| Церковь в правление сыновей святого императора Константина Великого. Часть 1 История Европы дохристианской и христианской Протоиерей Владислав Цыпин Сайт «Православие.Ру» продолжает публикацию фрагментов новой книги церковного историка и канониста протоиерея Владислава Цыпина «История Европы дохристианской и христианской». Святитель Афанасий Александрийский Забота о преодолении разделений в лоне Церкви была головной болью для святого Константина. После его кончины обнаружилось, что его сыновья придерживаются разных богословских взглядов, по-разному относятся к Никейскому символу веры. Старший и младший – Константин и Констант – были его приверженцами, а богословские взгляды Констанция, среднего сына, сформировались под влиянием арианина Евсевия Никомидийского. Святого Афанасия смерть Константина Великого застала в далекой ссылке, в Трире, где тогда находилась резиденция Константина Младшего, и тот, ссылаясь на предсмертную волю отца, распорядился о возвращении исповедника на свою кафедру в Александрию. В послании к александрийским христианам, отправленном 17 июня 337 года, он самую ссылку Афанасия оправдывал намерением покойного императора таким образом защитить святителя от его врагов: «Афанасий, истолкователь достопоклоняемого закона, был на время послан в Галлию – для того, чтобы по жестокости кровожадных и непримиримых врагов, угрожавших опасностью священной главе его, не потерпеть ему от разврата злых неисцелимого зла… Блаженной памяти Константин, благочестивейший родитель мой, вознамерился уже возвратить упомянутого епископа на собственное его место, но так как, не исполнив сего желания, он предварен был человеческим жребием и почил, то, сделавшись наследником намерения блаженной памяти царя, я счел долгом исполнить его. Увидевшись с Афанасием, вы сами узнаете от него, какое питал я к нему уважение» . Александрийская паства, хранившая верность своему предстоятелю во время его ссылки, встретила его с энтузиазмом и ликованием, но в Египте как среди духовенства, так и среди мирян были, конечно, и приверженцы Ария, которые стали бурно протестовать. |
| Указанные выше недостатки в нравственной жизни православного населения, помимо всего другого, в значительной степени проистекали из простого незнания им своих христианских обязанностей. Незнание православными своей веры было почти полное: им неизвестны были самые элементарные христианские молитвы, не говоря уже о символе веры . Научение народа через посредство низшего духовенства, и Афанасий неоднократно напоминает последнему об его учительских обязанностях. Ключарю холмогорского собора, священнику Алексею, посланному в 1687 г. на Вагу для сбора дани, велено было снова подтвердить приходским священникам и настоятелям монастырей, чтобы они напоминали своим прихожанам о необходимости исповедываться в великий пост и причащаться. Кроме того, на духовенство возлагались теперь и другие обязанности. Не знавших грамоты прихожан отцы духовные должны были учить во время поста необходимым молитвам –– «Отче наш» и «Богородице Дева, радуйся», а если возможно, то и символу веры –– «ради пользы всем христианам» 22 . Наставления приходским священникам об учительстве своих прихожан были даваемы Афанасием и после, напр., в 1695 году (тоже через сборщика дани и в Важском же уезде). в этот раз, как и в 1683 г., священникам опять вменялось в обязанность записывать имена не бывших у исповеди; списки велено было представлять десятским священникам, а эти последние уже отправляли их к архиерею 23 . Стараясь показать все православным жителям своей епархии, что таинства покаяния и св. причащения необходимы для христианина, преосвященный Афанасий принимал меры также и к тому, чтобы возвысить в их глазах таинство брака. Народные понятия о браке были в то время еще чисто языческими; в них на первый план выступала чувственная сторона, что и выражалось в разных языческих обычаях, обыкновенно соединявшихся со свадьбами 24 . Поэтому, народный взгляд и на самое таинство брака не отличался возвышенностью. Желая возвысить его и сделать более христианским, Афанасий приказывал 25 , чтобы священники заставляли жениха и невесту предварительно поститься и исповедываться у отца духовного, а за день до брака «буде достойны будут», и причащаться Св. |
| Но этот субординационизм был не арианский» 9 . Партию омиусиан он считает здесь «правым центром» арианствующих 10 , в смысле очевидно только антианикейцев, но вождя этой партии Василия анкирского считает «одним из достойнейших лиц своего времени, серьёзным богословом», который «если и расходился с Афанасием, то только – в подробностях» 11 . Писавший под руководством В.В. Болотова В. Н. Самуилов 12 прямо не признаёт омиусиан арианами, и в этом же смысле высказался в 1891 году и сам В.В. Болотов в своей вызванной книгой Самуилова статье: «Либерий, епископ римский и сирмейские соборы» 13 . «Василий Анкирский, – пишет он здесь, – не был арианин» 14 . Это был один из тех православных того времени, которым в никейском символе предложено было больше света и разумения, чем сколько они могли воспринять. Человек, прошедший старую школу богословского образования, в основе которого лежали труды Оригена и его последователей, Василий вместе с достоинствами этой догматической системы (а в ряду их первым нужно поставить то, что она была стихийно православна, от арианства разнилась в самом своём корне, в своей заветной тенденции) усвоил и её недостатки: её упорный субординатизм, часто ошибочный по тону, но высокий по цели (поскольку он хотел быть логической равнодействующей, синтезом обеих основных истин христианства: веры в единого личного Бога и веры во Христа, истинного Бога), и её невыдержанную терминологию». В том же смысле высказывается и проф. А.А. Спасский в своём обширном труде: «История догматических движений в эпоху вселенских соборов, т. I. Тринитарный вопрос. Сергиев Посад 1906 г. 15 Медаль имеет, однако, и оборотную сторону. Если теперь антиникейская реакция уже не представляет собой загадки, то – наоборот, для большинства современных историков стало как будто не вполне ясно то, что казалось вполне понятным и естественным старинным учением, стало непонятно самое торжество православия над арианством на никейском соборе. Если в 330–361 гг. большинство на востоке составляли епископы-оригенисты, подозрительно относившиеся к никейскому символу с его κ τς οσας и μοοσιον и соглашавшиеся принять в общение самого Ария и его сообщников, то как объяснить тот факт, что в 325 году учение Ария подверглось почти единогласному осуждению, и никейский символ подписан был в конце концов даже и такими решительными сторонниками Ария, как оба Евсевия, Феогний Никейский, Марий Халкидонский, Феодот Лаодикийский, Наркисс Веронский, Патрофил Скифопольский? Ответ на этот вопрос пытался дать уже сам Цан, и его взгляд в существе дела разделяют и Гарнак, и большинство других историков. |
| Авторитетным источником правосл. Д. б. является и святоотеческое наследие в целом. Но, учитывая многочисленность, разнообразие и неравнозначность написанного отцами, церковное Предание никогда не пыталось кодифицировать к.-л. определенный корпус святоотеческих творений, к-рый бы исчерпывающе отвечал принципу consensus patrum. Тем не менее в Православии общепризнанным является убеждение, что только на основании святоотеческой мысли может быть правильно понято христ. вероучение во всей его целостности и полноте. «Вселенские Соборы начинали свои догматические постановления словами «Последуя святым отцам», выражая тем свое убеждение, что верность им по духу есть основной признак православного богословия» (Там же. С. 85). В отличие от западнохрист. конфессий правосл. Церковь не придает определяющего догматического значения следующим вероучительным памятникам древности: т. н. Апостольскому Символу веры , Афанасиевому Символу веры и Символу веры свт. Григория Чудотворца ,- сохраняя за ними историческую значимость (см. в ст. Вероучение ). Вопрос об источниках правосл. Д. б. связан с проблемой т. н. символических книг правосл. Церкви, к к-рым в русском дореволюционном академическом богословии принято было относить «Православное исповедание веры Кафолической и Апостольской Церкви Восточной» (1662) и «Послание Патриархов Восточно-Кафолической Церкви о православной вере» (1723). Однако, по замечанию проф. Н. Н. Глубоковского, «по существу, в Православии нет «символических книг» в техническом смысле слова. Все разговоры о них крайне условны и соответствуют лишь западным вероисповедным схемам, в противоречии с историей и природой Православия» ( Глубоковский Н. Н. Православие в своей сущности//Православие: Pro et contra. СПб., 2001. С. 182-198). Возникновение этих исповеданий относится к периоду упадка правосл. богословия, когда оно «было вынуждено вооружиться западным схоластическим богословским оружием и… это, в свою очередь, повело к новому и опасному влиянию на православное богословие не только не свойственных ему богословских терминов, но и богословских и духовных идей» ( Василий (Кривошеин). 2003. С. 46). Поэтому наряду с др. исповеданиями веры и догматическими постановлениями XVI и последующих столетий эти тексты не могут рассматриваться в качестве общеобязательных источников правосл. Д. б., «как не имеющие общецерковного характера по своему происхождению, как обычно невысокие по уровню богословской мысли, а часто и отрывающиеся от святоотеческого и литургического предания и как носящие следы формального, а иногда и существенного влияния римо-католического богословия» (Там же. С. 82-83). Задачи, метод и структура православного Д. б. |
| По смерти епископа Александра, наступившей, по разным оценкам, в 326 или 328 году, осиротевшую Александрийскую кафедру занял Афанасий. К тому времени он был известен как человек твердой веры. Его идейные противники, ариане, впоследствии утверждали, будто он был избран с нарушением канонических правил, меньшинством голосов, но это было не так. Ложь и клевета в отношении Афанасия служили одними из самых распространенных приемов, используемых против него еретиками. В дальнейшем они выдвигали обвинения, одно нелепее другого. Помимо трудностей, связанных с борьбой с арианством, святителю приходилось сталкиваться и со следствиями мелитианского раскола. Спустя некоторое время после I Вселенского Собора арианстующие иерархи, прибегнув к лицемерному смирению и формально выраженному согласию с учением Вселенской Церкви, нашли подход к императору Константину и добились у него разрешения возвратиться из ссылок. Евсевий Никомидийский, воспользовавшись ситуацией, призвал Афанасия Александрийского принять в общение родоначальника ереси — нечестивого богохульника и еретика, Ария. Святитель, как и следовало ожидать, ответил отказом, хорошо понимая, что слова ариан о согласии с Церковью — только слова. Тогда евсевиане вступили против него в открытую борьбу. Для этой борьбы они объединились с мелитианами. Сознавая, что бороться с ортодоксальным святителем на почве богословия бессмысленно, так как это вскрыло бы подлинное отношение ариан к Никейскому Символу Веры, они сосредоточили усилия на дискредитации его личности. Для этого они прибегли к надуманным и весьма экзотическим обвинениям: в незаконном обременении Афанасием египтян льняным налогом; поставках золота заговорщику и мятежнику Феломену; безнравственном, аморальном поведении; бесчинстве (будто бы по приказанию Афанасия был избит пресвитер Исхира, опрокинут престол в храме, разбита Чаша, сожжены книги). В результате нападок Афанасий был вынужден лично встретиться с императором, что он и сделал. Вопреки желанию еретиков, ему удалось оправдаться и вскрыть всю нелепость этих огульных обвинений. |
| В правосл. Церкви есть тексты, за к-рыми она признает несомненный вероучительный авторитет и непреходящее значение. Прежде всего это Свящ. Писание. Несомненным вероучительным авторитетом являются Никео-Константинопольский Символ веры и догматические определения 7 Вселенских Соборов. Наряду с ними, по авторитетному мнению архиеп. Василия (Кривошеина) , по степени вероучительной значимости можно поставить догматические определения К-польского Собора 879-880 гг., постановления К-польских Соборов 1341-1351 гг. о Божией сущности и Ее действиях, а также определение К-польского Собора 1156-1157 гг. о Евхаристии как о жертве (а не только воспоминании), приносимой Христом по человечеству Св. Троице ( Василий (Кривошеин), архиеп. 2003. С. 78-81). Правосл. В. выражается не только в соборных догматических определениях, символах и исповеданиях веры, но и в литургическом предании, по крайней мере в той его части, к-рая запечатлена авторитетом св. отцов и проверена временем. Так, «можно без преувеличения сказать, что анафора литургий св. Василия Великого и св. Иоанна Златоуста по своей богословско-догматической авторитетности нисколько не уступает догматическим постановлениям Вселенских Соборов» (Там же. С. 84). Авторитетным свидетельством христ. веры правосл. Церковь признает также святоотеческое наследие в целом. Но, учитывая многочисленность, разнообразие и неравнозначность написанного отцами, Церковь никогда не пыталась кодифицировать к.-л. определенный корпус святоотеческих творений, к-рый бы исчерпывающе отвечал принципу consensus patrum. Тем не менее в Православии общепризнанным является убеждение, что только на основании святоотеческой мысли может быть правильно понято христ. В. во всей его целостности и полноте. «Вселенские Соборы начинали свои догматические постановления словами «Последуя святым отцам», выражая тем свое убеждение, что верность им по духу есть основной признак православного богословия» (Там же. С. 85). В отличие от зап. христ. конфессий правосл. Церковь не придает большой вероучительной ценности следующим догматическим памятникам древности: Апостольскому Символу веры - как зап. по происхождению, неизвестному Вселенским Соборам и недостаточному по содержанию (Там же. С. 27, 30-31, 81), а также Афанасиевому Символу веры - как неизвестному древней Церкви, отражающему августиновскую триадологию и содержащему «в своем латинском оригинале (хотя, может быть, и не изначала) учение об исхождении Святого Духа a Patre et Filio» (Там же. С. 27-31, 81). Символ свт. Григория Чудотворца , еп. Неокесарийского (III в.), будучи важным историческим памятником, также не может претендовать на общецерковный авторитет - как личное исповедание верного ученика Оригена, хотя и не содержащее ничего еретического (Там же. С. 25-26). |
| О Священном Писании VI чл. Членов Религии учит, что: «Св.Писание содержит всё необходимое для спасения, так что, то чего нельзя прочесть в нём или что не может быть доказано посредством него, того нельзя требовать от кого либо, чтобы он веровал в него, как член веры, или чтобы оно считалось и требовалось, как необходимое для спасения». О церковном Предании, как таковом, в Членах Религии ничего не говорится. Вместо этого XXXIV член говорит «О преданиях церкви», под которыми подразумеваются разные литургические обычаи и говорится, что они могут быть у различных народов и в разные времена различными, при условии, чтобы «ничего бы не подписывалось против Слова Божия». Само по себе англиканское учение о том, что всё необходимое есть в Писании или может быть из него выведено, не ошибочно с точки зрения православия, но выражено в Членах Религии недостаточным и даже двусмысленным образом. Оно изолирует Писание от церковной жизни и самосознания Церкви. Конечно, всё в Писании. Но само Писание может быть правильно понято и истолковано только в свете апостольского Предания, в котором оно зародилось и которое оно выражает в письменной форме. Писание принадлежит Церкви, она определила его канон и она, по преемству апостольскому, сохранила его понимание. Более того, выразила его в своей литургической жизни, в церковном строе, в Символе Веры, в постановлениях Соборов и творениях Святых отцов. Конечно, нельзя требовать от англикан принятия учения Тридентийского Собора о двух источниках Откровения, Писания и Предания, сами римо-католики от него сейчас начинают отказываться. Но нужно продолжать настаивать на признании ими Предания, как памяти Церкви и как церковного самосознания, в свете которого должно пониматься само Св. Писание. После Св. Писания, Члены Религии (в члене VIII) признают обязательным всецело принимать и верить трём символам веры. А именно: никейскому, афанасиеву и апостольскому, ибо они могут быть доказанными самыми верными ручателями Св.Писания. Критерий согласия с Писанием неоспорим для православных, но возникает вопрос, кто является последним судьёй в его применении. Каждый человек или Церковь, утвердившая Символ Веры на Вселенских Соборах? С православной точки зрения нужно ещё заметить, что из трёх перечисленных в чл.VIII символов, только Никео-Константинопольский как принятый и утверждённый на Вселенских Соборах, является авторитетным, обязательным и общецерковным выразителем вероучения. В то время как два другие символа, псевдо-афанасиев и так называемый апостольский, представляют собой частные богословские документы западного происхождения, лишённые общецерковного авторитета и приемлемые только, поскольку они не противоречат Никейско- Константинопольскому символу. Отметим ещё, что все три вышеупомянутые символы находятся в употреблении в англиканском богослужении. |
| О церковном Предании, как таковом, в Членах Религии ничего не говорится. Вместо этого XXXIVчлeh говорит «О преданиях Церкви», под которыми подразумеваются разные литургические обычаи и т.д., говорится, что они могут быть у различных народов и в разные времена различными, при условии, чтобы «ничего бы не предписывалось противного Слову Божию». Само по себе англиканское учение о том, что все нужное для спасения находится в Писании или может быть из него выведено, не ошибочно с православной точки зрения, но выражено в Членах Религии недостаточным и даже двусмысленным образом. Оно изолирует Писание от церковной жизни и самосознания Церкви. Конечно, все в Писании, но само Писание может быть правильно понято и истолковано только в свете апостольского Предания, в котором оно зародилось и которое оно выражает в письменной форме. Писание принадлежит Церкви, она определила его канон, и она, по преемству апостольскому, сохранила его понимание и выразила его в своей литургической жизни, в строе церковном, в Символе веры , в постановлениях Соборов и в творениях святых отцов. Конечно, нельзя требовать от англикан принятия учения Тридентийского собора о двух источниках Откровения, Писании и Предании, сами римо-католики от него сейчас начинают отказываться, но нужно настаивать на признании ими Предания как памяти Церкви и как церковного самосознания, в свете которого должно пониматься само св. Писание. После св. Писания, Члены Религии (в члене VIII) признают обязательным всецело принимать и верить трем Символам веры , а именно Никейскому, Афанасиеву и «обычно именуемому» Апостольским, ибо «они могут быть доказанными самыми верными ручательствами св. Писания». Критерий согласия с Писанием неоспорим для православных, но возникает вопрос, кто является последним судией в его применении: каждый человек или Церковь , утвердившая Символ веры на Вселенских Соборах? С православной точки зрения нужно еще заметить, что из трех перечисленных в члене VIII символов, только Никео-Константинопольский, как принятый и утвержденный на Вселенских Соборах, является авторитетным, обязательным и общецерковным выразителем вероучения, в то время как два другие символа, псевдо-Афанасиев и так называемый Апостольский, представляют собою частные богословские документы западного происхождения, лишенные общецерковного авторитета и приемлемые, только поскольку они не противоречат Никейско-Константинопольскому символу. |
| Сопротивлявшиеся сдавались один за другим. Иеремия фессалоникский подписался под восточным символом, равным образом и Фортунациан аквилейский, несмотря на то доверие, какое он внушал папе Либерию. Он даже советовал последнему пойти на соглашение. Эти советы произвели свое действие. Попав в глубь Фракии, в Верию, бедный папа, наконец, встосковался по Риму, по своей пастве и сенаторам, любившим его, по матронам, которые принимали его с таким почетом, по своим церквам, в которых он произносил умилительные проповеди . Епископ Демофил, под надзором которого он находился, тоже приложил старание повлиять на него. Через два года его сопротивление было сломлено. Он не отрекся от Никейского символа веры . Быть может, он подписал какой-нибудь символ, но в то время, о котором идет речь, исповедания веры, которые предлагались Восточными Западным, не заключали ничего противного вере; их можно было упрекнуть лишь в недостатке точности 452 . Важнее то, что он отказался от общения с Афанасием и перешел на сторону Восточных, – партии, надо признаться, очень смешанной, в которой рядом с Урзакием и Валентом встречались такие гораздо более умеренных воззрений личности, как Василий анкирский и Кирилл иерусалимский . Этот шаг Либерия сближал его с партией осторожного умолчания. Этим он отказался от положения, которого до тех пор держался с таким блеском, ради которого он не побоялся императорского гнева и тягостей изгнания. Это было отступничеством, падением 453 . Император Констанций уже был осведомлен об этом акте, когда приехал в Рим в мае 357 года. Вскоре после того, летом или осенью, во время пребывания государя в Сирмии, три крупных представителя арианской партии в этих странах, – Урзакий, Валент и Герминий, – воспользовались этим пребыванием, чтобы нанести прямой удар никейскому символу. Такую попытку уже делали за два года перед тем в Милане; там выдвинули под видом императорского указа изложение веры до такой степени неправославное, что народ это заметил, и его ропот помешал осуществлению этой попытки 454 . |
| Трирский Собор 1227 г. 8-м прав. предписывал священникам разъяснять в проповедях мирянам Символ веры, десять заповедей и перечень смертных грехов ( Mansi. T. 23. Col. 31-32). Прав. 7 Собора 1246 г. в Безье и правила 17-18 Собора 1254 г. в Альби также возлагают на приходских священников обязанность каждое воскресенье разъяснять мирянам члены Символа веры простыми и понятными словами; родителям же предписывается приводить своих детей с 7 лет в храм по воскресным дням и праздникам и обучать их молитвам «Отче наш» и «Аве, Мария» и Апостольскому Символу веры (Ibid. Col. 693, 836-837). Англ. кор. Эдгар Миролюбивый († 975) в одном из указов требовал, чтобы каждый христианин обучал своих детей христ. обычаям, Символу веры и молитве «Отче наш» (PL. 138. Col. 500). Кор. Кнуд I Великий († 1035) в одном из указов повелевает родителям обучать своих детей Символу веры и молитве «Отче наш» (PL. 151. Col. 1178). Бруно, еп. Вюрцбургский († 1045), собрал и издал неск. лат. комментариев на Символ веры и молитву «Отче наш», а также комментарий на Афанасиев Символ веры (PL. 142. Col. 557-568; Baier. 1893). Петру Абеляру († 1142) принадлежат толкования на Молитву Господню (PL. 178. Col. 611-618), на Афанасиев Символ веры (Ibid. Col. 629-633) и на Апостольский Символ веры (Ibid. Col. 617-630); он писал, что целью его сочинения является объяснение того, что каждый христианин должен знать и во что верить, т. е., согласно прав. 2 Реймсского Собора 813 г. ( Mansi. T. 14. Col. 77), Молитвы Господней и Символа веры (PL. 178. Col. 617-619). Жослен, еп. Суасонский († 1152), составил толкование на Молитву Господню и Апостольский Символ веры для приходов своего диоцеза (PL. 186. Col. 1479-1496), где писал, что все христиане должны знать эти тексты наизусть, уметь толковать их на своем языке и твердо верить в то, о чем в них говорится (Ibid. Col. 1481). В кон. XI - нач. XII в. появились 2 сочинения, оказавшие значительное влияние на дальнейшее формирование жанра К., прежде всего в отношении структуры. |
|
|
