| Финские отряды базировавшиеся на лесных хуторах в 10−15 километрах от дорог, могли легко вывести из строя несколько машин или танков, парализуя движение. А потом окружать, дробить на части массы людей, уничтожать их снайперским и минометным огнем… Наши войска оказались перегружены техникой. А в этих условиях наладить снабжение горючим было очень сложно. Финны, подтянув артиллерию и минометы, уничтожали на узких лесных дорогах неподвижные броневики, танки, автомобили. 18-я и 44-я стрелковые дивизии 9-й армии были окружены и понесли тяжелейшие потери. Лишь немногим отрядам удалось прорваться из окружения и лесами выйти к своим, бросив оставшуюся без горючего технику и тяжелое вооружение. Нужно признать, что попытка флангового обхода линии Маннергейма по почти непроходимой для техники местности в густых лесах при глубоком снежном покрове была страшной ошибкой. И финны полностью использовали просчеты советского командования, чтобы нанести нашей армии тяжелейшие потери. Советское наступление увенчалось успехом лишь на севере. 14я армия уже на второй день овладела Петсамо. 7я армия не смогла сходу прорвать линию Маннергейма и также понесла серьезные потери в попытках лобовых атак. Танки при наступлении на укрепрайон подрывались на минах, врезались в надолбы, припорошенные снегом. Война выявила много недостатков в боевой подготовке. Выяснилось, что на учениях не отрабатывалось взаимодействие между танками, артиллерией, пехотой, саперами, и поэтому при штурме линии Маннергейма все они действовали врозь. После зимней войны, в мае 1940 года новый нарком обороны С.К.Тимошенко в своем приказе 120 самокритично подвел основные итоги войны, вскрыл всю неподготовленность наших войск, поставил жесткие конкретные задачи переподготовки Красной армии. Дорогой ценой армия приобретала опыт боевых действий. Не оправдывая ошибки командования, напомним, что всего два года назад РККА отказалась от территориально-милиционного принципа формирования. Принято считать, что армия была серьезно ослаблена репрессиями 37 года. Разумеется, это не могло не сказаться на боеготовности войск. Но мы знаем, как вел себя Блюхер во время конфликта с японцами на Дальнем Востоке, проявив полную растерянность и беспомощность. Хорошо известен авантюризм Тухачевского, который бросил войска в неподготовленный поход на Варшаву, мечтая о «мировой революции» и восстании против эксплуататоров «польского пролетариата и крестьянства». Закончилось эта авантюра поражением Красной армии, которое поляки называют «чудом на Висле». |
| За окном под минус тридцать, снег не лепится, дышать невозможно. В садик и младшую школу дети не пошли. Устраиваем снежные бои дома. Вместо снега подойдут белые перчатки или носки, скатанные в шарики, а вместо снежной крепости – подушки и одеяла. Просто так долго и увлеченно бросаться «снежками» без настоящего снега и морозца у вас вряд ли получится, поэтому придумайте увлекательную сюжетную игру – историю с действующими лицами и развитием отношений. Уверены – любой ребенок откликнется на такую идею с восторгом. Да, идеального порядка в доме не гарантируем. Зато будет очень весело, особенно если играть с большим, чем двое, количеством участников, а еще лучше – под бодрые детские песенки из мультфильмов или под музыкальную сказку. Игра способствует эмоциональной разрядке и сжигает лишний адреналин, что особенно полезно детям с выраженной гипердинамией, да и просто всем, кто по какой-то причине засиделся дома. Вам, усталому от забот взрослому, она поможет сблизиться с детьми, снять напряжение и создать себе и близким благоприятный эмоциональный фон. Пикник на снегу Устроить в детской или гостиной антураж зимней веранды ничего не стоит. Застилаем все плоские поверхности белым – пледами, скатертями или даже простынями. Несколько рябиновых гроздьев с мороза, игрушки и мишура с елки (если убрали недалеко), горки апельсинов или мандаринов (на «снежном» фоне – невероятно красиво), свечи, фонарики и все что угодно, что ассоциируется у вас со снежным зимним днём – и фон для пикника готов. Стол тоже полностью доверяем вашей фантазии, подойдет всё, даже овсяная каша, если у вас есть по ней ностальгия. Кое-то подскажем и на сладкое – например, белые шарики из крема и кокосовой стружки с орехом внутри, белоснежный молочный коктейль с пузырьками или любое другое любимое вами белое «снежное» лакомство. Сервировка стола своим дизайном тоже может соответствовать настроению – зимние цвета и фактуры только приветствуются. Очевидные плюсы такой затеи: ваши кулинарные таланты оценят по достоинству, дети-малоешки приобретут завидный аппетит, а серенький денек будет скрашен радостным событием. Да, и не забудьте про фотографии – фотографируйте от души. Рассматривая эти кадры, ваши подросшие дети и через год, и через пять будут вспоминать этот домашний пикник с восторгом и сердечной теплотой. «Разумный» файв-о-клок |
| От петербургских туманов и призраков спасался он в Царское. Здесь, в уединении, было легче. Он жил зимой в трех маленьких комнатках церковного флигеля – кабинете, спальне, столовой – очень простых, почти бедных. Ему казалось, что он уже отрекся от престола и живет в отставке. Однажды, после обеда, он сидел один в кабинете у камелька. День был серенький, но иногда из-за туч выглядывало солнце; пламя в камельке бледнело, водянисто-прозрачное, и на замерзших окнах алмазный папоротник искрился. А за окнами, на грифельно-темном небе, белели деревья, одетые инеем; там, в снежном парке – светло, бело и тихо, как за тысячи верст от города: тишина колыбельно-могильная. Он думал о предстоящем свидании с князем Валерьяном Голицыным. Помнил обещанье, данное Софье; помнил также лицо князя Валерьяна в тот вечный миг над гробом Софьи, когда вдруг почувствовал, что любовь к умершей соединяет их, и что этот враг его – единственно нужный, близкий ему человек. Тогда ничего не стоило подойти к нему и заговорить, но потом, чем больше думал об этом свидании, тем труднее казалось оно. Проходили месяцы. Он все откладывал. Голицын ждал и перестал ждать; хотел уехать, просил отпуска. Государь не пускал его, но теперь был уверен, что свидание будет для обоих тягостно, лживо, унизительно и, главное, смешно тем страшным смехом, который всюду преследовал его. А все-таки думал об этом свидании упорно, жадно и мучительно, как будто растравлял с наслаждением рану свою. Воображал себе весь разговор в мельчайших подробностях, готовил свои вопросы и его ответы, – говорил за обоих, иногда, увлекаясь, вслух, – как актер учит роль свою перед зеркалом. Сначала – о Софье. – Я исполняю, – скажет, – ее предсмертную волю, говоря с вами, князь! Она говорила мне, и я знаю, что это так: если вы любили ее, то не можете быть мне врагом. Именем ее прошу вас, говорите со мной, не как с государем подданный, а как человек с человеком, как сын с отцом. Я верю, и мне хотелось бы, чтобы и вы поверили, что она слышит нас… Помолчит и посмотрит ему прямо в глаза, а тот не выдержит, – потупится. |
| Фото: 74.mchs.gov.ru «Там же дома горят!» Пожары подошли вплотную к поселкам в Челябинской области Более 70 человек уже эвакуировали 9 июля, 2021 Более 70 человек уже эвакуировали Фото: 74.mchs.gov.ru В Челябинской области бушуют лесные пожары. 9 июля сгорели 63 дома в поселке Джабык. Площадь лесных пожаров составляет 4800 гектаров. Сильный ветер не дает возможности потушить огонь. Что произошло В поселке Джабык сгорели 63 дома, из них 40 домов — жилые, остальные — дачные. Площадь возгорания, по данным авиаразведки, составляет 4800 гектаров. В тушении принимает участие около 300 человек, в регион вылетел Ил-76 МЧС России. Людей начали экстренно эвакуировать в безопасное место. Пункты временного размещения организованы в поселках Снежном, Новокаолиновом и городе Карталы. Там находятся 72 человека, из них 12 детей. Эвакуированных из поселка Джабык разместили в школе поселка Снежного. «Не наводите панику» Местные жители возмущены тем, как тушат пожары. Они эмоционально рассказывают, что им приходится переживать. — У меня со второго этажа прекрасно видно, как идет верховой пожар. Я говорила, что только сверху можно тушить. И ничего. Говорят: «Не наводите панику». Паника? Джабык сгорел! Я не знаю, что там делается, там дома горят! — рассказала одна из местных жительниц, проживающая в Каргалельском районе. Она говорит, что сама пытается прибить огонь хоть чем-то. Режиссер Валерия Валеева рассказала о своей сестре, которая попала в эпицентр пожара и была эвакуирована. Кадры эвакуации она разместила в своем инстаграме. Видно, как люди сидят в автобусе, а вокруг полыхает огонь. По ее словам , сестра ждала до последнего команды от пожарных, их с приятелем вывезли из Запасного на автобусе и разместили в школе. Сейчас девушка находится в Магнитогорске, с семьей. Челябинский Бэмби Сотрудники МЧС спасли из огня олененка. По-видимому, малыш попал в окружение огня, возможно, его мама погибла. Испуганное животное спасатели на руках вынесли из очага пожара в безопасное место. Посмотреть эту публикацию в Instagram |
| в пустыне снежной? в снежном необъятном всепустынном поле поле? И кто тут приидет Святороженице на помощь? Но! В Ночь Святого Рождества во снегах безпробудных зде грядет зде шествует всходя стопами над снегами Сошественница Дева Святороженица Богоматерь Чу!.. В какие пуховые ледовые жемчужные искристые сугробы Она пеленает Вечного Агнца? Впервые увидевшего необъятные снежные одеяла да детский ночной живой чепец из радостного заснеженного русака снегопадника зайца Ах Господь! Ах каково рождать Богомладенца в русских снегах где уже по деревням осиротевшим не рождают жены даж земных младенцев? Ах да где мои родимые повивальные бабки деревеньки богоприимицы тысячелетние кормилицы хранительницы Ах кто же Запоздалицу Звезду захожую с небес на Русь Заступницу Святороженицу свято приимет Кто Агнца обернет в пеленки? кто обрежет пуповину? кто омоет сукровицу? Кто блины с конопляным маслом да сочники картофельные захожим заснеженным Гостям улыбчивым улыбчиво придвинет? Ау! ау! ау! но где ж вы деревеньки трепетные кривенькие Стыдливые Родильные домы земные для Гостей небесных Ау! 2 Но над затонувшими в бездонных снегах крышами виются не дымки гостеприимные А ветры ледяные острые срывают снег и мертвый снег над брошенными избами сиротски сыплется курится А не хлебный дым печной живой струится длится веселится Ау! ау! а где же вы старушки вековухи да деды святые русичи молчальники в тысячелетних избах избах избах А снежный неоглядный ветер носит в поле ледяном безлюдном голоса хоры загробные с небес курчавые кручинные Ах Матушка Заступница помилуй пожалей нас Мы Тебя не дождались А нынче мы не в избах Нынче мы в могилах... Тогда Она с Младенцем восстает встает над снежным полем в небеса Тогда Она встает над Русью в небесах аки вечная Звезда И ждет ждет ждет Когда хотя б одна кормилица родимица изба в снегах очнётся да приветный свет прольёт 2006 Зимний Спас В русском поле всеметельном заметенном На Кресте заледенелом Русский Спас заиндевелый Улыбается блаженно И улыбкою вселенской |
| Ночью… С сумою дорожной луны, Днем ты дохнешь на полуденный щелок, Днем на седую золу головни. День не всегда ль порошится щепоткой Сонных огней, угрызеньем угля? Ночь не горела ль огнем самородка, Жалами стульев, словами улья? О, просыпайтеся, как лаззарони С жарким, припавшим к панели челом! Слышите исповедь в пьяном поклоне? «Был в сновидения ночью подъем». Ночью, ниспал твой ослабнувший пояс, И расступилась смущенная чернь… Днем он таим поцелуем пропоиц, Льнущих губами к оправе цистерн. За обрывками редкого сада За обрывками редкого сада, За решеткой глухого жилья, Раскатившеюся эспланадой Перед небом пустая земля. Прибывают немые широты, Убыл по миру пущенный гул, Как отсроченный день эшафота, Горизонт в глубину отшагнул. Дети дня, мы сносить не привыкли Этот запада гибнущий срок, Мы, надолго отлившие в тигле Обиходный и легкий восток. Но что скажешь ты, вздох по наслышке, На зачатый тобою прогон, Когда, ширью грудного излишка Нагнетаем, плывет небосклон? Хор Ю. Анисимову Ю. Анисимову Жду, скоро ли с лесов дитя, Вершиной в снежном хоре, Падет, главою очертя, В пучину ораторий. (вариант темы) Уступами восходит хор, Хребтами канделябр: Сначала дол, потом простор, За всем слепой октябрь. Сперва плетень, над ним леса, За всем скрипучий блок. Рассветно строясь, голоса Уходят в потолок. Сначала рань, сначала рябь, Сначала сеть сорок, Потом в туман, понтоном в хлябь, Возводится восток. Сперва жжешь вдоволь жирандоль, Потом сгорает зря; За всем на сотни стогн оттоль Разгулы октября. Но будут певчие молчать, Как станет звать дитя. Сорвется хоровая рать, Главою очертя. О, разве сам я не таков, Не внятно одинок? И разве хоры городов Не певчими у ног? Когда, оглядываясь вспять, Дворцы мне стих сдадут, Не мне ль тогда по ним ступать Стопами самогуд? Ночное панно Когда мечтой двояковогнутой Витрину сумерки покроют, Меня сведет в твое инкогнито Мой телефонный целлулоид. Да, это надо так, чтоб скучились К свече преданья коридоров; Да, надо так, чтоб вместе мучились, Сам-третий с нами ночи норов. |
| Сие неизмеримое пространство Северной Азии, огражденное Каменным Поясом, Ледовитым морем, океаном Восточным, цепию гор Альтайских и Саянских – отечество малолюдных племен Могольских, Татарских, Чудских (Финских), Американских – укрывалось от любопытства древних Космографов. Там, на главной высоте земного шара, было, как угадывал великий Линней, первобытное убежище Ноева семейства после гибельного, всемирного наводнения; там воображение Геродотовых современников искало грифов, стрегущих золото: но история не ведала Сибири до нашествия Гуннов, Турков, Моголов на Европу: предки Аттилины скитались на берегах Енисея; славный Хан Дизавул принимал Юстинианова сановника Земарха в долинах Альтайских; Послы Иннокентия IV и Св. Людовика ехали к наследникам Чингисовым мимо Байкала, и несчастный отец Александра Невского падал ниц пред Гаюком в окрестностях Амура. Как данники Моголов узнав в XIII веке юг Сибири, мы еще ранее, как завоеватели, узнали ее северо-запад, где смелые Новогородцы уже в XI веке обогащались мехами драгоценными. В исходе XV столетия знамена Москвы уже развевались на снежном хребте Каменного Пояса, или древних гор Рифейских, и Воеводы Uoahha III возгласили его великое имя на берегах Тавды, Иртыша, Оби, в пяти тысячах верстах от нашей столицы. Уже сей Монарх именовался в своем титуле Югорским, сын его Обдорским и Кондинским, а внук Сибирским, обложив данию сию Могольскую, или Татарскую, Державу, которая составилась из древних Улусов Ишимских, Тюменских или Шибанских, известных нам с 1480 года и названных так, вероятно, по имени брата Бытыева, Шибана, единовластителя Северной Азии, на восток от моря Аральского. Пишут, что «Князь Ивак или Он, племени Ногайского, Веры Магометовой, жил на реке Ишиме, повелевая многими Татарами, Остяками и Вогуличами; что какой-то мятежник Чингис свергнул Ивака, но из любви к его сыну Тайбуге, дал ему рать для завоевания берегов Иртыша и великой Оби, где сей юный Князь основал Сибирское Ханство и город Чингий на Type, в коем властвовали после сын Тайбугин, Ходжа, и внук Map, отец Адера и Яболака, женатый на Царевне Казанской, сестре Упаковой; что Упак убил Мара, а сын Адеров, Магмет, убив Упака, построил Искер, или Сибирь, на Иртыше (в шестнадцати верстах от нынешнего Тобольска); что преемниками Магметовыми были Агиш, сын Яболаков, Магметов сын Казый и дети Казыевы, Едигер (данник Московский) и Бекбулат, сверженные Кучюмом, сыном Киргизского Хана Муртазы, первым Царем Сибирским» (также Иоанновым данником). |
| Вот — скифы, вот — халдейский пастух, познавший ход небесных светил; вот в пустыне иероглифы, гласящие о победах Рамзеса; вот Александр Великий, называющий себя сыном бога Аммона; вот Ламия, Амалтея, Старый Викинг, Данте, Дон-Жуан, Баязет, Мария Стюарт, Наполеон. Осведомленность автора — универсальна, любовь к «археологическим прогулкам» — неутомима. На стихах, однообразных по фактуре, — печать неизменной торжественности. Жанр повествовательной поэзии представлен в сборнике несколькими поэмами. Брюсов рассказывает с эпической простотой, неспешно и негромко; ему удается стилизация; поэмы его часто выразительны в своей безыскусственности. Удачно «Сказание о разбойнике», заимствованное из «Пролога»; мастерски воспроизведен мрачный колорит легенды о викингах. Свен Краснозубый с сорока дружинниками плывет на север: он обручен с полярной звездой. Голубые льды, озаренные северным сиянием, преграждают ему путь. Смельчаки гибнут в снежном урагане: Валькирии уносят их в Валгалу. И только один утес глядит на мертвую прелесть Полярной звезды… Любопытны попытки Брюсова написать «сатирическую поэму» о «Городе замкнутом» как о будущей судьбе человечества. В этой довольно нескладной фантазии есть подлинное воодушевление, почти вдохновение. Старинный город заперт скалой, пустыней и морем. В нем — готические здания, музеи, суровые и пустынные церкви, скучный парк, где чинно гуляют жители. Это — город лжи и пошлости. А что, если пошлость предвестие будущего? Что, если весь мир превратится в «дом со стеклянным черепом», который покроет земной шар? Нет, отвечает поэт: снова начнутся войны; новые дети уничтожат наш старый мир. И будут волки выть над опустевшей Сеной, И стены Тоуэра исчезнут без следа. И опять будет простор, свобода и солнце. Поэма заканчивается эффектной строфой: Освобождение, восторг великой воли, Приветствую тебя и славлю из цепей! Я — узник, раб в тюрьме, но вижу поле, поле… О, солнце! о, простор! о, высота степей. В поэме отразились впечатления от Ревеля, в котором жил тогда Брюсов, и увлечение «городской» поэзией Верхарна. |
| Вымыт зашарпанный пол. Печка обмазана свежей глиной, жарко топится интинским углем. Еловый стол выскоблен стеклышком добела. Занавесками отгорожено пространство от завистливых глаз, а за нею рай, мой, наш общий рай. Вместо железной кровати «тахта» — щит, сколоченный из досок, а на нем тюфяки, набитые опилками. Вместо персидского ковра — пестрая тряпочка на стене, и новенькое, малинового цвета, простеганное ватное одеяло, как и просил, двуспальное, на широкой «тахте». Рядом с ней убогая тумбочка с салфеткой. Все готово, все в ожидании похищенной красавицы, которая мчится на железном коне. Пора! Пора встречать. Бегом — по шпалам на Предшахтную, под мышками валенки на всякий случай. На дворе мороз. Бегут вагончики, колышутся, на стыках бьют колесами, повторяя одни и те же слова: «Еду, еду, еду. Едет! Едет! Едет!» Из далекого пространства необъятной тундры доносится свист паровоза: вот показались три светлые точки, ближе, ближе, простучали мимо колеса, взметая снежную пыль. Заскрипели, выбрасывая искры, тормоза. Остановились вагоны, белые от морозного инея, открылись двери. Глаза смотрят, сердце стучит. Вот она, Варюшка! Радость, надежда моя. Сияют очи, сияет небо, сердце через край, бьется, стучит и волнуется. Двое средь белых снегов застыли в долгом поцелуе, и слезы на глазах. Дожил! Дождался! Отстрадал! Отмучился! Нашел потерянное! Обнял! В снежном сугробе передо мной моя любовь, моя мечта и надежда, стоит в осенних столичных туфельках, небольшой чемоданчик у ног. Ноги всунуты в валенки, снова восторг. Смотрим и насмотреться не можем, и чувство такое, что вместе мы были всегда, что не было разлуки и тех мучительных лет - все ушло в небытие, исчезло, сгинуло, прошло, как сон, как миг один. — Варюшка, радость моя! Все, что было, — на том крест. Его вообще не было. Стучат колеса на стыках рельс, и, прислушавшись, слышим: «Приехала, приехала, приехала, приехала», — и дальше все сильней и отчет ливей стучат колеса на стыках. «Приехала, приехала, приехала!» Под эту непрестанную песнь, наперебой, не вникая в слова , идут рассказы. То она, то я — рассказы, которые рассказать не в силах, на которые нужно время, и спокойное сердце, и успокоенная страсть. Сейчас мы оба не в силах вникнуть в слова, в их значение и во все пережитое нами за эти годы. Для этого нужны недели, месяцы и успокоенные крылья, обнявшие друг друга в ночной тишине, и слова, слова, а в них — вся жизнь, и прошлая печаль, и радость сегодняшнего дня. Вот уж действительно, с милым рай в шалаше! С милым рай и на водокачке. |
| Но Киту все было нипочем. Свобода и свежесть чувствовались в этом вихре, — пусть завывает, пусть щиплет лицо — не страшно! Ветер подхватывал сухие ветки и увядшие листья, уносил их с собой в снежном облаке, и Киту казалось, будто все вокруг дышит одной мыслью с ним и торопится, торопится, так же как и он. Чем свирепее порывы ветра, тем лучше, — кажется, будто быстрее движешься вперед. А разве не приятно вступать с ними в нещадную борьбу и преодолевать их один за другим? Следить, как они заранее набираются силы и гнева и со свистом несутся мимо, нагибать голову им навстречу, а потом, оглянувшись назад, видеть, как высокие деревья склоняются перед ними, и прислушиваться к хриплым завываниям, постепенно замирающим вдали. Дуло весь день без перерыва. Наступила ночь — ясная, звездная; однако ветер не стих, и мороз стал пробирать до костей. Минутами, к концу длинных перегонов, Кит был бы не прочь, чтобы немножко потеплело, но лишь только они останавливались менять лошадей и ему удавалось промяться как следует да еще побегать взад-вперед — ведь пока расплатишься со старым форейтором, пока поднимешь со сна нового, пока запрягут! — кровь так и закипала у него в жилах до самых кончиков пальцев, он говорил себе: «Нет! Будь теплее хоть на градус, наше путешествие потеряло бы половину своего очарования, своей прелести», — и одним прыжком вскочив на запятки, подхватывал веселую песенку колес, когда, оставив позади обывателей, мирно почивавших в теплых постелях, они снова выезжали на пустынную дорогу. Между тем двое джентльменов, отнюдь не расположенных ко сну, коротали время в беседе. Так как оба они были взволнованы и терзались нетерпением, разговор у них, как и следовало ожидать, шел главным образом о цели этого путешествия, о том, что послужило к нему поводом, и о связанных с ним надеждах и страхах. Надежд на него возлагалось много, а страхов, может статься, совсем не было, если не считать той смутной тревоги, что всегда сопутствует внезапно вспыхнувшей надежде и затянувшемуся ожиданию. |
|
|
