яко звезда на небеси в постницех Аммоний, и божественный Анина:/светится же с сими и великий Антиох,/и Агапит зельный, аще кто иный с сими блистает. Светит на небе как звезда/среди подвижников Аммоний/и божественный Анина;/сияет же с ними и великий Антиох,/Агапит знаменитый и если кто иной/с ними блистает. |
| Материалом для дополнений служила летопись. В отличие от ЖВ, текст заканчивается описанием погребения св. князя. За житием в рукописи следует «Похвала» св. Владимиру (см. раздел 8). Заглавие: «Успение благов рнаго и великаго князя и равноапостольнаго Владимира, нареченнаго в святомь крещении Василия, крестившаго всю Росийскую землю». Начало: «Сей бысть князь Владимиръ, сынъ Св тославль, от племени варяжска...». Конец: «И потомъ разыдошася въ домы своя, славяще Господа Бога». Житие из Степенной книги 450 и его источники подробно рассмотрены А. В. Усачевым. Текст был создан в 1560-е гг. вместе со всеми прочими статьями памятника. А. В. Сиренов полагает, что изначально митрополит Макарий задумал создание только житий свв. Ольги и Владимира, из которых впоследствии вырос текст Степенной книги. 451 В отличие от остальных памятников, это произведение является житием в полном смысле этого слова – оно рассказывает о св. Владимире от самого рождения до смерти. Основными источниками жития, как и прочих статей Степенной книги, были Никоновская и Воскресенская летописи. Кроме того, были использованы «Слово о законе и благодати» Илариона, «Память и похвала Владимиру» Иакова Мниха, ПрЖ и «Поучение на память... св. Владимира» (см. раздел 8), житие св. Климента, папы римского, из Великих Миней Четьих митрополита Макария и житие св. Леонтия Ростовского поздней редакции. 452 Однако А. С. Усачев ошибается, когда возводит к ПрЖ указание на осаду Корсуня в течение шести месяцев. Его нет ни в одной из редакций ПрЖ, оно появляется только в ЖВ. Сноска на издание Н. И. Серебрянского относится к РасЖВ-2 (см. выше). 453 Южнорусское житие (Украинское) было так названо А.И. Соболевским. 454 Текст был издан им по списку РГБ, ОР, ф. 37 (Большак.), 23 с разночтениями по РНБ ОР, Сол. 1063/1172. Впоследствии были указаны еще списки: ЦНБ Украины, ОР, собр. Киево-Соф. 278/129, 279/130; 455 собр. Киево-Печерск. 370/155, разночтения из которого изданы С. А. Бугославским. Фундаментальное исследование памятника было предпринято В. |
| Крестики, иконы, хоругви, священные изображения, богослужебные и разные религиозно–нравственные книги могут быть приобретаемы, кроме вышеуказанных нами лавок (пред входом на пещеры), еще в лавках при св. воротах, около входа в Больничный Николаевский монастырь, за алтарем Великой церкви и во дворе около северных, или экономических ворот; там же можно бесплатно получать и каталог всех продажных книг и других предметов церковно–религиозного употребления. Во всех помещениях Лаврских для богомольцев, на странноприимном дворе, поддерживается чистота и порядок, равно как и соблюдается тишина, что так необходимо для людей, приезжающих в Киев и Лавру для того, чтобы отдохнуть душею, помолиться Богу и отговеться. К числу незаменимых преимуществ остановки в Лавре принадлежит, между прочим, и то, что здесь, на месте, в странноприимных корпусах Лавры всегда можно иметь постную пищу за самую умеренную плату, равно как чай и хлеб. В настоящее время существует удобное и сравнительно дешевое сообщение между железно–дорожным вокзалом и пароходною пристанью на р. Днепре, с одной стороны, и Киево–Печерскою Лаврою, с другой стороны, при помощи Киевской городской железной дороги. С железно–дорожного вокзала в Лавру можно проехать двумя способами: 1) севши в вагон городской железной дороги (прямо против вокзала), можно ехать до Царской площади (на Крещатике), там должно перейти в вагон, который направляется на Печерск (к Троицкому монастырю), и затем около Никольских ворот на Печерске нужно перейти в вагон, который идет прямо до Лавры и останавливается против верхних Лаврских ворот, ведущих в странноприимный двор; этот переезд будет стоить 11 коп.; 2) севши в вагон городской железной дороги против вокзала, на улице „Бибиковский Бульвар» против памятника граф. Бобринскому переходят в вагон, идущий к Бессарабскому базару, где пересаживаются в вагон, направляющийся прямо к Лавре; этот переезд стоит также 11 коп. Так как в вагонах городской железной дороги нельзя возить с собою большего багажа (корзин, мешков и т. п.), то все эти вещи можно нескольким лицам, или целой группе, складывать вместе на одну площадку ломового извозчика (40–60 кон. от вокзала до Лавры) и отправлять их в Лавру под наблюдением одного–двух человек из партии богомольцев. Некоторые богомольцы, прибывающие в Киев по Московско–Киевоворонежской и по Киево–Полтавской жел. дорогах, имеют обыкновение вставать на ст. Киев 2–й и оттуда пешком отправляться в Лавру. Не советуем так делать, потому что часто бывают случаи, когда подобные богомольцы сбиваются с дороги в незнакомой местности, опаздывают и, что хуже всего, попадают в руки злых людей, которые всячески обманывают таких неопытных путников. |
|
|
