| Сказав, что когда-нибудь нет Господа, не просто допустишь, что нет силы, но выразишь сим, что нет силы Божией, нет силы Отчей. Следовательно, утверждаемое в твоем слове о небытии некогда Сына, не иное что утверждает, как отсутствие всякого блага у Отца. Смотри, к чему обращается остроумие мудрых и сколько истины в Господнем о сем слове, которое говорит: (Лк.10:16). Ибо чем отвергают вечное бытие Единородного, тем самым бесчестят Отца, словом своим отъемля у славы Отчей всякое доброе именование и представление о ней. Посему, сказанным ясно обнаружено бессилие злоухищрения у писателя, который, намереваясь доказать противоположность сущности Единородного и сущности Отца наименованием одной нарожденною, а другой рожденною, изобличает себя в том, что усиливается утверждать несостоятельное. Ибо из слов его явствовало, во-первых, что иное есть имя сущности, а иное — рождения, а потом, что сущность в Сыне не какая-либо новая и отличная от сущности Отца. Напротив того, что есть Отец в отношении к естеству, то же есть и Тот, Кто от Него, потому что, по доказанной уже нами истине сего слова, естество в лице Сына не изменилось в инаковость. Сущность Авеля не произвела перемены естества, так, по чистому учению, Единородный Бог, нисшедши от Отца и во Отце пребывая, как говорит Евангелие (Ин. 16:28, 17:21), рождением Своим нимало не изменил в Себе сущности нерожденного, но, по простому и нехитрому слововыражению нашей веры, есть свет от света, Бог истинный от Бога истинного, Сущий всем тем, чем есть Отец, кроме сего единого, что Тот — Отец. О цели же, с которой Евномий рассуждает о сем так утонченно, не должно, думаю, и говорить в настоящем случае. Дерзко и опасно или позволительно и безопасно превращать из одного в другое речения, означающие естество Божие, и Рожденного называть рождением, — оставляю это без исследования, чтобы слово наше, сверх должной меры занявшись спором о мелочах, не вознерадело о важнейшем. Но должно, как рассуждаю, в точности выразуметь, естественно ли то отношение, которым вводится употребление сих именований, ибо Евномий, без сомнения, утверждает, что со свойством наименований вводится вместе и существенное свойство. |
| Ибо если признак крайней тупости — называть одного — конем, а другого — человеком, когда оба они на самом деле люди, то равному, конечно, бессмыслию свойственно, веруя, что Отец есть Бог и Сын есть Бог, называть одного сотворенным, а другого несотворенным, потому что как в вышеприведенном примере человечество, так здесь Божество не допускает извращения имени на имя другого рода. Ибо что есть бессловесное по отношению к человеку, то и тварь по отношению к Божеству, и последняя одинаково не может быть понимаема тожественною с произведшим ее. И как нельзя применить одного и того же определения к разумному существу и четвероногому, потому что каждое из них естественно отличается от другого своею особенностью, так и сущность сотворенную и несотворенную ты не изъяснишь одними и теми же словами, так как то, что говорится об одной сущности не находится в другой. Потому что как в коне не находится разумности, а в человеке — однокопытности, так и в твари — Божества, а в Божестве — сотворенности; но если Бог, то непременно и несотворен, а если сотворен, то не Бог, — разве кто-нибудь по некоторому словоупотреблению и обычаю перенесет на тварь одно имя Бога, как и некоторым коням всадники дают человеческие имена. Но ни конь не есть человек, хотя бы он назывался человеческим именем, ни тварь не есть Бог, хотя бы некоторые усвоили ей название Божества, даря пустой звук из двух слогов ( ). Итак, поелику учение ереси случайно сошлось с истиною, то пусть он посоветует сам себе оставаться при свойственным предметам словах и даже образно не прилагает к ним своих слов, но на самом деле почитать тупым и помешанным того, кто именует предмет не как он есть, но вместо человека говорит конь, вместо неба — море, вместо Бога — тварь. И никто не думай, что неразумно противополагать Богу тварь, но смотри на пророков и апостолов. Пророк говорит от лица Отца: рука моя сотворила все сие (Ис. 48:13), загадочно называя рукою силу Единородного, а Апостол говорит, что все из Отца и все через Сына (Кол. 1:16). |
| Но не неблаговременно, может быть, для ясности тщательнее исследовать сие учение. Выдающий за догмат, что жизнь Отца старше жизни Сына, некоторым расстоянием времени отделяет Единородного от Сущего над всеми Бога, о сем же среднем между Ними расстоянии предполагает, что оно есть нечто или беспредельное, или заключенное в некоторые пределы и определенное явными признаками. Но назвать Его беспредельным не позволяет мысль о среде, которая непременно ограничит в уме и понятие об Отце, и понятие о Сыне; да и самой этой среды не поймет ум, пока беспредельное ни с одной стороны не будет определено и понятие об Отце сверху не преградит продолжения беспредельному, и понятие о Сыне снизу не пресечет беспредельности, потому что самое понятие беспредельного требует того, чтобы всюду разливаться естеством и ни откуда никаким пределом не быть ограниченным. Посему (в рассуждении Отца и Сына твердым и непреложным да пребудет понятие бытия!) никакой не будет возможности расстояние сие представлять себе беспредельным; напротив того, по всей необходимости, Единородного представляют они себе в определенном некоем расстоянии от Отца. А это, как утверждаю, значит, что по учению сему и Сый над всеми Бог не от вечности, но возымел начало с некоей определенной точки времени. Такова моя мысль, которую сказываю; к объяснению же оной известными примерами, чтобы посредством видимого соделалось для нас ясным и неизвестное, присовокуплю: по Моисееву писанию утверждая, что после неба в пятый день сотворен человек, сим словом, не произнося вслух, утверждаем также, что за пять до сего дней неба еще не было; так совершающееся после чего-нибудь предшествующим ему расстоянием времени определяет существование и того, что умопредставляется бывшим прежде. Если же примером сим недостаточно уяснили мы свою мысль, то можем разумеемое нами представить иначе, говоря, что закон дан через Моисея по истечении четырех сот тридцати лет от обетования Аврааму. Если, от закона возвратившись назад и протекши мыслью предшествующее ему время, достигнем предела поименованному числу лет, то ясно поймем, что до сего времени обетования Божия еще не было. И многое можно сказать, подобное сему, но отказываюсь перечислять все сие по одиночке, так как это дело скучное. |
| Ибо подобно отцам своей ереси, разумею книжников и фарисеев, умеет тщательно оцеждать и нещадно пожирать горбатого вельбуда (Мф. 23:24), навьюченного тяжелою ношею лукавства. И, может быть, не неуместно было бы сказать ему, чтобы пощадил от такого законоположения живущих в нашем гражданском обществе и не давал повеления почитать за ничто различение осуждения во лжи по малости и значительности дел. Ибо не одинаково грешат и Павел, допуская ложь и очищаясь по-иудейски благовременно с пользою для введенных в обман, и Иуда во время предательства, приняв на себя вид друга и защитника. Солгал и Иосиф, человеколюбиво шутя над братьями, и клянясь в этом фараоновым здравием (Быт. 42:16); солгали и братья против него, по зависти умыслив ему сперва смерть, а потом рабство. Можно сказать много и других подобных примеров. Лжет Сара, устыдясь своего смеха; лжет и змий, внушая такую мысль, что человек преслушанием перейдет в естество Божие. Великая разность во лжи по тому, чего она касается; невозможно и сказать какова она, будешь ли судить по древним повествованиям или по нынешней жизни. Посему и мы, по общему приговору о людях, какой устами Пророка изрек Дух Святый, а именно: «всяк человек ложь» (Пс. 115:2), — соглашаемся, что и человек Божий вовлечен был в ложь, случайно употребив название сопредельной страны или по незнанию местного именования, или по необращению на то внимания. Но солгал и Евномий, и какая же это ложь? Извращение самой истины; говорит, будто бы вечно Сущего когда-то не было; утверждает, что истинно именуемый Сыном называется так лжеименно; о Творце вселенной выражается, что Он тварь и создание; Господа всяческих называет рабом; по естеству имеющего начальство сопричисляет к естеству рабственному. Мала ли эта разность во лжи? Такова ли чтобы кому-либо почесть за ничто солгать, по-видимому, так или иначе? 11. Но смотрите, какую прилагает попечительность об истине в доказательстве, других укоряющий даже за софистический образ речи. Учитель наш в слове к Евномию сказал, что во время переворота в делах в награду за нечестие приобрел он Кизик. |
| Итак, посмотрим, в каком смысле разумеет необходимость таковой разности, по какому произведенному сравнению измеряемых друг другом, телесному ли или усматриваемому мысленно в преизбыточествующем и недостаточествующем добродетелью, или по самой сущности? Но о сущности сведущими в любомудрии о подобном сему доказано, что невозможно представить себе в ней какую-либо разность, если кто, очистив и обнажив сущность от усматриваемых при ней качеств и свойств, будет исследовать ее в себе самой, по самому понятию бытия. Усилением же и ослаблением добродетели представлять себе таковую разность в Единородном и Духе, и вследствие сего естество Их предполагать необходимо изменяющимся в то и другое, как равно приемлющее в себя противоположности и стоящее на взаимном пределе прекрасного и противного тому, — свойственно крайнему нечестию. Ибо кто говорит сие, тот доказывает, что иное нечто есть естество сие по собственному своему устройству и иным чем-либо делается по причастию прекрасного и дурного. Так бывает с железом, которое, долго оставаясь в огне, принимает в себя качество теплоты, продолжая быть и железом; если же будет в снегу или во льду, то изменяет качество сие в другое, которое берет над ним верх, в собственные свои части принимая холод снега. Посему, как не по усматриваемому в железе качеству называем сие вещество, не именуем его ни огнем, ни льдом, когда оно приняло в себя качество одного из сих веществ, так, если по учению нечестивых, допущено будет о животворящей силе, что не по сущности пребывает в ней благо, но происходит от приобщения, то уже не в собственном смысле будет именоваться благом, напротив того, такое предположение принудит представлять себе нечто иное, а именно нечто такое, в чем благо не вечно усматривается, и что, взятое само по себе, не заключается в естестве блага, так что никогда в этой силе не было блага и никогда опять не будет. Ибо если что по причастии лучшего делается благом, то явно, что оно до причастия не было таковым. И если что, будучи иным, в присутствии блага приняло на себя его цвет, то, без сомнения, как скоро разлучится с благом, признаваемо будет за нечто другое, а не за благо. |
| 11:6—9). Потому что пока все жили одинаково, и люди еще не разделились на многие различия народов, вся совокупность вместе живших людей говорила одним языком; после же того, как по Божественному изволению должна была соделаться обитаемой вся земля, по расторжении общения языка, люди рассеялись по разным местам, и каждый народ (вновь) образовал особый характер речений и звуков, получив в удел единогласие, как бы некоторую связь взаимного единомыслия, так что, не разноглася относительно знания предметов, люди стали различаться образом именования (их). Ибо не иное что кажется камнем или деревом (одним и не иное) другим, а имена (сих) веществ у каждого (народа) различны, так что остается твердым наше слово, что человеческие звуки суть изобретения нашего рассудка. Потому что мы не знаем из Писания ни того, чтобы в начале, когда еще человечество было само с собою единогласно, сообщены были слова от Бога каким-либо научением, ни того, чтобы, когда языки разделились на разные отличия, Божественный закон установил, как каждый должен говорить; но Бог восхотел, чтобы люди были разноязычны, предоставил им идти естественным путем и каждому (народу) как угодно образовать звук для объяснения имен. Итак, Моисей, живший много поколений спустя после столпотворения, употребляет один из последующих языков, повествуя нам исторически о происхождении мира и приписывая Богу некоторые слова, излагает их на своем языке, на котором был воспитан и к которому привык. Он не отличает слов Божиих особенностью какого-нибудь инородного и странного звука, чтобы необычайностью и отличием имен показать, что это слова Самого Бога, но, употребляя обычный язык, одинаково излагает и свои слова, и Божий. А некоторые из тщательнее изучивших Писание говорят, что еврейский язык даже и не так древен, как остальные, но что вместе с другими чудесами совершилось у израильтян и то чудо, что этот язык вдруг дан народу после (исшествия из) Египта. И у пророка есть одно место, удостоверяющее это: «внегда изыти ему , говорит, из земли Египетския, тогда языка, егоже не ведяше услыша» (Пс.80:6). |
| Есть повод думать, что если во время своего путешествия св. Василий и не встречался лично с Аполлинарием, то по крайней мере продолжал свою переписку с ним. Так, отвергая обвинения Евстафия Севастийского, он спрашивает последнего: „если одно время и моего письма (к Аполлинарию) и сочинения (Аполлинария, содержавшего в себе савеллианские мысли), то где доказательства, что я одобрял оное в уме? Спроси сам себя: сколько раз ты навещал меня в обители, что на реке Ирисе... Слышал ли ты что нибудь подобное (тому, что находится в сочинении Аполлинария)?... Нашел ли ты, что в уме у меня было что либо похожее?» 247 . Василий хочет сказать, что даже в то время, когда он состоял в переписке с Аполлинарием, он не разделял его образа мыслей и кое-что не одобрял в своем уме, и в свидетели этого призывает самого обвинителя. Если это понимание приведенных слов Василия правильно, то мы должны предполагать, что после посещения Египта Аполлинарий возратился в Сирию и остальное время своей жизни проводил или здесь 248 , или в какой-либо ближайшей к Сирии провинции, так как в Лаодикию он едва ли мог вступить ранее 362-го года. Уже одно это заявление Василия, что он не разделял образа мыслей Аполлинария, „с детства далек был от подобных учений», показывает, что отношения его к последнему никогда не были слишком близкими и прочными. Правда, в одном письме он прямо называет Аполлинария человеком „близким и единодушным» 249 , но здесь он характеризует не свои личные отношения к нему, а общее положение Аполлинария в христианском мире того времени. Собственные же отношения Василия к Аполлинарию не шли далее „уважения» и вызываемого им „благоприязненнаго обращения» 250 . „Аполлинарий мне ни отец, ни сын; он не был у меня ни учителем, ни учеником» 251 , – говорил он в 375 году; – „я не учил ничему этого человека, котораго заблуждения приписывают мне, и сам не учился у него» 252 , а потому „если кто сочиняет в Сирии, то это до меня не касается» 253 . В 373-м году он решительно заявил, что общения с Аполлинарием не имеет 254 , и так как он никогда не принимал клириков Аполлинария в общение молитвы и не обменивался с ним каноническими письмами 255 , то должно думать, что и его переписка с Аполлинарием продолжалась очень не долго и имела весьма ограниченный объем. |
| Спустя некоторое время, в то же консульство, двадцать четвертого числа месяца августа, царь Валентиниан поставил царем сына своего Грациана, а в следующее консульство, то было второе Валентиниана и второе Валента, в одиннадцатый день месяца октября произошло в Вифинии землетрясение, разрушившее город Никею. Это был двенадцатый год от разрушения Никомидии. Спустя некоторое время после сего землетрясения, другим землетрясением была ниспровергнута большая часть Гермы в Геллеспонте. Такие события не возбудили нисколько благочестивого страха ни в арианском епископе Евдоксии, ни в царе Валенте. Они не переставали преследовать неодинаково мысливших с ними христиан. Между тем сии землетрясения казались знамениями беспокойств в Церквах. Многие из священных лиц были, как я сказал, сосланы. По некоторому промыслу Божию, не подверглись изгнанию за свое чрезвычайное благочестие только Василий и Григорий, из которых один был епископ Кесарии каппадокийской, а другой — небольшого, соседнего с Кесарией города Назианза. Но о Василии и Григории скажем ниже. Глава 12 О том, что последователи Македония, вынуждаемые насильственными мерами царя, отправили послов к Либерию римскому и подписали исповедание единосущия Преследуя исповедников единосущия, гонители в то же время нападали и на македониан, которые, быв теснимы более страхом, нежели насилием, отправляли к своим единомышленникам из города в город посольства с объявлением, что непременно нужно бежать к брату царя и к римскому епископу Либерию и что лучше принять их исповедание, нежели иметь общение с приверженцами Евдоксия. Итак, они посылают Евстафия Севастийского, который часто был низлагаем, Сильвана тарсийского из Киликии и Феофила из Костовал, города также киликийского, с повелением касательно веры не отделяться от Либерия, но вступить в общение с римской Церковью и признать веру в единосущие. Взяв с собой грамоты разномыслящих в Селевкии, посланные прибыли в древний Рим, но царя не видели, потому что он был занят в Галлии войной с сарматами, и вручили послание Либерию. |
| На следующий день суд и допрос перед мучителем повторился, войны же остались непреклонны. Все сорок легионеров отказались. Воинов раздели и ввели в ледяные воды Севастийского озера (стояла зима, лютый мороз), оставив на берегу растопленную баню. Кто хотел спасти свою жизнь, должен был заявить тюремному сторожу, что он отрекся от Христа, и тогда он мог войти в теплую баню и отогреться. Всю ночь воины мужественно переносили лютый мороз, ободряя друг друга и молясь. Один из страдальцев не выдержал и побежал в баню, но пороге упал замертво, как только приблизился к огню. В это время стражник Аглаий, охранявший мучеников, увидел, что на озеро опускаются с неба 40 мученических венцов, сорокового мученика нет. Тогда он с криком «И я христианин!» присоединился к мученикам, восполнив их число до сорока. Мучители, пришедшие немного спустя, увидели, что воины-христиане не только не замерзли, но, по-видимому, даже отогрелись. Тогда мучители молотами перебили им голени и побросали в огонь, а потом обугленные кости мучеников сбросили в реку. Спустя три дня мученики явились во сне блаженному Петру, епископу Севастийскому, и повелели ему предать погребению их останки. Епископ с несколькими клириками ночью собрал останки славных мучеников и с честью похоронил их. ПоО традиции в день сорока мучеников, который всегда приходится на Великий пост, служится Литургия, послабляется пост и пекутся жаворонки. Как испечь… Тропарь Севастийским мученикам Страстоносцы всечестнии, воины Христовы четыредесяте, твердии оружницы: сквозе бо огнь и воду проидосте, и Ангелом сограждане бысте. С ними же молитеся Христу о иже верою хвалящих вас: слава Давшему вам крепость, слава Венчавшему вас, слава Подавающему вами всем исцеления. «Всеславные страстотерпцы, мужественные бойцы, сорок воинов Христовых, вы прошли сквозь огонь и воду и стали согражданами Ангелов. С ними молитесь Христу о тех, кто воспевает вас: слава Давшему вам твердость, слава Увенчавшему вас, слава Тому, кто подает всем исцеления по вашим молитвам». Кондак |
| Жезлом, святе Димитрие, от Бога данным ти,/люди своя упасе на пажитех закона живоносна,/зверя же невидимаго шатание сокруши под нозе тебе поющих,/яко в бедах тя тепла предстателя имамы. Величание Ублажаем тя,/преподобне отче Димитрие,/и чтим святую память твою,/наставниче монахов/и собеседниче ангелов. Тропарь благоверному князю Всеволоду, во Святом Крещении Гавриилу, Псковскому, Новгородскому, глас 4 Измлада явился еси, Богомудре княже Гаврииле,/Божественный сосуд избран Богови,/благочестием воспитан, веру непорочну соблюл/и многи святыя церкви устроив,/изгнание претерпел еси от своих,/якоже и целомудрии прародители твои от брата убиение./С нимиже предстоя Святей Троице,/молися державы Российския начальником сохраненным быти, и всем нам спастися. Кондак, глас 8 Многомудренно преселився во град Псков, блаженне княже Гаврииле,/плод благий Богови в жизни сей был еси,/присноцветущ добродетельми, и якоже Давид незлобием./Того ради получил еси жизнь вечную на небесех,/всегда зря Святую Троицу,/моли избавитися нам от всяких бед, да зовем ти:/радуйся, утверждение граду нашему. Величание Величаем тя,/благоверный княже Всеволоде-Гаврииле,/и чтим святую память твою,/ты бо молиши за нас/Христа Бога нашего. Тропарь мученику Георгию Новому, Софийскому, Болгарскому, глас 4 В терпении многоискуснем, блаженне мучениче Георгие,/огнеискусную смерть претерпел еси/и по кончине твоей венец от Христа нетленный/с мученическими лики приял еси./И ныне, на земли кротких достойно водворялся,/Христа Бога о нас непрестанно моли,/иже верою покланяющихся раце мощей твоих. Ин тропарь, глас тойже Божественным желанием от юнаго возраста/весь сам себе Господеви возложив,/в молитвах и постех образ быв добродетели,/богатство же и славу, и доброродство телесное, яко не сущее, презрев,/и Христа единаго от души возлюбил еси,/и Того, истиннаго суща Бога, в Троице покланяема,/пред нечестивыми турки проповедал еси,/и, срацынскую 43 веру, и законы Моамефовы 44 под ногами поправ/и мучителя венцем украсився, славне,/к Небесным востекл еси ликостоянием,/премудре Георгие./Моли Христа Бога/сохранити отечество твое и спасти люди и град,/иже твоя подвиги присно почитающия. Ин тропарь, глас тойже |
|
|
