| В ходе переговоров, состоявшихся в 1920 году, англикане признали неправильность Filioque, указав, однако, на нежелательность изменять вековую традицию произнесения Символа веры на Западе. «Условия евхаристического общения…» 1921 года в пп. 7 и 8 повторяют ту же мысль в отношении неканонической прибавки к Символу веры и отрицают существование двух принципов или источников божественной природы (Godhead) . В 1931 году в Ламбете Смешанная православно-англиканская богословская комиссия признала прибавку Filioque к Символу веры незаконной, но, отметая всякое утверждение о наличии в Божественной Троице двух начал, сочла допустимым в качестве частного богословского мнения учение Иоанна Дамаскина и некоторых ранних восточных отцов о том, что Дух Святой исходит от Отца чрез Сына (per filio). На Московском собеседовании 1956 года вопрос поднимался вновь и православные богословы тогда заявили, что Никео-Цареградский Символ веры в его соборном определении (то есть без добавления Filioque), как принятый всей Церковью, является Вселенским Символом веры, а исповедание Никео-Цареградского Символа с добавлением Filioque несовместимо с соблюдением чистоты вероучения и недопустимо по 7-му правилу III Вселенского Собора. Англиканские делегаты признали, что Filioque введено на Западе в Никео-Цареградский Символ веры неканонично и безавторитетно. Принципиально они согласились, что Filioque не должно было быть введено, однако подчеркнули, что не считают эти слова ересью и что исповедуемая Англиканской Церковью вера идентична с верой Вселенских Соборов и Символом веры в его первоначальном виде. 2.6. Вселенские Соборы и их постановления Что касается Символов веры, Англиканская Церковь признает Никейский Символ в 8 члене своего исповедания: «Следует полностью принимать и исповедовать Никейский Символ веры и Символ, обычно называемый Апостольским, содержание которых зиждется на не вызывающих сомнений предписаниях Священного Писания» , хотя в богослужебном употреблении большее применение имеет Апостольский Символ и отчасти Афанасиев Символ. Однако в догматическом отношении основным выражением вероучения Вселенской Церкви и Англиканская Церковь считает Никео-Цареградский Символ. |
| В правосл. Церкви есть тексты, за к-рыми она признает несомненный вероучительный авторитет и непреходящее значение. Прежде всего это Свящ. Писание. Несомненным вероучительным авторитетом являются Никео-Константинопольский Символ веры и догматические определения 7 Вселенских Соборов. Наряду с ними, по авторитетному мнению архиеп. Василия (Кривошеина) , по степени вероучительной значимости можно поставить догматические определения К-польского Собора 879-880 гг., постановления К-польских Соборов 1341-1351 гг. о Божией сущности и Ее действиях, а также определение К-польского Собора 1156-1157 гг. о Евхаристии как о жертве (а не только воспоминании), приносимой Христом по человечеству Св. Троице ( Василий (Кривошеин), архиеп. 2003. С. 78-81). Правосл. В. выражается не только в соборных догматических определениях, символах и исповеданиях веры, но и в литургическом предании, по крайней мере в той его части, к-рая запечатлена авторитетом св. отцов и проверена временем. Так, «можно без преувеличения сказать, что анафора литургий св. Василия Великого и св. Иоанна Златоуста по своей богословско-догматической авторитетности нисколько не уступает догматическим постановлениям Вселенских Соборов» (Там же. С. 84). Авторитетным свидетельством христ. веры правосл. Церковь признает также святоотеческое наследие в целом. Но, учитывая многочисленность, разнообразие и неравнозначность написанного отцами, Церковь никогда не пыталась кодифицировать к.-л. определенный корпус святоотеческих творений, к-рый бы исчерпывающе отвечал принципу consensus patrum. Тем не менее в Православии общепризнанным является убеждение, что только на основании святоотеческой мысли может быть правильно понято христ. В. во всей его целостности и полноте. «Вселенские Соборы начинали свои догматические постановления словами «Последуя святым отцам», выражая тем свое убеждение, что верность им по духу есть основной признак православного богословия» (Там же. С. 85). В отличие от зап. христ. конфессий правосл. Церковь не придает большой вероучительной ценности следующим догматическим памятникам древности: Апостольскому Символу веры - как зап. по происхождению, неизвестному Вселенским Соборам и недостаточному по содержанию (Там же. С. 27, 30-31, 81), а также Афанасиевому Символу веры - как неизвестному древней Церкви, отражающему августиновскую триадологию и содержащему «в своем латинском оригинале (хотя, может быть, и не изначала) учение об исхождении Святого Духа a Patre et Filio» (Там же. С. 27-31, 81). Символ свт. Григория Чудотворца , еп. Неокесарийского (III в.), будучи важным историческим памятником, также не может претендовать на общецерковный авторитет - как личное исповедание верного ученика Оригена, хотя и не содержащее ничего еретического (Там же. С. 25-26). |
| Святитель Василий Великий пишет: «И Сын от Отца произошел, и Дух от Отца исходит; но Сын от Отца образом рождения, Дух же — от Бога неизреченным «Святой Дух, от Которого всякое подаяние благ истекает, как из источника, на тварь, связан с Сыном, и с Ним неразрывно разумеется и от Отца имеет причину Своего бытия, от Которого и исходит; Он имеет сей отличительный знак личного ипостасного свойства: познаваться после Сына и вместе с Сыном и от Отца иметь В Никео-Константинопольском Символе веры Церковь свидетельствует о своей вере «в Духа Святого, Господа, Животворящего, от Отца исходящего, со Отцом и Сыном равно поклоняемого и славимого». С V века на латинском Западе стало развиваться учение о том, что Святой Дух исходит от Отца и Сына. В Никео-Константинопольский Символ веры на Западе стали включать прибавление «и Сына» (Filioque). Догматическая формула об исхождении Святого Духа от Отца и Сына впервые появилась в тексте т.н. «Афанасиевского Символа веры», который был составлен неизвестным автором во второй половине V века на юге Галлии. Эта формула вошла в состав Символа веры, принятого на III Толедском соборе (589). В VIII–IX веках в некоторых западных Церквах, по преимуществу испанских и франкско-германских, Филиокве стали присоединять к Никео-Константинопольскому Символу веры, против чего выступал, в частности, Римский папа Лев III . Только в 1014 году Символ веры с Филиокве впервые прозвучал в Римской Церкви, а на II Лионском соборе 1274 года Римско-Католическая Церковь закрепила добавление Филиокве к Никео-Константинопольскому Символу веры в статусе общецерковного догмата и провозгласила анафему всем, кто отрицает, что Дух исходит от Отца и Сына. В VII веке преп. Максим Исповедник писал, что в латинском учении Отец рассматривается в качестве единой Причины Сына и Духа. Он полагал, что латиняне «лишь хотели обнаружить факт исхождения Святого Духа посредством Сына и обосновать через это единство и неразличность Святитель Фотий Константинопольский в IX веке впервые характеризует Филиокве как В эпоху острой межконфессиональной полемики в Окружном послании Восточных патриархов 1848 года учение о Филиокве было названо «нововводным мнением» и |
| К. и Павлина; в частности, он написал 2 письма авторитетным егип. монахам и епископам, сосланным в Диокесарию Палестинскую, и еп. Диодору Тирскому, добиваясь их дружбы и призывая их порвать отношения с Е. К. и Павлином, к-рого они вместе со свт. Афанасием признавали законно избранным правосл. епископом Антиохийским ( Facund. Pro defens. cap. IV 2//PL. 67. Col. 619). Аполлинарий призывал сторонников сохранить общение только с еп. Виталием Антиохийским и анафематствовать еп. Павлина и Е. К. (Ibid. Col. 613). В 381 г., когда в К-поле был созван Вселенский II Собор , Е. К. скорее всего не принял в нем участия - его имя отсутствует в списке Кипрских епископов, участвовавших в Соборе ( Mansi. T. 3. Col. 570). Это могло быть связано с тем, что на первых заседаниях Собора председательствовал свт. Мелетий Антиохийский, права к-рого на свою кафедру были подтверждены этим Собором. После внезапной смерти свт. Мелетия отцы Собора избрали в качестве его преемника не Павлина, а Флавиана I - сторонника свт. Мелетия, что было также неприемлемо для Е. К. Однако есть основания предполагать, что Е. К. оказал определенное влияние на внесение изменений и дополнений к Символу веры, принятому II Вселенским Собором, окончательная формула которого очень близка к символу, приводимому Е. К. в соч. «Анкорат» ( Epiph. Ancor. 118. 9-13; Dechow. 1988. P. 87; впрочем, мн. исследователи считают символ в «Анкорате» позднейшей интерполяцией). В таком случае Е. К. мог присутствовать на нек-рых заседаниях Собора и покинуть его еще до закрытия ( Dechow. 1988. P. 88). Несмотря на решение Собора в пользу Флавиана, еп. Павлина продолжали поддерживать епископы Египта, Аравии, Кипра, Римский еп. Дамас и все зап. епископы ( Sozom. Hist. eccl. VII 11). В связи с этим Е. К. в 382 г. вместе с Павлином отправился в Рим, чтобы принять участие в Римском Соборе , созванном еп. Дамасом для решения разногласий между Западом и Востоком, в т. ч. по поводу антиохийского раскола ( Hieron. Ep. 108. 6; 127. 7; Theodoret. Hist. |
| В отличие от западно-христианских конфессий Православная Церковь не придает большой вероучительной ценности следующим догматическим памятникам древности: так называемому Апостольскому Символу (не ранее VI в.) - как местно-западному по происхождению, неизвестному Вселенским Соборам и недостаточному по содержанию, а также Псевдо-Афанасиевому Символу (видимо, VI - VII вв.) - как тоже неизвестному Древней Церкви и как отражающему августиновскую триадологию и содержащему " в своем латинском оригинале (хотя, может быть, и не изначала) учение об исхождении Святого Духа a Patre et Filio " . Символ Григория Неокесарийского ( III век), будучи важным историческим памятником, также не может претендовать на какой-либо общецерковный авторитет, как личное исповедание верного ученика Оригена , хотя и не содержащее ничего еретического . Особое внимание в связи с вопросом о источниках вероучения следует обратить на проблему так называемых символических книг Православной Церкви, к которым в русском дореволюционном академическом богословии принято было относить " Православное исповедание Кафолической и Апостольской Церкви Восточной " ( 1662 г.) и " Послание Патриархов Восточно-Кафолической Церкви о православной вере " ( 1723 г.); иногда кроме этих двух догматических памятников " символической книгой " называли и " Катехизис Восточной Православной Церкви " св. митрополита Филарета (Дроздова) . Но по справедливому замечанию проф. Н. Н. Глубоковского, " по существу, в Православии нет " символических книг " в техническом смысле слова. Все разговоры о них крайне условны и соответствуют лишь западным вероисповедным схемам, в противоречии с историей и природой Православия " . Само возникновение названных выше исповеданий относится к периоду упадка православного богословия, когда оно " было вынуждено вооружиться западным схоластическим богословским оружием и :это, в свою очередь, повело к новому и опасному влиянию на православное богословие не только не свойственных ему богословских терминов, но и богословских и духовных идей " . Поэтому наряду с другими исповеданиями веры и догматическими постановлениями XVI и последующих столетий эти тексты не могут быть рассматриваемы как авторитетные и тем более общеобязательные источники православного вероучения, " как не имеющие общецерковного характера по своему происхождению, как обычно невысокие по уровню богословской мысли, а часто и отрывающиеся от святоотеческого и литургического предания и как носящие следы формального, а иногда и существенного влияния римо-католического богословия " . |
| О церковном Предании, как таковом, в Членах Религии ничего не говорится. Вместо этого XXXIVчлeh говорит «О преданиях Церкви», под которыми подразумеваются разные литургические обычаи и т.д., говорится, что они могут быть у различных народов и в разные времена различными, при условии, чтобы «ничего бы не предписывалось противного Слову Божию». Само по себе англиканское учение о том, что все нужное для спасения находится в Писании или может быть из него выведено, не ошибочно с православной точки зрения, но выражено в Членах Религии недостаточным и даже двусмысленным образом. Оно изолирует Писание от церковной жизни и самосознания Церкви. Конечно, все в Писании, но само Писание может быть правильно понято и истолковано только в свете апостольского Предания, в котором оно зародилось и которое оно выражает в письменной форме. Писание принадлежит Церкви, она определила его канон, и она, по преемству апостольскому, сохранила его понимание и выразила его в своей литургической жизни, в строе церковном, в Символе веры , в постановлениях Соборов и в творениях святых отцов. Конечно, нельзя требовать от англикан принятия учения Тридентийского собора о двух источниках Откровения, Писании и Предании, сами римо-католики от него сейчас начинают отказываться, но нужно настаивать на признании ими Предания как памяти Церкви и как церковного самосознания, в свете которого должно пониматься само св. Писание. После св. Писания, Члены Религии (в члене VIII) признают обязательным всецело принимать и верить трем Символам веры , а именно Никейскому, Афанасиеву и «обычно именуемому» Апостольским, ибо «они могут быть доказанными самыми верными ручательствами св. Писания». Критерий согласия с Писанием неоспорим для православных, но возникает вопрос, кто является последним судией в его применении: каждый человек или Церковь , утвердившая Символ веры на Вселенских Соборах? С православной точки зрения нужно еще заметить, что из трех перечисленных в члене VIII символов, только Никео-Константинопольский, как принятый и утвержденный на Вселенских Соборах, является авторитетным, обязательным и общецерковным выразителем вероучения, в то время как два другие символа, псевдо-Афанасиев и так называемый Апостольский, представляют собою частные богословские документы западного происхождения, лишенные общецерковного авторитета и приемлемые, только поскольку они не противоречат Никейско-Константинопольскому символу. |
| После этого начался новый этап борьбы за православие, выдвинувший новую плеяду богословов, среди которых ведущее место заняли святые Василий Великий и Григорий Богослов , о которых рассказывается в следующей главе. На первое место тогда выдвинулся во прос о Святом Духе . По учению св. Афанасия, существует «одна Святая и совершенная Троица, познаваемая в Отце, Сыне и Святом Духе». При этом Святой Дух «неотделим от Святой Троицы», обладая Божественными свойствами и являясь источником освящения. Однако в 70-е гг. IV в. получила некоторое распространение ересь духоборцев, отрицавших Божественное достоинство Святого Духа. Православное учение о Святом Духе нашло свою богословскую разработку в творениях святых Василия Великого и Григория Богослова , а ересь духоборцев была осуждена на Константинопольском Соборе 381 г., получившем наименование Второго Вселенского. Второй Вселенский Собор стал возможен благодаря изменению в государственной политике Римской Империи. В 379 г. император Грациан призвал к себе в соправители испанца Феодосия , которого возвел на трон Востока. Сам Грациан в это время находился под сильным влиянием известного учителя Церкви и борца за православие святого Амвросия, епископа Медиоланского (Миланского). Следует сказать, что все то время, когда Восток Римской Империи сотрясала арианская смута, Запад сохранял верность православию, при этом нередко оказывая поддержку восточным борцам за Никейское Исповедание во главе со св. Афанасием Александрийским . В том же 379 г. Грациан заявляет себя поборником православия. Эту же политику проводит и его соправитель Феодосий. Направляясь в Константинополь, он прибывает в Фессалоники, где тяжело заболевает. Затем, выздоровев, он принимает святое крещение и тогда же в феврале 380 г. издает свой знаменитый эдикт, которым объявляет Никейское Исповедание единственной признаваемой государством формой христианской религии, обязательной для всех его подданных. Это сразу склоняет чашу весов в пользу православных на востоке Империи. Однако богословские споры, ведшиеся в прошедшие годы, требовали не только подтвердить верность Никейскому символу веры , но и включить в него развернутое учение о Святом Духе, а также отразить в нем веру в Церковь и ее таинства и надежду на воскресение мертвых и жизнь будущего века. Это и сделал Второй Вселенский Собор , собранный в Константинополе императором Феодосием в мае–июне 381 г. в составе 150 восточных епископов. Этот собор принял символ веры , получивший название Никео-Константинопольского , который стал исповеданием православной веры, почему мы и читаем его за каждым богослужением. |
| В 794 г. на Соборе во Франкфурте рассматривались вопросы, связанные с осуждением адопцианства и отказом признавать постановления VII Вселенского Собора. Однако визант. учение «об образе» осуждено не было, а аргументы Теодульфа Орлеанского не упоминались. На Парижском Соборе 825 г. было принято решение о запрете поклонения (adoratio) изображениям и одобрена политика умеренного иконоборчества, однако эти постановления не были утверждены Папским престолом. Полемика об исхождении Святого Духа затрагивала вопрос об источнике исхождения Св. Духа: исходит ли Он только от Бога Отца или от Отца и от Сына (см. Filioque ). Первое свидетельство появления формулировки Filioque в Зап. Церкви восходит к Афанасиеву Символу веры нач. V в. (Symbolum Quicumque), авторство к-рого приписывается свт. Афанасию I Великому , еп. Александрийскому, однако его автором мог быть св. Викентий Леринский . В VI в. Афанасиев Символ веры был провозглашен в Испании, где велась борьба с арианством . Вероятно, именно в силу этого факта доктрина об исхождении Св. Духа от Отца и от Сына была принята на III Соборе в Толете (ныне Толедо) (589; см. Толедские Соборы ). При дворе Карла Великого догмат о Filioque защищали Теодульф Орлеанский в соч. «О Святом Духе» (De Spiritu Sancto), Арнон Зальцбургский в «Свидетельствах, собранных из священных томов» (Testimonia ex sacris voluminibus collecta), Смарагд в «Послании об исхождении Святого Духа» (Epistola de processione Spiritus Sancti), Адальвин Регенсбургский в «Свидетельствах о равенстве Святого Духа с Отцом и Сыном и Его происхождении от Обоих» (Testimonia de aequalitate Spiritus Sancti), а также анонимный автор в «Книжице об исхождении Святого Духа» (Libellus de processione Spiritus Sancti). По инициативе имп. Карла Великого вопрос был рассмотрен на Ахенском Соборе (809), который принял формулу Filioque. После Собора франк. император в посланиях к папе Римскому Льву III (795-816) настаивал на включении этой формулы в Символ веры. Защитником учения об исхождении Св. Духа от Отца и от Сына в эпоху К. в. был и Ратрамн из Корби, написавший трактат в 4 книгах «Против возражений позорных греков в адрес Римской Церкви» (Contra graecorum opposite Romanam Ecclesiam infamantium libri IV). В этом произведении Ратрамн выступил в защиту лат. литургии и догматики от обвинений, выдвинутых К-польским патриархом Фотием I в «Окружном послании» (867). Полемика о Божественном предопределении |
| О Священном Писании VI чл. Членов Религии учит, что: «Св.Писание содержит всё необходимое для спасения, так что, то чего нельзя прочесть в нём или что не может быть доказано посредством него, того нельзя требовать от кого либо, чтобы он веровал в него, как член веры, или чтобы оно считалось и требовалось, как необходимое для спасения». О церковном Предании, как таковом, в Членах Религии ничего не говорится. Вместо этого XXXIV член говорит «О преданиях церкви», под которыми подразумеваются разные литургические обычаи и говорится, что они могут быть у различных народов и в разные времена различными, при условии, чтобы «ничего бы не подписывалось против Слова Божия». Само по себе англиканское учение о том, что всё необходимое есть в Писании или может быть из него выведено, не ошибочно с точки зрения православия, но выражено в Членах Религии недостаточным и даже двусмысленным образом. Оно изолирует Писание от церковной жизни и самосознания Церкви. Конечно, всё в Писании. Но само Писание может быть правильно понято и истолковано только в свете апостольского Предания, в котором оно зародилось и которое оно выражает в письменной форме. Писание принадлежит Церкви, она определила его канон и она, по преемству апостольскому, сохранила его понимание. Более того, выразила его в своей литургической жизни, в церковном строе, в Символе Веры, в постановлениях Соборов и творениях Святых отцов. Конечно, нельзя требовать от англикан принятия учения Тридентийского Собора о двух источниках Откровения, Писания и Предания, сами римо-католики от него сейчас начинают отказываться. Но нужно продолжать настаивать на признании ими Предания, как памяти Церкви и как церковного самосознания, в свете которого должно пониматься само Св. Писание. После Св. Писания, Члены Религии (в члене VIII) признают обязательным всецело принимать и верить трём символам веры. А именно: никейскому, афанасиеву и апостольскому, ибо они могут быть доказанными самыми верными ручателями Св.Писания. Критерий согласия с Писанием неоспорим для православных, но возникает вопрос, кто является последним судьёй в его применении. Каждый человек или Церковь, утвердившая Символ Веры на Вселенских Соборах? С православной точки зрения нужно ещё заметить, что из трёх перечисленных в чл.VIII символов, только Никео-Константинопольский как принятый и утверждённый на Вселенских Соборах, является авторитетным, обязательным и общецерковным выразителем вероучения. В то время как два другие символа, псевдо-афанасиев и так называемый апостольский, представляют собой частные богословские документы западного происхождения, лишённые общецерковного авторитета и приемлемые только, поскольку они не противоречат Никейско- Константинопольскому символу. Отметим ещё, что все три вышеупомянутые символы находятся в употреблении в англиканском богослужении. |
| Григория Паламы на Соборе 1351 г., кратко, ясно, точно и глубоко выражающее церковную веру не только по вопросам, непосредственно рассмотренным на Соборе, но и по всем основным богословским вопросам, в том числе и об исхождении Святого Духа. Такой же общецерковный характер должен быть признан и за Исповеданием веры св. Марка Ефесского на Ферраро-Флорентийском лжесоборе, где устами св. Марка говорила вся Святая Церковь, само Православие. Можно к ним причислить и постановление Константинопольского Собора 1156-1157 гг. об Евхаристии как о жертве (а не только воспоминании), приносимой Христом по человечеству всей Св. Троице. На этом приблизительно ограничиваются авторитетные тексты в Православной Церкви. К ним нельзя причислить так называемый Апостольский Символ, как местно-западный по происхождению, неизвестный Вселенским Соборам и недостаточный по содержанию. Нельзя также придавать авторитетный характер Символу св. Григория Неокесарийского – ценному историческому памятнику, но чисто личному, не общецерковному документу. Никео-Константинопольский Символ превзошел все эти символы по форме и содержанию и никакой другой символ не должен оспаривать его единственность в Церкви. Псевдо-Афанасиевский Символ, как тоже неизвестный Древней Церкви и как отражающий августиновскую триадологию и содержащий в своем латинском оригинале (хотя, может быть, и не изначала) учение об исхождении Святого Духа a Patre et Filio, подавно не может рассматриваться как авторитетный символический текст, и его следовало бы вообще исключить из церковных книг. Исповедания веры и догматические постановления Поместных Соборов, патриаршие послания и высказывания церковных деятелей от XV в. и до наших дней не могут быть рассматриваемы как авторитетные и обязательные символические памятники и приравниваться к постановлениям Вселенских Соборов, как не имеющие общецерковного характера по своему происхождению, как обычно невысокие по уровню богословской мысли, а часто и отрывающиеся от святоотеческого и литургического предания и как носящие следы формального, а иногда и существенного влияния римо-католического богословия. |
|
|
